Поцелуй медузы, или Ведро с повтором

Юрий Гладышев

Поцелуй медузы, или Ведро с повтором

Глава 1

Лето 1985 года. Москва, Курский вокзал. Солнце палит нещадно, превращая асфальт в раскалённую сковородку. Густой, как кисель, воздух пропитан смесью из пота, парфюма и выхлопных газов. Каждый вдох наполняет лёгкие этой смесью, которая не исчезает, а остаётся с тобой, въедаясь в одежду и волосы.

На перроне не протолкнуться. Все ждут, когда объявят посадку на поезд Москва – Симферополь. Одни нервно смотрят на часы, другие переговариваются, третьи молчат, погруженные в свои мысли. Я и несколько моих институтских друзей топчемся у расписания. У каждого из нас в руках рюкзак, набитый до отказа: плавки, футболки, полотенца, консервы, вино. Мы едем дикарями в Крым. Никаких путёвок, никаких заранее забронированных мест. Только десять студентов полных надежд и стремлений отдохнуть от городской суеты и бесконечных институтских забот.

Наконец раздаётся объявление о посадке, и люди начинают двигаться к поезду. Наш вагон, разумеется, плацкартный. Откуда у студентов деньги на купе? Он полон: студенты, семьи, пожилые люди. Каждый едет со своими мечтами и планами. Плацкарт – это отдельный мир. Здесь всё как на ладони, все на виду. Внутри вагона кипит жизнь: кто-то ищет своё место пытаясь пробраться с багажом, кто-то уже достаёт еду, как будто это его последний шанс поесть. Воздух наполняется запахом варёных яиц и жареной курицы, который становится почти невыносимым. Поезд трогается и медленно катит по рельсам, унося нас из душного города к морю. Из окна открывается вид на знакомый пейзаж: многоэтажки сменяются частными домами, а за ними леса и поля и сельские виды, которые напоминают картины передвижников. Иногда поезд останавливается на станциях, и мы выходим размять ноги. Здесь можно у бабушек купить варёную картошку с солёными огурцами, а если повезёт, то и пиво, но чаще всего мы просто стоим и смотрим на проходящих мимо людей, чувствуя себя частью этого бесконечного летнего путешествия.

На нижней полке у туалета сидит женщина лет сорока, которая каждого вышедшего из гигиенической комнаты встречает фразой «с облегчением». Это настолько неожиданно, что даже самые стойкие пассажиры теряют дар речи. Одни смущённо улыбаются, другие пытаются сохранить серьёзность, но все без исключения испытывают странное чувство, будто попали в какую-то абсурдную ситуацию. Что это вообще значит? Кто она? Почему так говорит?

Время летит незаметно, и вот уже за окнами исчезают последние огни, уступая место темноте и звёздам. Я извлекаю из бездонного рюкзака бутылку, бережно завёрнутую в майку. Самое время для душевного разговора под рюмку водки. Лёха достаёт гитару с верхней полки. Мы устраиваемся поудобнее за столом, и я начинаю разливать водку по стаканам. Она для нас – символ свободы и единства. Лёха берет гитару и начинает играть что-то спокойное и меланхоличное. В вагоне поезда, медленно ползущего по ночной степи, это звучит особенно трогательно. Мы с Лёхой знакомы уже много лет, и такие моменты для нас не редкость. Он играет, и мы вместе тихонько поём.

