Семь ночей с Посейдоном

Валери Квин

Семь ночей с Посейдоном

За окном лил дождь. Молния лениво разрывала небо, будто вспоминала, как это – быть яркой и страшной. Тяжёлые, серые тучи давили на стекло. «Любимая погода Шейна…» – подумала Ким, глядя в экран компьютера, но видя совсем не его.

Воспоминания возвращались без стука.

Когда-то она была просто маленькой девочкой с зелёными глазами, косоглазием и родинкой на щеке, словно аккуратная чёрная точка, оставленная художником. Пышные каштановые волосы вечно выбивались из косичек, а в детском саду её дразнили не переставая. Она училась защищаться – как могла, как умела. Но быть хрупкой, уязвимой и маленькой – значит почти всегда быть одна.

Пока однажды она не пошла в первый класс.

Они с Шейном жили в одном дворе, но он был на два года старше, и до школы их миры не пересекались. До того самого дня, когда в школьном коридоре кто-то из мальчишек злобно выкрикнул:

– Косая! Косая!

Шейн шёл мимо. Он мог бы не заметить. Но он увидел. Подошёл. Молча. Уверенно. Взял обидчиков за шиворот и каждому отвесил по лёгкому, но очень говорящему пинку.

– Эту девочку – не трогать. Или будете иметь дело со мной.

С этого момента всё изменилось.

Он был сильным, высоким для своих лет, с тёмной кожей, мощным подбородком и мальчишеской уверенностью, которая казалась взрослой. Он играл в футбол на школьном поле, его имя шептали девочки из старших классов. А Ким… Ким просто смотрела на него, не понимая, что это за трепет, который рождается внутри при одном его взгляде.

И это было первым чувством. Самым чистым, наивным, необъяснимым. Её маленьким, дрожащим «люблю».

Шли дни, и Шейн всё яснее чувствовал: ему нужно быть рядом с Ким. Это было не влюблённость – ещё нет. Это было желание оберегать, защищать, быть рядом просто потому, что она – та самая. Её одиночество, её тишина, её взгляд, чуть упрямый, но такой уязвимый – всё это трогало в нём что-то глубинное.

Он стал появляться на её пути – не навязчиво, но точно. Ждал её за углом школы, будто просто мимо проходил. Переходил улицу, когда видел её вдалеке. Он не знал, как объяснить себе это чувство, но знал одно – не может позволить, чтобы она снова была одна.

Ким начала догадываться. В её сердце зарождалась тревожная радость – тонкая, как паутина, но живая. Он будто нарочно возникал там, где ей становилось страшно или грустно. И тогда – становилось светло.

Однажды он заговорил с ней. Что именно он сказал – стерлось. Но Ким запомнила, как у неё в груди вдруг стало тепло, как дыхание сбилось, как она не знала, куда деть руки. С того момента он начал провожать её домой, шаг за шагом, каждый день, как маленький ритуал, как невидимая нить между ними.

Вечерами он стоял под её окнами. Ждал, пока она покажется – и, едва она появлялась, махал рукой, как будто ждал её целую вечность. А на День святого Валентина она нашла под дверью самодельную валентинку – корявое сердце с детскими блёстками и его неловкими буквами. Она прижала её к груди и поняла: это только её Шейн.

Они стали неразлучны. Сидели на лавочках, делили конфеты, говорили обо всём и ни о чём. Мир сужался до их двоих. Как будто существовал только их двор, их скамейка, их прогулки. Всё остальное было ненастоящим, временным.

Однажды урок у Ким отменили, и её класс временно перевели к Шейну. На задней парте они перекидывались записками, строили вечерние планы, смеялись глазами. Она писала: «Ждёшь у окна?» – он отвечал: «Как всегда».

Они были, как птенцы – хрупкие, тёплые, ещё не знающие, что такое страх потерять.

Вечером она гуляла с подружками, а Шейн играл в футбол. Ким знала, где он, и будто случайно выбрала путь мимо поля. Подружки болтали, но её внимание было где-то там – на мячике, на его движениях, на том, заметит ли он её.

Заметил.

Подбежал, раскрасневшийся от игры, взгляд – сосредоточенный, но мягкий.

– Всё в порядке? – спросил он, будто проверял, цела ли её душа.

Она кивнула. Сказала «да», едва шевеля губами – подруги были рядом, она не знала, как вести себя при них.

– Будь осторожна. И гуляй рядом с домом, ладно? – сказал Шейн и побежал обратно, как будто только что выполнил что-то очень важное.

