Попаданец. Чужая империя

Григорий Грошев

Попаданец. Чужая империя

Глава 1. Пробуждение

– Семён! – меня разбудил хриплый голос. – Семён!

Я с трудом разлепил глаза. Разодрал. Разблокировал. В нос ударила отвратительная вонь. Голова раскалывалась, к горлу подступила тошнота. С кем я вчера пил? Где я нахожусь? Мне нужно в университет. А вечером – на смену. Чёрт бы побрал эту медицину! Сплошное пьянство и, простите за откровенность, промискуитет. Наверно, вчера опять пили неразбавленный спирт с дончанками. От такого напитка всегда в голове гудит Царь-колокол.

– Семён! – хриплый голос стал чуть радостнее. – Я думал, ты сдох!

Я присел. Было темно, тепло и душно. Запах – ну просто непереносимый. Всё тело чешется. Волосы слиплись, кожа на голове просто горит огнём. Я посмотрел на свои руки… Что я вчера ими делал? Слой грязи под ногтями – самоубийственный для будущего врача. Неужели пил с бомжами? В Москве всё возможно…

– Где я? – прохрипел и не узнал собственный голос.

Как будто мой баритон промаслили, пропитали виски, кипятили, а потом – высушили возле проснувшегося вулкана. Да и само горло болело. Вслед за вопросом меня сложил пополам жуткий кашель. Будто в лёгкие напихали золы, пыли и покрыли это всё сверху тяжёлыми металлами. С трудом встав, двинулся к свету. А он поступал… Сверху!

– Семён! – продолжал хрипач. – Твою ж туда налево, ну ты меня напугал! Ты ж не дышал, так тебя!

– А ты меня как напугал! – прохрипел я в ответ. – Мне на воздух надо.

Был, конечно, нюанс. Я – ни разу не Семён. Меня зовут Алексей, я 22-летний студент московского медфака. Как принято говорить – подающий надежды молодой талант. После Сибири мне Москва очень нравилась. Во-первых, тепло. Во-вторых, зажравшиеся москвичи платят кучу денег за самую простую работу. Например, я своим одногруппникам в «Макдональдс» за бургерами ходил.

Так они мне «за ноги» по 500 рублей совали! В-третьих, тут у меня перспективы. Работаю медбратом (в трудовой написано иначе – медсестра). Живу в общаге, всего за семьсот рублей в месяц. Получаю повышенную стипендию (аж 18 тысяч!). Ну и ещё я – любимец прекрасного пола. Ох уж эта сибирская выправка и яйца, закалённые на морозе!

– Мы что, под землёй?! – прохрипел я, взявшись за металлическую лестницу. Она вела наверх.

– Мы дома, Семён! – в непонятках ответил второй обитатель подземелья. – Да, зря мы с тобой вчера тормозуху жрали.

– Тормозуху? – в ужасе спросил я и пополз наверх.

Руки слушались с трудом. Состояние пальцев – отвратительное. Всё, с алкоголем пора завязывать. Я ведь собирался стать пластическим хирургом. За выровненные подбородки и носы, за импланты молочных желез платили несусветные деньги. Я уже присмотрел квартиру в «Москва-Сити». Внимательно изучал предложения автосалонов.

Зачем мне горбатиться на участке, выслушивая бесконечные претензии? Больше не пью, баста. С трудом сдвинул люк. Свежий воздух! Вдохнул его полной грудью и вновь начал кашлять. Похоже на хронический бронхит. Но ведь вчера я был абсолютно здоров! Увидел колонку: старинную, синего цвета. Подошёл к ней и принялся работать рычагом. Полилась живительная жидкость. Напился сам. Как мог, вымыл руки и лицо.

