Безмолвные ангелы

Безмолвные ангелы

Сергей Сыров

Диана Малышева

Эта книга посвящается любимой жене Диане.

© Сергей Сыров, 2025

© Диана Малышева, 2025

ISBN 978-5-0067-3075-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1: Безмолвные Ангелы, или Зачем Сердцу Шерсть и Перья

Сергей и Диана

Солнечный Геленджик. Ласковое море, лазурное и беспечное, горы, затянутые утренней дымкой, словно задумавшиеся о вечном. Воздух, густой от аромата пицундской сосны, терпкого дыхания можжевельников и пьянящего благоухания цветущих южных садов – магнолий, роз, жимолости. Казалось бы, воплощенная идиллия, созданная для праздного созерцания и отдыха для себя. По набережной размеренно бродят отпускники, канатные дороги везут их к видам, от которых захватывает дух, а кафе манят прохладой и запахом кофе. Но для Дианы и Сергея, чей уютный, вечно оживленный дом притаился в самом сердце этого курортного буйства, истинная гармония звучала иначе. Это был не тихий шелест волн, а многоголосый, полифонический хор жизни, который они сознательно, радостно и порой с изумлением перед самими собой, впустили под свою крышу. Семнадцать мурлыкающих теней, скользящих по подоконникам и диванам, две крошечные чихуахуа, Кузя и Лева, трепещущие, как экзотические бабочки у ног, вдумчивый попугай Жако по имени Жакоша, чьи янтарные глаза хранили мудрость десятилетий, и непредсказуемый, озорной резус Семён – вот их настоящие соседи по жизни. Их семья. Их вселенная. Их бесконечный, ежедневный, подчас утомительный, но бесконечно ценный урок любви.

Но почему? Зачем людям, особенно в наше стремительное, прагматичное, зачастую циничное время, когда успех меряется цифрами, а связи – скоростью интернета, нужны животные? Не как мимолетное развлечение, не как статусный аксессуар в ленте соцсетей, а как существа, глубоко вплетенные в самую ткань их бытия, в расписание дня, в бюджет, в душевное пространство? Диана, поправляя подушку, на которой устроился вальяжно развалившийся кот-вожак Федя, испускающий гулкое мурлыканье, похожее на работу миниатюрного трактора, и Сергей, осторожно, с балетной точностью обходя спящего в дверном проеме, как дорожный затор, чихуахуа Леву, знали ответ интуитивно, всем своим существом, каждой клеточкой, уставшей, но счастливой. Но первая глава этой книги – не история их конкретного, шумного и пахнущего счастьем зверинца, а о фундаменте, на котором стоит весь этот хрупкий на вид, но невероятно прочный мир. О той невидимой, но прочнейшей нити, что тысячелетиями связывает человеческое сердце с миром зверей и птиц, и о том, почему эта связь – не прихоть сентиментальных натур, а насущная, витальная необходимость самой человеческой души.

Любовь к животным – это не слащавая сентиментальность. Это инстинкт выживания духа. Мы, люди, вышли из дикой природы, мы – ее дети, пусть и давно заблудившиеся в бетонных лабиринтах. Наши предки тысячелетиями жили бок о бок с животными: охотились на них с благоговением и страхом, боялись их грозной силы, обожествляли их образы в наскальных рисунках и мифах, приручали первых волков, ставших тенью у костра, зависели от них в самом выживании – от лошади под седлом до коровы в хлеву. Эта генетическая память о глубокой, кровной взаимосвязи всего живого на этой хрупкой планете сидит в нас глубже, чем мы осознаем в повседневной суете. Она – как древний родник под толщей асфальта. В каменных джунглях мегаполисов, в бешеном, оглушающем ритме цифровой эры, где общение часто сводится к пикселям на экране, мы невероятно остро, до физической боли, чувствуем потерю этой изначальной связи. Мы задыхаемся в бетонном плену одиночества, даже будучи окруженными толпой людей, погруженных в свои гаджеты. И тогда, в эту тишину души, протягивают лапу, крыло или просто молчаливо прижимаются теплым боком те, кто не говорит на нашем сложном, запутанном языке слов, но безупречно, безошибочно понимает язык сердца, язык прикосновений, язык молчаливого присутствия. Они напоминают: ты – часть большего. Ты – не винтик системы, а живое существо среди других живых существ.

