bannerbanner
Музыка Нового Света. Том 1
Музыка Нового Света. Том 1

Полная версия

Музыка Нового Света. Том 1

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– И всё же их путь был долгим. Я попросил наших женщин помочь им обустроиться в форте, в уцелевших постройках. Среди них около пятнадцати детей – маленьких и подростков…

Генри Уотерс присел на стул по правую руку от Чемберса, который продолжал читать официальные приказы Пенна и какие-то другие бумаги.

– Вы так добры, преподобный! Представляю, сколько вам работы предстоит, – искренне произнёс Грескилл. – Господин Пенн пишет, что среди колонистов есть и католики…

– Мы будем рады каждому в нашем приходе! – прервал его весьма резким тоном Чемберс, известный своей любовью к свободе религий.

– Ну хорошо, а что насчёт цыган…

– Все шесть десятков человек не разместятся здесь, и, разумеется, господин Пенн предусмотрел для них жилища в Уэйнсборо и в Элизабеттауне.

Постукивая указательным пальцем по поверхности стола, пастор поинтересовался:

– Думаете, они согласятся разделиться? Или попросту остаться здесь? Я успел услышать, что они стремились попасть на западные территории.

Бенджамин Чемберс выдержал недолгую паузу. Он был взволнован и вместе с тем обеспокоен этим удивительным разнообразием рас и вероисповеданий среди колонистов Стерлинга, а также его личностью. За именем этого человека скрывалось нечто, отчего молодой Георг, по слухам, приказал своему дяде, герцогу Камберлендскому, нанять людей и привести Стерлинга назад. И не факт, что обязательно живым. Авось, те слухи про похищенную женщину окажутся правдой. С этим наверняка будут проблемы, если Стерлинг окажется несговорчивым.

– Вся проблема заключена только в желаниях их лидера, – произнёс Чемберс, наконец. – Женщины и дети устали, если они и запротестуют, то без энтузиазма. Мужчин там не так много, но Стерлинг должен осознавать риск и своё положение. Ему некуда деваться. Ситуация в колониях нестабильна. Отголоски войны с французами ещё дают о себе знать. Мы его убедим!

«Так его имя Стерлинг, – понял пастор и задумался. – Некий лорд, возомнивший себя Моисеем…»

Не прошло и минуты, как в дверь глухо постучали. И вот, наконец, перед четырьмя представителями провинции предстали шестеро колонистов: высокий мужчина с серыми глазами, тот самый, что скакал впереди всей колонны; ещё один, ростом пониже, с характерной для испанцев бородкой, улыбающийся и с любопытством осматривающий помещение; женщина в потрёпанном платке, завязанном на коротко стриженных волосах на манер моряков – у неё были тёмные глаза и пристальный суровый взгляд, отчего-то она напомнила пастору девиц из Сардинского королевства (он видел парочку таких, привезённых в Новый Свет в качестве рабынь); другой мужчина, низенький и немолодой, но крепкого телосложения, явно представительный цыган; черноволосый юноша с голубыми глазами, державшийся чуть позади остальных, весьма привлекательный и очень загорелый, на вид ему было не больше восемнадцати… Затем пастор с едва сдерживаемым вздохом перевёл взгляд на девушку, снявшую с головы капюшон…

Это была она. Рыжеволосая незнакомка, способная одним своим появлением заставить его ощущать нечто, к чему он либо не привык, либо просто презирал порой… Пастор Уотерс с силой сжал кулаки, лишь бы не было заметно, как задрожали его руки.

Переговоры не задались с самого начала. Томас Стерлинг оказался на удивление упрямым малым, но с господами общался грамотно, сдержанно-вежливым тоном. Не раз пастор замечал, как дрожало и застывало перо в руке Чемберса, едва колонист отпускал очередную остроту в его сторону. Он играл с огнём, но Уотерс, да и остальные, уже знали: земли для новоприбывших у Стерлинга в кармане, поскольку за него поручился сам мистер Ричард Пенн и кое-кто ещё из представителей конгресса в Олбани.

Пересиливая себя, пастор не смотрел на девушку, сидевшую тихо-тихо на скамье позади Стерлинга и его помощника, а скорее, сообщника, Эрнана де Альварадо (так звали испанца). И всё же время от времени преподобный нет-нет, но бросал случайные беглые взгляды в её сторону. Создавалось впечатление, будто находиться здесь, среди всех этих людей – и чужих, и своих – ей в тягость, настолько она выглядела усталой… Усталой… и отчуждённой. Глядела она перед собой, в одну точку, и казалось, будто совсем не слушала, о чём шёл разговор. Уотерс был растерян: для чего её привели? Кто она для Стерлинга, Альварадо или цыгана? Молодой парень, сидящий с нею рядом и изредка пытающийся что-то нашептать ей на ухо, тоже оказался лишь слушателем. А он-то кто? Её родня? Приятель? Может быть, приставлен к ней, чтобы охранять?

