Сквозь вселенную и сны

– Что бы вас люди драли!

После этого снизу десятками струй пошел холодный, мощный поток воды, который сбил ее с ног. Вода непрерывно показывала свою власть над этим одиноким телом. Она не давала ей встать, но, набравшись сил, Мили поднялась. Но сверху напор был еще сильнее, и она показала свою слабость. Упав, она мгновенно протрезвела. Служанки, выключив душ, подняли ее, но это уже была не она. Это была девчонка со злостью в голове. Дамы, поднимая ее и вытирая, приготовив пижаму для гостей черного цвета, надели на нее и смотрели с улыбкой. Мили, повернувшись к двери спиной на выход, сказала спасибо. Затем она прижала к себе их, отчего те нахмурились. Затем, обхватив их обеими руками за затылки, Мили стукнула их головами друг об друга, после чего, резко выбежав, закрыла дверь.

– Подмыли так себе!

Мили слышала звуки, исходящие из-за двери, но шла свободной походкой к столу. Она, уходя, взяла полотенце, вытирая свою голову, и зачесывала свои волосы назад. Мили шла в пижаме к двери в гостиную, проходя комнаты и лестницу, ведущую на последний этаж. Она остановилась перед входом в гостиную и смотрела на Шоу, которая уже села с противоположной стороны от нее. Она сидела, положив ногу на ногу в халате, а ее ноги были абсолютно обнажены, и халат еле-еле прикрывал ее бедра. Мили в душе чувствовала себя виноватой перед Шоу, поскольку она обещала бросить пить и задуматься о жизни. Но ее вчерашняя находка, а точнее – похищенная вещь, которую она вытащила из сумки одного мага, может кардинально изменить ее жизнь. Она, конечно, выпив немного и отметив пятницу, святой день для всех работников пятидневной рабочей недели, решила поделиться находкой, которую обнаружила, решив сказать об этом Шоу. Мили резко обернулась и услышала голос своей молодой подруги Алисы двенадцати лет, что являлась дочерью Шоу. Она, увидев ее, обрадовалось, и у них завязался разговор о каникулах, на которые пошла Алиса. Обсудив немного недельных историй, Алиса, попрощавшись, пожелала удачи Мили, и они разошлись. Мили отправилось на ужин к Шоу, а Алиса пошла вниз в котельную, где ее, скорее всего, ждали подарочки!

Глава №3 Каникулы

В это время в котельной, ниже почти на несколько этажей от места, где ужинали Шоу и Мили, находились всего четыре разных по своему происхождению существа. Сама комната была небольшая, соединенная с небольшой площадью, возле которой были уголь, а точнее – целая куча угля, и многоярусная, довольная широкая кровать из дерева и метала. Она была приставлена к стене комнаты. Если зайти в комнату, картина была такая. Сразу находился уголь, что постоянно осыпался, и выше нее был канал, по которому сюда шел уголь. Пройдя уголь, можно было увидеть упомянутую кровать, что была крайне красива. На ней спал Боли, что следил за котлом. За кроватью были разные стеллажи и ящики, где находились разные инструменты, и была дверь к лестнице. По правой стороне от двери, что вела к лестнице, было еще метра два стены, а затем углубления метров на пять в длину и в ширину метров десять с большим поварским местом. Во всем углублении были расположены кухонные гарнитуры, причем как снизу, так и сверху, разные принадлежности, что нужны были для готовки для местного нижнего персонала. Совместимость кухни и котла никак не влияла на здоровье тех, кто тут завтракал и обедал. Их иммунитет и здоровье были равны перед болезнями, которые никогда от них не отцепятся. На самой кухне было множество приборов, что были из разных эпох, но так четко вписывались в тон всему, что было тут. Посередине углубления кухни в котельной стоял стол, и к нему прилагалось семь стульев. Они все были расположены почти всегда со стороны котельной, с торца, поскольку поварихе бабе Маша не нужен был стул. Она могла обходиться своими шестью лапами.

Все что было ниже пояса бабы Маши было паукообразным, а выше – человеческим. Это ее мать согрешила с черным пауком, что время от времени становился человеком, чтобы погулять с местной фауной. Вот такой процесс произошел с ней, и в ее восемьдесят два года она чувствовала себя совершено прекрасно. Она давно работала тут и жила в одном из домов, что были расположены перед самим городом. Она, темная по цвету волос женщина, всегда имела одну и ту же прическу – длинную косу до пояса. Ее светлая кожа с годами потемнела, но здоровье оставалось прежним. У нее уже появились первые морщины, что так с каждым пятилетием вырисовывались все сильнее. Но ее добрые глаза темно-синего цвета со временем не гасли и дарили доброту окружающим.

