1452

– 

О, мессир, такая честь…

– 

Не обольщайся. Не так все просто как кажется, – прервал министр.

Бембо поймал себя на мысли, что , глядя на Чикко сложно определить его возраст, если не знать; хотя Бонифачио

естественно был в курсе, что тот старше его на десять лет. Высокий, поджарый, чуть сгорбленный, но абсолютно седой в свои 42 года. Совершенная платина волнистых волос и без единой морщины гладковыбритое лицо чуть тронутого солнцем смущали художника своей демонической ирреальностью. Нельзя было сказать, что оно было молодое, лицо было без изъяна как у античной статуи и также непроницаемо… Так выгля

дят те, кто договорился с вечностью и заключил сделку с Ним. Воображение разыгралось так, что Бембо не заметил, как оказался в пределах своей комнаты: просторной, светлой, с минимумом мебели, но всем необходимым для отдыха и работы. Подойдя к распахнутому окну, открылся умиротворяющий вид на внутренний двор

Rocchetta

, обрамленный легкой аркадой первого этажа

,

где во всем своем величии еще рос древний дуб. Ни гнев толпы в недавнем прошлом, ни неумолимая рука герцога не обрушились на этого исполина. К счастью

, тотальное перерождение крепости деликатно затронуло северо-западное крыло замка: к сохранившейся анфиладе жилых помещений первого этажа , достраивались верхние: быстро и без лишнего шума. Новый Правитель очень аккуратно вписал новый проект в то, что осталось от прежней крепости… В саду царила тишина, течение времени сгустилось и замедлилось, лишь шелест листьев напоминал о бренности бытия, будто сама противоречивая и мечущаяся душа последнего из Висконти Филиппо Мария вселилась в это величие Природы и о

брела здесь покой. В этом ностальгическом трансе Бембо пребывал недолго… Работа зовет! Бонифачио направился в капеллу посмотреть, что уже успела сделать боттега к его приезду

Капелла замка представляла собой удручающее зрелище: запустение и разруха, провалы в стенах и зияющие пустотой глазницы некогда витражных окон. От былого величия остались лишь обшарпанные стены да разбросанные элементы декора: капители колонн, фрагменты статуй, куски штукатурки.. Только строительные леса вдоль предполагаемой алтарной стены внушали надежду на возрождение. Для лучшего обзора обьема предстоящих работ Бембо присмотрел в центре зала мраморную глыбу кубической формы. Необычный белый камень с розовыми прожилками явно был из карьера рядом с Кандольей. Бонифачио не без труда взабрался на этот постамент и ,задрав голову, принялся изучать сводчатый потолок капеллы.

– Твои старания прекрасны, но тщетны. Не сим ты будешь славен в веках. – услышал за спиной Бембо чей-то голос. – Великий Мастер, Непобедимый Лев, уже пришел в этот мир! Сие случилось в апреле сего года! Его гений затмит всех остальных на века. Ты же талант свой обрати в образы учения древнего, но почти забытого! Один древний китаец сказал, что знаки и символы правят миром, а не слово и не закон! Отобрази «Путь Царей» извечный и красотой тайны одари человечество, живущее во мраке неведения!»– скрипучий голос заставил обернуться обескураженного Бонифачио. Источником неприятного звука была фигура в длинном темном старом плаще и капюшоне, почти полностью закрывающем лицо, лишь седина ухоженной бороды и желтый кружок на рукаве, выдавали пол, почтенный возраст и национальность говорящего.

– О чем ты говоришь, старый еврей? – спросил заинтригованный Бембо

– 

О картах, игральных картах! Порадуй герцогиню новым нетривиальным подарком. Всего 22 обновленных образа и ты бессмертен!

– 

Ты опоздал, старик! Два года назад я такое уже делал. -

Бонифачио

уже выполнял заказ герцога на колоду игральных карт. Та колода была подарком герцогине

Бьянке на десятилетие свадьбы с Франческо Сфорца. Карты тогда получились роскошные: сусальное золото поверх тонкого слоя левкаса на прессованном многослойном картоне. Шедевр!