Пастор мрачнел от собственного бессилия, едва поспевая за нитью главной темы – размещению шестидесяти колонистов и их дальнейшей судьбы.

– И всё же не в том вы положении, лорд Стерлинг, чтобы ставить условия нам, – заключил Чемберс в конце концов. – Мы хоть люди и скромные, но цену себе знаем.

Их взгляды пересеклись – столкнулись, словно две шпаги, друг против друга. Пастор проследил за Стерлингом: ещё когда тот вошёл сюда и снял с лица платок, Уотерс оценил его аристократический профиль. Когда он усмехался – при них, разумеется, саркастично – тонкая линия его губ растягивалась в широкую и смелую улыбку. Правда, борода, отраставшая неровно и клочьями, явно его старила. Истинный британец, которому не нашлось места под крылом короля Георга. Отчего же?

– Я тоже не об этом мечтал, – ответил колонист, – не о прозябании в дебрях лесов на востоке этой чёртовой страны, погрязшей в убийствах и рабстве. И я давно уже не лорд, мистер… хм-м…

– Чемберс, сэр! Я являюсь основателем этого поселения более тридцати лет по дарственной господина Пенна…

– Да, я понял… Как я уже сказал, я не лорд, а свободный человек, избравший жизнь без ограничений и титулов… чего британское правительство не выносит вот уже несколько лет…

Краем глаза пастор заметил, как на последних словах рыжеволосая девица взглянула на Стерлинга с какой-то особой раздражённостью.

– Но вы добровольно прибыли в эту страну и уже почти пять лет «прозябаете» тут, – со смешком изрёк Дикинсон. – Поведайте же нам вашу печальную историю! И тогда, возможно, мы сумеем проникнуться и понять…

– Историю, вот как? – Стерлинг скрестил руки на груди с деловым видом. – Но чья же история не печальна, не так ли? Каждый, однажды попытавшийся покорить эти земли, рассказал бы не менее грустную повесть, чем я… Какую историю вы хотите услышать? О пяти годах скитаний и попытках продвинуться на вожделенный запад? О предательстве поухатанов, о том, как холера забрала нескольких моих людей, как и война, которая никому из нас не была нужна?

Он вдруг засмеялся – коротко и грустно – и развёл руки в стороны в жесте отчаяния.

– Вот она – моя печальная история! Если вам понадобятся дополнительные детали, можете поинтересоваться у моих людей… Они достаточно разочаровались во мне, чтобы возненавидеть…

В то же мгновение черноволосая женщина в потрёпанном мужском костюме, сидевшая рядом с ним, чертыхнулась и шлёпнула себя ладонью по коленке.

– Чёрт подери! Да сколько можно? Денно и нощно я повторяю, что все они шли на это осознанно, и ты не виноват! Хватит уже себя…

– Я бы попросил вас, мадам, себя сдерживать, – прервал её пастор.

Он и сам не ожидал влезть в разговор именно в этот момент, но издержки профессии заставили Уотерса подать голос.

– Я не «мадам», чтоб вы знали, – рявкнула женщина, и она явно порывалась сказать что-то ещё, но испанец игриво хлопнул её по спине.

– Простите, преподобный! Простите эту дерзкую грешницу! – забормотал он. – Она устала, как и все! Мы ехали сюда без передышек почти три дня, вот и…

– Вы правы! Мы слишком долго вас мучаем. Это неприемлемо и негостеприимно, – сказал пастор и мельком взглянул на Чемберса, Дикинсона и Грескилла. – Предлагаю отложить разговор, пока вы все не отдохнёте, как следует.

С этими словами он, повинуясь порыву, посмотрел на девушку с огненными волосами. В то же мгновение их взгляды встретились, и первой же его мыслью было немедленно успокоить её и… защитить? Он и сам не понимал, от чего, и по каким причинам именно она вызывала в нём это странное желание. Это раздражало и настораживало. Вместе с тем ему не терпелось поговорить с нею, подальше от всех этих лишних персон (а они, несомненно, вдруг становились лишними рядом с нею), узнать о ней всё… Если она не католичка, у него даже будет шанс видеть её отныне и впредь в церкви… Может быть, если она поселится здесь, и того чаще…

– Давайте-ка, пожалуй, попробуем сделать некое заключение нашей встречи, ёмко и коротко, – мистер Грескилл кивнул Чемберсу, и тот откашлялся.