И тогда – подружки закружили её, как стая.

– Ты с ним?! – Он что, за тобой бегает?! – Боже, он такой классный… Ты в него влюбилась?!

Ким растерялась. Внутри неё что-то дрожало, как от восторга, так и от страха.

От страха быть разоблачённой. От страха признать.

– Нет, – выдохнула она. – Просто… пожалел меня. Вот и всё…

Так сказала её неуверенность. Так говорило то самое детское зеркало, в котором она видела себя уродливой, недостойной. Как он мог полюбить такую, как она?

Элис, одна из подружек, вдруг замолчала. Но перед этим – посмотрела на Ким странно. С интересом. С какой-то взрослой, чуть ехидной улыбкой, которой до этого в её лице никогда не было. И Ким на мгновение стало не по себе.

На следующий день она с нетерпением ждала встречи с Шейном. В коридоре, у раздевалки, на переменах – ей казалось, он должен подойти, как раньше. Спросить, как дела. Улыбнуться. Мелькнуть во взгляде чем-то тёплым и родным.

Но Шейн был… другим.

Он не подошёл. Не поздоровался. Не взглянул даже. Он будто не замечал её вовсе.

Сначала Ким решила – случайность. Потом – недоразумение. Потом начала придумывать себе оправдания: «Может, он заболел…», «Может, у него тренировка, и он устал»…

Но сердце всё чувствовало правильно: он избегал её.

Весь день она ждала, надеялась – вот сейчас, на перемене, он подойдёт. Или в столовой случайно сядет рядом. Или хотя бы – просто встретится взглядом.

Но ничего не происходило.

Он был рядом. Но вдруг стал страшно далёк.

Когда Ким возвращалась домой, сердце её билось с замиранием – а вдруг он всё-таки где-то за углом? Как раньше, украдкой, с тайной заботой? Но – Шейна не было.

Ни на углу.

Ни за забором.

Ни на дороге, по которой он раньше шёл с ней, будто по тропинке, ведущей в их общее детство.

Дома она молча поела, не чувствуя вкуса. Раскрыла тетрадки. Сделала вид, что делает уроки. Но всё внутри неё было – ожиданием.

Она подошла к окну. Посмотрела вниз, на двор.

Пусто.

Впервые за всё время ей стало холодно. Не на улице – внутри. В груди. В шее. В кончиках пальцев.

Она долго сидела у окна, пока не потемнело окончательно.

ГЛАВА 1

Наступил день школьной экскурсии. Организовали выезд для двух классов – её и Шейна. Ким почувствовала дрожь, узнав об этом. Это была надежда. Надежда, что рядом с ним, пусть даже в автобусе, что-то прояснится. Что-то можно будет понять. Услышать. Поймать взгляд. Спросить. Или – просто снова быть рядом.

Она поднималась по ступенькам автобуса, затаив дыхание. И когда увидела его – он уже сидел, у окна, с рюкзаком на коленях – всё внутри у неё сжалось от волнения.

Он не поднял глаз.

Каким-то странным образом – словно всё решила сама судьба – они оказались в автобусе рядом. Спина к спине.

Он сел первым. Она – последней из своего класса. Мест почти не осталось. Только одно, рядом с ним. Но сесть лицом к лицу… ей не хватило духу.

Она опустилась на место, чувствуя, как между их лопатками – не прикосновение, нет – а невидимое, тёплое напряжение.

Он знал, кто сидит за его спиной. Она знала, кто перед ней.

Но ни один не повернулся.

Ни один не сказал ни слова.

Весь путь, пока автобус подпрыгивал на выбоинах, Ким сидела, не чувствуя тела. Словно растворилась. Словно исчезла.

И сердце её стучало в груди так глухо, будто заблудилось в собственном доме.

Она думала: «Наверное, со мной что-то не так… Наверное, я плохая… Странная… Сломанная…»

И даже представить себе не могла, что происходило на самом деле.

Она не знала, что за её спиной сидел мальчишка с огромной болью внутри. Который думал о ней весь день, каждую минуту. Которому тоже не хватило смелости.

Который отдалился, потому что испугался, что Ким его стыдится. Что она отреклась от него. Что он больше не нужен.

Они были так близко – и так беззащитно далеки.

Два ребёнка.

Две спины.

Одна история, которую они оба не могли понять.

