Иные жизни

Староста замолчал.

– Почему вы сказали, что если бы у меня было больше времени, то я бы знал об этом поверье?

– Потому что с приходом государства в эти места поступил указ, запрещающий проведение подобных ритуалов. Селение стало снабжаться необходимой провизией. Лекарства исправно поставлялись. Рынок камней наполнился, и уже не так пользовался спросом. Единственное, что могло послужить нарушением закона, это поиск ирита. Особый камень, добытчикам удавалось отыскать такой всего пару раз за вековую историю.

– То есть, существует вероятность, что кто-то из местных селян мог сотворить такое в угоду добычи какого-то камня?

– Не думаю. Государственная власть жестко искореняла подобное. Хотя вековые традиции искоренить сложно, но местный люд на такое сподобился бы навряд ли. Тем более взамен ушедшей традиции почитания болотных духов государством позволено местным жителям уносить в чащу болот и возлагать на ритуальные места части своих тел.

– Части тел? – инспектор недоуменно посмотрел на старосту.

– Части тел, коими служат волосы и ногти.

Манера подачи информации начинала немного раздражать инспектора, но иного варианта у него не было.

– А люди не боятся затеряться в болотах?

– Местным тропы знакомы. А вот чужаков эти места не принимают. Во времена становления государственной власти ряд компаний, в гонке за добычей драгоценных камней, снарядил ряд экспедиций. Из чащи болот ни одна не вернулась. После этого власти ввели закон, что в болотную чащу дозволено входить только местным жителям.

– Разве экспедиции не снабжались местными, которые знают тропы?

– С ними, да вот только тропы начинают блуждать, почуяв чужаков. Никто не вернулся.

Зловоние из свинарника вновь достигло ноздрей инспектора. Ему следует повнимательнее осмотреть место преступления, а затем необходимо будет снять труп юноши. Что с ним делать, ему еще не пришло на ум.

– Необходимо осмотреть место еще раз, – инспектор обратился к старосте.

Тот отошел в сторону, и инспектор нехотя двинулся к свинарнику.

Войдя, он увидел, что тело уже перестало колебаться на нитях. Он подошел к нему, внимательно изучил горловой надрез и раны на руках. Сделаны они были искусно, с мастерством. Раны были резные и не содержали рваных лоскутков плоти, как могло быть, если бы использовали топор либо подобный сподручный инструмент из обихода местных селян. Однозначно, использовали орудие тонкое, с хорошей заточкой. Инспектор вспомнил, как пару лет назад, в ходе прохождения профессиональной переподготовки в медицинской академии, ему удалось лицезреть, как врач скальпелем вскрывал тело утопшего. Те аккуратные разрезы были точь-в-точь как на теле юноши. Подобные инструменты у местных селян вряд ли сыщешь. Найдется ли подобное у чужаков? С учетом постоянных передвижений как табора, так и цирковой труппы, наличие у них орудия, подобного скальпелю, не вызывало разночтений.

Инспектор осмотрел поверхность пола. Юноша был жилист и, скорее всего, оказал бы сопротивление, что оставило бы следы. Но следы борьбы отсутствовали. Значит, убийство произошло в другом месте. Труп лишь перенесли сюда впоследствии для совершения кощунственного ритуала. «Интересно, жители табора и цирковой труппы знали о местных обычаях, существовавших в старину?» – подумал инспектор, – «Возможно, староста не зря упомянул о расхожести в мире этого поверья в мире».

Он поднял взгляд на нити, связывающие тело. По пути к озеру, проходя мимо рыбацких лодок, он обратил внимание на рыбацкие лески. Они походили на те, что держали части тела юноши. Убийца воспользовался местными снастями, но с учетом их количества, разбросанного у лодок, хозяин вряд ли бы заметил пропажу. Ловкий трюк.

Выйдя из свинарника, инспектор посмотрел на старосту и его помощника. Ничего не оставалось – придется снимать тело таким составом. Он позвал их, и они пусть, и с неохотой, откликнулись на его просьбу. Найдя холщовый мешок, они аккуратно снимали части тела с крюков и укладывали в него. После получаса работы им удалось разместить все части тела в мешке. Последней они положили голову погибшего. Конопляной веревкой они обтянули мешок, соорудив по обе стороны подобие ручек. Староста с помощником взялись за изголовье мешка, а инспектор с другой стороны.

Продвигаясь к дверям свинарника, инспектор увидел за спинами идущих впереди старосты и помощника движение. Он остановился, положил мешок на землю, и они все вместе вышли на улицу.

На улице их ожидал цирковой клоун. Лицо его выражало печаль – черные полосы, идущие от глаз, усиливали этот эффект. Одна из них вилась от глаза ко лбу, тогда как другая спускалась по щеке к скуле. Наряд его был прост: белый цирковой костюм облегал тучное тело, от чего растягивались в области живота черные ромбы. На ногах были одеты черные башмаки, как казалось, на пару размеров больше стоп. Он молча смотрел на них, не делая ни единого движения.

– Чудной он у них, – сказал староста. – Обычно из чужаков в селение никто не заходит, но этот постоянно шарится по округе.

Он сплюнул на землю.

– Создает неприятности? – спросил инспектор.

– Нет, детворе вроде нравится.

– Хорошо, тогда почему бы не воспользоваться его помощью?

– А куда мы тело несем все-таки? – спросил помощник старосты.

– В табор, – утвердительно ответил инспектор.

– Они же не пожелали его забрать? – удивился староста.

– Обряд погребения присутствует в любой культуре, – ответил инспектор. – Он принадлежал их роду, им и решать.

– А если они знакомы с суеверием? – спросил староста.

– Тогда мне предстоит сложная задача. Но не переживайте мне удастся им все объяснить.

Он посмотрел на клоуна.

– Ну что, готов оказать помощь?

Тот молча направился в свинарник и взялся за веревочную ручку.

Нести поклажу стало заметно удобнее. Спереди, ухватившись за ручки, мешок несли староста с помощником, сзади же расположились инспектор и клоун. Шли молча, что создавало эффект траурной процессии. Инспектор увидел в окнах немногочисленных домов настороженные взгляды местных жителей. Он их понимал: участники процессии выглядели загадочно.

Неся мешок, инспектор с любопытством разглядывал клоуна. Он явно отличался от тех, что веселят публику. Пребывая по долгу службы в одной из провинций государства, инспектор познакомился с кукольным представлением на площади города, во главе которого был персонаж, находившийся в печали от неразделенной любви. Местной публике это представление очень нравилось, и они, подбадривая куклу, восклицали: «Не печалься, Арлекино». «Его как будто вырвали из этого представления», – подумал инспектор.