Баллада о Дарси и Расселле

Уже почти добравшись до своего угла, я вдруг почувствовала, как меня постукивают по плечу.

– Я слышал, ты меня искала, – прозвучал голос.

Я обернулась – передо мной стоял парень с книгой. Вот теперь я смогла его разглядеть как следует.

И мое сердце – впервые в жизни – замерло.

Глава 2

Воскресенье

16:45

Я всегда верила в любовь с первого взгляда.

В любом романтическом фильме это был мой любимый момент: толпа расступается, они видят друг друга и тут же оба теряют голову. Неизбежная, негасимая искра, ощущение, что ты давно знаешь этого человека. Взгляд, в котором общая судьба, внезапное узнавание.

Когда наставала моя очередь выбрать фильм для киноклуба, я всегда выбирала про любовь. Неважно, что именно – трагическую безнадегу, слезливую сентиментальность, драму или комедию. Главное – любовь, любовь без страха и упрека – и всё, я на крючке. Кэти и Диди ныли, потому что Диди любила ужастики, а Кэти нравились боевики и мультики – но я с трудом терпела этих их кукол-привидений, крыса Реми и безостановочно бегающего Тома Круза. Если выбор за мной, мне, пожалуйста, страстные взгляды, танцы, разговоры и поцелуи под дождем. Мне, пожалуйста, осенние прогулки в Центральном парке, бег через весь аэропорт и сногсшибательные откровения в Париже. Но главное – мне, пожалуйста, этот вот первый миг.

И хоть я бы ни за что не призналась в этом Диди и Кэти, я всегда твердо верила, что однажды то же самое случится и со мной. Увижу – и сразу все пойму. Все окажется просто и ясно.

В средней школе я часто ходила на дискотеки в надежде, что когда-нибудь толпа расступится и для меня (по мнению Диди, мысль эту мне в голову заселили «Ромео + Джульетта» и «Вестсайдская история». Логично, они же оба из одного источника). С дискотек я неизменно возвращалась домой разочарованной, но продолжала верить, что в какой-то момент – в нужный момент – все это случится и со мной. Должно ведь, да? Я столько знала таких сюжетов.

Веры я не теряла, хотя на самом деле не происходило ничего даже отдаленно похожего. Был Брент Перкинс и мой первый поцелуй в нежном пятнадцатилетнем возрасте. Потом, прошлой осенью, я месяц встречалась с Алексом Петросяном, моим напарником на уроках химии, пока мы оба не поняли, что быть друзьями нам нравится больше. («Ну не сложилась у нас… химия», – объяснила я Кэти и Диди, а они застонали и принялись орать про каламбуры.) Мне доводилось целоваться с парнями в темноте на вечеринках, когда голова слегка плывет от теплого пива, мне доводилось в кого-то влюбляться издалека и ждать, когда меня наконец заметят (чего, к сожалению, так и не случилось).

Мне нравилось флиртовать с парнями, но я пока еще ни с кем не спала и совершенно не расстраивалась по этому поводу. Я ждала обещанного – сказку. Бежишь навстречу своей единственной любви по выметенной ветром вересковой пустоши. Встречаешься с ним взглядом в толпе (или в школьном спортзале, или на курорте в Кэтскильских горах, или в подпольном танцклубе).

Хотелось, чтобы подкосились колени. Чтобы меня буквально сбило с ног. Хотелось в первую же секунду понять: это любовь. Так суждено.

Хотелось самую изумительную ночь.

И я много лет назад приняла решение ее дождаться – зная, что рано или поздно все так и будет.

Поэтому, когда я вгляделась в парня с книгой и сердце вдруг забыло, что ему положено делать, мне показалось, что момент, которого я ждала всю жизнь, наконец-то настал.

Я страшно на себя разозлилась за то, что так сильно опешила – могла бы приготовиться заранее! А спустя секунду поняла, что на самом-то деле все должно происходить именно так.

