Дневник невидимки

Я подумала, что это ужасно, и сказала:

– Почему ты не скажешь ребятам, чтобы они от тебя отстали?

– Я говорил. Но это не сработало.

– А твоя мама не видит, что с тобой происходит?

– Да всем все равно, – сказал он. – И потом, мои синяки под одеждой. На плечах, ногах. Мама их не видит.

– А ты не пробовал показаться маме?

– Нет! Ты что?

Столовая у нас была на втором этаже. Я вышла к лестнице. По ней, прыгая, спускалась Красотка Катя.

– Привет, Димка! – сказала она.

– Ты и моя кошка всегда меня видите, – сказала я. – Как ты меня находишь?

– Честно? Сильно пахнешь. Кислятиной. Как квашеная капуста. У меня травма с детства. Меня дедушка кормил капустой. Потом пукала – весь дом трясся! Собаки лаяли! – на всю лестницу голосила Красотка Катя.

– Ага, круто. Поняла, запах.

– Гуси ш-ш-ш! – продолжала она.

– Катя, а ты не попросишь Даню не драться? Мы и так знаем, что он самый сильный.

– Зачем? – спросила Красотка Катя.

– Ну, наш Рома весь в синяках ходит.

– Прям весь? Ты хорошо посмотрела? – улыбнулась Красотка Катя.

– Он сказал, что у него синяк на всё…

– Ладно, не говори, – отмахнулась она. – Поняла я все про вас. Мне вчера дедушка кино показал «Привидение». Оказывается, и у призраков бывает любовь.

– Кать, ну так ты поговоришь?

– Не знаю. Мне кажется, Роме это только на пользу. Ему пора повзрослеть. Мир не так добр, как ему кажется. Слабым тут не место. В армии будет опущенный ходить! Или он не планирует идти родину защищать?

– Окей, Катя, а если я куплю тебе конфеты? Попросишь Даню?

– Вот это другой разговор!

Мы вернулись в столовую и купили Красотке Кате ее любимые мармеладки в виде бутылок колы. Она сразу же открыла упаковку, достала одну конфету, зубами откупорила мармеладную крышку, а потом съела оставшуюся часть.

– Вкусняшечка, – сказала Красотка Катя, причмокивая изящными губками.

Со мной тоже поделилась.

Четверг, 7 сентября

Я ползу, я похож на осу,

Ничего никому не несу.

Дмитрий Озерский

Сегодня я быстренько сбегала в школу. На этот раз у меня был урок биологии. Мне объясняли, как устроен кишечник. Я пыталась вникнуть. Но больше вспоминала Сирано де Бержерака. Он писал, что кишечник – это змей, который соблазнил Еву и проник в ее живот.

Учительница задала мне на дом вопросы в конце параграфа. Там было что-то про кишечные палочки. Кишечные палочки на меня подействовали или чего еще, но сегодня у меня был приступ тревожности. Я держалась от людей в стороне, соблюдала дистанцию в полтора метра, по возможности больше. Я хотела, чтобы никто меня не касался, избегала любого взаимодействия. А это было так сложно в нашей 1603-й, где младшеклассники с гиком носились по этажам, учителя, завучи, школьные работники сонно плутали, словно заколдованные духи, из кабинета в кабинет, а старшеклассники толкались у дверей классов или толпой топали прямо на тебя. Когда я соприкасалась с кем-то, мое тело сжималось, надеясь исчезнуть. Я даже не поздоровалась с Робким Ромой, так мне было тошно и мерзко от людей. Когда я шла домой, мокрая рубашка противно прижималась к телу. Я вернулась к папе и Камке, зашла в свою комнату, сорвала с себя рубашку и бросила на ковер.

Я взяла со стола книжку Торо, прочитанную до середины. Открыла случайную страницу и приложила книгу к подмышке. Я смотрела, как пот распространяется по дешевой газетной бумаге. Мне хотелось понять, насколько его много. То же сделала с другой подмышкой. Судя по следам, его было очень много. Но почти не осталось, так сильно я прижимала книгу к коже. Стало приятно сухо. Я надела домашнюю кофту.