Животное – это живой, дышащий антидот от человеческого эгоцентризма. Оно абсолютно равнодушно к нашим амбициям, социальному статусу, размеру банковского счета или количеству лайков под последним постом. Кошка, пришедшая вечером потереться о ноги, мурлыча после твоего тяжелого, пропитанного стрессом дня, требует только одного: момента здесь и сейчас. Собака, виляющая всем телом, с искрящимися от восторга глазами, встречающая тебя у порога, будто ты вернулся из кругосветного плавания, а не из соседнего магазина, – ее радость чиста и безоглядно. Даже попугай Жакоша, требующий внимания своим настойчивым, пронзительным криком «Семе-оон!», – он возвращает нас в реальное, осязаемое «здесь и сейчас». Они – мастера осознанности. Они напоминают о простых, базовых, но фундаментальных вещах, которые мы так часто забываем в погоне за абстракциями: о тепле живого тела рядом, о радости сытости, о безопасности укромного уголка, о непреложной потребности в ласке, в принадлежности, в том, чтобы быть нужным. Они учат нас отдавать – время, силы, заботу – не ожидая немедленной выгоды или благодарности. Заботиться – убирать, кормить, лечить – без холодного расчета. Любить – искренне, терпеливо, без условий. Диана, кормящая из пипетки новорожденного котенка-найденыша, каждые два часа, ночь за ночью, или Сергей, терпеливо чинящий клетку Семёну после его очередной «архитектурной реконструкции» интерьера в стиле «тропический хаос», – это не героические подвиги. Это ежедневная, будничная практика выхода за пределы собственного «я», упражнение в альтруизме, которое делает нас человечнее.

Научно доказано: у нас дома живут пушистые (пернатые, а то и шершавые) терапевты. Физиология подтверждает то, что сердце знало всегда: уровень кортизола, гормона стресса, ощутимо снижается, когда наши пальцы погружаются в теплую шерсть кошки, слушая ее убаюкивающее мурлыканье. Артериальное давление нехотя, но сдается под мерную вибрацию этого природного камертона спокойствия. Прогулка с собакой – это не только необходимая физическая активность, но и медитация на ходу, принудительное общение с природой (пусть и в виде городского сквера), момент отрешения от навязчивого потока мыслей. Забота о другом живом, полностью зависимом от тебя существе дает невероятно мощное, ни с чем не сравнимое чувство цели и значимости. Особенно это спасительно для детей, учащих первые уроки ответственности и эмпатии; для стариков, чьи дни иначе могут быть пусты; для людей, переживающих кризис, потерю, погруженных в пучину одиночества. Животное не осудит за слезы, не даст непрошеный, часто бестолковый совет, не отвернется в самую трудную минуту, испугавшись твоей боли. Оно просто будет рядом. Молча. Теплым комочком на коленях. Верным взглядом, полным безраздельного доверия. Своим присутствием говорящее громче любых слов: «Ты не один. Ты важен для меня. Прямо сейчас». В доме Дианы и Сергея этот природный терапевтический эффект умножен на двадцать одно живое существо – и работает он в обе стороны, отдавая и принимая, исцеляя и наполняя смыслом.

Они – наши самые честные зеркала. Животные обладают поразительной, почти мистической способностью безошибочно чувствовать наше настроение, нашу истинную, спрятанную за масками энергетику. Они реагируют не на слова, а на суть. Собака, жмущаяся к ногам хозяина во время грозы, не просто боится грома – она тонко улавливает и отражает его скрытую тревогу, усиливая ее своим беспокойством, требуя успокоения, которое умиротворит их обоих. Кошка, пришедшая «лечить», укладываясь на больное место или просто мурлыкая рядом, улавливает наше физическое или душевное неблагополучие на каком-то недоступном нашему сознанию уровне. Они показывают нам нас самих – без прикрас, без социальных масок, такими, какие мы есть в моменты радости, гнева, усталости, покоя. Любовь к ним требует от нас самопознания, работы над своими эмоциями, развития эмпатии не только к ним, но и к себе. Чтобы понять тревожный взгляд собаки или недовольное фырканье кота, чтобы интерпретировать настойчивое требование Жакоши или предугадать выходку Семена, нужно научиться слушать не только ушами, но и всем сердцем, всем существом, отключив внутренний шум. Это путь к себе через другого.