Когда пришло время возвращаться к автобусу, Ким с подружкой задержались – в киоске неподалёку продавались любимые йогурты. Глупая, мелкая детская радость. Им казалось – времени ещё достаточно. Они даже посмеивались, выковыривая монетки из карманов.

Но когда они вышли на улицу – автобус уже медленно трогался с места.

Он уезжал.

А между ними и автобусом – трасса. Широкая, тяжёлая, как река из металла и гула. Машины проносились в обе стороны. Сигналы. Фары. Ветер от проезжающих мимо кузовов ударял в ноги, в лицо, в грудь. Подружка Ким взвизгнула, схватила её за руку – и они бросились вперёд.

Сердце грохотало в ушах.

Ким бежала, как во сне. Воздуха не хватало. Всё мелькало и дрожало – огни, дороги, лица водителей. Казалось, секунду – и… Но вот они добрались до обочины.

И в этот момент – она увидела его.

Шейн.

Он сидел у окна автобуса. И смотрел прямо на неё. В его глазах было всё: ужас, страх, беспомощность.

Он прижался лбом к стеклу, как будто хотел вырваться наружу. Как будто его душа – уже вне автобуса, уже рядом, уже держит её за руку.

Он не мог двигаться.

Но он хотел.

В каждом мускуле его тела была готовность сорваться. Побежать. Спасти.

Он не слышал шума. Не видел никого вокруг. Только её.

А Ким, тяжело дыша, с дрожащими руками и стуком сердца в горле, впервые почувствовала, что он всё ещё рядом. Что он… неравнодушен.

Но автобус поехал дальше. И между ними снова выросло стекло. Дорога. Время. Недосказанность.

К счастью, всё обошлось.

Ким с подружкой, запыхавшись, добрались до автобуса. Они влетели в салон, как ураган, и, смеясь от облегчения, уселись на свободные места. Сердце у Ким всё ещё стучало в ушах – и не столько от страха, сколько от взгляда Шейна, который она уловила через окно. Этот взгляд согревал её изнутри, как весенний луч, пробившийся сквозь пасмурное небо.

Автобус поехал обратно – возвращать детей в привычную повседневность. Шум, болтовня, рюкзаки на коленях, сладкий йогурт – всё будто снова стало обычным. Только у Ким внутри всё было по-другому. Она ждала. Надеялась. Боялась, что сейчас всё исчезнет, как мираж.

Но произошло неожиданное.

Когда автобус был всего в паре остановок от их дома – Шейн встал и вышел. Без слов. Без объяснений. Просто взял и ушёл на остановке раньше, чем нужно было.

Ким замерла.

Почему? Куда он пошёл? Что случилось? Почему он не дождался конца поездки?

Вопросы будто роились в голове, перебивая друг друга, оставляя внутри только ещё больше путаницы.

Когда они с подружкой вышли на своей остановке и пошли в сторону дома, что-то мелькнуло среди кустов у подъезда. Ким обернулась – и на мгновение увидела его лицо. Шейн.

Только она успела его заметить – он скрылся, исчез, как тень.

Но в груди у неё вспыхнуло тепло.

Он здесь. Он рядом. Значит, я не придумала. Значит, это что-то настоящее.

Вечером Ким снова вышла во двор с подружками. Воздух был напоён летним теплом, запахом пыли и свежескошенной травы.

На футбольном поле, как обычно, бегал Шейн – быстрый, сосредоточенный, сильный. Его друзья кричали, пинали мяч, спорили и смеялись. Всё было, как всегда.

Кроме одного.

Ким знала – он не просто играет.

Он краем глаза ищет её.

Он знает, что она вышла.

И, возможно, ждёт, когда она поднимет глаза – и увидит его.

В какой-то момент всё-таки случилось то, чего Ким так ждала и одновременно боялась.

Шейн подошёл.

Это было не громко, не эффектно. Просто тихо, спокойно, будто ничего и не происходило. Они остались наедине, и сердце Ким стучало так громко, что ей казалось – слышит и он.

– Почему?.. – вырвалось у неё почти шёпотом. – Почему ты перестал со мной говорить?.. Избегаешь, не смотришь, не здороваешься… Я что-то сделала не так?

Шейн отвёл взгляд. Его плечи чуть напряглись.

– Элис… – тихо сказал он. – Несколько дней назад она подошла ко мне и сказала… что ты не хочешь, чтобы я был рядом. Что ты… не хочешь со мной ничего общего. И что… я должен отойти.

Ким замерла.

Элис?