Передо мной стоял решительно классный парень. Сантиметров на пять выше моих ста семидесяти, худощавый. Курчавые каштановые волосы, разделенные ровным пробором и откинутые назад, как у кинозвезды сороковых годов или Тома Холланда. Зеленовато-голубые глаза, а скулы такие, какие следовало бы запретить. Белые кеды, джинсы и идеально сидящая черная футболка. Уши совсем чуточку оттопыренные, за что я даже была благодарна, потому что без этого он казался бы пугающе идеальным. Он вежливо мне улыбался, явно понятия не имея, что желудок мой пошел крутить сальто.

«А ну собралась, Миллиган!» – заверещала у меня в голове Диди.

– Ясно, – сказала я, пытаясь собраться с мыслями и сосредоточиться. – Прости. Что-что?

Я съежилась. Я что, не могу выражаться по-другому? Настал судьбоносный момент, а я несу вот такое?

– М-м. – Парень, слегка смутившись, указал на парочку с планшетом. – Они сказали, ты меня ищешь…

Я кивнула, пытаясь очухаться и вести себя как вменяемая.

«Да ты по жизни невменяемая», – некстати выдала внутренняя Диди.

– Да. – Лицо у меня, полагаю, стало клубничного цвета, но я прекрасно понимала, что ничего не могу с этим поделать. – Они сказали, у тебя вроде айфон…

Он бросил на парочку настороженный взгляд, как будто призадумавшись, не шарили ли они в его вещичках.

– Ну… да.

– Мне нужен зарядник, – пояснила я. – Я у них спросила, но у них андроиды.

В его глазах мелькнул комический ужас.

– Что, честно?

Я рассмеялась:

– Люди-андроиды.

– Самые опасные из всех андроидов, – подтвердил он авторитетно. – Я такое в кино видел. Самое ужасное – это когда роботы ходят среди нас незамеченными.

– Если незамеченными, откуда нам знать, что они ходят? Может, они прямо сейчас здесь, а мы без понятия.

Он задумчиво посмотрел на меня, глаза раскрылись шире.

– Ну, я, в принципе, могу и не спать сегодня ночью. Подумаешь.

Я рассмеялась.

– Ну, это… ты мне не мог бы дать свой зарядник? Ненадолго. У меня аккумулятор почти сдох. – Я вытащила телефон из кармана и как раз успела увидеть, как на экране вспыхнул белый кружок, а потом экран почернел: агония айфона завершилась. – Вернее, совсем сдох.

Парень тут же перестал улыбаться, типа поняв всю серьезность моего положения.

– Ах ты ж. Прости, но у меня нет зарядника.

– Ой. – Интересно, как этот парень продержался три дня на фестивале без зарядника, но он, видимо, задавался тем же вопросом на мой счет. Может, он тоже приперся туда с безответственным знакомым по спортзалу, который потом смылся с его вещами. – Ты свой тоже потерял, да?

– Я просто чужими пользовался. И еще подумал, что подзаряжусь в автобусе.

– Стоп, а автобус еще здесь?

Он качнул головой:

– Его увез эвакуатор.

– Ай.

Он вытащил свой телефон, посмотрел на него:

– Мой тоже скоро сдохнет. Так что мы с тобой в одной лодке.

– Так себе лодочка. Я бы в другой поплавала.

– Бывают лодочки и похуже. Например, «Титаник».

– И та, что в «Жизни Пи».

– Такой не знаю.

– В ней был тигр.

– Паршивая лодка.

Я снова рассмеялась. В груди будто что-то бурлило, подбрасывало меня в воздух – вот сейчас ноги оторвутся от земли, а я и не замечу. Мне даже было без разницы, что я и тут пролетела с зарядником.

– Как думаешь, может, у него спросим? – Я кивнула на мужика, растянувшегося на скамье.

– В смысле… разбудим незнакомого человека и попросим об одолжении?

