Всевидящее око судьбы

Ирина Ольховская

Всевидящее око судьбы

Эта невероятная история, которая

случилась с обычной учительницей,

стала для нее подтверждением, что

«человек не сможет открыть новые

океаны, пока не наберётся

смелости потерять из виду берег».

А для всех нас может стать подтверждением

того, что нельзя тратить время своей жизни

на пустые переживания,

нелюбимую работу и

пустых, ненужных, чужих по духу

и нелюбимых людей.

Кира с детства привыкла быть удобной. Любое самое абсурдное требование мамы было руководством к действию. Помыть полы в десять вечера? Нет проблем. Встать в воскресенье в семь утра, чтобы сделать уроки на понедельник (потому что мама решила поехать и за один день посадить шесть соток картошки) – не вопрос. Спать хочется? Перехочется. Но свободолюбивая натура брала свое. В 10 лет Кира зашла в "Будку гласности" (популярная передача из телевизора) и со слезами на глазах прокричала какие все мальчишки козлы, одноклассницы дуры , а мама просто задолбала и главная мечта – сбежать из дома. Запоем читала приключенческую литературу: Майна Рида, Жюля Верна, Дюма… Вырваться на свободу – была мечта. Но … как? Изменить систему не так просто. Кира окончила школу с золотой медалью. Поступила в педагогический – "это самая надёжная профессия для женщины, каждое лето у тебя будет отпуск, а твои дети никогда не станут бродягами, предоставленными законам улицы". Шли годы. Жизнь шла своим чередом. Пока… В один прекрасный день Кире на глаза не попался рекламный буклет. Этот момент, как говорят в глупых ток-шоу, которые так любит мама, разделил унылую жизнь школьной учительницы на до и после. Хотя начинался тот день весьма прозаично.

1.

– Мама, не преувеличивай, котлеты в нашей столовой просто прекрасные, ты, наверное, не знаешь, но тысячи людей по полжизни ностальгируют именно по таким котлетам, и больше того – учатся готовить именно такие котлеты. А овсянку мне просто некогда варить. Сама знаешь, сколько я вчера провозилась с Тургеневым. «Отцы и дети», знаешь ли. Но завтра воскресенье, обещаю, что сделаю твои любимые блинчики! Помнишь ту баночку икры, которую нам подарили на новый год? Будет прекрасный завтрак! А сейчас извини, мне пора бежать. Скоро звонок, директор просила подменить Анну, она заболела, а уроки пропускать нельзя. Целую, пока!– Кира, почему ты опять пьешь кофе? Кофе вредно! Давай я заварю тебе чай! И что за глупость заваривать овсянку! Овсянку нужно только варить! На медленном огне, помешивая, чтобы она дошла до готовности и раскрыла все свои вкусы! Овсянка – это залог продуктивного дня! Твоё пищеварение и так испорчено этим подобием еды, которым ты питаешься в своей школе! Что было вчера? Опять эти безумные котлеты?! Ты испортишь свой желудок! – Инга Львовна, мать Киры, была женщина просто потрясающая. Она могла потрясти (об этом говорили все мужчины, которые попадалась на ее пути) перетрясти и вытрясти – душу и кошелек. В зависимости о того, что в данный конкретный момент было приоритетной задачей. Времена огорода и картошки давно минули, поэтому и жизнь мамы свернула совершенно в другое русло. Осанка как у императрицы, всегда уложенная высокая прическа – мама Киры просыпалась рано утром и начинала с того, что закалывала аккуратно расчесанные волосы роговым гребнем. Длинный халат, тапочки на каблучке – обязательно, Инга Львовна на дух не выносила плебейские пижамы и шаркающие походки, которые получались, если пользоваться обычными тапочками. Кира каждый раз отстаивала право своих тапочек с ушами зайца на жизнь – не было дня, когда мама не хотела бы их выкинуть. Останавливало ее только то, что после одного такого выкидывания, Кира закатила истерику – оказалось, что это были не просто тапки с ушками зайчика с рынка. Оказалось, что Кира заказывала эти конкретные тапочки из натурального меха (надо же, а казалось, что просто искусственный – цвет такой… вульгарный, фуксия!) где-то в Европе и долго ждала их. Вот такой бесполезный подарок захотела сделать себе ее не приспособленная к жизни (так считала Инга Львовна) дочь на новый год.