Словно горячая волна гнева поднялась от живота к горлу. Она не могла дышать, не могла говорить, только смотрела на Шейна, не веря в то, что слышит.

– Она сказала… что? – прошипела она.

– Что ты жалеешь, что общаешься со мной. Что всё это – просто вежливость.

– Да как она могла?! – взорвалась Ким. – Я?! Я никогда даже не думала так! Никогда! Это она… она… – её голос дрожал от ярости и обиды. – Она солгала тебе. Просто взяла и солгала. Потому что… потому что, видимо, завидовала. Или ревновала. Или хотела разрушить… нас.

Шейн смотрел на неё с лёгкой растерянностью – будто заново открывая в ней силу.

– Прости… Я просто подумал, что если ты не хочешь, то я… не должен мешать. Я не хотел навязываться.

– Навязываться?.. – в голосе Ким прозвучала почти горечь. – Ты был единственным человеком, рядом с которым я чувствовала себя не «косой», не «девочкой с родинкой», не чужой… А просто – собой. И ты подумал, что я тебя не хочу рядом?

Молчание между ними было густым, как вечерний воздух.

И в этом молчании что-то родилось.

Что-то настоящее.

С тех пор Ким больше никогда не говорила с Элис. Она не кричала, не мстила – просто навсегда закрыла ей доступ к своему миру.

А с Шейном… они стали ближе.

Их разговоры стали длиннее, прогулки – позже, взгляды – глубже. Они всё чаще сидели вдвоём на скамейке у школы, или на бордюре во дворе, болтая обо всём и ни о чём. Было что-то хрупкое и настоящее в их дружбе, в этих невинных касаниях плечом, в улыбках, которые понимали только они.

И хотя они по-прежнему оставались «просто детьми» —

между ними уже было что-то большее. Нежное. Неосознанное. Первое.

Они ещё не знали, что самое страшное бывает не тогда, когда кто-то умирает.

А тогда, когда кто-то уходит – и не попрощавшись.

ГЛАВА 2

Всё произошло неожиданно. Без объяснений. Без времени на «прощай».

Ким не пришла в школу. Ни на следующий день, ни через день. Сначала Шейн думал – заболела. Потом – уехала к бабушке. Потом… начал чувствовать. Что-то не то. Что-то не так.

А потом услышал от кого-то, проходя мимо:

– А семья этой девочки, Ким, уехала. Сказали – навсегда.

Навсегда.

Это слово врезалось в него, как лезвие. Он не верил. Не мог поверить. Просто не хотел.

Он пришёл к ней домой. Постучал. Один раз. Второй. Никто не открывал. Он сел у двери, обняв колени, и ждал. Просто ждал.

Прошёл час. Потом ещё. Соседка вышла, сказала:

– Их сегодня ночью увезли. Срочно. Что-то с документами… Что-то с визами… Проблемы у родителей. Уехали в спешке. Даже мебель оставили.

Шейн не понял половины слов. Ему было двенадцать. Но сердце поняло всё.

Ким больше не вернётся.

Он приходил к её подъезду каждый день. Сидел на ступеньках. Смотрел на окна её квартиры. Иногда ему казалось – тень. Или силуэт. Или будто кто-то смотрит в ответ.

Иногда он приносил валентинку, сделанную своими руками – такую же, как тогда. Оставлял под дверью. Иногда – цветок. Иногда просто сидел в тишине.

Вечерами он продолжал выходить во двор, гонять мяч с друзьями – но уже без смеха. Без огонька в глазах. Его часто спрашивали, что случилось, но он только пожимал плечами и подумал…

– Уехала. Навсегда.

И никто не знал, как больно это «навсегда» отзывается внутри. Как он лежит ночью с открытым окном, вслушиваясь в ветер, как будто он может принести голос Ким.

Он не умел плакать.

Но тогда… тогда он всё-таки заплакал. Тихо. Спрятав лицо в подушку. И прошептал:

– Возвращайся…

Но она не вернулась.

Она долго не решалась.

Переезд случился внезапно, как гром среди ясного неба. Родители говорили что-то о «необходимости», о «будущем», но Ким слышала только одно – она больше не увидит Шейна. Всё оборвалось. Мгновенно. Без шанса на прощание.

В новом городе, в новой школе, среди чужих лиц и равнодушных голосов, она будто потеряла часть себя. И тогда, в одну из особенно тяжёлых ночей, она решилась.

Она написала ему письмо.

Писала долго. Стирала. Плакала. Снова писала.

Там не было ни «люблю», ни пафосных слов. Только правда.