И, наконец, животные учат нас самой главной науке – Любви с большой буквы. Не романтической страсти, пылающей ярко, но недолго. А той всеобъемлющей, терпеливой, прощающей, безусловной любви. Любви, которая принимает другого таким, какой он есть – со всеми его странностями (как Семен, обожающий откручивать все, что плохо прикручено), недостатками (как кот Тоша, метящий в угол при малейшем стрессе), инстинктами (как чихуахуа Кузя, заливисто лающая на каждый шорох за дверью). Любви, которая безропотно готова убирать лотки в четыре утра, терпеть погрызенные тапки или ободранные обои, выслушивать громкие, не к месту раздающиеся трели жако во время важного делового звонка или с улыбкой и вздохом ловить по всему дому обезьянку, стащившую пульт от телевизора. Любви, которая знает, сердцем знает, что рано или поздно придет невыносимая боль расставания, что век их короче нашего, но все равно, каждый день, говорит: «Да. Стоило того. Каждая минута». Это урок величайшей щедрости души и смирения перед неумолимыми законами жизни. Это любовь, не требующая ничего взамен, кроме самой возможности любить.

Вот зачем. Вот почему нужны животные в нашей жизни. Не для заполнения пустоты в квартире, а для заполнения той экзистенциальной пустоты в душе, что образуется оторванностью от корней, от природы, от простых истин. Они – наши безмолвные ангелы-хранители, терпеливые учителя, напоминающие нам о нашей изначальной, неразрывной связи с великим Древом Жизни, о ценности простоты и присутствия в моменте, о силе сострадания, о чистой, бескорыстной, заразительной радости бытия. Они учат нас быть Человеком в самом глубоком, самом добром, самом человечном смысле этого слова – ответственным, чутким, любящим, способным к самоотдаче.

Диана и Сергей из солнечного Геленджика поняли это сердцем. Их дом, оглашаемый многоголосым мяуканьем, азартным тявканьем, философским щебетом и восторженными обезьяньими криками – это не сумасшедший дом, как могут подумать иные. Это крепость. Нерушимая крепость любви, выстроенная на незыблемом фундаменте понимания одной простой и одновременно великой истины: любить животных – значит любить саму Жизнь. Во всем ее неудобном, шумном, линяющем, требующем, пахнущем, шерстяном, пернатом и бесконечно прекрасном многообразии. И эта любовь, как щедрое черноморское солнце над Геленджиком, согревает не только их самих, наполняя каждый день смыслом и теплом, но и всех, кто переступает порог их удивительного, густонаселенного, до краев наполненного искренней жизнью дома. А как именно устроен этот уникальный микрокосмос, кто эти семнадцать кошачьих личностей со своими историями и характерами, что за души скрываются за блестящими глазенками Кузи и Левы, о чем размышляет в своем углу мудрый Жакоша, и какие новые проделки созревают в голове неугомонного Семёна – обо всем этом, о буднях и праздниках этой необычной семьи, мы и поговорим на страницах этой книги. Добро пожаловать в их мир.

Глава 2: Первый Урок Любви, или Как Полосатый Комочек Стал Фундаментом

Чтобы понять, почему в доме Сергея и Дианы сегодня кипит жизнь двадцати одного хвоста, крыла и пары цепких рук, нужно вернуться в прошлое. Далеко назад, в солнечное, пахнущее пылью и детством лето конца 80-х или самого начала 90-х. В город Сызрань, куда маленький Сережа, родившийся в шумной Казани, каждое лето приезжал к бабушке и многочисленным родственникам. Это был мир, отличный от городского: просторнее, свободнее, с запахами садов и деревянных заборов.

Особенно Сергей любил бывать у дяди Сережи, жившего в своем доме. Там царила особая атмосфера – не столько порядок, сколько уютная, живая небрежность. И частью этой атмосферы были кошки. Не одна-две, а несколько. Они свободно гуляли во дворе, ловили мышей в сарае, а вечером приходили домой, мурлыча и требуя свою долю внимания и еды. Для городского мальчишки это был волшебный мир самостоятельных, грациозных, но в то же время ласковых существ.