Я убрала лоток за Камкой, стараясь не дышать, помыла посуду – сегодня был мой день. Рукава кофты промокли. Как мерзко они жались к рукам! Папа как будто почувствовал что-то. Он принес мне баночку колы из магаза. Я взяла ее, заперлась в ванной и залезла под душ. Поставила колу на край ванны. Чтобы не ломать ногти, открыла баночку маникюрными ножницами. Включила горячую воду – чтобы прям жгла. А потом хлебнула колы. Горячее и холодное. Дыхание перехватило, и я почувствовала себя живой.

Меня сейчас вряд ли кто-то поймет. Но, знаете, если вы не видите собственное тело, вы в какой-то момент начинаете забывать о своем существовании. Вам кажется, что вы пропали. Особенно когда вам плохо, вы теряетесь. И как классно, когда тело возвращается. С телом у меня особые отношения. Когда у меня болит живот, я люблю слюнявить его и прижимать сверху одеяло. Как будто я верю, что слюна – это чудесное средство, которое проникнет в желудок сквозь кожу, и боль уйдет. А может, мне просто нравится чувствовать слюну на животе: и живот, и слюна в этот момент существуют, я как будто тоже существую. То же с комариными укусами. Когда на даче меня жалят насекомые, я слюнявлю укусы и прикрываю одеялом или майкой. Могу резко содрать одеяло – оно уже успело прилипнуть, и боль заглушает зуд.

Допив колу, я поднялась из ванной. У меня кружилась голова. Кола тянула меня к полу. Я зашла в свою комнату и упала на кровать. Живот прижался к матрасу. Было приятно, что балласт в животе встретил сопротивление, так ему и надо. Окно было открыто. Это хорошо, иначе было бы лень тянуться к нему. Вот только после ванны было холодно. Зубы затрещали. Я вытащила из ящика пачку антидепрессантов и сунула в рот таблетку. Так я лежала какое-то время, пока не заснула.

Проснулась в десять вечера, потому что Камка прыгнула мне на спину. Я приподнялась и почувствовала, что желудок освободился от газированного груза. Черной желчью наполнился кишечный змей-искуситель. Весь вечер я смотрела один ролик за другим, один за другим. Все фильмы «Пиксар» от лучшего к худшему? Смотрю. Игра, где корова ездит на велосипеде, – почему она прекрасна до сих пор? Смотрю. Обзор на «Продуктовые битвы» – худший фильм в истории? «Приключения динозаврика Барни» – смех да грех. Сцыл, Харибда, как я люблю пересматривать ваши ролики! Вместе с тем как грустно тратить на вас жизнь! Но смотрю-смотрю-смотрю. Все самое тупое, глупое, развлекательное, одно за другим. Камка тоже присоединяется. Лежит, почихивая. Я постепенно успокаиваюсь. Смотрю на книжку Торо: след от пота до сих пор на ней, пахнет стариной. Пометила. Нет, мне никогда не будет скучно с самой собой. Мне слишком нравлюсь я и мое тело. Завтра в школу? Или удрать, как бабушка? В школу! Новый повод вспотеть! Всего Генри Торо замажу, пусть пожелтеет, как старикашка.

Пятница, 8 сентября

Школу я проспала: сидела в ютубе до четырех утра и проснулась в двенадцать. Меня разбудил звонок Давида Друида – мальчика с дроном. Он пригласил меня в гости завтра. Но я сказала, что не могу: мы с папой на выходных едем на дачу.

Когда я вышла из комнаты, меня ждал сюрприз – в гости приехала мама с сыном Тёмой. Папа присматривал за Тёмой, когда мама с мужем не могли. Она была модная, как всегда. Красивая короткая стрижка, сережки и однотонная кофта, не помню какого цвета. И, как всегда, мы не особо общались. Тёма… Тёма был Тёмой. Первые два часа он не отрывался от телефона. Как Тёма не раз хвастался, у него на гаджетах не было ограничения по времени.