Кира вылетела в подъезд пулей – дальнейшие разговоры могли затянуть выход из дома, а опаздывать действительно было нельзя. Она скрывала от матери, что уже полгода как попросила на работе освободить первые уроки, чтобы посещать психотерапевта. Это было непросто – решиться на такое. Со всех точек зрения. И потому что вроде страшно – открывать всю свою жизнь постороннему человеку. И потому, что цены на такие услуги стремились в стратосферу, а это было крайне затруднительно для молодой учительницы с зарплатой над которой не то что кот, даже голубь, живущий у мусорных контейнеров, расплакался бы горючими слезами. Сеансы с терапевтом у Киры были по видеосвязи, раз в неделю – эти занятия рекомендовал невролог, когда окончательно из-за нервных ситуаций на работе пропал сон и начал дергаться глаз. Но каждый раз перед таким прыжком в откровенность Кире нужно было зарядиться. Она заходила в небольшое уютное кафе, где услужливый, вежливый бармен всегда наливал ей именно тот кофе, который она так любила – двойной ароматный эспрессо. Без всякого баловства. Просто двойной огненно горячий эспрессо, щекочущий ноздри своим потрясающим запахом. Про этот восхитительный кофе можно было слагать песни. В нем не было никакой кислоты робусты, только благородный вкус стопроцентной арабики с оттенками горячего шоколада. Несколько раз Кира пыталась разговорить Влада (так звали бармена) и узнать – откуда привозят такой восхитительный кофе, но узнала только то, что растет он в лесах, которые в переводе с индейского называются «место, где спрятаны сокровища». Каждый глоточек этого кофе будил воображение – хотелось сокровищ и приключений… Но главное – как будто бы и сеансы в психотерапевта лились после такого напитка богов спокойнее и увереннее.

Кира дошла до кафе довольно скоро – четыре тысячи шагов успели разбудить аппетит. Что-то было не так. На дороге стояла скорая, полицейская машина, и из кафе спешно выходили посетители. Против потока, девушка зашла в любимое заведение, присела у барной стойки и не сразу поняла, что произошло.

– Влад, что случилось?!

– Вы не представляете! Это был ураган! Он влетел, подскочил к посетительнице, воткнул ей нож и как будто растворился! Я опомниться не успел – а его уже нет! Девушка лежит на диванчике, все кричат! Что за утро!

Кира посмотрела в направлении, куда дрожащей рукой показывал бармен. Вокруг девушки, лежащей на диванчике, уже никого не было. Мужчина средних лет, в перчатках, по всей видимости, эксперт, уже сворачивал свой чемоданчик. Молодой парнишка – по всей видимости, оперативник, заканчивал записывать данные у парочки средних лет – последние посетители, свидетели. Что-то в этой парочке было …противоестественное, Кира не могла понять что именно. Потому что смотрела на девушку на диване. Белокурые длинные волосы, заплетенные в косу, длинное платье, белые балетки, на спинке дивана – вязаный плотный кардиган, как раз для теплой осени – разве с такими девушками случаются … убийства?!

Но картина, которая открывалась от барной стойки, была более чем очевидной. Да, убийства случаются с кем угодно. Будь то старуха-процентщица – в голове у Киры пронеслось вихрем «…крошечная, сухая старушонка, <…> с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка» , – да, Кира была очень ответственная учительница, а Достоевский – это последнее, что она успела освежить в памяти на летних каникулах, перечитав, разумеется, по новой весь роман. Так вот убийства случаются с кем угодно, будь то старушонка или супермодель – Кира вспомнила, как летом все СМИ стояли на ушах, а мама не пропускала ток-шоу, которые по косточкам разбирали трагедию – юная красавица модель то ли прыгнула, то ли ей помогли прыгнуть с небоскреба в Америке – мутная история! Так же, как и то, что видела своими глазами Кира – девушка реально была красива, причем какой-то несовременной красотой!

Сама Кира была абсолютно уверена в своей некрасивости – неправильной формы череп, слегка торчащие уши, недостаточно пухлые губы, мышиного цвета волосы, не пушистые, не кудрявые, просто прямые, в них не было какой-то невероятной притягательности, а Кира была уверена, что только светлые волнистые волосы – 90 процентов красоты. Так, во всяком случае, всегда говорила мама, и Кира уверилась в этом еще в детстве. А тут у погибшей эта невероятная белая коса… И такая необычная одежда! Длинное платье, кардиган ручной вязки – про такую одежду хотелось сказать винтажная, но эта была явно новая и дорогая. Что только подчеркивало красоту девушки. Вообще убитая производила впечатление … путешественницы во времени! Как будто ее сюда занесло машиной времени! Спецслужбы начали разъезжаться, первой уехали полицейские машины, следом за ними – скорая. Через полчаса после того, как Кира переступила порог любимого кафе, ничто не напоминало о той трагедии, которая разворачивалась здесь утром.

