Последний день Петра

Скажи-ка на милость! – делилась мне Фёкла, – пришла к мужу, а сижу над могилой Петра и плачу, аки не в себе – плачу о своём…

Проплакавшись, будто очнулась: «Ой, Пётр, – чего это я на твоём плече расквасилась-то?! Ну Петро-о-о… ну хорош! Ладно, ступай-ступай, Петро! Довольно! – так она всегда ему говорила в былые времена. – Ступай отседа! Не надоедай!.. Э-э-х… земля тебе пухом…»

Собрала вещи, ещё раз попрощалась с Федотом ⎯ да теперь уж и с Петром – и поковыляла домой. Идёт, а в ногах облегчение будто. «Вот чудно-то! – думает про себя, – который год еле хожу, а тут вдруг легше стало… Что за диво такое?..»

Пришла домой, но никому не призналась в том, что пережила – скажут ещё: «Умом тронулась, баба».

Лишь спустя пару дней поделилась о том сестре, что в гости к ней наведалась. «Не поверишь, – говорит, – на кладбище была – к мужу ходила – да по случаю у могилки Петра задержалась… Поплакала рядом с ним… Сама не смыслю, чего это со мной? Вспомнила детство своё, жизнь мою, да как Петра по огородам гоняла… Ох уж, как проплакалась – сама удивилась!

И, боженька соврать не даст – ноги мои отпустило, словно хворь ушла куда! Вот уже третьего дня, как я там была, а ноги не болят, даже не гудят, как прежде… И ночью всё это время спала спокойно… Прям диво какое-то!..»

Ну, поохали, поудивлялись… Другим рассказали… На том и закончилось.

Потом пришёл Илья – приятель Петра и сосед его. Они частенько пили вместе. Пришёл на могилки родителей – помянуть, да поухаживать. А те – тоже недалече от Петра. Илья страдал недержанием: всё в кусты бегал, чтоб не заметил никто, и так болезно всё было… Хворь та не давала ему покоя: ходил по разным бабкам да лекарям, но те ничем помочь не могли. Травки, что травница Марфа дала – всё  без толку… А он с тех пор, как родителей похоронил, совсем один жил: ни жены, ни детей, – только соседи, да скотина, что всегда под боком вертится…

И вот посидел он с родителями, пожалился на жизнь свою одинокую: «Чую, скоро и я к вам приду, родные мои», – заключил в конце, да побрёл домой, голову понурив. А, проходя по узкой тропинке меж могил, нет-нет, да и остановится: то у одной, то у другой… Все – деревенские, многих он знавал прежде. Так и добрёл до Петра.

«Ну что, Петро?!. – он словно забылся на миг, да обратился к приятелю, будто к живому – то ли медовуха в голову ударила, то ли тяжесть воспоминаний о последнем их застолье аккурат перед смертью соседа покоя не давала. – Всё хорошо, дружище?! – Всё хорошо!» – По-дружески положил руку на скромный деревянный крест, будто пред ним сам Петро, да облокотился малость…

Эх, как любили они вечерами выпить да поговорить друг с другом по душам. А бывало – у костра, под звёздами… Жизнь-то непутёвая, а мечты – большие и добрые!.. «Эх… Петро, Петро!.. Как тебя не хватает, мил человек! Вроде и непутёвый, а душа добрая…»

Сам не знал с чего вдруг, но – присел Илья возле могилки Петра и пошли у него воспоминания чередой – с самого начала их дружбы да по нынешний день… Вспомнил, как незадолго до смерти Петра они втроём с ещё одним деревенским просидели допоздна. Выпили всё хмельное, что было.

– Надо ещё где-то взять… – озаботился Илья, махая пустой чаркой. – Вот только где?

– Я знаю, где есть, – тут же вызвался Пётр, – у бабки Клушки в сарайке. Я сам видел там полные ендовы, когда на днях полки ей справлял. Пойдём со мной! – он вскочил с лавки, его глаза, немало захмелевшие, загорелись вдруг озорным огоньком, как у мальчишки, жаждущего в чужой огрод забраться.