Я посмотрела в телефон Тёмы. Он листал ролики. На одном медведь сидел на электрическом стуле, а потом цыпленок приземлялся ему на голову, и они дергались вместе. Тёма листал дальше. Гусеница ела розовый кекс и танцевала под японскую музыку. Этот ролик Тёме, видимо, понравился, потому что его не переключили, трапеза гусеницы повторялась снова и снова. Впрочем, по вялому Тёминому лицу не было понятно, понравилось ли ему видео или он просто хочет кекс.

– Что смотришь? – спросила я.

– Ты все равно не знаешь, – буркнул он. – Это для геймеров.

– Ну как же? Я тоже знаю пару игр. Я вчера смотрела прохождение игры, в которой корова ездит на велосипеде.

Тёма оторвался от гусеницы с кексом и мрачно посмотрел в мою сторону.

– Корова ездит на велосипеде? – переспросил он. – Это глупо!

– Между прочим, это был рекорд: стример прошел игру всего за три часа и десять минут!

Тёма нахмурился.

– Покажи, что у тебя в комнате, – сказал он.

Я проводила его к себе. В углу стояла кровать, которую я поленилась застелить. На стенах висели постеры с «Догвиллем», «Шреком» и фотография братьев Коэнов. В рамочке висел кадр из «Ёжика в тумане». На обратной стороне была подпись Норштейна. Папа на фестивале взял автограф себе и мне. Еще был большой шкаф с книгами и комиксами, хотя основная часть библиотеки находилась в гостиной и папиной комнате.

– Это скучный мультик, – сказал Тёма, тыкая в ежика. – Мне больше ежик Соник нравится. Ты его хоть знаешь?

– Мы же вместе в кино ходили: я, ты, мама и твой папа.

– Не помню такого.

Тёма стал изучать книжки в стеллаже.

– А у тебя хоть есть парень? – спросил Тёма.

– Нет, – ответила я.

Тёма взял с полки графический роман «Человек-невидимка» Криса Реньё и стал смотреть картинки.

– А почему? – спросил он.

– Ну а у тебя есть парень, Тёма? – спросила я.

– Ты что, сошла с ума? Нет, конечно!

– А почему?

Тёма мрачно посмотрел в мою сторону и поставил книгу на полку. Он погладил Камку, которая забралась на стеллаж.

Через час мама вернулась. Папа предложил ей выпить чаю, но мама ответила, что у нее нет времени. Она окликнула Тёму, который сидел на компьютерном стуле в моей комнате. Он снова смотрел ролики в телефоне. Когда Тёма вышел в прихожую, мама стала искать для него рукавицы, шарф, шапку. Она помогала моему брату одеваться, хотя ему было девять лет.

– Мам, – сказал Тёма с хмурым видом.

– Что, дорогой?

– А мы скоро опять придем?

– Куда, дорогой?

– Сюда, в гости.

– Посмотрим. Давай одевайся.

Тёма тоскливо посмотрел в мою сторону. Когда они ушли, то же самое сделал папа. Он сказал, что мы никуда не поедем. Из-за гостей он не мог сосредоточиться на работе и дописать рецензию, а до конца недели ее обязательно нужно сдать. Иначе он всех подведет. Папа с грустным видом удалился в свою комнату.

Тёма заставил меня задуматься: а почему же у меня нет парня? Ну, помимо очевидной причины. Я решила собраться с мыслями и вспомнить трех главных мальчиков своей жизни.

Мальчики (1/3). Давид Друид – первый друг

Завтра встретимся, поэтому сначала о Давиде.