Как за далёкой рекой,Видел я часто сон беспокойный,

Постепенно в наш отсек купе подтягивается народ со всего вагона. Кто-то несёт водку, кто-то закуску. У нас царит атмосфера беззаботного летнего веселья. Соседи по плацкарту, которых мы раньше видели лишь мельком, почти стали нашими друзьями. Музыка и алкоголь способствуют этому. Периодически выходим в тамбур покурить. Пока ещё все курят Московские сигареты «Ява» естественно явская. «Ява» дукатовская не котируется. Даже был такой анекдот. На табачную фабрику «Ява» приезжает делегация с завода «Дукат», чтобы узнать, почему их сигареты не пользуются спросом, а продукцию «Явы» раскупают с невероятной скоростью. Гости, одетые в белые халаты, с интересом осмотрели цеха фабрики. На первый взгляд, всё было похоже на производство «Дуката», но, как отметили делегаты, «чуть чище». Под конец визита они решили задать главный вопрос: как же всё-таки они делают сигареты «Ява»? Один из сотрудников фабрики отвечает: «Ну как. Подметаем! Подметаем в цехах, а потом во всё это добавляем немного табака и засыпаем в сигареты. Делегаты, переглянулись, и один из них воскликнул: «Так вот в чём дело Вы туда табак добавляете!»

А между тем поезд мчится сквозь ночь, и за окном проносятся тёмные леса и редкие огоньки деревень. В купе становится всё теплее и уютнее. Кто-то уже уснул, устроившись на верхней полке, Лёха, отложив гитару, рассказывает очередную историю, смеясь до слёз. Внезапно кто-то из нашей компании вспоминает прошлогоднюю поездку в Крым. Это словно открывает шлюзы. Мы перебиваем друг друга, смеёмся, делимся деталями, которые ещё не стёрлись из памяти. Да и как можно забыть поездку в пансионат "Солнечный" по двум путёвкам в шестером. Но об этом , как ни будь в другой раз. Эта история требует отдельного обстоятельного рассказа. Но, а пока я сижу у окна, наслаждаясь ночным пейзажем за стеклом. Свет луны пробивается сквозь ветки деревьев, создавая причудливые узоры на стенах вагона. Вдалеке мелькают огни редких станций, словно призрачные маяки в этом бескрайнем море ночи. Я чувствую, как поезд мягко покачивается, убаюкивая меня. Мысли текут медленно, как река, несущая свои воды к морю. В вагоне становится всё тише. Лёха, кажется, уснул, уронив голову на грудь. Его гитара, оставленная на коленях, тихо звенит струнами от ветра из приоткрытого окна. Я чувствую, как веки тяжелеют, но не могу позволить себе заснуть. Хочется запомнить этот момент, эту атмосферу. Глаза на мгновение прикрываются и мне кажется, что я вижу свет, слабый, но тёплый, как огонёк свечи в темноте. Он манит, зовёт к себе. Я делаю шаг вперёд и засыпаю с улыбкой на лице. Вот оно счастье. А поезд монотонно стуча колёсами, уносит нас в новый день.

Утро. Я просыпаюсь от мягкого прикосновения солнечного света к лицу, медленно открываю глаза, позволяя свету проникнуть глубже. Солнечные лучи танцуют на занавесках, создавая узоры на полу. В вагоне тишина, нарушаемая лишь дыханием спящих рядом и стуком колёс. Я лежу неподвижно, стараясь не нарушить эту хрупкую гармонию. В голове проносятся мысли о вчерашнем дне. Но сейчас всё это кажется неважным. Важно только то, что я должен совершить гигиенические процедуры, пока все спят. Я встаю и продвигаюсь по узкому коридору вагона, пытаясь увернуться от ног, торчавших с верхних полок. Вот и конец вагона. Женщина, шокирующая всех своим приветствием вчера днём, мирно спит. Тихо выхожу из вагона, стараясь не нарушить её сон, и направляюсь к туалету. Ура! Он свободен. Совершив гигиенические процедуры, так же тихо возвращаюсь на своё место. Солнце уже высоко, и вагон постепенно наполняется звуками. Лёха внезапно открывает глаза и, не теряя ни минуты, достаёт из-под подушки бутылку пива. Его движения быстрые и уверенные, словно он уже давно привык к такому утреннему ритуалу.

– Доброе утро, – говорит он, делая глоток. – Как спалось?

Я потягиваюсь и отвечаю:

– Отлично. А тебе?