Что она скучает. Что её всё напоминает о нём. Что даже дождь здесь – не тот, потому что он не знает, что Шейн любит дождь.

Что она ждёт хотя бы пару слов в ответ.

Хоть чего-нибудь.

Письмо она передала через подружку, которая осталась там, дома. Та обещала, что передаст Шейну – обязательно, лично.

Ким ждала. Каждый день бежала к почтовому ящику, как в фильмах. Каждый день убеждала себя: завтра точно будет ответ.

Но ответа не было.

Через неделю подружка написала короткое сообщение:

> «Передала. Он был с пацанами. Взял, прочитал и засмеялся. При них же порвал. Прости, я не знала, что он такой…»

Ким застыла.

Земля под ногами ушла.

Мир, в котором она надеялась, стал стеклянным и разбился в один миг.

Сначала она ничего не почувствовала.

Потом – всё сразу.

Боль. Стыд. Одиночество.

Словно кто-то вытянул воздух из комнаты. Словно сердце не билось, а просто молча треснуло.

"Он даже не попытался понять. Не сохранил. Не ответил. Он… засмеялся?"

Ким выключила телефон.

И больше никогда никому не писала писем…..

Карнавал. Вечер грозы.

За окном всё ещё лил дождь. Гром перекатывался по небу, молнии освещали улицы то призрачным, то жёлтым светом. Капли стекали по окну офиса, в котором Ким задержалась допоздна – не из-за работы, а чтобы отсечь от себя тревогу. Она распустила команду пораньше, понимая: всё должно быть готово, ведь весь коллектив приглашён на маскарад в отель её близких друзей. Официальное приглашение, корпоративный ужин, шум, вино, маски. Но внутри – была дрожь.

Она открыла окно, вдохнула влажный воздух. Гроза казалась ей живым существом. Беспокойным, как её мысли. В голове стучало имя, которое она не произносила много лет. Шейн. Неожиданно и нагло – он вернулся в её внутренний мир. И она не знала почему.

На диване рядом лежало платье – лёгкое, полупрозрачное, с оттенком серебра. Маска из кружева, украшенная мелкими жемчужинами, прятала почти всё лицо, оставляя лишь губы и родинку на щеке.

Ким собрала волосы в низкий пучок, надела украшения, и, не оглядываясь, вышла в ночь, где гроза уже отступала, оставляя после себя густой, тёплый воздух, в котором дрожали запахи – мокрого асфальта, летнего лимона и предчувствия.

ГЛАВА 3

Отель сиял огнями, как дворец. Музыка текла изнутри, как река, люди смеялись, столы ломились от угощений, а на террасе кружились маски.

Он стоял у колонны, будто случайный гость. Но в нём не было ничего случайного. Его невозможно было не заметить: высокий, широкоплечий, в чёрной маске с золотым орнаментом, молча наблюдающий, как будто выбирает не с кем заговорить – а когда напасть.

И вдруг – удар. Запах.

Лимон. Эльдер. Лето. Детство. Письмо, рваное в чужих руках. Воспоминание, пронзившее, как молния.

Он не видел её лица. Но в его теле что-то дёрнулось. Пронеслось. Замерло.

Это она.

Она проходила мимо, ни о чём не догадываясь. Лёгкая походка. Тонкая талия. Полуприкрытая маской щёка – с той самой родинкой, которую он помнил лучше, чем собственные ладони. Он почувствовал, как под кожей поднимается что-то горячее, плотное – желание. Но не плотское, не только. Желание узнать, подойти, владеть моментом, не отпустить больше никогда.

А Ким… Её тоже дернуло.

Этот мужчина. Он был как скала. Как защита. Как опасность. Она не знала, кто он – но её тело знало. Точно. Безошибочно. Её дыхание сбилось, как только он оказался рядом. Она не позволила себе посмотреть прямо в лицо, но ощущала: он видит. Он видит её. Каждую клетку, каждый изгиб.

Когда он подошёл – слишком близко – она даже не сделала шаг назад. Он склонился к её уху. И голос его был низким, как гроза за окном два часа назад:

– Ты пахнешь, как память.

Её сердце замерло.

Он не сказал имени. Он не коснулся кожи. Он просто был. Как знак. Как угроза. Как предвкушение.

На следующее утро, вернее – ближе к полудню, город только начинал просыпаться. Офис был официально закрыт, сотрудники отсыпались после карнавальной ночи, залитой вином, музыкой и масками. Все – кроме него.