– Итак… кхэм-м… В связи с постановлением конгресса в Олбани и рекомендациями господина Ричарда Пенна – губернатора провинции Пенсильвания – а также учитывая военные заслуги последних трёх лет в борьбе против французских и испанских соперников… и некоторых враждебных индейских племён… мистеру Стерлингу и его людям гарантирована безопасность и защита от британских служб на землях провинций Пенсильвания, Делавэр, Мэриленд и Виргиния… Всё верно?

Томас Стерлинг всё это время буравил Чемберса пристальным взглядом, но, в конце концов, кивнул с тяжёлым вздохом.

– Что же… Вам и вашим людям, всем гражданским, будут предоставлены участки земли в поселениях вдоль Фоллинг Спринг, то есть здесь, в также в Гринкасл, Уэйнсборо и Элизабеттауне. Это самые безопасные и обжитые территории на юге провинции, поверьте.

– Я рад и… благодарен, – ответил Стерлинг.

Уотерс взглянул на него, на его напряжённую фигуру и скрещенные на груди руки, и невольно подумал о лжи. Пока Чемберс и Дикинсон решали, где на время разместить колонистов, в помещении было слышно лишь их тихое бормотание друг с другом. Каким-то шестым чувством Уотерс ощутил, что на него смотрят. Так и было: Стерлинг теперь разглядывал его через широкий стол. Преподобный сидел прямо и не шевелился.

О его тяжёлом тёмном взгляде, доставшемся ему от отца, насколько он знал, в округе едва ли не легенды ходили. Этот взгляд давал пастору некое преимущество в беседах – почти никто не выдерживал подолгу смотреть на него. Предпочитали отводить глаза в сторону. Особенно молодые женщины и совсем юные девицы. Те и подавно краснели, то ли от смущения, то ли всё же от страха. Пастора немногие видели улыбающимся или расслабленным, если когда-то и видели вообще…

Что и говорить, мысленно он уже отдал Стерлингу должное: тот глазел на него без тени смущения или тревоги на лице. Казалось, этого мужчину ничем не пробить. Но Генри Уотерс всяких людей встречал за свою жизнь. Его трудно было чем-либо удивить… Разве что…

Пастор снова взглянул на рыжеволосую девушку, и, когда заговорил, намеренно решил обращаться к ней, пусть она и не смотрела на него:

– В моём приходе три поселения. Католических церквей нет, и вы их здесь не найдёте… Но в нашем краю не приветствуются гонения по вере, и любой проповедник в Пенсильвании скажет, как мы рады каждому, независимо от его вероисповедания.

Пастор заметил, как голубоглазый юноша улыбнулся после его слов и взял девушку за руку. Однако она всё ещё не поднимала глаза. Уотерс ощутил острый укол в груди из-за её молчания. Он до сих пор не услышал её голос.

– Именно поэтому господин Пенн направил нас сюда, – ответил на его слова, прозвучавшие, как приглашение, Стерлинг. – Благодарю за ваше гостеприимство, преподобный… как ваше имя?

– Уотерс, сэр. Пастор Уотерс.

Пожалуй, на этот раз его голос прозвучал слишком недружелюбно. Мысленно он послал Стерлинга ко всем чертям, потому что обращался он исключительно к девушке, а тот посмел влезть. Если среди своих колонистов-бродяжек он считается Богом, то отныне от такой привилегии ему придётся отказаться, если Стерлинг вообще хочет выжить здесь.

После подписи некоторых документов, обмена рукопожатий и обещаний Альварадо и Стерлинга быть тише воды, ниже травы, собрание, наконец, завершилось. Затем, весьма некстати, Уотерса отвлекли Чемберс и Дикинсон: до следующего воскресенья было необходимо убедиться, что колонисты разместятся в упомянутых в приказе поселениях, а также выслушать их жалобы и пожелания, устроить знакомства, и далее, далее.

Уотерс и без их пояснений знал свои обязанности. В Чемберсе его всегда раздражала дотошность, а в Дикинсоне… Что ж, мистер Дикинсон редко наведывался в их край, а церковь и вовсе не посещал.

Прошло всего несколько минут, когда пастор, наконец, выбрался наружу. На территории форта он никого не нашёл, хотя ясно осознавал, что действует странно, необычно и интуитивно. Он искренне искал встречи… и это одновременно возбуждало и пугало его.