Она каждый день готовила исключительно на тех, кто был на уровни ниже по этажам, а не по качеству. Она могла дать фору любому повару, кто работал наверху. К ней часто, особенно ночью, заглядывали Мура и Шоу, чтобы перекусить и просто поговорить, спросив у нее мудрого совета. Она всегда готовила местные лепешки из травяного камыша, что рос возле рек. У нее на плите всегда были с три десятка лепешек, и она всегда оставляла им их на ночь. А в последнее время сюда стала заходить дочка Муры, что любила есть на завтрак особое блюдо, которое знала только баба Маша… Это блинчики, которые она всегда готова была употреблять, сколько ее мерзкой маленькой душе было угодно. Толстые блины по рецепту одной из поварих, что когда-то работала тут. Она была определена сюда с Голубой Планеты, показала много разных рецептов показала и научила местных поваров. Баба Маша постоянно готовила их, только не хватало одного главного сладкого и удивительно вкусного продукта – сгущенки.

Как ни пытались воссоздать местные этот продукт, он получался то горьким, то кислым. А потом было принято решение поставлять его сюда массово. Ну очень любят его тут! Хоть тут было молоко, но само качество не позволяло делать сгущенку такой, как с Голубой планеты. Рядом с поварихой работала ее помощница Валя, что закупала продукты, составляла списки и давала отчет по ЖКХ в местные инстанции, а также управляла всеми хозяйственными коммуникациями.

Валя была местной, и ее копыта довольно долго топтали эти пески. Когда дело касалось ее возраста и знакомства с мужчинами, она уверенно говорила, что ей сто пятьдесят шесть лет. Но когда дело шло о документах и ее стаже работы, в них указывался только возраст стажа – 222 года. Интересная дама: стоило ей открыть рот, как закрыть его мог только сон. Как-то ее выдвинули сюда на должность смотреть за всем коммунальным хозяйством этого холма, как потом ее никак не могли задвинуть обратно, как бы ни старались. У нее короткая прическа, подтянутая вверх, светло-рыжие волосы – она довольно привлекательная на первый взгляд, но до тех пор, пока не раскрыла свой рот. Мужчины разных рас, с других планет тоже, увидав ее, хотели познакомиться с ней, но потом очень сожалели об этом. Хотя надо отдать ей должное, она была хорошим управляющим холма и всегда была аккуратна и практична.

Еще здесь работает ее племянница, что время от времени помогает бабе Маше на кухне, когда было работы. Она простая брюнетка среднего возраста, с темными волосами, среднего телосложения, с довольно большой грудью, которая помогла при знакомстве с ее новым мужем, что взял ее и двух ее детей вместе с ней. Ее муж работает тут же: он занимается доставкой всего необходимого для холма, так сказать, вся семья устроена в одном холме.

Самый главный истопник – Боли, что следил теперь уже за автоматическим котлом, который недавно поменяли тут, и вся его теперь необходимость была убавлена ровно наполовину. Хотя честно признаться, он в первые годы не очень-то за ним следил. Сам котел стоит метрах в двадцати от кухни и прегражден заслоном в половину его роста, чтобы сажа не летела на кухню. Вверху имелись отличные вытяжки, чтобы убирали копоть и разные вредные для простых людей вещества. Само помещения было чистым и аккуратным. Света на части помещения котла было мало, и только одна лампочка висела у входа в котельную. Боли не любил свет, а только свет, идущий от котла, из его прозрачной топочной двери, давал ему уют.

Боли любил тьму, и свет, исходящий от котла, он мог высматривать часами, мог смотреть на пылающий уголь. Он знал свое главное дело в этой котельный: постоянно поддерживать котел в рабочем состояние. Его привела сюда трагедия, которая случилась еще при жизни на Голубой планете, где он работал смотрящим в баре. Там из-за него сгорело два десятка человек, и он сам сбежавший, от правосудия, теперь оказался здесь. Взяв себе новое имя, он служит этому холму и этому миру.