Трогая себя, поразился густоте усов и бороды. Сколько же я не брился? Конечно, студенты редко изводят себя подобным занятием. Однако, не мог вспомнить, чтобы я хоть раз в жизни отпускал такую растительность. Подставил под колонку голову. Вместе с прохладой возвращалась ясность. Голова почти перестала болеть. Всё, сейчас достану смартфон, узнаю, где я…

И домой, на Яндекс.Такси. Бог с ним, отжалею тысячу, отжалею две. Помыться, побриться… Успею ко второй паре. Ибо в таком виде передвигаться по Москве – отвратительная идея. Но в реальность меня вернул мощнейший удар по пятой точке. Задница буквально полыхнула огнём.

– Я тебе сколько говорил, мразь! – прокричал какой-то бугай. – Ты своими грязными лапами мою колонку не тронь! Не тронь!

Развернулся и посмотрел в лицо наглецу. Тот немного стушевался. Я потёр пятую точку. Хорошо, что удар пришёлся в мягкие ткани. Если бы в кость – мог и повредить её. Я где-то видел этого человека? Что он мог мне говорить?

– Я тут впервые, ты, – ответил. – Я сейчас полицию вызову! За нападение!

– Какие мы гордые, – передразнил бугай, но решительность в его словах поубавилась. – Я же тебе говорил, мразина! Своими грязными руками колонку не тронь!

– Мразину ты в зеркале увидишь! – хрипло рявкнул я. – Сейчас тебя сфотографирую!

Принялся рыться по карманам в поисках смартфона. Куда он пропал? Неужели украли? В куртке лежало просто невероятное количество мусора. Старые карамельки. Гаечный ключ. Пассатижи. Металлические крышки. Мы что вчера, в дворников играли? Смартфона не было.

– Совсем баню пропил, алкаш! – неуверенно рявкнул бугай. – Сфотографирует он! Тьфу. Камеру что ль спёр где-то?

– И сфотографирую, – парировал я, наблюдая его замешательство. – И на Пикабу выложу. И заявление в полицию напишу. И в камеру не меня, а тебя посадят. Телефон только не могу найти.

Тут произошло неожиданное. Дебошир, которому было жалко воды из колонки, сложился пополам от смеха. Он хохотал, а из глаз текли слёзы. Будто я ему что-то совсем смешное рассказал.

– Телефон! – хохотал он. – Телефон! Да у тебя хоть гривенник есть, ты, придурок?

Я не выдержал такой наглости. Быстро забежал сзади бугая и нанёс ему мощнейший удар ногой по заднице. Тот от неожиданности аж разогнулся. Ну а что? Он же минуту назад сделал то же самое. В свой удар я вложил всю медицинско-пролетарскую ненависть. Здоровяк пролетел вперёд и тут же рухну на руки. Глаза загорелись. Смех прекратился – будто на кнопку кто нажал.

– Ах ты… – прошипел он, двигаясь ко мне. – Ах ты…

Наученный бою в сибирских драках я тут же занял стойку. Большие шкафы всегда громко падают – это аксиома. Достаточно одного короткого удара. Я начал прикидывать, в какую область тела его нанести, чтобы причинить минимальный урон дебоширу. Большие проблемы с законом мне ни к чему. Здоровяк руки вдоль тела опустил. Мощно дать леща в ухо: это его дезориентирует, но даже синяка не останется. Но драться не пришлось.

– Отошёл! – прохрипел кто-то сзади. – Отошёл, я каторжный! Мне терять нечего!

В глазах бугая, что спровоцировал со мной конфликт, показался ужас. Он немного побледнел. Выставив перед собой руки, он начал медленно отступать назад, приговаривая: «успокойся, успокойся». Отойдя метров на пять, здоровяк развернулся и убежал с невероятной для своих габаритов прытью. Я обернулся.

– Так его! – прохрипел тот самый бомж из теплокамеры. – Молодцом! Я видел, как ты ему поджопник влепил. Ну ты щелкопёр!

Собеседник выглядел жутко. Длинные спутанные волосы. Бесформенная куртка, строительный комбинезон, истоптанные сапоги. С одинаковым успехом ему могло быть и тридцать, и шестьдесят. У бродяг вообще возраста нет. А в руках этот человек сжимал… Копьё! Настоящее копьё. Неудивительно, что здоровяк поспешил не ввязываться в конфликт.