Парочка цыган пробежали мимо него, когда Уотерс брёл по тропе, которая вела на поляну, где уже разбивали лагерь колонисты. Мужчина вздрогнул от неожиданности и проводил долгим строгим взглядом молодых людей, одетых слишком легко для столь пасмурного утра. Именно в тот момент он и заметил их – Стерлинга и девушку – они стояли там, где начиналась граница тёмного леса.

Они были так увлечены своим разговором, что не замечали преподобного в чёрной мантии, стоявшего не так уж и далеко. По тому, как близко Стерлинг находился к рыжеволосой девушке, Уотерс осознал, что их отношения могут быть серьёзнее, чем он предполагал. Пастор видел, что они спорили, и до него едва доходили обрывки разговора. Дождь начинал усиливаться, и листва шумела вокруг.

Она злилась, её большие малахитовые глаза вдруг покраснели, неясно было лишь, плачет она, или это капли дождя заливают её побледневшие щёки? Когда неожиданно Стерлинг попытался взять девушку под локоть, пастор невольно подался вперёд – ещё один бездумный порыв.

Но он давно уже не ощущал столь сильного отвращения. Ему казалось, что Стерлинг позволял себе слишком много. Девушка явно была не в том настроении, и внезапно преподобный почувствовал знакомое желание: оградить её, защитить её… особенно от этого наглеца, чей холодный взгляд ему не понравился ещё там, в Доме Правосудия. Вот сейчас он вмешается и поставит Стерлинга на место, затем уведёт несчастную девушку в часовню и постарается утешить её словом. Наверняка, она промокла до нитки и замёрзла…

– Не утруждайтесь, преподобный! Вы не сумеете им помочь. Скорее рабство отменят, чем эти двое помирятся…

Со стороны лагеря колонистов к нему приблизилась женщина, закутанная в длинный серый плащ. Хоть на голове у неё был капюшон, Уотерс сумел разглядеть под ним мокрые тёмные пряди волос с седыми проблесками и бледное усталое лицо. Это была привлекательная женщина, возможно, не старше сорока пяти, худая и невысокая.

– Простите, что побеспокоила вас, но я заметила… вы были готовы вмешаться, – она подошла к нему и встала рядом, по правую руку. – Я надеюсь, всё же это место и возможность остепениться подарит им долгожданный покой. Их отношения… так переменчивы!

От пастора не ускользнула некая кротость и смирение в её голосе. А взгляд, направленный на Стерлинга и девушку, показался тёплым, материнским.

– Отношения? – Генри тоже посмотрел на них.

Нервно взмахивая руками, обладательница рыжих волос оттолкнула от себя Стерлинга и внезапно побежала в сторону поляны, оставив его в одиночестве среди деревьев. В то мгновение ветер, наконец, донёс до Уотерса хриплый мужской возглас:

– Амелия!

«Её имя… вот как!» – подумал он с какой-то неясной тревогой, затем спросил:

– Вы сказали, отношения? Так она…

– Моя воспитанница и супруга господина Стерлинга, – женщина печально улыбнулась. – Наверняка и вы уже прознали о слухах про похищение и тому подобное… На самом деле она сама покинула родину вместе с ним… Но с тех пор радость между этими двумя я наблюдаю всё реже и реже. С такими характерами, как у них, это просто…

Она говорила ещё и ещё, но Уотерс не мог сосредоточиться. Он глядел на поникшего Стерлинга, на то, как он утёр рукой влажное лицо, а затем неторопливо двинулся вслед за девушкой, к лагерю.

Так она не свободна! Одна лишь эта мысль возбудила в его душе ураган столь мощный, что самому стало страшно. Как же так получилось? За что? Почему именно сейчас и именно он оказался вовлечён в неясный вихрь какой-то жестокой последовательности? Лучше бы он не ощущал ничего, совсем ничего…

Но вот, Стерлинг уже скрылся из виду, дождь ослаб, и пастор побрёл бок о бок с незнакомкой, представившейся ему Магдаленой из Эдинбурга – няней Джона и Амелии МакДональд. Видимо, преисполненная доверия к служителю церкви, пусть и лютеранскому, она решительно была настроена рассказать ему всю правду о своей несчастной воспитаннице…

Генри Уотерс шёл рядом с нею, ощущая себя омертвевшей рыбой, качающейся на волнах у самого берега. Всё, что он знал и ощущал до этого дня, разваливалось на глазах, потому что, оказывается, он не знал ничего! Но хуже всего была мысль о том, что он остался где-то позади… кем-то брошенный и кем-то побеждённый.