И вот, в одно из таких посещений, сердце семилетнего Сережи было навсегда завоевано. Не взрослой кошкой, а крошечным, трехмесячным котенком. Полосатым, как тигренок, пушистым, с яркими, как бусинки, глазами, полными детского любопытства и доверия. Это был малыш сибирской породы, крепкий и уже уверенно стоящий на лапах. Сережа не мог оторвать от него глаз. Он ловил каждый его шаг, подолгу сидел с ним на крыльце, осторожно гладил его мягкую, как первый пух, шерстку. Котенок отвечал ему доверчивым мурлыканьем, топтался на коленях, засыпал у него на руках теплым комочком.

Лето подходило к концу, и с ним – пора возвращаться в Казань. Мысль о разлуке с полосатым чудом стала для Сережи настоящей драмой. Он не хотел уезжать. И тогда, в отчаянии и надежде, родилась идея. Сережа подошел к дяде, к тете, к двоюродным сестрам, которые тоже души не чаяли в очаровательном малыше, и произнес слова, ставшие судьбоносными: «Отдайте мне его, пожалуйста! Как подарок… на Первое сентября! В школу!»

Сопротивление было ожесточенным, особенно со стороны сестер. Как отдать такого красавца? Но дядя, человек, видимо, понимающий что-то важное в мальчишеской душе или просто тронутый этой искренней мольбой, настоял: «Пусть едет с Сережей. В Казани у него будет хорошая жизнь». Так, с легкой руки дяди, полосатый котенок отправился в долгий путь на поезде, в новую, неизвестную жизнь большого города.

И появился в казанской квартире Сережиных родителей – Виктора Евгеньевича и Татьяны Георгиевны. Назвали его просто и звучно – Том. В честь знаменитого кота из мультфильма «Том и Джерри», который в те годы крутили по всем телевизорам. Ирония судьбы? Возможно. Но для Сережи это был не мультяшный проказник, а самый настоящий, живой друг.

Томас

Тот учебный год запомнился Сереже не столько уроками (в школу он, вопреки «подарочному» поводу, пошел все же только в следующем году), сколько футбольными баталиями во дворе и – главное – возвращением домой. Там его всегда ждал Том. Кот быстро освоился. Любимыми местами стали подоконник на кухне, откуда можно было наблюдать за дворовой жизнью, и окно на балконе, где он грелся на солнышке, превращаясь в пушистый шар. Его присутствие наполняло квартиру особым теплом и уютом.

Но быть владельцем кота в те времена – конец 90-х, начало 2000-х – было непросто. Эпоха дефицита касалась и братьев наших меньших. Специализированные лотки? Наполнители? Качественные корма? Это было почти роскошью, труднодоступной или очень дорогой. Семья Сергея выходила из положения с изобретательностью и юмором. Лотком для Тома служила… старая ванночка для проявки фотографий! Наполнителем – обычный песок, который приносили с улицы, или рваные газеты. А основным кормом была свежая килька или мойва – дешевая и доступная рыбешка. Иногда баловали сухим кормом «Китикэт» – он был тогда почти единственной альтернативой.

Том рос, хорошел, обретал характер. Как и положено коту, он облюбовал высшую точку в квартире – макушку большого старого шкафа. Оттуда он наблюдал за миром свысока. Но не менее любимыми были места теплые и мягкие: кровать Сережи или, что чаще, постель Татьяны Георгиевны, где он спал, свернувшись калачиком и мурлыча басом.

И, конечно, был нерешенный вопрос когтей. Когтеточек в продаже не было, да и сама идея стричь когти котам казалась большинству дикостью. Том, как существо практичное, нашел выход сам. Его выбор пал… на диван в гостиной и на новомодные, только что поклеенные в коридоре обои из мягкого пеноплена. Последние стали его излюбленным «тренажером». Представьте ужас и ярость Виктора Евгеньевича, который вложил силы и средства в ремонт, а через полгода обнаружил коридор, украшенный живописными лоскутами свисающих обоев! История гласит, что отец, в сердцах, сам, «как кот», ободрал все эти жалкие остатки. И коридор еще несколько лет стоял без обоев – немой укор и памятник кошачьей независимости. (Сергей, рассказывая эту историю спустя годы, неизменно смеется: «Папа тогда был похож на разъяренного медведя, а Том сидел в стороне и смотрел с видом полного непонимания, в чем проблема»). Семья вступилась за Томаса, отец признал поражение.