– Я, пожалуй, пересяду поближе к окну, – Кира взяла свой кофе, сырники и пересела за тот столик, за которым еще не так давно сидела погибшая девушка. Мысли носились вихрем, как атомы при ядерной реакции. Причем, кажется, как и в ядерной реакции, от их движения начала вырабатываться энергия – становилось жарко. Кира поняла, что ей просто необходимо отвлечься – пошла к двери, где стояли газеты и журналы. Девушка взяла журнал, который лежал сверху – это был «GQ». Лениво перелистывая страницы, Кира задумалась: кем она была – погибшая? Что занесло ее так рано в мое кафе? Почему я не видела ее здесь ни разу – я бы запомнила такую необычную внешность….

– Какое совпадение – девушка, которая здесь сидела, эта, которую ножом убили, она тоже читала этот журнал… Странно, я думал, что его забрали следователи – он же на столе лежал… Или не лежал? Может быть, она сама его уже отнесла на стойку? Не помню…

Вполуха Кира слушала официанта, продолжая листать журнал. На странице со статьей «Шерлок Холмс рекомендует» лежал рекламный проспект туристического агентства. Южная Америка, Карибский бассейн, круизы, деловые поездки – взгляд Киры упал на надпись, сделанную от руки.

Три русские буквы СОС. И набор цифр 197 – 298 – 156.

Какая интересная история. Этот журнал держала в руках погибшая девушка, а вслед за ней этот журнал попадает ко мне – и я нахожу в нем этот проспект… Эта страница случайная или нет? Шерлок Холмс, загадочная девушка, курительная трубка в статье, рекламный проспект, загадочные цифры и буквы…

– Принесите мне, пожалуйста, еще один кофе! – девушка бросила взгляд на улицу сквозь запыленное окно. Мимо проносятся автомобили. Бывают такие дни, когда ты точно понимаешь, что идти нужно не той дорогой, а этой, повернуть надо не на эту улицу, а на ту. Хотя ты тысячи раз ходил по одной и тоже дороге, ты меняешь схему – и потом оказывается, что на той дороге, которой ты не пошел, случилось, например, массовое ДТП. Именно поэтому, кстати, журналисты так любят, когда случаются какие-то катастрофы, разыскать того, кто не успел на рейс, например. Как будто бы рука Бога спасла этого человека. Кира понимала, что до школы, где она работала последние годы – десять минут ходьбы. До сеанса с психотерапевтом двадцать. И час разговоров о том, что ей просто необходимы перемены. Просто необходимо ликвидировать источники стресса вокруг себя, а поскольку мама была одним из основным источников стресса, то Кире просто необходимо было уехать из дома. Хотя бы ненадолго, хотя бы для того, чтобы глаз перестал дергаться, а ночью перестали сниться чудовища, от которых каждую ночь приходится убегать. Просто необходимо сделать что-то … что не вписывается в ту рутину, в которой она жила последние годы. Как будто бы жила не свою жизнь. Вы разговаривали когда-то с психологом? Или может быть, читали книги, которые помогли бы вам разобраться в собственной жизни? А может, у вас не было ни одного, ни второго, но вы просто однажды говорили себе: «Достало! А что если…!»

Молодая женщина решительно встала с места, подошла к стойке, чтобы расплатиться…

– Можно я возьму этот журнал? Начала читать, не успела, а так хочется дочитать. Я завтра занесу! Честно-честно! Вы же меня знаете, Влад.

Умоляющий взгляд не оставил никакого шанса – редкого цвета голубые глаза (Кира считала, что они – единственное, что было красивым в ее внешности), казалось, наполнились влагой, и оттого стали бирюзовыми и заблестели, как высокогорные озера в солнечный день.

– А вы не знаете, как звали эту девушку? Она часто здесь бывала? Я что-то не припомню, она такая необычная, я бы запомнила ее!