И что он мог теперь, когда пара чужих фраз убили в нём искру радости? Лишь наблюдать и слушать… и, возможно, пожелать узнать больше…

Да. Он уже желал. Он желал узнать её историю.


Глава 3. Пять стрел


Форт Дэвидсон, Северная Каролина

1762 год, октябрь


Первым, что Мегера почувствовала после пробуждения, был резкий тычок ей в затылок чьего-то чужого локтя. Приподнявшись на своей узкой постели, кое-как продрав ото сна глаза и оглядевшись, она припомнила, что прошлым днём случилась большая попойка по случаю очередной победы британских солдат над французами на западе, в Луизиане. Так вот, получив долгожданное письмо от Стерлинга и Альварадо, отбивших с успехом Форт Сэнт-Луи, Сэмюель Дэвидсон – владелец земли и основатель форта здесь, в мирной Каролине, объявил двухдневные празднества. Мегера вдруг поняла, что не помнит, первый ли день они гуляли или же второй…

Её снова кто-то толкнул, теперь уже в бок. Женщина резко обернулась и узнала свою новую подружку – хорошенькую девчонку из племени катоба. Эта прелесть, лет семнадцати или восемнадцати – плохо говорила на английском, но они всё равно нашли общий язык; ещё больше Мегера удивилась, когда девушка сама залезла к ней в постель дня три назад. Мегера знала, что у неё нет родителей, и жила она под покровительством вождя, так что, да избавит их Бог, никто из племени не узнает, чем они тут с ней занимались.

– Тебе бы муженька найти, красотка. Сильного и любящего. Нарожала бы ему краснокожих деток… – бормотала Мегера прошлым вечером, когда они всей честной компанией собрались в хижине Дэвидсона. – А ты всё ко мне лезешь… Чего ж тебе неймётся, дурочка?

Девушка сидела рядом с ней за столом, улыбалась, как дурная, почти ни слова не понимая, и пыталась гладить Мегеру по голове ладонью. Бывшая пиратка была слишком пьяна и слишком одинока, чтобы противостоять её обаянию. Кроме этой девчонки из катоба к ним в форт то и дело ходили ещё двое молодых парней и одна женщина средних лет. Дружелюбные, они искали общения с колонистами – кто-то хотел выучить язык, кто-то интересовался религией и Библией. Сэмюель Дэвидсон и его люди хорошо ладили с племенем, обитая здесь уже несколько лет. Но Мегера знала, что катоба – это исключение из правил. Другие местные племена белых ненавидели, ни англичан, ни французов. Так что Стерлинг сделал верный выбор, когда оставил своих колонистов здесь, на попечении Дэвидсона.

– Как же я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, дикарочка, – шептала Мегера, разглядывая смуглое лицо девушки, – дай Бог, ни тебя, ни твоё племя не тронут эти жадные захватчики. Мы не такие, как они. Не такие. Мы просто хотим жить здесь, понимаешь?

– Панима-ау! – Девчушка-катоба так прелестно растягивала слова и так шаловливо тянула руки к платку на шее Мегеры, что та не могла не улыбаться в ответ.

– Ничего ты не понимаешь, – из-за шума вокруг, пьяных криков и визгов женщин её было едва слышно. – Надеюсь, нам с тобой больше не придётся хоронить соплеменников. Ни ваших, ни наших.

Мегера с грустью взглянула в окно, где на фоне багрового заката виднелись верхушки густого леса. Она заговорила, зная, что девушка и половины её речи не поймёт:

– Знаешь, когда мы только прибыли сюда, всё казалось таким радужным, прекрасным. Стерлинг знал эти места лучше всех нас. Потом пришло осознание, что ни одно отчаянное дело в мире не даётся легко. Поухатаны не пустили нас на свою территорию, потому что их вождь думал, будто Стерлинг возьмёт его дочь в жёны. А тот отказался, разумеется. Ха-а-ха! Видела бы ты, как мы улепётывали оттуда, опозоренные! Нас чуть ли не обратно к берегу согнали стрелами… поухатаны эти… Потом Стерлинг повёл нас на север. А там эти частные землевладельцы… все нас сторонились, потому что королевские шпионы уже нашептали местным, что ждёт тех, кто помогает разбойникам и врагам Георга!

Мегера залпом осушила свою кружку с разбавленным бренди и, рыгнув, как заправский моряк, выдохнула. Дикарка рядом с ней лишь хихикнула.