– Батя, успокойся, – сказал я. – Он первый начал. Я тебе сейчас монет накидаю. А сам домой. Ты мой телефон там не видел?

– Телефон? – с удивлением спросил бородач. – Ни хрена ты вчера нажрался, Семён!

– Я не Семён, – вздохнул я. – Меня зовут… А, неважно. Где тут метро?

– Там, – махнул бородач рукой. – Но ты куда пойдёшь, Семён? Ты ж из бобруйских. Тебя дома никто не ждёт. Квартиру твою сестра заняла с мужем и детьми, они тебя выгонят. Хватит придуриваться, поехали на свалку.

– На свалку? – спросил я. – Что происходит?

Бомж пожал плечами и вернулся к теплокамере. Открыл люк, аккуратно опустил туда копьё. Задвинул и снова подошёл ко мне. Он улыбался чёрными зубами. Я языком проверил свои собственные. Отверстия не определялись. Зато я прямо почувствовал жутчайший налёт.

Неподалёку от нас стоял автомобиль. Очень странный, старый. Но это частный сектор Москвы, тут можно и не такое увидеть. Я подошёл к машине и взглянул в боковое зеркало. Мать честная! На меня смотрело грязное, жуткое нечто… В голове появились нехорошие мысли. Я уже читал о таком явлении. На портале Автор.Тудэй огромные книжки написаны о феномене. Некогда мне их читать, к сожалению.

– Тебя как звать? – спросил я слабым языком.

– Тимка я! – воскликнул бородатый бомж. – Другана своего не признаёшь?

– А какой сейчас год, Тимофей?

– Одна тыща девятьсот восемьсят девятый от Христова рождества, – ответил Тима и почему-то снял шапку, явив миру сальные волосы.

Во дела! Я присел. Я – попаданец в прошлое. 1989-й год, Москва. А я – бомж. Вот-вот рухнет Советский Союз, вообще полная задница наступит. А я – бездомный бродяга. К такому Ютуб меня не готовил. В голове начал перебирать разные варианты. Я ведь – медбрат, а медики всегда нужны. Надо только отмыться, побриться, раздобыть чистые вещи…

– Отошёл от машины! – раздался крик. – Отошёл, а то я тебе голову снесу!

Я встал и обернулся на источник шума. Из-за забора частного дома торчала голова. Обычная голова – такой не напугаешь. Чего не скажешь об оружии… Ствол винтовки был поднят вверх. Я поднял руки, показывая, что у меня нет плохих намерений.

– Прошу прощения! – крикнул в ответ. – Я просто рядом стою.

– Я видел, как ты «просто» Гришке поджопника отвесил! – сказала голова и начала двигаться в мою сторону. Ствол начал принимать горизонтальное положение. – И как твой дружбан его палкой угрожал ткнуть! Я – дворянин! Дворянин! А вынужден соседствовать вот с такими отбросами! Вынужден жить в таких скотских условиях!

Я сделал несколько шагов назад, пригнулся – и побежал. К счастью, в спину никто не стрелял. Я бежал и бежал, бежал и бежал. Пока, наконец, не вспотел и не выбился из сил. Сел на травку, подальше от машин и домов, чтобы никто опять не наговорил мне гадостей. Выдохнул. Прошло больше минуты, и примчался Тимофей.

– Сёмка, твою налево! – сказал он. – Мы ж тормозуху пили, а не соляру! Откуда такая прыть?

Я уставился на Тимофея, чувствуя, как реальность накрывает волной. Желудок скрутило спазмом – не столько от голода, сколько от осознания. 1989 год. Без документов. Без жилья. С единственным "другом", вооруженным копьём. Хорош старт для попаданца.

Отчаянно хотелось курить. Хотя эта привычка мне вообще не знакома. Тимофей протянул руку и помог подняться.

– На свалку погнали! – сказал он. – Уже восемь утра. Опять Толик ругаться будет.

– Толик? – спросил я.

– Да, наш бригадир.