– Ну… типа того.

Парень сделал крошечный шажок в мою сторону, отчего сердце забилось в три раза быстрее. Скорее приятно, чем тревожно. Я вдруг поняла, что кроме подраться или оторваться от земли есть и другие способы вызвать прилив адреналина. Положительные, в хорошем смысле. Например – потанцевать. Подраться, оторваться от земли, покружиться в танце.

– Вот только я не уверен, что он проснется в хорошем настроении. У него солнечный ожог на голове.

Я прыснула, потом резко зажала рот ладонью. Парень улыбался, улыбка у него оказалась изумительная, на все лицо, с демонстрацией совершенно ровных, невероятно белых зубов.

– А как такое вообще могло случиться? В смысле, если у тебя нет волос, шапкой-то можно обзавестись?

– Наверняка он сейчас задается теми же вопросами.

– Я к тому, что на фестивале шапку можно было купить где угодно. И даже за разумные деньги – типа тридцатки. – Я ждала, что парень подхватит тему о безумной дороговизне в Сильверспане: я могла бы выдать тираду по поводу буррито за двадцать долларов, что противоречит самому принципу того, для чего существуют буррито, – но он только кивнул.

– Да, согласен. – Он шагнул к мужику поближе. – Начнем с разведки.

– Разберемся, с чем имеем дело.

– Точно. Мы должны оценить ситуацию.

Как классно, что он говорит «мы».

– Кстати, я Дарси. Дарси Миллиган.

Он слегка вздрогнул:

– Дарси?

– Ага. Как в песне. – Он продолжал смотреть на меня без всякого выражения. – Песне «Ночных ястребов». – Я была в курсе, что не все мои сверстники знают эту группу, но ведь она же выступала в последний день фестиваля.

Он кивнул, будто пытаясь припомнить:

– Кажется, я ее слышал.

– Музыка для родаков, – усмехнулась я. – Но… мне имя выбирал папа, и вот… – Я выжидающе смотрела на него, и через секунду он все-таки сообразил, что ему положено ответить.

– Прости! Конечно. Я Расселл.

– Расселл, – откликнулась я эхом, пробуя имя на вкус. Изумительное имя. В нем почему-то звучали осень, одинокая гитара и долгие поездки на машине под бескрайним небом. А главное, у меня не было ни одного знакомого с таким именем, его будто отчеканили для меня прямо сейчас. Мой первый Расселл.

– Расселл. Хенрион, – добавил он, подумав. Произнес с легким акцентом, скорее как «Анрион».

– Французская фамилия?

– А ты говоришь по-французски? – Он что-то протараторил, а я едва не хлопнулась в обморок. Кэти, у которой комната похожа на храм Тимоти Шаламе, сейчас бы вспыхнула как свечка. Классный парень говорит со мной по-французски! Ну, это уже вообще. Я мысленно прокляла себя за то, что в школе выбрала испанский – плюс, по неведомой причине, латынь. И проку мне от них сейчас?

– Э-э, гм, нет. В смысле, non.

Он улыбнулся:

– У меня мама француженка. Так что волей-неволей пришлось научиться.

– Ну… рада познакомиться, Расселл.

– Et vous aussi. В смысле, и я с тобой, Дарси.

На миг взгляды наши встретились, и мне вдруг страшно захотелось оказаться в какой-нибудь более формальной обстановке, где можно без смущения пожать друг другу руки. Например, в бальной зале из романа Джейн Остин, где сейчас начнут танцевать… павану или что-нибудь в таком роде. Мне казалось, что, если наши ладони соприкоснутся, полетят искры.

Он улыбнулся краешком рта – блин, и чего я все таращусь на его губы, – и, пока мы вглядывались друг в друга, я позволила себе подумать: а вдруг и он чувствует то же, что и я. Вдруг ему тоже хочется коснуться моей руки. Может, и для него в тот миг, когда он меня увидел, мир впервые перевернулся.

