Заберу твою боль. Цавт танем

Лариса Теплякова

Заберу твою боль. Цавт танем

В квартиру входил мужчина, что-то говорил, перемещался по комнатам, шумно плескался в ванной, пачкал полотенца, гремел посудой на кухне, но на нём не было лица. Это повторялось от раза к разу, а разглядеть лицо пришельца Зарине не удавалось. Зарина не понимала, видят ли другие этого человека целиком, или только она одна сошла с ума. Мужчина был, и голова у него на плечах вместе с прической имелась, но для Зарины он оставался безликим существом! Галлюцинация наоборот, без видений.

Когда же это случилось? В какой момент времени она перестала видеть черты любимого мужчины, бывшего мужа? Вскоре после его помпезного юбилея? Или позднее, уже после официального развода? Зловещая дата внезапного разрыва их супружеской связи затерялась в недавнем прошлом, и время летело вперёд, безжалостно отметая былую жизнь, как ненужный хлам. Будто бы ничего и не было, всё привиделось. Но ведь остались дети…

Дети были. Но они стремились в будущее, строили свои судьбы, им не хотелось тащить за собой балласт страданий матери. Они иногда так и говорили: «Не грузи нас». Значит, понимали – матери тяжело, но помогать не собирались или не знали как. Молодой организм отвергает ненужное. Кому-то расти-цвести, плодоносить, а кому-то отцветать и стариться. Закон природы.

Беда как тяжелый камень – давит, пригибает, в одиночку этот камень не свернуть. Когда становилось совсем невмоготу, Зарина звонила соседке Ларисе. Женщины устраивали скороспелые посиделки на одной из двух кухонь, чтобы Зарина могла выговориться и облегчить душу. Лариска участливо и вдумчиво слушала, как никто другой на этой планете, и даже помогала разложить страдания и домыслы по полочкам. Как препараты в аптеке.

– Скажи, ты Арнольда в последние дни встречала? – этот вопрос волновал Зарину всегда. Ей хотелось знать, видят ли люди изменения в его облике.

– Да, видела пару дней назад, – коротко отвечала соседка. – У лифта поздоровались на первом этаже. Я с работы вернулась, а он куда-то пошёл.

– Ты лицо его видела? – напряженно уточнила Зарина.

– Всего его, родимого-дорогого, видела и рассмотрела, как на ладони. Я свою задачу знаю! – с веселой злостью докладывала Лариса. – Похудел. Осунулся. Седины больше появилось. Но выглядит неплохо, этакий седеющий…если не лев, то волк. Ага, волк предпенсионного возраста! Но глаза с молодым задором. И улыбка мужская такая. Улыбочка-завлекалочка, отработанная на бабах. Однако бабской руки на нём не видно. Одинокий волк. Это я тебе точно говорю. По мужику всегда видно, бабой ухожен или сам. Когда ты за ним смотрела, он был лощёный!

Верная соседка и уже давно подруга знала, что Зарине важно слышать. Лариска со своим техническим образованием и опытом ведения бизнеса наловчилась систематизировать житейские проблемы, отделяя пену эмоций от сути. Первые сеансы соседского психоанализа проходили мучительно, и порой затягивался допоздна, но постепенно становилось немного легче, и уже требовалось меньше времени для разматывания пестрого клубка событий. Суровая нить, туго скрученная из поступков, обид, ошибок, чувств, уже поддавалась и распутывалась. Проступала правда жизни – беспощадная и сумбурная. Лариса пыталась вытащить Зарину из бездны страданий, приободрить, и не жалела времени и души. Женщины тщательно перетрясали недавнее и далекое прошлое, пытаясь найти там червоточины.

Обе изрядно уставали, словно им приходилось перекапывать лопатами сухую, неподатливую землю, но эти разговоры было то единственное средство, что помогало Зарине сохранять здравомыслие.

* * *

Полувековой юбилей мужа отметили с шиком. Ресторан выбрали в центре Москвы, не поскупились. Собрали тех близких людей, с которым судьба свела в новой постперестроечной России. Заблаговременно позвонили родственникам в Армению, и они приехали, тоже не посчитались с немалыми затратами на дорогу. Прибыли две младшие сестры Арнольда с семьями и родной дядя, брат отца. Мать и отец до юбилея сына не дожили, их схоронили два года назад, и тогда Арнольд сам ездил в Армению прощаться. А теперь все к нему в Москву пожаловали.