– Ее давно не было, но еще несколько месяцев назад она довольно часто сюда заходила, только выглядела как-то …по-другому. Раньше она все в джинсах и майках приходила, а теперь вот такое платье… Ее Ольга, кажется, звали, мы с ней несколько раз разговаривали, она сказала, что живет в доме на Набережной! – Влад показал рукой в направлении сталинки, стоящей на берегу реки. В этом доме жили непростые люди. Кира смотрела сюжет по телевизору с одной широко известной в узких кругах актрисой – к ней часто приезжали съёмочные группы, и актриса любила, задумчиво глядя в окно, рассказывать о том, какой у нее из окна прекрасный вид, и как радуют ее глаз потрясающие закаты над рекой. А еще в этом доме жил какой-то депутат – журналисты бульварных изданий устраивали расследование и пытались предъявить депутату обвинение в коррупции, мол, откуда у слуги народа могли взяться деньги на такую роскошь. А еще Кира знала совершенно точно, что в этом доме была консьержка – опять же, смотрела сюжеты по телевидению… Вот она бы точно смогла рассказать – что же случилось с этой Ольгой, и почему вдруг любительница джинсов и маек нарядилась в длинное платье, которое пристало бы, скорее, воцерковленной девушке, которая скорее, точно назовет тебе дату Пасхи и имена всех патриархов за последнее столетие, чем придет в такое заведение… Вот бы к ней сходить… Только сначала предстояло решить вопрос с терапевтом и … уроками – как будто внутри что-то перещёлкнулось, Кира поняла, что вот прям сейчас, сегодня, в это утра она больше не хочет идти на работу.

Встречу с терапевтом удалось отменить по телефону довольно оперативно – это, правда вылетело в копеечку – часовую консультацию все равно надо было оплатить… Потом Кира быстро дошла до школы, написала заявление на отпуск без содержания – на две недели, по семейным обстоятельствам. Выслушала «какой ужас с этими безответственными девицами, которые совсем ничего не понимают в образовательном процессе, ведь учебный год только начался, только начался, а уже такие проблемы, на две недели нужно искать замену!». И решительным шагом отправилась к сталинке на Набережной. Через двадцать минут Кира наблюдала картину, которую она уже сегодня видела – у дома стояла скорая. Дверь подъезда была распахнута и молодая женщина уверенным шагом вошла в холл.

– Что-то случилось? – встревоженным голосом спросила Кира консьержку

– Какое горе, какое горе… Только-только Аделаида Степановна обрела свою дочь… Так рано потерянную, и вот такое горе… Олечка, девочка, она ведь не так давно нашлась, и вот теперь ее убили… Не переживет, не переживет Аделаида Степановна! – пожилая женщина рыдала так, что казалось, сейчас захлебнется слезами

– Постойте, Аделаида Степановна? Та самая? Та самая актриса?! Звезда драматического театра?! Разве у нее была дочь?

– Ой, деточка, это такая трагическая история… Много лет назад Адочка была замужем за военным – он такой бравый генерал был – Александр Егорович … Постоянно в командировках, а Адочка пару спектаклей в театре играла – и домой. Потом она забеременела, родилась доченька, ну, конечно, о театре пришлось забыть… Однажды – какой же это был год? Вроде как американский президент тогда в Москву приезжал, улицы все перекрывали… Так вот пошла Адочка гулять с коляской, да вот вернулась домой одна… Пропала девочка. Как сквозь землю провалилась. Уж как убивалась, Александр Егорыч всех на уши поднял. Все искал дочку. Везде искал. По всей стране искал. Адочка-то сначала все не в себе была, в больнице лежала… А потом … потихонечку пришла в себя. Даже к работе вернулась, на сцену. Опять звездой стала. Несколько лет назад Александр Егорыч умер. А несколько месяцев назад, аккурат после нового года, пришла Оля. Ну, как… она так сказала, что она Оля. Адочка всю жизнь верила, что дочка вернется, она ведь даже не хотела ее умершей признавать! Все твердила: ««Я все время Бога молю, Господь поможет мне, пошлет добрых людей и дочка вернется»… Она ведь дочку тоже Олей назвала…. Так что ни секундочки не сомневалась, что Господь вернул ей ее Оленьку… Тем более красавица такая, волосы какие! У Адочки в молодости такая же светлая коса была! Только вот одежда… Ну, это быстро Адочка решила. Ездили в магазин – приехали все водитель носил, носил, носил пакеты… Даже не припомню, когда я такое видела. Она ей всего накупила! А тут такое горе… Не переживет Адочка, не переживет!