Шейн не сомкнул глаз. Он лежал на идеально выглаженных простынях своего гостиничного номера, но его тело было взведено, как струна. Мысли вновь и вновь возвращались к ней – к девушке с маской и лимонно-эльдеровым ароматом, в которой было нечто до боли знакомое.

Её кожа – фарфорово-белая, словно никогда не знала солнца. Глаза – яркие, зеленые, словно пронзали насквозь. Волнистые каштановые волосы, собранные небрежно в пучок, казались созданными для того, чтобы распускаться под его руками. Пышная грудь, тонкая талия, мягкие бёдра – всё в ней кричало о жизни, о женщине, которую невозможно забыть.

Он чувствовал, как сжимаются мышцы живота, будто только что вышел из тренажерного зала после безумной нагрузки. Но никакой спорт не мог объяснить ту напряжённую пульсацию внизу живота, то дикое желание, которое гнало кровь по жилам. Её образ не отпускал. Он знал – если не найдёт её, сойдёт с ума.

А в это же утро Ким лежала в своей постели, полунакрытая лёгким пледом. Солнечный свет едва проникал в комнату сквозь плотные шторы, и всё вокруг казалось замершим. Но внутри неё – бушевал ураган.

Ночь была как мираж. Она вспоминала прикосновения, взгляд, тяжесть мужской руки на талии. Необъяснимая, почти болезненная тяга к незнакомцу, которого даже не видела полностью. Он появился из грозы, как наваждение, и ушёл, оставив след, будто отпечаток на коже.

У неё был небольшой опыт в отношениях. Несколько романов, симпатии, даже разочарования. Но такого… чтобы она проснулась с этой жаждой, с этим внутренним трепетом – не было никогда. Что-то в нём выворачивало её наизнанку. Она чувствовала себя женщиной, желанной, хрупкой и сильной одновременно.

И больше всего её пугало то, что она не знала его имени.

Офис был холоден и тих, как утро после шторма. Пустые столы, слабо гудящий кондиционер и кофе, который помощник поставил перед ним, остыл быстрее, чем успел остыть его гнев.

Шейн стоял у панорамного окна, глядя на пробуждающийся город. Внутри него бурлило раздражение. Он приехал с серьёзными намерениями, с чётко составленным графиком, а организация приёма оказалась… мягко говоря, неидеальной. Что-то пошло не так ещё с момента прибытия: логистика, жильё для персонала, детали круиза – вся эта мелочь, которую должны были отточить до автоматизма, подводила.

Он провёл рукой по волосам, сдерживая желание кому-то позвонить и высказать всё напрямую.

– Кто отвечает за организацию? – бросил он, не поворачиваясь к ассистентке.

– У отдела PR. Ответственный специалист – Ким… Ким Левицкая, – неуверенно проговорила та.

Имя ничего ему не сказало.

– Позвать её, – холодно велел он. – Сейчас.

Именно в этот момент дверь офиса открылась.

Он обернулся… и замер.

На фоне прохладного интерьера, как оживший мазок угля на белом холсте, в комнату вошла женщина. Её чёрная юбка-карандаш плотно облегала бёдра и подчёркивала каждое движение. Узкая, как остриё ножа, она гармонировала с черной кофточкой, скромной лишь на первый взгляд. Квадратный вырез без стыда открывал изящную ложбинку между грудей, и тонкая золотая цепочка с капелькой подвески лежала точно в её центре, заставляя взгляд невольно задержаться.

Её каштановые волосы были собраны в небрежный пучок, пронзённый обычным канцелярским карандашом. Этот жест – случайный, домашний, почти девичий – резонировал со всем её образом: между монашкой и стриптизёршей, между строгостью и вызывающей женственностью.

Но самое главное – её глаза. Изумрудно-зелёные, сверкающие, живые. Его дыхание сбилось.

Она медленно подошла, уверенно, не торопясь, будто знала, что на неё смотрят. Её взгляд встретился с его – и застыл на миг.

– Доброе утро, – спокойно сказала она. – Я Ким Левицкая. Вызывали?

Он не мог ответить сразу.

Что-то в нём оборвалось.

Она. Та самая. Это она.

Только теперь, при дневном свете и без маски, с родинкой… Родинка. Её не было. Он всмотрелся – она была тщательно замаскирована лёгким макияжем. Но теперь он знал, где она – и что она. И что она та самая девушка с прошлой ночи.

А она… пока не догадывалась ничего.