Так бывает?

– Ладно. – Он оторвал взгляд от моего лица, откашлялся. – Короче. Разведка. Обойдем объект по кругу, понаблюдаем.

– Будем высматривать признаки присутствия айфона.

– Если ничего не выйдет, начнем издавать звуки или что-то в этом роде, чтобы он проснулся, а потом воспользуемся моментом и расспросим его про зарядник.

– Толковый план.

– Спасибо.

Он ухмыльнулся, и мы крадучись подошли к спящему. Я заметила, что девушка, когда мы проходили мимо, подняла глаза и улыбнулась мне – коротко, но с пониманием.

Мы подошли к обгоревшему типу – он спал на боку. Вблизи голова его выглядела даже хуже – неровно-бурая кожа, местами уже шелушащаяся. Расселл посмотрел на меня, беззвучно произнес: «Фу», – мне пришлось крепко сжать губы, чтобы не рассмеяться.

Свои пожитки мужик запихнул под скамью, на которой спал: палатка в чехле, как у меня, большой походный рюкзак. К сожалению, рюкзак был застегнут на молнию, а рыться в чужих шмотках я не собиралась. Одно дело – оценить ситуацию, другое – решиться на нарушение закона. Я встретилась с Расселлом глазами, качнула головой – и поняла, что он пришел к тому же выводу. Я как раз отступила на шаг – и тут мужик громко, раскатисто всхрапнул. Перекатился на спину, рука свесилась со скамьи почти до самого пола. В руке у него был телефон.

Андроид.

Я указала на него, Расселл кивнул. Мы вернулись в другой конец зала, где лежали мои вещи и откуда спящий, обгоревший, храпящий неяблочник не мог нас услышать. Расселл затряс головой.

– Вообще жесть. Тут что, полный вокзал андроидов?

– Спасибо, что попытался помочь.

– Я, в принципе, не бескорыстно. Мой телефон тоже вот-вот вырубится.

Я кивнула. Повисло молчание, и я вдруг сообразила, что не понимаю, что происходит. Сердце упало при мысли, что, может, все закончилось. Мы что, сейчас разойдемся по разным углам, и ну их эти шуточки, французский и искры? Все… в прошлом? Но ведь этого не может быть, верно? Если все именно так, как я надеялась.

– В общем, – сказал Расселл. – Когда мы проезжали через город, я заметил несколько мест. Не кучу, но попытаться стоит. Может, кто-то даст нам зарядник на время или мы купим новый.

Волна облегчения была как холодный напиток в знойный день. Нет, не кончено. Все – возможно – только начинается.

– Что скажешь, Дарси? Идем на поиски?

Я кивнула. На самом деле я в тот момент хотела одного: поставить время на паузу, притянуть к себе Диди и Кэти и рассказать им, что со мной произошло и что происходит вот прямо сейчас. Как оно все получалось у этих влюбившихся с первого взгляда в кино и книгах? Как они удерживались, чтобы не рвануть к лучшим друзьям и не поделиться новостями? Я хотела, чтобы в приключении случилась пауза, чтобы осознать, что приключение все-таки началось.

Ведь что-то действительно началось. Я это чувствовала нутром. Как будто поднялся занавес, и я сейчас сыграю роль, о которой мечтала всю жизнь, назубок выучив текст.

И пусть сейчас с Диди и Кэти не поговоришь, ничего, я им потом все расскажу. Вдруг оказалось, что сюжет этих выходных будет не про то, как меня бортанула Роми, а про Расселла. Роль Роми в этой истории почти что сошла на нет: из злодейки она превратилась в статистку.

– Пойдем, – произнесла я, чувствуя, что краснею. – В смысле, я согласна. Поищем. Давай.

Я перекинула холщовую сумочку через плечо, подхватила палатку и большую сумку. Тут же почувствовала, как тяжело.