В каком-то тупом забытье я поплёлся вслед за Тимофеем. Одна надежда, что я попал в относительно недалёкое прошлое. А если нет?

Глава 2. Свалка

– Мы что, на поезде поедем? – спросил я.

Мы подошли к какой-то огромной железнодорожной станции. Вагоны, тягачи, цистерны. А ещё – никому до нас не было дела. Никто даже внимания не обращал на двух бродяг.

– Ага, – ответил Тимофей своим хриплым голосом и смело полез на вагон. – Быстрее, этот через пять минут отходит.

– Ты чего! – прокричал я. – Высоковольтная линия!

– Да не ссы, – прохрипел бомж. – Низко пригибайся. Авось не ударит.

По непонятной причине я повторил манёвр своего поводыря. Провода располагались несколько выше, чем я предполагал. Но если встать в полный рост – точно жахнет. Тимофей подполз к люку, бодро его откинул и пропал внутри вагона. Мне ничего не оставалось, как двинуться за ним. Мне казалось, что я кожей ощущаю разряды электричества. Самовнушение, не иначе.

На практике мне уже доводилось видеть электротравмы. От контакта с высоковольтной линией телесные повреждения ужасны. Будто человека поджарил Зевс: сгорает кожа, волосы, да и не только. Подробности уж очень мерзко-жуткие. И это всё происходит в считанные секунды!

На пожаре, например, нужно постараться, чтобы обгореть. А в ситуации с высоковольтной линией всё происходит мгновенно. Тот случай, когда живые завидуют мёртвым. Вспоминая все молитвы, я подполз к люку, спустил туда ноги, повис на руках. Дна всё не было. Разжал пальцы – падение оказалось мягким. То ли песок, то ли…

– Сахар? – спросил я.

– Не, – буркнул Тима. – То взрывчатка. Военный вагон.

– Взрывчатка?! – чуть не крикнул. – Полезли обратно.

Я принюхался. Запах был пьянящим. На ощупь это вещество напоминало сахар. До меня донёсся хриплый смех Тимофея.

– Сёма, ну ты сегодня поддаёшь, – сказал он. – Ты скажи спасибо, что не со свиньями ехать! Взрывчатка – она такая. Пока её не поджигаешь, ничего не случается.

– А тут что, охраны нет?

– Да кому эта взрывчатка сдалась? – искренне удивился он. – Никто ни с кем не воюет сейчас. А на военных вагонах всегда люки удобные. Домчим с ветерком. Тут близко.

В этот момент я ощутил движение. Состав сначала резко дёрнулся и замер, так что мы уехали на этом «сахаре». А потом – начал плавно набирать ход. Самая настоящая электричка! Уж я покатался на таких. В Москве, конечно, вагоны – космос. А вот за МКАДом – настоящая экскурсия в прошлое. Лежать на мягком «песке» было приятно. Прошло минут десять или пятнадцать. Мерный стук колёс начал клонить в сон.

– Выходим! – прохрипел Тимофей, вырывая из объятий Морфея.

Я вскочил. Опытный бомж, проваливаясь в песок, двинулся куда-то в сторону. Я увидел свет: он открыл боковой люк. Совсем небольшой, сантиметров сорок в высоту и пятьдесят – в ширину. Аккуратно снял решётку. Она, кажется, ничего не была закреплена. Показались панорамы.

Там, снаружи, была Москва, но совершенно не такая, какой я её знал. Что-то отличалось. Как-то непонятно и незримо. Город больше напоминал европейские панорамы. Никаких хрущёвок. Нет бесконечных горизонтальных небоскрёбов. Вместо них – либо аккуратные невысокие домики, либо огромные свечки с широкими стилобатами.

Нет осколков Союза: НИИ, необъятных производств. А ещё – дороги были аккуратными и относительно небольшими. Где все эти многоуровневые эстакады? Там, где проедешь развязку – и двигаешься аж до Ярославля. Вместо них – скромные перекрёстки с фонарями в стиле ретро. Куда же я попал? Подумать над этим не удалось.

– Выходим! – крикнул Тимофей. – Ты чего спишь? За мной.