В первом классе было не как в детском саду. На линейке дети меня реально испугались. Никто не хотел со мной разговаривать. Когда мы зашли в школу, я села на подоконник на лестничной площадке и стала рисовать ручкой в тетрадке. Не хотела исчезать совсем: пускай видят все же, что кто-то сидит, рисует, – но и общаться не хотелось.

Давид Друид подошел ко мне, представился. Он сказал, что быть невидимкой – это на самом деле круто. Он предложил мне дружить, и я с радостью согласилась. Через пару дней он пригласил меня и других одноклассников к себе на день рождения, мы пошли в кино на что-то из «Мстителей». А потом мы и сами ходили в кино, вдвоем.

Давид Друид придумывал игры. Например, у нас по соседству жила безумная старушка, которую мы знаем сто лет и почему-то называем Баба Капа. Она и сейчас ходит по району, ругаясь со всеми: кричит на людей в магазинах, подъездах, на детских площадках. Но ее никто не понимает, потому что во рту у нее почти нет зубов, а отдельные внятные слова ни во что разумное не складываются. Когда мы учились во втором классе, мы решили ее разыграть. Баба Капа вышла на прогулку, как обычно, в районе трех-четырех дня, а я встала у нее за спиной и издала ртом пукающий звук. Баба Капа обернулась и заорала:

– А ну иди сюда!

Я затихла. Баба Капа настороженно озиралась. Давид Друид спрятался за стеной дома и снимал Бабу Капу на телефон, а потом отправил всем желающим по блютузу. Такой был, что называется, вирусный ролик.

В четвертом классе нас в компьютерном кабинете собрал новый учитель по информатике, тридцатилетний брюнет в модном пиджаке.

– Дорогие друзья, мальчики и девочки, сегодня будет первый в моей жизни урок. Пожалуйста, не судите строго, – сказал он.

Он усадил нас за компьютеры и стал рассказывать, что такое мышка и из чего она состоит: показывал колесико, клавиши, провод. Кто-то слушал, а кто-то сразу вошел в свой профиль ВКонтакте и начал играть. Давид Друид сел рядом со мной. Он шепотом предложил, чтобы я вышла из класса, встала за дверью и каждую минуту открывала и закрывала ее. Я так и сделала. Сначала информатик сказал, что это ветер. Потом начал вздрагивать. А остаток урока глядел на дверь и про мышку забыл. У него самого клавиши за колесики заходили. В конце урока у информатика появились первые седые волосы.

В шестом классе Давид Друид рассказал о новом трюке: он попросил меня подходить к девочкам и приподнимать их юбки. А то скучно, пусть хоть поорут. Начать он предложил с Красотки Кати. Но я отказалась. Он ответил: «Понял» – и добавил, что Красотка Катя его бесит.

В седьмом – девятом классах он продолжал со мной гулять и ходить в кино, а после девятого ушел в колледж собирать дроны. Но продолжал общаться с Дурным Даней и компанией. Там, в парке, Давид Друид показался мне таким взрослым и серьезным. Мне стало интересно узнать, какой он теперь.

Суббота, 9 сентября

Мы встретились у мусорных баков в нашем дворе. Давид Друид был в своей любимой толстовке с надписью «O. P. OVERPOWERED». Он повел меня к себе. Жил он в соседнем доме.

– Круто, что ты свободна сегодня, – сказал Давид Друид. – Родители отъехали, а я с сестрой сижу. Скука жесть. Расскажи, чем ты сейчас занимаешься.

– Да так, ничем. Сижу дома, книжки читаю, смотрю кино. В школу хожу.

– То есть все по-прежнему? – спросил Давид Друид. – А что-то новое?

Я растерялась.

– Ну, теперь, когда я читаю, я еще и музыку включаю!

– Прикольно, – кивнул Давид Друид. – Что за музыку?

– Ну, если честно, я в последнее время слушаю электронику. Мне просто нравятся необычные звуки. Но когда мелодия все же ощущается. Я очень полюбила последний альбом Porter Robinson «Nurture». Знаешь такой?

– Признаюсь сразу: не слышал. Но интересно.