– Уф.

– Может… – Расселл потянулся к палатке, потом замер, отдернул руку. – Давай я?

Я кивнула, он перехватил у меня палатку в чехле.

– «Мередит», – прочитал он.

– Я взяла на время у лучших подруг. Палатка их родителей.

– Твои лучшие подруги – сестры?

Я кивнула. За долгие годы я наслушалась комментариев на эту тему: а не странно ли это? А которая из двух мне ближе? А не чувствую ли я иногда себя лишней? И я никогда не знала, как объяснить, что меня все устраивает – с того самого дня, когда мы в седьмом классе впервые оказались вместе в школьной столовой. А зная Диди и Кэти, я могла сказать, что и их тоже все устраивает. Они так близки, что, если бы кто-то решил дружить только с одной из них, между ними прошла бы здоровенная трещина.

– Они двойняшки.

– Классно вам, наверное.

– Еще как.

Он улыбнулся, я задержала дыхание, будто готовясь выпалить все вопросы, которые у меня накопились. Потому что мне хотелось знать про него все. Откуда он, какое у него второе имя, какую пиццу он любит больше всего, кем хотел стать в пять лет, кем хочет сейчас. Мне нужно было все, до мельчайших подробностей. Я увидела вдалеке огромную неизведанную страну, и она манила меня новыми открытиями.

Расселл поднял палатку, подошел к ближайшей скамье, затолкал под нее.

– Что скажешь? Надежно?

Я кивнула и засунула туда же большую сумку. В конце концов, посторонних тут всего трое, и вряд ли кто-то из них сопрет мои вещи. А если даже и сопрут, никуда они с ними не денутся. Мы же все тут застряли. Я перекинула холщовую сумку через плечо – в ней почти ничего не было, кроме толстовки с «Ночными ястребами», солнечных очков, половины зернового батончика и крошечной косметички.

– Ты свои вещи тоже сюда засунешь? – спросила я. Огляделась, но там, где раньше сидел Расселл, лежал только маленький черный рюкзак.

– Со мной порядок, – сказал Расселл, подходя к рюкзаку и закидывая его на спину. В процессе футболка задралась немного, передо мной мелькнул его живот – и во рту вдруг пересохло.

– Как, это все твои вещи? – Я пыталась это осмыслить. Сама я взяла минимум – хотя Роми перед отъездом постоянно командовала, что мне нужно захватить, и забрасывала меня сообщениями, – но у меня все равно получилась целая дорожная сумка.

– Да. Я… э-э… – Он опустил глаза в пол, выдохнул. – Я переругался с парнем, с которым туда приехал. Не захотел возвращаться с ним вместе, просто взял рюкзак и сел в автобус.

– У меня та же история! Роми, девчонка, с которой я приехала, рванула в Палм-Спрингс с какой-то компанией «еще потусить».

Расселл скривился, примерно так же, как и я, когда Роми мне об этом сообщила. Я рассмеялась. Обалдеть – мы тут оказались по одной причине. Похоже, это не просто совпадение. Может, знак?

«Безусловно знак!» – подтвердила Кэти.

«Знак чего? – скептически уточнила Диди. – Может, Обгоревшего тоже приятель бросил. Чего ж ты с ним не пообщаешься?»

«Наплюй на нее, – посоветовала Кэти. – Это явно что-то значит. Не сомневаюсь».

– Я тебе очень сочувствую!

Расселл сделал вдох, вроде как собираясь что-то ответить, потом выдохнул и просто улыбнулся.

– Да ладно, – сказал он, поймав мой взгляд и удерживая его. – Если честно, сейчас я ему за это даже благодарен.

Щеки мне обдало жаром, но я заставила себя не смотреть в пол.

– Я тоже, – выдала я и только потом сообразила, что говорю чушь. – В смысле, я благодарна своей спутнице. С фестиваля… которая сбежала… – Я умолкла. – Ладно, проехали. Идем?