Теперь он следит за котлом, выпивая неизвестную жидкость из фляжки, после чего так странно вытирает свой рот рукой. Вообще, он постоянно вытирал руками свои губы раз за разом, а затем, как будто с кем-то разговаривал. Постоянно у него прослеживалась одна фраза. Он, сидя за столом один, постоянно проговаривал то тише, то громче слова, что его никогда не найдут. Он сидел возле котла, смотря на измерительный прибор, который показывал давление: оно было в норме. Боли, сидя на диване возле котла и слушая, как у него за спиной там на кухне орудует баба Маша. Он услышал, как в комнату идут: раздавались шаги очень синхронные и быстрые. Он поднялся с дивана и только встал, как в комнату двое стражей внесли даму и, недолго думая, бросили ее на кровать Боли. Они, положив Мили на кровать, сказали, что ее скоро заберут и пусть она тут лежит до их прихода. Баба Маша спросила, кто она. Ей ответили, чтобы ее не трогали и вообще к ней не лезли.

Боли подошел к ним, держа одну руку в кармане, а второй размахивая и спрашивая, как зовут ее. Но, как всегда, получил их мертвый взгляд и спины тех, кто ее сюда принес. Стража относилась к людям, не из этих мест, как к нижестоящем по все показателям. Его, Боли раздражал тот факт, что он долго уже служит тут и не заслужил никакого авторитета за столь долгие годы, как он сюда попал. Но ему надо было радоваться и этому факту, что его душу не рвут на куски крысы с местной пропиской. Он сразу учуял приятный и проклятый для него запах алкоголя. «Эх, – он поднял голову, – прекрасный вечер был у нее», – подумал он. Он наклонился над нею, как только услышал тяжелый такой прямой голос, посланный для него Мили…

– Я с мужиками сегодня ни-ни, я вдрабадан… Сучка ваша учит меня жизни…

Мили, ответив Боли, начала сквозь сон вспоминать сегодняшний вечер, иногда вспоминая вслух. Она лежала на спине, голова повернута в сторону стены. Одна рука лежит на ее животе, а другая – рядом с головой. Ноги свисают с кровати. Она их время от времени пыталась поднять на кровать. Вдруг прозвучала речь поварихи в сторону Боли, чтобы он не подходил к ней лишний раз. Он, посмотрев на нее, пошел к столу и сел на стул с правого торца, на свое место. Баба Маша налила ему супа, подав к нему лепешки. Он знал, что в еде его никогда не ограничат, ведь дружить с поварихой – самое блаженное дело: что повар себя голодным не оставит, что он никогда не оставит своего Боли голодного. Она налила и себе тарелку супа, не дожидаясь других, кто постоянно приходит в одно и то же время, но сегодня почему-то задерживается.

Они приступили к трапезе вдвоем, разговаривая с друг другом, время от времени смотря на Мили. Она лежала в одном халате, и ее ноги приманивали его взгляд. Боли, сидя и смотря на ее ноги, крепко держал ложку в своей руке. Он, положив ложку супа себе в рот и смотрел, как ляжки Мили красиво свисают с кровати, думал о выполнении программы перенаселения этой планеты. Он в одно мгновенья перевел взгляд на ноги бабы Маши, на ее паучьи лапы, и чуть не поперхнулся супом. Он, положив ложку, убрал свои волосы, что были до плеч, и аккуратно завел их обратно назад.

– Ну, что смотришь, Уголек ты мой?

Боли перевел взгляд на бабу Машу и ответил, что просто устал.

– Да голова немного болит. Мне бы замену на эти выходные: погулять охота немного в городе.

– Я тебе погуляю! А за котлом кто смотреть будет? Бабу решил трахнуть в городе, что ли? Так я тебе, хочешь, свою подругу приведу?

– Нет, спасибо, я сам найду!

– А что, она моложе меня. Подумаешь, у нее две головы, но жопа-то одна. Я помню, как ты ходил ей шторы поменять. Она говорит, хорошо ты ей все заменил!

– Я только повесил ей новые шторы!

– Ага, как говорится, голод не тетка, и ее жопа сошла, да?

Боли даже встал от изумления, но баба Маша его сразу осадила обратно. У нее к нему был конкретный разговор, и он мог всем пойти на пользу.

– Слушай, Боли, тебе сколько еще тут работать, в котельной?

– Много! Возможно, вы все уже ипотеки все закроете.

– Да, это довольно долго. Вот что я тебе предложу. Ты только углем не откидывайся сразу от меня. Тебе же моя племянница нравится, верно?

– Да, красивая девка. Груди у нее правильные такие.