Бомж, подобно акробату, уцепился за открытый люк, высунул наружу ноги – и оттолкнулся. Прыгнул в неизвестность. Я точно знал, что выход на скорости из движущегося поезда – это билет в один конец. Нам рассказывали о предполагаемом характере травм. Это и переломы костей, и повреждения связок, и ЧМТ. Но, наверно, мне было жутко оставаться одному в этом неизведанном новом мире.

А потому – я повторил манёвр Тимофея. Возможно, надеялся, что придёт смерть, и наваждение закончится. И я очнусь опять в Москве 2022-го года. Приму душ, съем бутерброд и пойду на лекции. Но – ничего такого. Под ногами оказался мягкий грунт. Будто это болото или мох. Я инстинктивно сгруппировался, прокатился немного и замер.

Поднялся. Ну что ж, по крайней мере, выпачкаться сильнее уже невозможно. Одежда и так была грязной. Ко мне подошёл Тимофей и неопределённо махнул рукой. Типа, нам туда. Впереди была огромная гора. С трёх сторон её стыдливо прикрывал лес. Мы же направились с четвёртой, открытой.

Вышли на широкую дорогу. По мере движения мне уже стало понятно, что это за гора. Свалка. Огромная, гигантская. Каких-то библейских масштабов. По мере приближения нестерпимый запах разложения так и бил в лицо. Я натянул на нос грязную майку. А Тимофея этот «букет», кажется, нисколько не смущал. На рукотворной горе летали сотни птиц. Тут и там я различал движение. Крысы!

Мы взяли немного правее и подошли к бытовкам-вагончикам. Они были разными, объединяла их лишь установка на сваях – где-то метр от земли. Одно сооружение стояло ещё выше. Красивая, ровная бытовка. А ещё одна – напротив, низковато. Но – с решётками.

Перед бытовками стояла табличка с гордой надписью: «Её Величества экспериментальная мусоропереработка. Прожект финансирован державною казною».

Я протёр глаза, но надпись не исчезла: «Её Величества…». Похоже, я не просто переместился во времени – я попал в какую-то другую Россию. Где вместо генсеков – монархи? Или это бред горячечного сознания?

Увиденное меня крайне озадачило. И даже не отсутствие хоть каких-то станков или цехов для переработки мусора. А эта странная приставка – «Её Величества». Они тут уже сдурели в край? Или, постойте-ка…

Глава 3. Раскопки

Подле городка бытовок, неподалёку от «Её Величества» уже стояло десятка три таких же бродяг, как и мы. Все оборванные, чумазые, заросшие. Они курили сигареты и громко кашляли. Тимофей с ними поздоровался одним общим взмахом руки, я тоже кивнул. Никто никому грязных рук не подавал, и это хорошо. Видно, что с гигиеной тут полный швах. Никогда в жизни не стал бы жать ладони таким опустившимся маргиналам. Хотя чего там? Я ведь один из них.

– Завтрак! – радостно сказал Тимофей и пошёл к одной из бытовок. Той самой, низкой. – Жаль, что не наливают… Но это только в конце. Только в конце.

Я засеменил следом. У бытовки не было окна, только одна решётка. В неё и ударил ладонью Тимофей. Между прутьев показалась рука с каким-то бумажным свёртком. Бомж взял его и отошёл в сторону. Я повторил его манёвр и тоже получил какой-то скруток. Развернул. Бутерброды с сыром! Лучше, чем ничего. Аккуратно, стараясь не трогать грязными руками еду, начал уплетать. Сыр был отвратительным, а вот хлеб – свежим.

– Где запить? – спросил я.

– Вон, бочка с водой, – махнул рукой мой провожатый.

Осмотрелся. Рядом действительно стояла открытая баклажка. Полагаю, что пили из неё не только люди, но и птицы. Возможно даже крысы. Тут прямо на моих глазах один оборванец сложил ладони лодочкой, набрал и отпил. Потом ещё раз. Потом этой же водой освежил своё лицо.