– 

То была колода мастевых карт. Она нуждается в серьезном дополнении козырями- тарокки из 22 карт-образов большой арканы. – не унимался старик.

– 

Почему 22?

– 

Как говорит наш великий ученый и талмудист Иосиф Колон из Павии: «Все одновременно и просто и космически сложно!». Вот сейчас ты стоишь на кубе; по древнему учению Каббалы куб символизирует Вселенную. Куб имеет 12 граней, 6 поверхностей, 3 оси и центр. Итого: 22. Также 22 буквы в иудейском алфавите, древнейшем из известных! А каждая буква – это слово, слово – это звук, звук создает вибрацию, создающую определенную форму, цвет, образы в невидимом мире. Комбинация звуков рождает сложные формы жизни…Например, вот что есть имя, данное при рождении? Не просто слово, а нечто иное как Первая собственность человека в воплощении, и наверное единственная, которую нельзя забрать. Имя дано человеку, чтобы он мог им свидетельствовать перед Господом. Имя дано человеку, чтобы другие знали о делах его. Имя – это ключ, открывающий дверь к сокровенному знанию о человеке. В Евангелии от Иоанна сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». В древней традиции моего народа утверждается, что вся Библия зашифрована в одном слове, означающем имя Бога. Знающий имя Бога имеет власть над всем миром.

– 

Не поспоришь, – почти загипнотизированно

пробормотал

Бонифачио. – А что именно должно быть изображено на этих козырях?

– Все сам увидишь и сердцем поймёшь! Все здесь, все рядом и вокруг! Дар художника сам укажет путь. Он начинается там, – сказал старец, указав на дверь капеллы

Слова старца ввергли Бембо в ступор. Он с трудом понимал, о чем идет речь, но вся странность сказанного заворожила живописца. Но, как художника с цепким взглядом, Бонифачио резанул контраст между тем, во что был одет старец: почти в рубище, и ухоженностью бороды и длинных пальцев рук…И как он вообще проник в Corte Ducale?! .Ну да ладно… Пути Господни неисповедимы..

– Успеешь до конца этого 1452 года- спасешь мир Возрождением! – вещал старец. – Император, коронованный в Риме, станет последним; папа-миротворец вскоре уйдет как папа-работорговец; Второй Рим падет и не будет ему спасения! Италия на 40 лет обретет мир!

Вонифачио, ошарашенный таким пророчеством, окончательно перестал что-либо соображать, впал в ступор и не заметил, как старый еврей ушел. Художник в смятении спешно покинул пределы капеллы, даже не дав распоряжений своим мастеровым. Глоток свежего воздуха! Всего лишь глоток! «Что это было?» отчаянно пульсировало в голове Бембо.

А на просторной пьяцца д’Арми бурлила жизнь! Праздновали недавние победы Милана на поле брани. Великодушный Герцог объявил амнистию, и город заполонили толпы разного люда почти со всей Северной Италии, новый центр мира XV века ликовал. Теперь Милан заступил на место Генуи в соперничестве с Вечной Республикой La Serenissima за пальму мирового первенства!

«Бембо начал новый путь! Оглянуться не забудь! Ты разуй свои глаза и увидишь номер два!» – пронзительный визг резанул слух Бембо прежде, чем он увидел источник звука: то ли нищий, то ли убогий, а может и то и другое; он весь был цвета грязи. Понять во что он был одет или вернее раздет, было невозможно, но перепачканное молодое дикое тело, перья в копне немытых кудрей и лохмотья неопределенного происхождения, едва прикрывающее срам, настолько гротескно дополняли друг друга, что сие увиденное даже не только не покоробило высокое чувство Прекрасного живописца, а наоборот возбудило живой художественный интерес. Лучезарный блеск небесно-голубых глаз Свободного Духа и его белоснежный остервенело гавкающий маленький четвероногий спутник лишь усиливали этот контраст, происходящее гипнотически завораживало. «Как хочется это запечатлеть» промелькнуло в сознании Бембо.. Первая карта есть! Il Matto! Как дубиной эта мысль разбила невидимую хрустальную стену между мирами восприятия, как иглой пронзила и прошила разорванную тонкую ткань событий и времен! Начало положено!..