– Слышь, ты давай свой стержень спрячь, юный натуралист, и слушай меня. Ты же знаешь, как я ее люблю. Как свою дочь… Я хочу, чтобы у нее семья была, понимаешь, полная, дети и радость в доме.

– Хорошо, а я тут причем? Я чем помочу могу?

– Вот тут и дело в твоей воли. Я хочу, чтобы ты поухаживал за ней, приударил с глубоко идущими намерениями.

У Боли в горле комок появился от такого предложения, и он сразу подумал, что с ним сделать за такое.

– Ты не меняйся в лице, Боли, ты мой перспективный. Давай поухаживай за ней немного, а я тебе помогу.

– А ее муж? Он меня на части порвет! И что потом? А хозяйка узнает – вообще, вырвет челюсть.

– Ты погоди немного. Во-первых, ты ей сам нравишься, и она тоже хочет с тобой подружиться, причем очень сильно. Понимаешь? А муж ее – он же гражданский, а кто это такой в статусе? Пакетик целлофановый: ветер дунул – и улетел, смекнул?

– Мысль понял, а как…

– Ты слушай меня. Я тебе вот что скажу: он детей не хочет от нее, ему только хер маслом поливать надо да наяривать его. Я его и сюда-то по знакомству устроила себе на горе. Он раньше плиты возил с карьера. Месяц отработал и смылся.

– Это как?

– Он в машине сидел и ждал погрузки. Его загрузили, он сказал, что живот прихватило. Ну, мужики ждут полчаса, час. Начали искать его – нигде нету. Думали, что случилось. Звонят ему и спрашивают его: ты где, что случилось? А он спокойным голосом говорит, что все нормально, дома и сидит на горшке!

Боли, слушая историю, начал догонять саму суть мыслей бабы Маши. Боли, слушая ее речи, уже согласился на разделение ложи с прекрасной дамой с большой перспективой скостить ему срок.

– Так говоришь, где ЗАГС у вас или что там дальше?

– Ты, Боли, мужик работящий, я вижу. Ты мою племянницу, так сказать, отгуляй хорошо, а я вам помогу. Ребеночка сделай ей и увеличь генофонд нашей планеты. Тебе, смотри, срок скостят, да родится ребенок – ты уже сможешь претендовать на гражданство. А получишь его – официально станешь человеком с правами, ведь без бумажки все во всех вселенных никто.

– Я согласен. Где надо расписываться и чем? А что с мужем ее?

– Ты не переживай за мужа, он… Улетит сам, как пакетик на ветру. Ты еще, кстати, подумай вот о чем: я вам уступлю свою квартиру.

– Она же в ипотеке?

– Ну, я вас пропишу, есть такое право. И если родите еще одного, то половина срока сократят. Смотри, свое жилью будет, а третий ребенок полностью закроет ипотеку.

Только закончили разговаривать, как по лестнице, со стороны котельной, послышался бег с прыжками, которые они могли узнать где угодно. В комнату вбежала с рюкзаком на плечах дочка Муры, белокожая, со светлыми волосами, достающими до бедер. Рост был около сто шестидесяти сантиметров. Глаза были зеленого цвета, а левый немного отдавал оттенком голубого. Аккуратный носик, красивые губки и довольно густые брови – ее милое личико освещало все самые темные места этого темного мира. Это был образ девчонки новых поколений с другими мыслями и действиями.

Она была одета в кепку серо-темного цвета с эмблемой человекоподобного осьминога, кофту, что застегивалась на две пуговицы довольно большого размера голубого и зеленого цветов. Сама кофта была темно-серых оттенков, и под ней была надета тонкая кофточка белых цветов с надписью для падших… «Вы тут навсегда!» Также девчонка была в юбке темного цвета и колготках серых оттенков. На ногах обувь что-то вроде кед, таких серых, с серебряными надписями «Топтало я вас всех».

На спине – рюкзак с учебниками и сменная обувь. Она пробежала резко в центр котельной, затем подпрыгнула и крикнула: «Каникулы!» У нее всегда была манера выделываться, показывая разные, довольно красивые движения своего тела. Она танцевала от радости, затем подбежала к столу, резко сев за стол и кинув сумку на пол со словами: «Катись все оно конем». Затем подпрыгнула и обняла бабу Машу, точнее, она подняла ее на руки – свою любимую хозяйку этого холма. Она обняла ее, поцеловала и приказала уставным тоном сесть на стул. Та села. Она поздоровалась с Боли, пожелала ему подавиться супом и, моргнув глазом, ждала своего угощения. А угощение точно было, ведь не может ее любимая баба Маша не приготовить ее любимые блинчики!