Том прожил с Сергеем много долгих, насыщенных лет. Он был свидетелем и участником взросления мальчика: Сережа пошел в школу, закончил ее, поступил в институт. Через все это время кот прошел как верный, немой, но бесконечно понимающий друг. Он умел слушать юношеские монологи, утешать после неудач, просто быть рядом в минуты задумчивости или радости. Их связь была нерушимой.

Когда Тому исполнилось 12, жизнь семьи изменилась. Родители Сергея – переехали в свой дом в деревню. Для Тома, кота, который за всю жизнь не ступал дальше подъезда казанской квартиры и балкона, это был колоссальный стресс и одновременно – открытие нового мира. Сначала он боялся, жался к дому. Но природа взяла свое. Том освоился, стал хозяином двора. Он патрулировал территорию, ловил мышей с азартом молодого кота, стал настоящим защитником. Деревенская жизнь закалила его, но и принесла опасности. Соседские коты не признали нового «владельца» территории. После одной из жестоких драк Том вернулся домой израненным.

Начался трудный период лечения. Татьяна Георгиевна, как медсестра по призванию души, самоотверженно ухаживала за питомцем: делала перевязки, ставила уколы, не выпускала его на улицу, боясь новых стычек и инфекции. Но Том, почувствовав себя немного лучше и тоскуя по воле, однажды умудрился выскользнуть на прогулку… и не вернулся. Две долгие, мучительные недели его не было. Поиски не дали результата. Все уже начали терять надежду.

И вот, однажды холодным утром, Виктор Евгеньевич вышел покурить на крыльцо. И увидел… Тома. Кот стоял вдалеке, неуверенно, будто не решаясь подойти. Без раздумий, босиком по снегу, отец рванул к нему! Поймал, прижал к себе замерзший, исхудавший комочек и понес в дом. Том был дома. Он снова освоился, отогрелся, отъелся. Прожил еще два года – достойных, спокойных, в любви и заботе.

Но время берет свое. Когда Тому было уже 15, стало ясно, что его силы на исходе. Сергей, учившийся или работавший в городе, как раз собирался приехать в гости к родителям. Татьяна Георгиевна позвонила: «Сынок, приезжай, Том тебя ждет… Он очень слаб». Сергей примчался. Он взял на руки своего старого, верного друга, того самого полосатого котенка из Сызрани. Том, казалось, ждал только этого. Он посмотрел на Сергея своими потускневшими, но все еще узнающими глазами, слабо мурлыкнул… и через десять минут ушел тихо, на руках у того, кому подарил всю свою кошачью жизнь и первую, самую важную школу любви.

Смерть Тома оставила в сердце Сергея глубокую рану. Но вместе с болью утраты пришло и осознание невероятного дара – дара быть любимым и любить самому, без условий, без ожиданий, просто потому что ты есть. Дара ответственности, заботы, терпения. Дара понимания другого существа на уровне, не требующем слов. Том научил его видеть мир глазами живого существа, полностью зависящего от тебя, но дарящего взамен всю свою преданность. Научил ценить простое тепло рядом, мурлыканье под рукой, доверчивый взгляд. Научил горевать и прощаться.

Вот откуда эта любовь. Вот как она началась. Не с громких деклараций, а с полосатого комочка в доме дяди Сережи в Сызрани. С подарка на Первое сентября, который так и не стал школьным, зато стал другом на всю жизнь и учителем главных человеческих качеств. Том заложил тот самый фундамент, на котором позже вырос целый мир Дианы и Сергея – мир, где нашли приют семнадцать кошек, две чихуахуа, мудрый жако и озорной резус Семён. Это была первая ниточка, потянув за которую, Сергей обрел целую паутину счастья, ответственности и безусловной любви. Урок, преподанный котом по имени Том, он пронес через всю жизнь: любовь к животным – это не хобби, это состояние души, формирующее саму суть человека. И эта душа, однажды открывшаяся теплу пушистого бока и доверию зеленых глаз, уже не могла закрыться. Она могла только расширяться, чтобы вместить в себя все новых и новых «безмолвных ангелов».

Глава 3: Джек: Урок Мужества и Первая Большая Пустота

Если у Сергея путь к любви к животным начался с полосатого котенка Тома, то у Дианы он был высечен клыками и лапами огромной немецкой овчарки по имени Джек. И этот путь начался не с солнечного лета, а с ледяного дыхания января 1989 года.