– А еще я сейчас часто слушаю группу Black Dresses, альбом «Peaceful as Hell».

Давид Друид помотал головой.

– Я вообще не слушаю музыку по альбомам, – сказал он.

– Ой, ну а больше всего мне нравится группа death’s dynamic shroud. Мне кажется, их альбом «Darklife» просто про меня.

– Да что ты слушаешь?! Это никто не слушает!

Я замолчала. Я так увлеклась рассказом, что забыла: я – никто.

– Ты Инстасамку знаешь? – спросил Давид Друид.

– Нет.

– Ты вообще в инете сидишь?

– Я сижу ВКонтакте иногда.

– ВКонтакте никто не сидит! – возмутился Давид Друид и стал рассказывать, кто из наших одноклассников в какой сети сидит.

– Меня на все это не хватит, – призналась я.

– Ну ты попробуй каждую. Посиди хоть часик, может, понравится, – сказал он. – Они ж все разные, там отличия есть. Лайков наставь. Мне сразу. А то понятно, почему у тебя друзей нет: ты же ни с кем не общаешься!

– Что верно, то верно.

Когда мы зашли в его квартиру, Мириам с игрушечным динозавром выбежала к нам. Механический ящер двигал пластмассовыми ногами и говорил: «Буээ-буээ».

– Привет, Мириам, – сказала я.

– Здравствуйте! – сказала девочка.

Давид Друид кивнул Мириам, и она вернулась в детскую. Меня же он проводил в свою комнату и закрыл дверь на защелку. Я услышала, что Мириам побежала на кухню.

На полках Давида Друида стояли дроны и комиксы, но они были про супергероев «Марвел», я такие не читала. В углу комнаты стоял клетчатый диван. Давид Друид открыл банку пива и плюхнулся на него. Он поманил меня, и я села рядом.

– Да аккуратнее, – сказал Давид Друид, хлебнув. – А то доски прогнулись.

Давид Друид открыл ноут и стал играть солдатом в какой-то войнушке. Солдат подкрадывался к другим солдатам и перерезал им горло. Я иногда любила смотреть страшные или остросюжетные фильмы, но выступать в роли убийцы мне никогда не хотелось.

– Ну как, круто? – спросил Давид Друид.

– Интересно, – сказала я.

Удобно врать, когда собеседник не видит твоего лица.

Давид Друид одной рукой поднял банку пива, а другую положил мне на коленку. Я не знаю, что меня поразило больше: его бесцеремонность или его меткость.

– Будешь? – спросил он, протянув банку в мою сторону.

– Нет, спасибо.

Я слегка отодвинула ногу. Не так сильно, чтобы он обиделся. Но его увесистая рука двинулась следом, вернулась на коленку. Лежа на коленке, рука шевелила мясистыми пальцами. В ноутбуке раздавались выстрелы, взрывы и предсмертные всхлипы. В солдата Давида Друида метнули бомбу, экран залился кровью. Давид Друид ругнулся и захлопнул крышку ноутбука.

– Скажи что-нибудь, – сказал он.

– Что-нибудь.

Давид Друид посмотрел в мою сторону. Он, видимо, прикидывал, где у меня губы.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Тише, – сказал он и поцеловал меня.

Пухлыми ладонями Давид Друид нащупал мои плечи.

– Не надо, – сказала я.

– Если думаешь, что мне странно с невидимкой целоваться… мне, наоборот, даже прикольно, – ответил Давид Друид, снова сложил губы мясным бантиком и наклонился в мою сторону.

– Нет, – сказала я, поднялась с кровати и направилась к двери.

– Прости, что так набросился, – сказал Давид Друид. – Может, надо еще поговорить. У меня ж тоже впервые. Презервативы есть, если что.

– Давид, это так внезапно…

– Да, понимаю. Давай поболтаем. Мне говорили, надо сначала разбить лед, расслабиться. Ты выпить не хочешь? Легче будет.