– Погодите Надежда Филипповна (беглый взгляд на стойку – имя консьержки было написано на табличке), а как же так – неужели она сразу признала в этой девушке своего ребенка? Неужели не было сомнений?

– Да ну что ты, какие сомнения, Оленька принесла чепчик, который тогда на ней был, Адочка тогда прямо в подъезде рухнула – она же сама этот чепчик своей рукой вышивала!

– А у них в семье что-то происходило тогда? Может быть муж ее, военный, в какой-то переплет попал? И ему кто-то так отомстил? Или угрожал?

– Это не знаю, не скажу, а врать не буду. Это уже только Адочка может рассказать…

– Так, может, я поднимусь?

– Ступай, ступай, горе-то какое…

Куда идти Кира не знала, но шла на запах корвалола, который разносился по всему подъезду с площадки пятого этажа. Двери квартиры были распахнуты, изнутри доносились голоса. Кира робко постучала по двери – к ней вышел врач.

– Вы родственница?

– Я…

– Проходите, ей сейчас нельзя оставаться одной, а от госпитализации она отказывается. Мы все что могли сделали, если станет хуже – звоните, приедем, будем забирать в больницу по угрозе для жизни.

Врачи засобирались, их голоса доносились до Киры как будто через какой-то купол – еще несколько часов назад она была дома, ничего не подозревая, пикировалась с матерью про овсянку, готовилась идти на работу вести уроки, и вот сейчас она – в квартире актрисы, звезды. Спонтанное, импульсивное решение привело ее в эпицентр каких-то непонятных событий, в которых были убийство, кража ребенка, старая актриса в безумном горе и … странный рекламный проспект из журнала. Пообещав выполнить все в точности, Кира прошла в гостиную, где на явно антикварном диване лежала Аделаида Степановна. Видимо врачи дали ей мощное успокоительное, потому что женщина лежала, прикрыв глаза, только сбивчивое дыхание выдавало, что она жива. А слезинки на ресницах – то, что она недавно плакала. Со своего стула, стоящего у дивана актрисы, Кира оглянулась по сторонам. На стенах – иконы. Центральное место – Казанская Божья Матерь, рядом с ней – святая княгиня Анна Кашинская. Икона, которую не часто встретишь. Кира знала про нее и про ее историю, потому что встречала в стихотворениях Ахматовой. В 1922 году Ахматова написала стихотворение «Причитание», посвященное драматической актрисе Валентине Андреевне Щеголевой:

Лен колючий теребить.И выходят из обители. Ризы древние отдав. Чудотворцы и святители, Опираясь на клюки. Серафим – в леса Саровские Стадо сельское пасти. Анна – в Кашин уж не княжити.

Как странно все сплелось, Анна Кашинская с ее убитым сыном Дмитрием, актриса у Ахматовой, Аделаида – актриса – и ее пропавшая дочь… В размышлениях о превратностях судьбы прошло несколько часов. Кира задремала. Очнулась, когда ее руку взяла Аделаида:

– Вы кто?

– Простите Аделаида Степановна, меня зовут Кира, я случайный свидетель того, что случилось утром. Я учительница в школе, преподаю литературу. Школа здесь, недалеко. Когда все случилось – что-то как будто меня потянуло к вашему дому, а потом мы разговорились с консьержкой, я поднялась сюда, врачи сказали, что вас нельзя оставлять одну… Она такая красивая была…!

Аделаида лежала, закрыв глаза.

– Аделаида Степановна, вы меня слышите?

– Не кричи, я все слышу. Я сейчас скажу, а ты не перебивай. Я хочу, чтобы ты нашла, кто все это сотворил с нами. Кто украл мою дочь. Где

она была все эти годы. Почему появилась. Кто ее убил. Я может, и произвожу впечатление экзальтированной дуры на театральной сцене, но я далеко не дура. Я хочу понять, кто и за что разрушил мою жизнь. Если ты докопаешься до правды, я тебя отблагодарю. У меня никого нет. Совсем никого. Оленька была моей единственной радостью Мы ее с мужем моим поздно родили. Как Снегурочка она у нас была. На старость себе радость хотели, в таком возрасте, как я матерью стала, уже бабками становятся, на меня все гинекологи города приезжали смотреть. А вот как все получилось… Мне уже семьдесят. Саши нет. Оленька теперь мертвая. Эта квартира, эти коллекции, книги, картины, эти иконы – зачем они нужны? Моя душа умерла. Так что найди мне убийцу. Найди того, кто все это придумал. И я тебя отблагодарю. Столько денег дам, что сможешь новую жизнь начать.