Чудо в перьях стремительно умчалось также как и неожиданно появилось минутой раньше.

Ярмарочная торговля всякой снедью сворачивалась, и площадь готовилась к фееричному представлению флагоносцев в честь победы герцога над маркизом Монферратским у Алессандрии. Среди этой суеты ярче всех выделялся персонаж в красном. Il Bagatto! Фокусник-шарлатан со своим нехитрым скарбом для привлечения и развлечения зевак игрой в «шарик и чаши» («наперсток»), где нужно угадать, под какой из трех окажется стремительно перемещающейся шарик в умелых руках артиста. На его лотке был весь инструментарий мастера: сами чаши и шарик, горстка монет, нож, посох, и соломенная шляпа "Cappello di Paglia", к которой он периодически призывно тянулся свободной от манипуляций рукой. Весь облик фокусника притягивал своей яркостью и необычностью. К нему тянуло и хотелось подойти ближе все рассмотреть в деталях, даже если и не собирался принять участие в этой афере. Верхняя бархатная туника (котта) и штаны-шоссы были модного красного цвета, а нижняя рубаха (камиза) – благородного зеленого, что создавало иллюзию, что перед вами знатный сеньор, волею судеб оказавшийся на улице. Но вот длина носов его красных пулен всего в одну ступню выдавала в нем горожанина хоть и зажиточного. Самым примечательным и сбивающим с толку был его головной убор из дорого бархата: своего рода тюрбан зеленого цвета, поверх которого надета сложенная вдвое красная шапка со складками; один в один как у первого маркиза Мантуи Джанфранческо Гонзага, почившего 8 лет назад в свои 49 лет..Тюрбан был так искусно завязан, что создавал оптическую иллюзию нескончаемых горизонтальных восьмерок. Казалось, что только соломенная шляпа на его лотке была лишней в этом аттракционе. Но это только казалось. Фокусник периодически прикасался к ней, тем самым отвлекая внимание от игры. Но Бембо увидел в этой Capella di paglia нечто большее чем просто соломенную шляпу: от нее веяло каким-то символизмом взаимодействия всех сословий: ее носили и крестьяне в полях и дворянство на охоте, и кондотьеры на войне, а будучи протянутой к плебсу , она наводила Бембо на разного рода ассоциации: ведь без Popolo ни дань не собрать, ни мятеж спровоцировать. «Видно прибыльное дело у этого непростого сеньора..» – усмехнулся Бембо и решил поближе подойти к этому интригующему персонажу. Протискиваясь сквозь толпу, Бонифачио вдруг услышал заунывные звуки волынки, доносившиеся с другой части площади. Необычная мелодия гипнотически овладела сознанием и вниманием художника, как тот индийский факир подчиняет себе кобру своей флейтой. Бонифачио решил направиться туда посмотреть, что там так печально, но заманчиво звучит. То был театр танцующих кукол магателли. Бембо еще не видел подобного. Прежде чем вникнуть в сюжет этого представления, судя по музыке трагического; пытливый ум Бонифачио принялся изучать хитроумность театральной инженерии. Два сицилийца, чей акцент сквозил в песнопении, совершали явные чудеса с тремя деревянными куклами. На землю была положена толстая, гладкая доска, с одной стороны которой торчал штырь. Один конец веревки был привязан к этой деревянной стойке, другой к ноге кукольника, играющего на волынке. На веревку были нанизаны три фигурки: одна женская и две мужских. Движением ноги он дергал веревку, заставляя кукол размахивать руками, качать головами, шевелить ногами, делал все, чтобы они жили. Куклы как и сам сюжет были очень необычными для уличных представлений. Не было уморительных шуток и комических персонажей. На сцене разворачивалась драма с реальной исторической подоплекой времен так называемого папы Ионна VIII. Легенда гласит, что в IX веке нашей эры после папы Льва IV под именем Иоанна VIII на папском престоле сидела женщина. Ещё в детстве Агнесса, так звали эту девушку из Майнца, была привезена своим другом в Афины, в мужской одежде, и там показала такие