Зимние каникулы у семиклассницы Дины выдались на редкость морозными. Сугробы искрились под редким солнцем, ветер выл в щелях рам, и короткие прогулки быстро сменялись вынужденным домашним заточением. Скука, эта вечная спутница школьных каникул, начинала одолевать. Но один день, казавшийся таким же серым и промозглым, как и предыдущие, должен был навсегда изменить ее мир и оставить в душе неизгладимый след.

Отец Дианы, Валерий человек решительный и давно мечтавший о настоящей собаке, объявил: «Еду за щенком! Овчарка!» Эмоции захлестнули Дину. Ожидание превратилось в пытку. Она и мама Мария Камильевна остались дома, прислушиваясь к каждому шуму за дверью. Наконец, шаги, скрип двери… И вот отец, усталый, но с сияющими глазами, заходит в прихожую. В руках у него не пищащий комочек, а… большой, потертый рюкзак. Он осторожно ставит его на пол, расстегивает молнию…

Дина и отец Валерий Александрович

И оттуда, неуклюже переваливаясь, вываливается ЩЕНОК. Не крохотный пушистик, а уже довольно крупный, лапчатый карапуз с огромными, как локаторы, не вставшими ушами. Темно-подпалый, с умными, чуть испуганными глазами, он оглядел новое пространство, а потом, виляя всем задом, робко потянулся к Дине. Сердце девочки сжалось, а потом распахнулось настежь. Так в их доме появился Джек. И скуке пришел конец.

Первые месяцы были хаотичными и веселыми, как и положено с щенком крупной породы. Джек рос не по дням, а по часам. Но была проблема – предательски не желали вставать уши. В доме воцарился «ушной режим»: уши подклеивали пластырем с картонными вставками, словно затейливые антенны, в еду добавляли мел и глюконат кальция, массировали хрящики. Отец, представлявший себе статную овчарку с гордо поднятой головой, переживал: «С висячими ушами он будет похож на большую дворнягу!» Но Джек, словно стараясь угодить, боролся. И уши, хоть и с опозданием, с трудом, но «поднялись», придав его доброму лицу выражение сосредоточенной важности. Он становился Настоящей Собакой.

Дина с Джеком

А еще он становился Настоящим Хулиганом. Обувь, особенно новую и пахнущую особенно вкусно, Джек считал законной добычей. Диванные уголки и ножки стульев превращались в щепки под напором его острых молочных зубов. Апогеем его «творчества» стал кассетный магнитофон – дорогая по тем временам вещь! Провода, кнопки, пластик… От аппарата осталось жалкое подобие. В доме стоял смех сквозь слезы, а Джек виновато вилял хвостом, явно не понимая масштаба трагедии. Он просто жил – громко, беззаботно, разрушительно.

Идиллия рухнула, когда Джеку исполнилось полгода. Он заболел. Страшно. Энтерит. Чумка. Ветеринария конца 80-х в провинции была бессильна перед этим бичом. Антибиотики, уколы, попытки влить в пасть «регидрон» – все казалось каплей в море. Джек угасал на глазах. Из мощного, жизнерадостного щенка он превратился в ходячий скелет, обтянутый кожей. Глаза провалились, стали огромными и безнадежными. Ребра и позвоночник выпирали жуткими углами. Он едва передвигал лапы, отказывался от еды и воды. Надежда таяла с каждым часом. Семья готовилась к худшему.

В квартире был заброшенный аквариум отца-аквариумиста. Рыбки в нем давно не жили, вода зацвела, став мутно-зеленой, на стеклах и камнях копошились улитки, буйно разрослись водоросли. Руки никак не доходили до него. И вот, в разгар болезни, Джек, который отворачивался от чистой воды в миске, вдруг проявил жгучий интерес к этому мутному болотцу. Он стал подходить к аквариуму и с жадностью, судорожно лакать эту зеленую жижу. Каждый день. Дина и родители смотрели на это с ужасом и недоумением. Но сил оттаскивать его не было.

Однажды, в редкий момент, когда Джек чуть ожил, его вынесли на руках во двор, просто подышать воздухом, полежать на пожухлой траве. Рядом была глубокая колея, наполненная дождевой водой – грязной, протухшей, покрытой маслянистой пленкой. И Джек, этот полумертвый скелет, вдруг встал на ослабевшие лапы и, пошатываясь, пополз к этой вонючей луже. Он пил. Долго, не отрываясь, с отчаянной жадностью, будто это был источник жизни.