Лёха, улыбаясь, протягивает мне пиво: будешь. Я беру бутылку и делаю глоток. Пиво прохладное и освежающее, оно мгновенно прогоняет остатки сна. Он смотрит на меня с хитрой улыбкой, словно знает, что сейчас начинается настоящий день.

Через несколько часов наш поезд, громыхая колёсами, вкатывается на вокзал Симферополя. Жара здесь такая, что воздух дрожит, как мираж над пустыней. Мы выскакиваем из вагона, подхватывая свои рюкзаки, и тут же попадаем в объятия горячего южного ветра. Вдыхаем полной грудью этот аромат, пропитанный солнцем и степными травами. С рюкзаками на плечах бодро шагаем к автовокзалу. Впереди нас ждёт полтора часа пути до места отдыха. Автобус трогается, и я, откинувшись на сиденье, наслаждаюсь мерным покачиванием. За окном мелькают улицы Симферополя – пыльные, шумные, с бесконечной вереницей машин и людей. Но вот город остаётся позади, и мы выезжаем на простор крымских степей. По обе стороны дороги тянутся бесконечные поля, где пшеница золотится под солнцем. Здесь, в этих степях, жизнь течёт размеренно и неторопливо, как река, текущая по своему руслу. Люди работают от зари до зари, их лица обветрены и загорелые. Они пашут землю, сеют зерно, живут в маленьких деревнях, где всё знакомо и предсказуемо. Смог бы я здесь жить? Привыкнуть к этому ритму – тихому, размеренному, без суеты и спешки? Или всё равно вернулся бы в свой шумный, суетливый город, где каждый день – это гонка за временем? Мои мысли свободны, как степной ветер, который гуляет по этим бескрайним просторам. И вот, наконец, мы подъезжаем к побережью. Первые очертания моря появляются на горизонте, и сердце начинает биться чаще. В груди разливается радостное волнение, как будто я наконец-то нашёл то, что давно искал. Это чувство – подобно глотоку свежего воздуха после долгого нахождения в душном помещении. Это чувство свободы и бесконечности, которое дарит нам природа. Автобус останавливается, и мы выходим, вдохнув солёный воздух. Волны мягко накатывают на берег, создавая мелодичный шум. Лёха вынимает из рюкзака бутылку вина и делая глоток прямо из горлышка. Я принимаю от него бутылку, запрокидываю голову и с удовольствием пью прохладный напиток, который быстро снимает усталость от дороги. Мы идём вдоль берега, по песку, который приятно щекочет босые ноги.

Однако настало время представить вам нового персонажа, а то у вас может сложиться впечатление, что нас всего двое. Он внесёт свою изюминку и добавит в повествование красок. Это Андрей А. по прозвищу Абдула. Он человек особенный – это ходячий анекдот. Истории про него – это маленькие шедевры, которые можно слушать бесконечно. Автор таких легендарных фраз: «Я чист, как унитаз в библиотеке» и «Где я упал, там я и встану мятый». И многих других. Пока он трезв он просто человек, но стоит ему выпить в нём просыпается философ. Без него наша история была бы неполной, скучной и серой. Он – это тот самый перец, который делает наше повествование ярким и запоминающимся.

– А что, мужики, может, окунёмся? – говорит Абдула, сбрасывая на песок рюкзак. Конечно, почему бы и нет? Море манило нас своей прохладной синевой, и мы, не теряя времени, направляемся к воде. Но, в отличие от остальных, Абдула решил не ограничиваться простым купанием, а берёт у меня ласты, маску и трубку и, с явным удовольствием, лезет в воду. «Сейчас покажу, как надо нырять!» – кричит он, исчезая под водой. Мы с друзьями переглядываемся и, не теряя времени, бросаемся за ним. Купание его длится не долго. Секунд через десять он выныривает, отплёвываясь и держа в зубах трубку, но почему-то без загубника.

.

– Загубник где? – хмуро спрашиваю я.