– А потом эта холера забрала некоторых наших ребят… Бедняги! И индейцы где-то по дороге подстрелили несчастных Генри Лионелла и Стивенсона! Хорошие были мужики… А полгода назад на нас напали в лесу, во время охоты, и там… там мы… Ах, дьявольщина! – она в сердцах стукнула себя кулаком по виску. – Вот так мы маялись на побережье, пока Томас не поборол себя и подружился с парочкой плантаторов. Пришлось чуть ли не ноги целовать им, чтобы его пригласили в Олбани. Благо, нашёлся там этот… Вашингтон и пообещал свою защиту! Как же много в этом мире значит подпись одного человечка на сраном листке бумаги… Ты знала, а?!

Девушка-катоба помотала головой и сочувствующе положил руку Мегере на плечо.

– Вот так мы и докочевали сюда, до мистера Дэвидсона, где он нас приютил на время. Храни Бог этого парня! Добрейший христианин!

Бывшая пиратка вскочила и закричала на всю хижину:

– За Сэмюеля Дэвидсона! Долгих лет жизни тебе, друг мой!

Послышались одобрительные возгласы, и вверх потянулись руки с кружками бренди или эля. Сам же Дэвидсон – двадцатипятилетний худощавый землевладелец, сидящий в конце длинного стола – скромно закивал, когда его наперебой стали хлопать по спине и благодарить.

Мегера сидела на краю койки и вспоминала, чем кончился праздник. Затем снова взглянула на спящую индейскую девушку. «Вот чем кончилось всё, – подумала она с усмешкой. – Ладно уж… Бог простит». Как и много раз прежде, ощущая себя грешной и виноватой, Мегера перекрестилась, мысленно помолилась, затем встала и подошла к окошку.

Утро было пасмурное, сырое. Ночью прошёл дождь. Но в форте всё было спокойно, довольно опрятно (для мелкого поселения); кое-где сновали куры, да собаки рылись среди объедков, выброшенных под окнами домов. Мегере здесь нравилось, как и большинству колонистов, ей хотелось бы остаться здесь. Местные племена индейцев были мирными, не трогали белых, а Мегере ох как не хотелось снова с ними сталкиваться.

Но всё зависело от решения Стерлинга. Едва он вернётся с фронта, им придётся решать – оставаться или двигаться туда, где им определят землю. Она читала его письма, где Стерлинг уверял, что Вашингтон, как делегат Палаты бюргеровHouse of Burgesses – законодательная палата колонии Виргиния. , похлопочет за него и не бросит, поскольку ценит в нём воинский опыт. А ещё Вашингтон был решительно настроен против британских властей здесь, в колониях, так что насолить королю дружбой со Стерлингом он был рад гораздо больше.

Да, хорошее местечко, и жаль было бы его покинуть. Наконец их жизнь стала налаживаться! Осталось лишь дождаться Томаса, Альварадо и остальных мужчин, и тогда всё будет хорошо! С такими думами Мегера одевалась в уголке полутёмного чердака, где обитала она и ещё несколько женщин… И внезапно осеклась, натягивая на ноги сапоги. Затем быстренько собралась, взлохматила короткостриженые волосы и ловко спустилась с чердака через люк, даже не воспользовавшись лестницей. Она поспешила в большую гостевую комнату – единственную приличную спальню для гостей на все пять хижин, которые занимали колонисты – остатки сна и похмелья уже как рукой сняло.

В спальне было светло и просторно, и, несмотря на то, что комната была разделена занавесками на три части для троих человек, тут всё ещё было много места. Мегера огляделась, поправила ремень на штанах и приподняла занавеску с северной стороны спальни: на узкой деревянной койке всё ещё тихо и мирно спали Дженни и её маленький сын, которому вскоре должно исполниться три года. Убедившись, что они в порядке, Мегера улыбнулась и отошла к другой части спальни: здесь, за тяжёлой чёрной шторой в заплатках, подвешенной к потолку, она обнаружила сидящего на постели Джона. Как и всегда, с утра пораньше он обложился книгами, и даже сейчас зачитался и не услышал её шагов.

– Горе солдат из тебя, дружок! Нужно обращать внимание на то, когда кто-то вторгается на твою территорию, – заметила женщина с усмешкой.

Джон МакДональд поднял глаза – ох уж эти его небесно-голубые глаза, на которые засматривались все местные девицы – вид у него был не слишком довольный.

На страницу:
2 из 5