На стол были поданы тарелка с пятью блинами, что она вытащила из духовки. Теплые блины, что так сильно источали свет в ее темное маленькое сердце, которое светило любовью к окружающим! Блины лежали на красивой тарелке темного цвета, к ним была подана сгущенка, что так красиво лилась на блины, словно водопад, что веками не был в движении, а затем резко дал о себе знать мощным потоком воды. У девчонки перекосилось лицо. Она наклонила свое лицо чуть правее в сторону от движения потока сгущенки. Как прекрасен тот человек, кто придумал этот рецепт! О, как божественно молоко на Голубой Планете! Она взяла первый блин и просто уделала его весь в сгущенке. Ее пальцы были все в сгущенке, она облизывала их с такой радостью и наслаждением! Затем она, доев первый блин, начала благодарить всех, кто участвовал в сладком ужине.

– Спасибо большое, баба Маша… Очень вкусно, офигеть! Еще и компот! Ну меня убить хочешь, сахарный диабет мне в печень!

– Ты давай жуй и не торопись. Я тебе еще кое-что напекла, давай ешь.

Девчонка, употребив блины, затем спросила Боли, не хочет ли он блин? Он ответил, что не прочь скушать один… И только он попытался взять блин из ее тарелки, поднося руку, как она резко взяла нож и воткнула его рядом с его рукой.

– Еще раз попытаешься взять что-либо с моей тарелки, я тебя отправлю со своей тетей Шоу к падшим. Понял?

– Я просто хотел взять блин… Я…я.. думал…

– Я, я… Головка от примуса ты! Возьми блины с той тарелки, понял? Смотритель котлов! Тебе только дрова в буржуйку кидать, а не за котлом смотреть.

Девочка перевела свой взгляд на кружку компота и сделала пару глотков. Баба Маша ждала ее одобрения. Девчонка поставила компот, что был горячий и немного обжег ее губы. Она взяла стакан обратно, при этом так улыбаясь и смеясь одновременно над собой, что снова обожгла свой губы.

– Компот – класс! Мое сердце! Вы меня поразили гарпуном!

Баба-Маша налила и Боли, чтобы он не обижался, что его опять обделили. Он, взяв стакан, тоже выпил немного, а затем поставил его обратно. Он смотрел на девчонку, как бы ожидая ее взгляда. Он боялся ее, уже с ее малых лет наблюдая за ней, как она росла, и прекрасно понимал, кто она такая. Он не раз играл с ней и разговаривал о жизни… Как он жил на своей планете, кем был, но всегда не хотел рассказывать ей о своей жизни все и как сюда попал. Он, бывало, сидел с ней напротив котла, рассказывая всякие истории, что ей нравились в малом ее возрасте. Но как все вдруг поменялось: она стала другой, ее жестокость дала о себе знать!

Она стала указывать, кто есть кто… Указывать, кто находится здесь и за что! Напоминать людям, кто они и за что тут находятся, каждый раз, когда они забывались. Девчонка кушала блины один за другим, а потом все-таки сама пошла взяла все блины, что были приготовлены для нее. Затем она угостила Боли, налив ему компот сама, и начала спрашивать, как прошел его день и что нового произошло у них сегодня.

– Сколько сегодня закинул угля, а потом залил себе за воротник, а…? Ладно, работа твоя тяжелая, верно?

– Я сегодня хорошо поработал!

Девчонка, положив руки на стол, смотрела на него и пронзительным взглядом выхватывала его мысли, а там были только его неудовлетворенные желания.

– А как ты понял, что хорошо поработал? Сам себе оценку выставил по шестибалльной шкале? Или нашел всех пешеходов на экране телефона? Нам очень будет приятно, если вы оцените свою температуру!

– Я держу все в норме, я знаю свое дело.

– Слышь, мастер угольной маскировки, что себя оценил: вот какая температура должна быть, чтобы человек не получил охлаждения легких?

– Больше двадцати, если около 16 или 17, то есть шанс получить воспаление.

Девчонка вытянула свой губы бантиком, с еще большим удивлением подняв глаза к лбу. Потом правой рукой пару раз шлепнула по щеке.