– Я не знаю. Я читала «Джейн Эйр». Думала, у меня все тоже будет мило. А тут такое… войнушка, «пивко»… диван прогибается…

– Не как в книжке, да? Да ты прям как этот. Как его. Рома, вот. Он тоже в книжках живет, а в реальности страдает. Так надо же наоборот!

– Кстати, насчет Ромы. А вы можете его не бить? Он весь в синяках.

– Бить? А это тут причем? Слушай, раз мужик, должен за себя постоять. Его и во взрослой жизни так чморить будут. Неудачником останется, бабы не будет. Мы ему, наоборот, помогаем. А что, по-твоему, лучше остаться неудачником на всю жизнь, да?

– А, по-моему, Рома совсем не неудачник.

– Тебе такие нравятся, да, с книжками? А вот ты мне скажи: в чем плюс? Зачем их читать? Ну честно? Какая от них польза?

– Я даже не знаю.

– Ну, возьмем, например, «Пенсне» Осоргина, – сказал Давид Друид с видом пресыщенного эстета. – Зачем на это тратить время? Как мне это в жизни поможет?

– Рассказ крошечный!

– Ну, тем не менее зачем?

– Если честно, я его не читала.

– Так о чем мы говорим? Ты сама ничего не читаешь! – отмахнулся Давид Друид.

– Нет, я читаю! Просто не про пенсне. Я вообще не знаю, зачем все это включают в школьную программу. Вернее, знаю. Чтобы растить тупых детей. Да, когда-то прозу писали Платонов, Хармс, Олеша… но к чему этот формализм, мы прочтем маленькое и безобидное!

Давид Друид нахмурился.

– Слушай, я в писателях не разбираюсь, честно. Да и зачем мы все это обсуждаем? Я что, министр культуры? Смотрю, лучше не становится. Может, сядешь уже?

– Я думаю, я лучше пойду домой.

– Слушай. Да мне говорили, что все боятся первого раза, понимаешь? А там ничего страшного, – сказал Давид Друид, усмехнувшись. – Это же просто физиология: пестики, тычинки. Мы ж звери.

– Да, но я не уверена, что хочу зверить с тобой. Прости, Давид. Я как-то по-другому это себе представляла.

Давид Друид встал и направился ко мне.

– Слушай, даже если по-другому представляла. Мне говорили, первый раз редко бывает так, как хочется. С тем, кем хочется. Это просто опыт.

– Давид, я не знаю, кто там у тебя такой умный, но ему давно пора оторвать язык!

Давид Друид взял меня за плечи.

– Ты напряженная такая, – сказал он.

– Не надо, пожалуйста, – сказала я и заплакала.

– Да я в первый раз не буду ничего такого, – сказал он. – Все по классике.

– Я не хочу классики, я хочу домой.

– Ну-ну-ну, давай-ка без истерик, – сказал он и поцеловал меня, но на этот раз промахнулся и попал в глаз.

Я инстинктивно оттолкнула его. Он врезался в тумбочку, и ему на голову упала огромная книга комиксов про Капитана Америку. Он присел на пол и схватился за голову.

– Прости… – испуганно сказала я.

– Дура ты! Да ты понимаешь, что у тебя не будет в жизни возможности?! Да тебя в жизни никто не захочет, ты что, не понимаешь? Ты, чудо-юдо гребаное!

Я, конечно, знала, что Давид Друид прав: с такими, как я, никто не захочет. В лучшем случае кто-то воспользуется мной по приколу и выкинет. Но я не стала снова грустить об этом, потому что мне было стыдно перед Давидом Друидом.

– Давид, ты в порядке? Прости, пожалуйста!

– Нет, не в порядке! Ты испортила и себе, и мне первый раз! Я, блин, теперь комплексовать буду из-за тебя. А еще друг, называется.

– Прости, я не хотела. Извини!

– Уйди домой, пожалуйста! Достала ты меня, честное слово!