Мне стало понятно, почему утром коренной москвич ударил меня по заднице за то, что я пользуюсь его краном. Признаться, глядя на эту антисанитарию, я начинал понимать того москвича – его удар был скорее гигиенической необходимостью.

Посмотрел на баклажку с отвращением. Нет, пить не буду. Пожалуй, потерплю. А Тимофей быстро съел свои бутерброды и уже пытался прикурить. Чиркал спичкой о коробок, искры летели во все стороны.

– Ты чего! – крикнул я. – Мы же с тобой в военном вагоне ехали. На нас полно взрывчатки!

– Так я отряхнулся, – сказал бомж удивлённо. – Не ссы, так это не работает. Я же знаю, во Владике служил. Чтобы это дело взорвалось, надобно взрывчатку горкой сложить. А взрыватель – внутрь засунуть.

На глазах у Тимофея почему-то появились слёзы. Он тоже подошёл к баку, отпил воды. Ну нет, я к этому рассаднику бацилл даже не прикоснусь. Вереница мусоровозов всё заезжала и заезжала на рукотворную гору. Не было конца этой змее. Спустя двадцать минут пребывания на свалке я уже перестал ощущать противные запахи. Как же быстро человек ко всему привыкает!

– Стройсь! – раздался крик, и оборванцы забегали, стали в длинную шеренгу.

Я подошёл и занял место в самом конце, возле своего поводыря. На почтительном расстоянии вдоль этой линии оборванцев прошёл крепкий и упитанный мужик в камуфляже. Он заглянул в глаза каждому. Задержал взгляд на мне. Открыл рот, но тут же закрыл его. Видимо, сказать было особо нечего.

– Тридцать два человека, – произнёс мужик после паузы. Видимо, это и был тот самый Толик. – А где Золотарь? Где Рухлядь?

– Золотарь сдох, – раздался женский голос. – Вчера забрали его.

– Сдох? – возмутился Толик. – Да как он посмел? Он же мне червонец торчит, паскуда. Тьфу! Мало я его сёк, мало… Значит, чтоб без моей команды больше не дохли. Ладно, а Рухлядь где?

Шеренга молчала. Некоторые уводили глаза. Бригадир снова прошёл вдоль этого взвода павших ангелов и почему-то посмотрел на меня. Лицо его было обрюзгшим, изо рта свисала слюна. Глаза – злобные, подбородок напряжён. Вид его почему-то меня веселил. Неудивительно, после лёгкого завтрака на душе сразу же стало легче. Я начал улыбаться.

– Чё зубами торгуешь, мразь? Где Рухлядь?! – рявкнул Толик, обращаясь ко мне. – Где Рухлядь, я тебя спрашиваю!

– Понятия не имею, – спокойно ответил я.

– Ты ж с ним всегда пьёшь! – напирал бригадир. – Что, забыл разбудить? Или перепили вчера? Или, может, по пьяни… Того?!

– Мы с ним уже два месяца не живём, господин начальник, – пришёл на помощь Тимофей. – Он вроде как местную нашёл. У неё живёт. Никакого того, господин начальник. Мы с Сёмкой только женщин любим.

Лицо Толика вытянулось. Он осмотрел взвод бомжей обиженным взглядом. Экие вы, мол, неблагодарные. На бабу его променяли!

– Небось и отмылся? – спросил бригадир отрешённо.

– Может, – пожал плечами Тима. – А вы что, вчера не видели, начальник? Он же прощался со всеми.

– Тьфу! – сплюнул Толик. – Один умер, второй женился… Отвратительное отношение к труду. Безответственное! Значит, сегодня надо ударно потрудиться. Берите вёдра, лопаты – вперёд. Империя ждёт ответственного отношения к вторичным ресурсам.

Вся орава бомжей покорно двинулась к одной из бытовок. Я засеменил следом, стараясь не терять из виду Тимофея. Нагнал его. Было видно, что товарищ по несчастью хромает. Хотя ещё совсем недавно, утром, он ходил нормально.

– Нога болит? – спросил я.