Он кивнул, подошел к выходу, открыл дверь.

– После тебя.

Я попыталась устоять на ногах – Диди любила порассуждать о том, какое впечатление на девчонок производят элементарные признаки хорошего воспитания, – а еще не могла не заметить, какие у него красивые руки: бицепсы, предплечья, крупные ладони. Я на миг оглянулась: вещи мои лежат под скамейкой, лысый мужик по-прежнему храпит, парочка смотрит фильм. Девушка глянула на меня, явно желая сказать: «Давай, действуй!» – и я улыбнулась в ответ.

Попыталась остановить мгновение, сделать мысленный снимок для потомков. Потому что я не сомневалась: именно сейчас оно и начинается. Джесс и Селин вместе выходят из поезда, Тони и Мария ныряют под трибуну, Джек и Роза прогуливаются по палубе. Тот самый миг, когда меняется абсолютно все.

Я вздохнула. А потом шагнула вперед, за порог автовокзала, в предвечернюю Неваду, готовая к началу нашего сюжета.

Глава 3

Воскресенье

17:05

Снаружи было тепло, но уже не жарко. Да, август, Невада, но мы сильно продвинулись к северу, зной пустыни сюда не доходил – на фестивале днем было тепло, а вот по ночам резко холодало. Как только солнце закатывалось, температура тут же падала – к счастью, Роми привезла теплые спальники, но я все равно обе ночи спала в лонгсливе.

– Да уж, – сказал Расселл, поворачиваясь кругом. – Ого.

Я тоже начала озираться. И увидела – с шоссе этого было не разглядеть, – что Джесс расположен в долине или котловине. С трех сторон нас окружали горы. На них тут и там росли зеленые деревья, глядя на которые легко было представить, что уже совсем скоро пики побелеют, покроются снегом. На фестивале мы тоже видели горы вдалеке – но не так отчетливо.

Природа была обалденно красивая, а вот окрестности автовокзала – наоборот. Мы стояли в конце асфальтированной улицы, за ограждением проходило шоссе, по нему мчались машины. У вокзала имелась парковка, где росло несколько корявых деревьев, посаженных в качестве разделителей между рядами. Напротив находилась заправка, и на миг во мне вспыхнула надежда, что мы сейчас купим там зарядник, но тут я заметила, что колонки заросли травой, а витрины магазинчика заколочены досками. Заправку явно давно закрыли.

– Что думаешь?

Я повернулась и увидела, что Расселл подошел к бурому указателю с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ДЖЕСС, ШТАТ НЕВАДА!» И ниже, буквами помельче: «ГЕОЛОГИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ! ИСТОРИЧЕСКИЙ ЦЕНТР!»

– Мне кажется, это писал большой любитель восклицательных знаков, – заметила я.

– Лично я за восклицательные знаки на указателях. Возрадуйтесь – впереди однополосное движение! Съезд справа!

Я рассмеялась. Стрелка указывала влево, на пыльную заасфальтированную дорогу между автовокзалом и заправкой; шоссе оставалось позади.

– Пошли посмотрим. Лично я никогда не бывала в геологическом музее.

– Я тоже.

Мы вместе зашагали по дороге. Рядом с автовокзалом был тротуар, но он быстро сошел на нет, осталась только проезжая часть с желтой разделительной полосой, которая местами стерлась. Вокруг никого не было видно, а поскольку последние три дня я провела в толпе, какой отродясь не видела, меня это повергло в легкий шок.

Я искоса посмотрела на Расселла. Вдруг захотелось очень многое ему сказать – о многом спросить, а я даже не знала, с чего начать. Он тоже посмотрел на меня, чуть вздернув одну бровь, оставалось лишь гадать, думает ли он о том же.

– Короче.

– Короче, – откликнулся он с улыбкой.