– Ну ты, друг градусника, твоя жизнь тут зависеть от его состояния. Твое здоровье – это его шкала. Если она упадет ниже пятнадцати градусов, я тебя… Глаз по позвоночнику пущу!

– Я ответственно подхожу к работе, ты знаешь. Я всегда работаю от души…

– Твоя душа моя!

Девчонка, сказав эту фразу, ударила кулаком о свою ладонь. Она любила повторять одну и ту же фразу из фильма, который снят был на Голубой Планете. Она смотрела его с Мерсером, когда была чуток младше. Тогда были ее мама и тетя, веселое время было. Они раньше любили проводить время вместе. Алиска вытащила сигаретку.

– Хочешь курнуть, Боли?

– Я бы многое отдал за одну сигаретку!

Алиска, вытянув шею и часть туловища вперед к нему, ответила ему:

– Запомни, люди тут не курят, а прикуривают! Курения это плохо!

Сигаретка исчезла в ее руках и появился дымок. Баба Маша решила спросить ее про оценки, что она получила в школе.

– Ну, чем ты нас порадуешь? Тройки есть или, может, пятерки?

– Баб Маш, если у меня были тройки, за мной приехала бы тройка и моя попа светилась бы красным алтарем. Все легко сдала. Вообще, ко мне вопросов нет: у меня избиения и право применения своей силы и подручных средств к падшим – 5 баллов. Искушения – 5 + и правильная подача речи с целью обмана людей. Заметьте, я сама и свою методику применяю, так сказать, «Домашний апокалипсис», своя версия. А это в мои-то молодые годы!

Алиска, демонстрируя свои оценки, учуяла запах дорого алкоголя, что исходил позади нее. Она подумала, что Боли пролили свои запасы и тянет от его заначки. Она увидела девушку, что лежала на кровати Боли. Она лишь издалека видела Мили, кто попал сюда, в нижнее помещение. Она, не доедая блин, резко встал из-за стола, отправилась к ней, сделав несколько шагов. Запах Мили, которая вот полчаса была адекватная, а теперь лежит тут вдрабадан, начал перебивать запах выпечки. У нее вызвало это немного отвращения, и она, зажав нос пальцами, подошла так близко, что уже свисала над ней. Голос Мили будто проходил сквозь сон.

– Две сучки крашеные будут учить меня бухать, а я с шестнадцати лет женщина-огонь! Смотри, мать-одиночка, учить меня жить, что я ее… Мужика… Не видела…

Девчонка поняла, что речь шла о ее матери, скорее всего, и ее тете Шоу. Она посмотрела на нее, особенно на ее татуировку, что как-то странно засияла у нее на правом плече. Она начала словно оживлять саму себя – ее рисунок стал спускаться по руке вниз. Сам он был похож на два кольца, что были соединены друг с другом. Девчонка стала присматриваться – света было мало. Затем она решила дотронуться до нее, но не рукой, а кочергой. Трогать чужих руками нельзя, но про немного теплую кочергу, что набрала силу от котла, никто не говорил. Она взяла ее, пока баба Маша и Боли разговаривали друг с другом, и решила немного погонять рисунок по ее телу. Она начала приближать теплую кочергу к ее рисунку, как стала уклончиво уходить ниже по ее руке, до тех пор, пока не оказалась на фалангах пальцев.

Девочка, загнав рисунок, второй рукой попыталась схватить его, но рисунок сам перепрыгнул на нее. На ее руке появился рисунок, но вроде пяти треугольников, таких небольших, соединенных с друг другом.

Она, взяв их под свой контроль, пошла за своей сумкой, сказала спасибо и пожелала приятных кошмаров всем на ночь. Затем, пошла по главному входу обратно, откуда пришла. Выйдя из кочегарки, пройдя еще пару комнат, она оказалась на одном из своих этажей общей лестничной площадке. Она, тихо идя, смотрела в огромные панорамные окна, что были остеклены все этажи. Звезда уже села за холмами, и свет был только от ламп. Она смотрела на свой рисунок, услышала, шаги на общей площадке ниже и посмотрела вниз: там выходил ее сосед. Она поздоровалась с ним, крикнув: «Привет, дядя Женя!» Он махнул ей в ответ. Из его рта вышли пепел и дым, ему до сих пор было тяжело дышать. Смерть на небесах, чтобы попасть в самый низ, – как иронично. И теперь быть лучшим тут человеку, которого уважал каждый, ведь так мало рождается талантливых музыкантов.