Абдула пожимает плечами и снова уходит под воду

– Ребята, – говорит он, выныривая в очередной раз, – похоже я его утопил.

– Сейчас найду. Мы с друзьями молча смотрим, как Абдула снова исчезает под водой.

Через пару секунд он появился на поверхности с виноватой улыбкой: «Нигде нет».

– Абдула, как можно утопить загубник, который у тебя во рту? – спрашиваю я, пытаясь не повышать голос.

Он виновато пожимает плечами, и я чувствую, как напряжение внутри меня нарастает.

– Может, ты его проглотил? – внезапно вмешивается Лёха.

Абдула молча смотрит на него. – Я просто нырнул глубже, чем думал, – наконец говорит он. – Загубник, наверное, слетел.

– Ну и как теперь нырять? – спрашиваю я, чувствуя, как беспокойство внутри меня усиливается.

– Без загубника нельзя, – говорит Лёха, глядя на Абдулу.

Он молчит, опустив взгляд.

– Ладно, попробуем без трубки, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие. – Главное, не утопи и ласты.

Но время не ждёт, и наш путь вдоль берега в поисках места для стоянки продолжается. Вскоре мы находим укромный уголок у моря. Располагаемся на песке, устанавливаем палатки, раскладываем спальные мешки и достаём продукты. Незаметно наступает вечер. Солнце медленно сползает за горизонт, окрашивая небо в кроваво-золотые тона. Мы разжигаем костёр, и его тёплый свет начинает отбрасывать длинные тени на наши лица. Лёха достаёт гитару и, настроив струны, начинает играть что-то тихое и мелодичное. Звуки гитары сливаются с шумом волн, создавая ощущение покоя и гармонии.

Кто-то из ребят приносит банку с маринованными огурцами и, смеясь, говорит, что это наш «ночной перекус». Тут же появляются несколько бутылок водки, и перекус превращается в настоящий пир. Мы ещё пожалеем, что так бездумно истратили стратегические запасы алкоголя. Но это будет позже, а сейчас веселье льётся через край, водка разливается по кружкам, солёные огурцы хрустят на зубах. Атмосфера пропитана теплом наших бесед, и кажется, что это мгновение не закончится никогда. Только под утро мы разбредаемся по своим палаткам. Я лежу и слушаю, как волны разбиваются о берег. В голове крутятся мысли о том, как быстро пролетело время и сколько всего мы успели сделать за этот день.

Утро на побережье всегда приходит неожиданно. Солнце пробивается сквозь густую листву, его первые лучи касаются палатки. Я открываю глаза, и мир вокруг мгновенно оживает. В воздухе витает свежесть, смешанная с солёным запахом моря. Все спят, только Абдула выбирается из палатки, его босые ноги мягко ступают по песку. Он направляется к воде, как будто это его ежедневная рутина. Я наблюдаю за ним, чувствуя, как солнце начинает согревать кожу.

Абдула останавливается у кромки воды, его фигура выделяется на фоне бескрайнего моря. Волны с тихим шёпотом накатывают на берег, оставляя за собой полоски пены. Он снимает трусы и голышом заходит в воду. Его руки погружаются в воду, переплетаясь с мелкой рябью волн. Абдула смотрит вдаль, его взгляд устремлён на горизонт, где небо встречается с морем. Я не могу сказать, о чем он думает, но в его позе есть что-то спокойное и умиротворённое. Он будто сливается с природой, становится её частью. Картина эта успокаивает, убаюкивает, погружает в сладкую дрёму. Внезапный пронзительный крик Абдулы: «А-а-а, медуза, тварь за детородный орган укусила» будит меня. (Крик, конечно, был более лаконичным и эмоционально насыщенным, но, соблюдая приличия, я стараюсь передать его суть, другими словами). Даже в этом мире, полном красоты и гармонии, есть место для неожиданных поворотов сюжета.