успехи в учёбе, что никто не мог с нею сравниться. Она в обличие мужчины прибыла в Рим, стала преподавать там науки и этим привлекла внимание учёных мужей, не вызывая ни малейшего подозрения в своей идентичности. Она пользовалась величайшим уважением за безупречное поведение и невероятную эрудицию и в конце концов была избрана в папы. Но природа взяла свое! Агнесса влюбилась в одного из своих верных слуг и забеременела. Долгое время ей удавалось скрывать сей факт под пышными папскими одеждами, но, как оно часто случается, тайна раскрылась в самый неподходящий момент. Она родила дитя во время шествия от собора св. Петра к Латерану, где-то между Колизеем и базиликой Св.Климента, и умерла почти в тот же момент, и говорят – похоронена на том самом месте. Теперь папы избегают этой дороги в своих процессиях; многие думают, что это из-за отвращения…Бембо застал театральное действие в момент, когда после смерти папы Агнессу избирают на папский престол, она начинает скучать, появляется испанский посланник, её старый товарищ по учёбе, который грозит ей разоблачением; она становится его любовницей, беременеет и умирает при родах во время мессы… Дьявол ее уносит… Люди, столпившиеся вокруг уличных актеров, не сдерживали слез и эмоций и не скупились на вознаграждение звонкой монетой. Бембо заметил, что куклы в их яркой южной раскраске не очень соответствовали образам папы, папессы и ее любовника и были предназначены для более жизнерадостной постановки. Но трансформация папы в дьявола в финале восхитило всех. За это можно простить все несостыковки в подаче сюжета.Гениально! Неожиданно Бембо вспомнил еще одну историю, но уже из рода Висконти… Почти двести лет назад в 1260 некая Гульельма, дочь короля Богемии Оттокара I, приехала в Милан. Была женщиной религиозной, но проповедовала свою версию христианства, осуждала предрассудки о неполноценности женщины, которые тяготели над прекрасным полом с начала христианства. Женское тело, принимаемое только как средство деторождения, стало в трактовках Гульельмы средством спасения и искупления. И, как таковая, женщина могла воплощать в себе Святой Дух, поскольку Бог создал мужчину и женщину как два существа равного достоинства. Она проповедовала, что пришла во Спасение и особенно тех, кто не принадлежит Церкви, особенно евреям и сарацинам. И кто бы мог представить, что в день ее смерти, в день Св. Варфоломея, 24 августа родится культ «Святого Духа», и возглавит его двоюродная сестра Матео Висконти, правителя Милана из гибеллинов, Майфреда да Пировано. Не просто возглавит гульельмитов, но и провозгласит себя Папой! Такое богохульство незамеченным пройти не могло! «На костер!» – кричали папские инквизиторы. Сожгли всех последователей культа и даже эксгумированные останки Гульельмы.. Не пощадили и Майфреду, не взирая на знатность ее происхождения и заступничество ее кузена. Противники Висконти, знатный клан делла Торре, тогда открыли новую главу в давней междоусобной борьбе между семействами, которая также сопровождалась взаимными обвинениями в ереси. Но по иронии судьбы колесо Фортуны имеет свой невероятный ход: еретичество Гульельмы запятнало проклятием карьеру ПЕРВОГО лорда Милана Маттео Висконти, но как всякое проклятие, прошедшее фильтрацию через поколения рода, энергетическим бумерангом возвращается со своими специфическими дарами: Судьба вознесла на небывалую высоту ПОСЛЕДНЮЮ из Висконти, пресветлейшую герцогиню Бьянку Марию Висконти (1424-68), жену Великого Франческо Сфорца. Papesata будет имя еще одной карты! – твердо решил Бембо. «Коль есть карта Антипапы, то должна быть и карта самого Папы. Только какого из пап изобразить? Мрут как мухи..»– удовлетворенно резюмировал Бонифачио. А не плохо все складывается! Бембо понял, что втянулся в этот неожиданный эзотерический квест и с волнением, даже трепетом, ждал встречи с грядущими знаками судьбы.