– Ага, – буркнул Тима. – Наверно, подвернул, когда из вагона выходил. Сразу вроде нормально было, а теперь ноет.

Он ткнул грязным пальцем в область лодыжки. По характеру его ходьбы можно было предполагать весьма серьёзное повреждение. Тем и коварны суставы и кости стопы. Порой даже при необходимости срочного вмешательства пациент не чувствует сильной боли.

– Если есть бинт, могу повязку наложить, – предложил я.

– Само пройдёт, – буркнул Тима.

– А что нам нужно собирать?

– В одно ведро – металл, во второе – пластик, а в третье – стекло. Как наполнишь, подходи к ящикам, – бомж махнул рукой в сторону. – Если что интересное найдёшь, часы или кольцо, прячь глубоко. А то Толик найдёт и отберёт.

Я присмотрелся. Ближе к свалке располагалась целая вереница металлических контейнеров. Они были трёх разных цветов. Мы взяли по три ведра и лопате. Идти было нелегко. Почва (или что это под ногами?) – болотистая, ноги прилипают. Никаких перчаток, никаких респираторов или сапог нам не выдали. Тимофей всё так же хромал. Я начал шарить по безразмерным карманам своей куртки.

Почему-то решил заглянуть во внутренний. Ба, эластичный бинт! Он был в упаковке, совсем новый. Вот только пачка мне показалась странной. «Её Величества Новгородская мануфактура». Вот те раз! Какой там на дворе год? Невзирая на протесты товарища по несчастью, я отвёл его в сторону, усадил на какой-то ящик и освободил ногу.

Ну что я могу сказать? Доводилось видеть и похуже, но редко. Не буду описывать ужасающую картину равнодушия бомжа к личной гигиене. Скажу лишь, что ноги Тимофей последний раз мыл месяц назад – в лучшем случае. А вот травма была пустячной. Подвывих связки – мелочи жизни, если втереть мазь и правильно перевязать. Мне оставалось только второе, мази под рукой не было.

– Нормально всё, – сказал я Тимофею. – Кости целы, связки тоже визуально не повреждены.

– Во ты заговорил, – усмехнулся он. – Это ты где такому научился? По-русски скажи, а?

Я пропустил вопрос мимо ушей. Голова кружилась из-за неприятных запахов. Наверно, сама свалка выделяла газ, мне не хватало кислорода. Я чувствовал, как бешено молотит сердце, как лёгкие раскрываются широко-широко, силясь набрать воздуха. А ещё ко мне вернулось жуткое ощущение, что всё чешется. Тут, наверно, сотни видов паразитов.

– Вы чё тут, голубки? – услышал я неожиданно высокий голос позади.

Обернулся. Это был не Толик и не кто-то из нормальных работников свалки. Такой же оборванец, как и мы. Он стоял с тремя вёдрами, лопатой и смотрел на нас. Я тем временем закончил перевязку и помог Тимофею надеть сапог на изрядно увеличенную ногу.

– Лечит меня друг! – буркнул товарищ. – А ты чего вылупился?

– А ничего, – ответил незнакомец. – Ты зачем про Рухлядь натрендел с три короба?

– Просто, – ответил Тима. – Тебе какое дело?

– Говорят, что Рухлядь на опыты забрали, – продолжал бомж с высоким голосом. – Помнишь, месяц назад Косой пропал?

– Нет, – прохрипел Тимофей. – Всё, айда работать. Норма сама себя не сделает.

Но мужичок с высоким голосом всё не унимался и продолжал рассказывать, что «бродяг забирают на опыты». Тима несколько раз пробовал заткнуть болтуна, но тот упорно продолжать гнуть свою линию.

– Это кто? – спросил я.

– Как кто? – удивился товарищ по несчастью. – Ты совсем никого не узнаёшь?

– Ну хватит, – буркнул я. – Говорю же тебе, вообще ни черта не помню. Ни свалку. Ни Толика. Ни этих бомжей…

– Что за слово такое? – изумился Тима. – Красиво как звучит – бомж. Как колокол церковный. Господи, спаси.