Я выглядываю из палатки. Он стоит по пояс в воде, и держит в руках прозрачную медузу, которая лениво колышется на ладони. Его лицо искажено гримасой боли, а в глазах читается смесь ужаса и раздражения.

– Ты чего орёшь? – спрашиваю, вылезая из палатки. – Я чуть не умер от страха!

Абдула бросает на меня взгляд, полный возмущения.

– Ты что, не видишь? Она меня укусила! – он показывает мне медузу. – За детородный орган!

Я смотрю на медузу и не могу сдержать смех. Воспринимай это как объяснение в любви, ну или как домогательство. Абдула, всё ещё держа медузу в руках, поворачивается ко мне. Его лицо искажено гримасой боли и раздражения. Он явно пытается понять, как это воспринимать: в качестве шутки или как оскорбление.

Медуза между тем плюхается на песок, оставив на коже неприятное ощущение слизи. Абдула брезгливо стряхивает её с рук.

– Ты идиот, – говорит он. – Что за дурацкие шуточки?

Я пожимаю плечами.

– А что, нельзя?

Абдула качает головой, глядя на меня с недоумением.

– Ты, не понимаешь? Это животное.

Я хохочу ещё громче. – Конечно, понимаю. Ты же не будешь утверждать, что сам её домогался?

Абдула вспыхивает, но молчит. Он смотрит на меня, как на идиота.

Народ, привлечённый нашими воплями, выползает из палаток, как муравьи из разворошённого муравейника. Все знают: если Абдула начинает балаган, скучно не будет. И вот уже шуточки становятся всё более жестокими и злыми в основном про сексуальные отношения с медузой.

В какой-то момент все понимают, что зашли слишком далеко, но остановиться уже невозможно.

Абдула смотрит на нас с нескрываемым раздражением. Он явно хочет что-то сказать, но не может подобрать слов. Резко разворачивается и уходит.

"Трусы забери!" – кричит кто-то ему вслед. Но он делает вид что не слышит и залезает в палатку.

Шутки про любовь к медузам ещё некоторое время циркулируют среди нас. Но, как и все прочие, они теряют остроту, угасают, и мы расходимся, чтобы досмотреть прерванные сны. Но не тут-то было. Внезапно над нашим лагерем, зловещей тенью, нависает вертолёт. Мы, мгновенно пробуждаемся от сна, выскакиваем из палаток и, затаив дыхание, устремляем взгляды в небо, пытаясь разгадать, что же происходит. Из динамика раздаётся холодный, непреклонный голос, требующий немедленного покинуть приграничную территорию. Всё ясно: это пограничники, и их решимость непоколебима. Похоже, наш отдых на природе подошёл к концу. Мы спешно упаковываем палатки, собираем рюкзаки. Наш тщательно продуманный план рушится, как карточный домик.

– И что теперь? – спрашивает Лёха, глядя на меня с нескрываемым беспокойством.

– А теперь мы будем думать, – говорю я, как можно спокойнее.

– Да о чём тут думать? Оставаться здесь нельзя, – вклинивается Игорь, его оптимизм, кажется, не знает границ. – Нужно найти другое место. Такое, откуда нас точно не турнут.

– А откуда не турнут, если всё побережье – погранзона? – усмехается Лёха.

– Всё просто, – говорит Игорь, как будто это элементарная задачка из школьного учебника. – Мы идём в частный сектор. Ищем тех, кто сдаёт комнаты отдыхающим. Объясняем ситуацию и попросим разрешения поставить палатки во дворе.

.

– Кто же нас пустит задаром? – с сомнением тянет Лёха, его лицо выражает явное недоверие.

Игорь пристально смотрит на него :

– Мы люди простые, но с душой. Мы заплатим. А если не заплатим, то просто будем очень вежливыми и дружелюбными. Лёха задумался, посмотрел на меня, потом на Игоря, и наконец кивнул:

– Ну, если ты так уверен, пробуй. Всё равно хуже уже не будет.

