Лила Адлер 3

Еще внутри сеней была маленькая комнатка – чулан. Лиле он нравился. Там было очень мало места, но, тем не менее, в нем помещалось все необходимое: большой сундук с тяжелой крышкой, кровать с покатым краем и старинный одностворчатый платяной шкаф, на котором была масляными красками нарисована Аленушка, грустящая по своему братцу Иванушке. В чулане имелось крохотное застекленное окно, выходящее в ограду, но света от него практически не было. Зато под потолком висела лампочка без абажура, которой было вполне достаточно для освещения. На стене у кровати висел старинный ковер. Единственным минусом в чулане были проеденные мышами обои.

Пока Лила осматривала чулан, а Наташка сидела на веранде, переписываясь с кем-то в своем смартфоне, бабушка успела переодеться в свой дачно-огородный прикид и направилась на грядки собирать подножный корм.

Лила погасила свет в чулане и, немного помедлив, дернула на себя маленькую, но тяжелую дверь избы. Ей было не по себе каждый раз, когда она заходила внутрь. Так же и в этот раз: согнувшись в три погибели, чтобы войти, Лила постаралась побыстрее прошмыгнуть мимо печки, глядя на устланный половиками деревянный пол и боясь поднять голову.

Изба была разделена на две части, отделенные друг от друга перегородкой со шторкой. Возле входа в избу стоял старый холодильник с очень тугой дверцей – ее нужно было очень сильно дернуть, чтобы открыть. Рядом с холодильником стоял накрытый крышкой эмалированный бак с питьевой водой, а возле окна – маленький квадратный столик, накрытый пленкой. К столу был придвинут старинный деревянный стул с высокой спинкой, а под половиком возле стола можно было нащупать металлическое кольцо – это была ручка люка, ведущего в погреб. Погреба Лила тоже боялась, но не так сильно, как выгребной ямы: в погребе хотя бы были ступеньки и можно было включить лампочку!

В центре избы стояла старая выбеленная печь. К печи были приделаны полати, на которых хранились мешки с тряпьем. Обычно между печкой и стеной устанавливали раскладушки, но Лила совсем не хотела спать за печкой – потому что туда всю ночь смотрели портреты родственников, висящие над холодильником!

Портреты эти были больше похожи на могильные фотографии – черно-белые и мрачные, они оставляли не самое приятное впечатление. К тому же, лица родственников на них были до того суровые, что Лиле казалось, будто они обвиняют ее во всех смертных грехах! С какой бы стороны она к ним ни подходила, ощущение было такое, будто с портретов смотрят в упор, да еще и с укоризной. И зачем такую жуть держать в доме?

Зато в другой части избы, которую от портретов отделяла перегородка со шторкой, было весьма уютно: здесь было три окна, два раскладных дивана, письменный столик со стульями, старинное трюмо с зеркалом до самого потолка, старый, но рабочий ламповый телевизор, еще один платяной шкаф – правда, без картины, и еще старинный сервант с посудой и занятными фарфоровыми фигурками. На стенах здесь висели яркие ковры с переливающимся ворсом: на одном из них красовались ярко-желтые олени, а на другом – ярко-желтые музыканты и танцовщицы в пышных юбках. Одна из танцовщиц сидела на стуле и грустила, а ее подруги – такие же ярко-желтые, как и она сама, – пытались ее успокоить. Почему-то именно эта грустная танцовщица привлекала внимание Лилы всякий раз, когда она смотрела на этот ковер.

– Я здесь буду спать, – заявила Наташка, плюхнувшись на диван, прежде чем Лила успела поставить на него свою сумку. – А ты на раскладушке за печкой.

– Сама на раскладушке спи! – Возмутилась Лила. – Я первая зашла!

– А я первая заняла диван, – парировала Наташка.

Лила решительно поставила сумку на диван, но Наташка сбросила ее ногой на пол.

– Не складывай ничего на мою кровать, – холодно процедила Наташка.

– Это не твоя кровать! – Взвизгнула Лила.

– Найди себе другое место, – Наташка невозмутимо растянулась на диване, подперев голову рукой.

– Тогда я буду спать здесь! – Фыркнула Лила и уселась на второй диван.

– Мне все равно, – протянула Наташка, уткнувшись в свой смартфон.

– Девочки, идите резать салат! – Позвала бабушка из сеней в приоткрытую дверь, и тут же захлопнула ее, чтобы не пускать внутрь избы мух и комаров.

Лила пошла помогать бабушке, стараясь сохранять спокойствие – хотя бы внешне. Наташка отправляться следом за сестрой не спешила, да Лила и не ожидала от нее ничего другого. Она знала эти Наташкины хитрости: та всегда тянула время, дожидаясь, когда младшая сестра сделает за нее всю работу – или хотя бы большую ее часть. А если Наташке совсем было лень, то у нее вдруг ни с того, ни с сего начинали болеть живот или голова, а иногда и то, и другое сразу!

Так и в этот раз: когда бабушка пошла узнать, почему Наташа не идет, та сообщила, что у нее болит живот. Лила прекрасно понимала, что на самом деле виноват был не живот, а воспаление хитрости, но возмущаться не стала. Что ж, если у Наташки действительно болит живот, то салат она есть не будет. Ни салат, ни печенье, ни бублики – ровным счетом ни-че-го! И пусть только попробует на них позариться!