Он открыл дверь комнаты, и я вышла в коридор. Я пыталась открыть дверь на улицу, но не могла разобраться с замками. Мириам с динозавром выбежала ко мне.

– Я тоже хочу, – сказала Мириам.

– Ты, блин, еще! – сказал Давид Друид и швырнул ее рычащего динозавра о стену так, что он затих.

Давид Друид открыл входную дверь, и я выбежала на лестничную площадку. Мириам хотела идти за мной, но Давид Друид схватил ее за руку, затащил внутрь и закрыл дверь. Спускаясь по лестнице, я слышала, как Мириам стоит у двери и громко плачет.

Выйдя на улицу, я вытерла слезы, надела наушники и включила тоскливую музыку Radiohead. Погуляла по ветреной Вятской улице, посмотрела на горящие огни шумной Бутырской дороги. Голос Тома Йорка пел жалобно:

I’m not here, this isn’t happeningI’m not here[1].

Дома я приняла ванну, легла на диван в комнате и полистала книгу Торо с пожелтевшими страницами. Торо хороший. Нет, мне никогда не будет скучно с самой собой.

Воскресенье, 10 сентября

Я проснулась от звонка в дверь и посмотрела на часы. Было 12 утра. Неужели папа заказал еду так рано? Я надела футболку и штаны, которые, как обычно, лежали на компьютерном стуле, и пошла открывать. Из папиной комнаты слышался храп. Я хмыкнула, подошла к двери и посмотрела в глазок.

На пороге стоял Робкий Рома. Я открыла.

– Привет! – сказал Робкий Рома. – Ты не отвечала мне ВКонтакте, поэтому я решил зайти. Вчера вечером я посмотрел расписание и увидел, что на Новослободской идет «Человек-невидимка»! Старый, тридцатых. У них сейчас ретроспектива фильмов про монстров. Ну, то есть не монстров… а людей с особенностями. Может, ты хочешь пойти?

Я, наоборот, хотела хоть один выходной провести дома. Однако я подумала, что не помешает немного развеяться.

– Ты его не смотрела? – спросил Робкий Рома.

– В детстве, уже ничего не помню, – сказала я. – Давай сходим, почему нет. А во сколько?

– В четыре, – сказал он.

– Хорошо. Если хочешь, ты заходи пока в гости.

– Ой, ого! Ну хорошо! – сказал Робкий Рома.

Я заправила кровать и провела Робкого Рому к себе в комнату. Ему понравился шкаф с графическими романами. Он уселся за стол и стал смотреть картинки, в том числе мой любимый «Призрачный мир».

Дверь соседней комнаты скрипнула, и мимо нас по коридору прошел папа в трусах с бананами.

– Здравствуйте, Алексей Анатольевич, – сказал Робкий Рома.

– Ой, – сказал папа. – Да, привет! Секунду.

Он вернулся в серых штанах, которые не менял уже две недели.

– Чаю? – спросил он.

– Да нет, не обязательно, – сказал Робкий Рома.

– Как дела, пап? – сказала я.

– Плохо. Всю ночь писал рецензию. Она не клеилась. Даже тысячу знаков не написал.

– Хотите, мы вам напишем? – спросил Робкий Рома. – Нам все равно делать нечего.

– Вы напишите? – улыбнулся папа.

– Нам иногда задают сочинения, – сказал Робкий Рома.

– Ну давайте, попробуйте, потому что я всё.

Папа кинул книгу мне на покрывало.

– Это «горячая» новинка, критики уже номинировали ее на всевозможные премии… а я так и не смог дочитать, – сказал он и ушел в свою комнату.

Я подняла книгу с покрывала. Ольга Конашова, «Отец». На обложке ржавый гараж. Я открыла первую страницу и стала читать вслух:

«Исповедь первая.

Меня часто спрашивают, почему я убита горем. Мои мужчины, мои психологи, мои фанаты. И с моих губ сходит слово “отец”.