И тут, словно по сигналу невидимого режиссёра, Абдула, сидящий на камне и задумчиво глядевший на море, произносит: – Счастье – это когда наконец находишь то, что искал, и понимаешь, что это совсем не то, что нужно, – Абдула, поднимает на нас глаза. В его взгляде мелькает странная искра. Или, когда находишь то, что не искал, но это вдруг становится именно тем, что тебе необходимо. Голос Абдулы звучит тихо, отстранённо, с лёгкой хрипотцой, словно он уже успел пропустить пару стаканов спиртного. Мы обмениваемся взглядами, не зная, как реагировать на его слова. Лёха пожимает плечами:

– Абдула, ты опять со своими афоризмами. Лучше скажи , откуда у тебя водка?

– Эх, Лёха, – бормочет он, – свинья знает, где водку спрятать, а я всё равно найду. Вы, наверное, думали, что будете подозревать меня в сексуальных связях с медузой, а я вам водки предложу.

Мы переглядываемся, и в воздухе повисает понимание: этот отдых становится не просто странным. Он уже чертовски странный. Но именно в этом и есть его прелесть.

Время идёт стремительно, и вот уже вернулся Игорь с новостями.

– Ну что, мужики, нам повезло, – говорит он, улыбаясь. —Отправился я в частный сектор, поговорил с хозяевами, и, представьте, одна из них, хоть и была удивлена, но, к счастью, согласилась. Цены вполне приемлемые. Так что, ребята, берём свои вещи, – продолжил Игорь, – и вперёд.

Мы быстро собираем вещи. Рюкзаки тяжело падают на плечи. Всё это – суета, сборы, последние штрихи – проходит как в тумане. Мы оставляем позади все заботы и тревоги, сбрасываем их с себя, как старую одежду.

И вот мы уже шагаем по дороге, чувствуя, как ветер обдувает лица. Впереди нас ждёт неизвестность, но мы готовы к ней. Игорь идёт впереди, размахивая руками и что-то бормочет себе под нос. Мы следуем за ним, как стадо баранов. Абдула, согнувшись под тяжестью рюкзака, продолжает плестись в хвосте нашего маленького отряда.

Этот рюкзак ещё сыграет свою зловещую роль. Но это потом.

– Эй, Абдула! – кричит Игорь, не оборачиваясь. – Ты там жив вообще?

Абдула вздохнул и буркнул что-то неразборчивое.

Наконец мы приближаемся к частному сектору. Улица здесь тихая, дома стоят как солдаты на параде, выстроившись в ровные ряды. Подходим к забору с табличкой «Осторожно, злая собака».

Абдула, видит табличку и бледнеет.

– Собака? – переспрашивает он, делая шаг назад.

– Да, собака, – подтверждаю я. – Не бойся, она, наверное, спит.

– Спит? – Абдула ещё больше бледнеет. – А если не спит?

– Тогда она просто лает, – успокаивает его Игорь. – А если она не лает, значит, она добрая.

Абдула кивает, но его лицо остаётся напряжённым. Мы подходим к калитке, которая, к счастью, оказывается незапертой. Игорь толкает её, и мы оказываемся в саду. Он встречает нас тишиной и прохладой. Большие деревья, словно стражи, охраняют покой этого уголка. В воздухе пахнет цветами и свежескошенной травой. Игорь, с лёгкой улыбкой на лице, осматривается и говорит:

– Ну что, вроде пришли, можно устраиваться.

Из дома выходит хозяйка, женщина лет пятидесяти. Её добродушная улыбка сразу располагает к себе. На голове у неё цветастый платок, который добавляет образу тепла и уюта. Она подходит к нам, вытирая руки о передник.

– Здравствуйте, гости дорогие. Располагайтесь, только собаку не пугайте. Она у меня хоть и злая с виду, но добрая.

Абдула вздыхает с таким облегчением, будто ему только что сообщили, что его не казнят.