В эпоху противостояния папских гвельфов и императорских гибеллинов за политическое первенство тема дискредитации папства была очень сильна на землях Сфорца и нарочито громко заявлена во всех сферах творчества, и очень наглядно в строительстве: стены замков гибеллинов украшали зубцы в виде «ласточкиного хвоста», напоминающие по форме взмах крыльев орла на императорском гербе, а зубцы стен замков гвельфов квадратные или прямоугольные, повторяющие форму головного убора Папы Римского.

Из оцепенения и навеянных аналогий его вывел запах жаренных каштанов. Бембо потянулась в ту сторону, откуда ветерок принес этот аромат, уже зная, на что истратит мелочь перед встречей с братьями в таверне по близости. Братья Бенедетто и Амброджо уже были на месте и что-то разгорячено обсуждали, подогревая дискуссию сухим красным местных виноделен. Бонифачио молча сел за стол, отрешенно посмотрел на братьев и налил себе вина.

– 

Капелла в удручающем состоянии! Стены сырые, везде плесень! Да и пробоины везде! – не унимался Амброджо.

– 

Мы не сможем приступить к росписи ни стен, ни сводов в ближайшее время ! Штукатурка не ляжет! – перебивая брата, вторил Бенедетто.

– 

Я видел! – отрезал Бонифачио – Сколько займет времени привести стены в порядок после того, как их восстановят?

– 

Два- три месяца при благоприятных условиях. – со знанием дела ответил

Амброджо. – Но приближается зима, и художественные работы мы сможем начать самое раннее весной.

– 

Так за дело! Если не хватит наших мастеровых, возьмем со стройки. Их там 4000 работников – резюмировал Бонифачио

. Но тут подали пышущую жаром запеченную хлебную похлебку с

пармезаном и яйцом, и тема разговора тут же сменилась на дела семейные, сдобренные шутками, хохотом и аппетитным чавканьем..

С охоты Их Высочества вернулись затемно. Гости уже давно собрались в большой плохо отапливаемой зале и в томительном ожидании глазели на огромные фламандские шпалеры во всю стену . Сюжеты изобиловали сценами охоты, редкостными животными и птицами; живость красок, сложность переплетения шерстяной и шелковой нити с серебряной и золотой, танцующий свет от горящих свечей создавали иллюзию движения всей этой рукотворной красоты. Негромкая музыка лютни и ребек (подобие скрипки) ввергало в легкий транс. Стол буквой «Т» был уже изысканно сервирован разнообразными явствами на серебре, и только отсутствие хозяев стопорило процесс. В отличие от остальной Европы в Северной Италии во второй половине XV века появляется понятие индивидуального прибора. При сервировке стола каждому гостю стали подавать свою тарелку, ложку, нож (раньше ложку тоже могли принести с собой), но все, кроме супа, по-прежнему ели руками, вытирая их об одежду или скатерть. В этот раз приглашенным предоставилась честь орудовать ножами с ручками из слоновой кости, хоть и не пасха (по обычаю французского двора). Это влияние на Милан еще было сильно со времен Висконти. Приборы с рукоятками из черного дерева с лилиями из эмали и золота берегли к посту. То были щедрые подарки от Валентины Висконти, сводной сестры покойного герцога и жены брата французского короля. Да что там Париж?! В Милане зарождались свои традиции и порядки! Неприменным условием трапезы в замке Сфорца было ополаскивание пальцев в подаваемых чашах после каждой перемены блюд. А Герцогиня как натура утонченная пользовалась золотой вилкой, инкрустированной драгоценными камнями…И только она!