Я лихорадочно придумывала, что сказать дальше. Хотелось уже добраться до точки, где можно закончить вежливый обмен репликами и поговорить о…

И тут я с ужасом осознала, что не знаю, как это работает. Во всех известных мне фильмах разговоры после знакомства были опущены. Монтажная склейка, звучит какая-нибудь попса, а после склейки все уже по уши друг в друга влюбились.

Мы на каждом шагу поднимали столбы пыли, я посмотрела на белые кеды Расселла.

– Я переживаю за твои кроссы.

– Мои кроссы?

– В смысле, они же запачкаются!

Пока они были белоснежными, и шнурки тоже. Как ему удалось не изгваздать их на фестивале? Все мои вещи, как мне казалось, покрылись тонким слоем пыли.

– Ну и ладно. Привезу домой сувенир из исторического города Джесса в Неваде.

– И все же. – Я покачала головой. – Не тот сегодня день, чтобы носить «конверсы».

Расселл посмотрел на меня и усмехнулся:

– Забавный факт! Так ты…

– Погоди – ты правда сказал «забавный факт»?

Он покраснел, чему я, честно говоря, обрадовалась. Выходит, я тут не единственная, кто умеет смущаться и краснеть. Он вдруг стал менее неприступным – не просто парнем с безупречными зубами и кроссами, у которого все в полном порядке. Этот парень говорит «забавный факт», а уши у него сейчас ярко-красные.

– Гм. Ну, может. Неважно.

– Не, все в порядке. Даже мило.

Я в ту же секунду засомневалась, стоило ли говорить это. Я типа как озвучила то, что обычно оставляют при себе, признала, почему именно мы идем куда-то вместе под предлогом, что нам нужен зарядник. Точнее, это я иду с ним вместе под этим предлогом. А еще очень надеюсь, что и я ему понравлюсь тоже. Ведь понравлюсь? Иначе зачем встречаться со мной взглядом и придерживать дверь?

Более того – от него исходили такие флюиды. Мне казалось, что он так же отчетливо, как и я, ощущает разделяющее нас расстояние, чувствует, как оно то увеличивается, то сокращается. А я вдруг начала думать о собственных руках, о том, как они близко от его рук – можно соприкоснуться, даже не вытягивая их во всю длину. Вряд ли бы мой желудок так вот прыгал то вверх, то вниз – будто на незримых американских горках, – если бы он так же не прыгал и у Расселла.

Он покачал головой:

– Мои друзья вечно надо мной из-за них ржут.

Я, не удержавшись, хихикнула:

– Из-за фактов?

– Да! Вот так вот. Ржут. На самом деле Дылда Бен…

– Как-как, Дылда Бен? Получается, есть еще и Коротыш Бен? Или как минимум Средний Бен.

Расселл рассмеялся, потом набрал полную грудь воздуха, словно рассказ обещал быть долгим.

– Ну да, Бена два. Мы все втроем дружим с пятого класса. И, когда мы были помладше, Дылда Бен действительно был дылдой.

– Ну, надеюсь. А то на фиг ему такое прозвище.

– Ты запомни. Это важная деталь. Короче, так мы и жили. Расселл и Бены…

– Отличное название для музыкальной группы.

– Но в восьмом классе Мелкий Бен вдруг здорово рванул в росте. Теперь он из нас троих самых длинный. На десять сантиметров выше Дылды Бена. Но это ж еще не повод давать людям новые прозвища. Дылда Бен – он и есть Дылда Бен.

– И что потом?

– Ну, мы решили, пусть все остается как есть. Даже если дылда у нас теперь самый маленький.

– А второго можно назвать Дылда XL.

Расселл расхохотался, как будто я его удивила.

– Ну ты даешь, – сказал он, тряся головой и все улыбаясь; сбросил с плеч рюкзак, расстегнул, вытащил телефон, разблокировал экран. – Классно придумала. Нужно им рассказать…

– У тебя еще заряд остался? – удивилась я.