– Спасибо, – говорит он. – А то я уж думал, что меня съедят.

– Не съедят, – успокаивает хозяйка. – Рыжик только вид делает. На самом деле он очень добрый, просто любит играть.

– Ну что, располагайтесь, – повторила хозяйка, обращаясь к Игорю. – Только не забудьте, деньги занести.

– Хорошо, – отвечает Игорь, снимая с себя рюкзак. – Не забудем.

Хозяйка уходит обратно в дом, оставив нас наедине с Рыжиком, который, вероятно, думает: «Ну вот, опять какие-то чужаки в саду, надо бы полаять для профилактики». Абдула, до сих пор не отошедший от встречи с табличкой, осторожно подходит к собаке. Рыжик, крупный пёс с умными глазами, лежит у крыльца, положив голову на лапы. Абдула осторожно садится на корточки, стараясь не издавать лишних звуков. Он смотрит на собаку, а та, кажется, смотрит прямо в его душу. В её глазах нет угрозы, только любопытство и, возможно, немного снисходительности. Абдула, наконец, решается: медленно подносит руку ближе, но не касается пса.

– Не надо, – говорю я. – Чужих собак лучше не трогать.

Абдула, продолжая сидеть на корточках перед Рыжиком, поднимает голову и смотрит на меня. В его глазах читается смесь удивления и обиды.

– Почему? – спрашивает он, почти шёпотом. – Я же ничего плохого не делаю.

– Потому что это собака, – объясняю я. – А собаки, даже самые добрые, могут быть непредсказуемыми.

Абдула вздыхает, поднимается на ноги и отходит от Рыжика.

Тем временем остальные члены нашей команды уже поставили палатки. Андрей. Я., по прозвищу Жулик, раскочегарил примус и что-то готовил. В воздухе витает аромат варёной картошки с тушёнкой, который мгновенно пробуждает у всех аппетит.

– Ну, что там у нас? – спрашиваю, подходя к костру.

– Картошка , – отвечает Жулик, не отрываясь от кастрюли. – Как заказывали.

Стоит упомянуть, что прозвище «Жулик», прилипшее к нему, вовсе не связано с криминалом, как могло показаться. Случилось это на лекции, которую мы посещали в то время. Тема лекции давно стёрлась из памяти, но вот этот момент врезался в сознание: Андрей, возвышаясь над аудиторией, с горящими глазами повторял, словно заклинание: «Жулики вы все!» Эти слова он произносил с такой убеждённостью и страстью, что прозвище «Жулик» стало его вторым именем. Так он обрёк себя на вечное прозвище, которое, впрочем, нисколько его не смущало. Была даже такая история. Жулик звонит Лёхе, которого в этот момент нет дома, и трубку берёт его мама. – Лёшу позовите, пожалуйста, – просит Жулик. – Лёши нет, – отвечает мама. – Тогда передайте ему, что Жулик звонил. Вы можете себе представить, какие чувства охватили женщину после такого разговора? Но мы немного отвлеклись. Пора возвращаться к нашему рассказу. Так что за стол товарищи. Картошка уже дымится в тарелках, а из рюкзаков извлекаются последние бутылки вина. Жулик, как всегда, не может удержаться от подковырки.

– Какую бы марку вина вы предпочли в этот час? – спрашивает он с усмешкой.

– Да любую, лишь бы побольше, – отвечает Лёха, открывая бутылку.

– Вот это по-нашему, – смеётся Жулик, наливая вино в кружки. – Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких удовольствиях.

– Верно, дружище, – поддерживает его Игорь. – Так выпьем за то, чтобы эти маленькие радости не затмевали наших больших целей.

Тем временем отдыхающие, живущие у нашей хозяйки, начинают подтягиваться с пляжа. Они возвращаются с радостными лицами, обгоревшие на солнце, но довольные. Они весело переговариваются, обсуждая свои приключения на пляже.