Ошеломленная, Кира не убирала руку…

– Понимаете, это все сложно, смогу ли я? Я не умею, я всего лишь учительница. Я ничего не понимаю в том, как расследовать такие дела…

– Ты сможешь, тебя сам Господь сегодня сюда привел. Помоги.

– Мне надо подумать, вы понимаете, я пообещала доктору, что я сегодня вас не оставлю, а чтобы заниматься всем тем, о чем вы меня просите, – мне надо быть рядом с вами… А у меня мама… Она знаете, такая… волнующаяся, мне надо до нее доехать, поговорить с ней, взять свои вещи… Чтобы все распутать, мне надо какое-то время с вами быть, вы согласны на это?

– Конечно. Оставайся. Я расскажу все, что знаю. Сейчас иди к матери, скажи, что угодно, и возвращайся. Ключи возьмешь на комоде под фотографией, во втором коридоре, там, в глубине квартиры, на комоде – ваза, на ней цветы золотые.

– Аделаида Степановна, а вам не страшно? Вы же меня совсем не знаете?!

– Деточка, мне уже ничего не страшно. Делай, как я говорю. Поторапливайся. Мне надо дожить и узнать. Что произошло. Поторапливайся.

Оглушенная, Кира вышла из подъезда. К тому моменту, как она повернула ключ в замке своей квартиры – решение было принято.

2.

Утро окрасилось всеми тональностями голоса мамы.

– Кирочка, девочка, ты сошла с ума! Как ты могла поступить так легкомысленно! Что с тобой происходит?! Кто тебя сбил с толку?! Что значит, ты ушла с работы?! – Инга Львовна была предсказуема в своем образе, как будильник. Ее голос повышался с каждым предложением, на словах о работе стало казаться, что Витас будет посрамлен, потому что фальцет Инги Львовны был просто невероятен. – Ты понимаешь, что учительница не должна вести себя так легкомысленно?! Ты вляпаешься в какую-нибудь историю, мне придется тебя вытаскивать как твоего непутевого отца! Он всегда мог найти неприятности на ровном месте! – упоминание об отце было признаком крайней степени волнения мамы. Всеволод Матвеевич – отец Киры – уже давно был призраком, оставшимся только в маминых негативных воспоминаниях, которые она культивировала, как только могла. Так, наверное, селекционеры трясутся над уникальными сортами, которые выводят. Хотя насколько сейчас, будучи взрослой, понимала Кира, единственным прегрешением ее отца было то, что он просто постоянно пропадал на работе. У него постоянно было авралы, выезды, командировки, ночные смены… Однажды в семье разгорелся скандал, и отец просто собрал сумку и ушел. Мать долго говорила о предательстве, запретила отцу приходить к дочери и общаться с ней даже по телефону. Кира плакала – она не понимала, почему папа перестал гулять с ней в парке. Но мать была непреклонна. Так что к Кириному почти тридцатилетию отец превратился в фантом, девушка даже не знала, жив ли он, и где находится…

– Мама, мне нужно уехать ненадолго из города, я буду тебе звонить, мне надо подумать о своей жизни. Я постараюсь сделать так, чтобы тебе не пришлось вытаскивать меня из неприятностей, и пожалуйста, не надо говорить о том, что папа создавал нам неприятности. Главная неприятность, которую он нам доставил, и то это спорно, то, что он ушел от нас, когда я была совсем маленькой, он почти стерся из памяти у меня! Но я постоянно слышу, что он непутевый и что ты его постоянно откуда-то вытаскивала. Я уже большая девочка. Я в состоянии позаботиться о себе. Я устала. Устала от твоей постоянной опеки. Мама. Я в конце-концов хочу пить дома тот кофе, который безумно люблю, и не ходить тайком в кафе, чтобы сделать это. Я хочу есть такую овсянку, какую хочу. Есть котлеты из столовой и не бояться панически овощей из магазина. Мама. Я сейчас уйду, я не знаю, сколько меня не будет, пока, думаю, две недели, подумай, пожалуйста, как мы будем дальше общаться. Я тебя люблю. И я буду тебе звонить. Сейчас, не останавливай меня, пожалуйста, мне надо идти.