Родственники привезли дары: корзины со спелыми фруктами, густое сладкое вино, настоящий коньяк «Царь Тигран». Когда в вазы разложили трепетные золотые абрикосы, зрелые налитые персики и крутобокие душистые груши, поставили нарядные бутылки с коньяком и вином, то и застолье сделалось воистину армянским, как когда-то в лучшие годы.

Арнольд выглядел царственно, весь его вид излучал благополучие и довольство. «Жизнь удалась!» – читалось на его лице. А что еще нужно? Красивый армянин во цвете лет и обаянии многосюжетного опыта. Интересный, сильный, несгибаемый и щедрый хозяин своей судьбы.

Конечно, это праздничная маска для гостей. Арнольд любил немножко пустить пыль в глаза, вспениться – так, безобидно, как пузыри в шампанском. А какой армянин не любит этого? Зарина знала, что сердце мужа ритмично бьется, потому что в один из сосудов недавно вживлен надежный стент. Почему бы ему, Арнольду, теперь не порадоваться жизни? Всё уже пережито, вместе преодолели все беды, вместе получили право на торжество. Гости чествовали мужа, а Зарина светилась радостью. Каждое задушевное слово и ей как подарок. Столько трудностей позади, столько мытарств и тревог…

* * *

Строили жизнь в одной стране, а очутились в другой. В 1991-ом году у них на глазах в один день померк родной Ереван. Потускнел, почти помертвел. С улиц разом куда-то исчезли ухоженные, со вкусом одетые, армянские интеллигенты, но зато появились неведомые темные личности и образовались смрадные мусорные кучи, которые никто не спешил убирать. Началась зима, но дома не обогревались. Центральное отопление прекратило функционировать вместе с советской властью. Многие привычные и понятные атрибуты жизни тогда улетучились как по воле злой силы. В школах скоропалительно упразднили русский язык, как чуждый и враждебный. Это никак не укладывалось в головах. Кому это понадобилось, если русский язык связывал всех и навсегда? Разве можно рубить по живому, одним махом? Ответа не находили.

Начался отчаянный поиск выхода, истины, смысла, который привел в Москву. Надо было что-то делать, что-то предпринимать, вот и сорвались, закрыли квартиру на крепкий замок, ключи отдали родителям Зарины. До лучших времен. Надеялись, что до правды в Москве ближе, но там тоже всё изменилось. Из бывших союзных республик тянулись и тянулись люди, и эти нежданные гости столицы всё больше раздражали москвичей. И началось новое хождение по мукам! Съемные квартиры, теснота, скудный быт, удручающие сомнения. В Ереване жили в центре города, в полнометражной обустроенной квартире, а в Москве сумели поселиться на самой окраине, рядом с районом Капотня, в промзоне между бывшими совхозными полями и промышленными складами. В Армении Зарина работала на хорошей должности – заместителем заведующего Центральным аптечным складом. Многие врачи и начмеды её знали, и она всегда могла к ним обратиться. Привыкла к уважению, ощущению значимости, а в Москве оказалась иностранной самозванкой без прав и прописки. Раньше ездили в столицу СССР полноправными гражданами, считали Москву своей, сердцем большой единой страны, а тут вдруг оказались нежеланными беженцами. Косые раздраженные взгляды москвичей хлестали по лицу и унижали, и объясниться с кем-то было невозможно.

Годы летели, силы убывали, надежды таяли. Каждый день тревожно и всегда невесело. Судьба усмехнулась и выдрала с корнем с насиженного места, зашвырнула на московскую окраину. Унижение и досаду делили надвое, глотали слезы, терпели ради детей и пытались опять подняться. Даже в таких условиях Зарина и Арнольд любили друг друга, и родили сына. С ним связывали надежды, мальчик был первый в их семье москвич и новый россиянин по рождению. «Цавт танем» – по-армянски шептали они друг другу. Заберу твою боль, пусть тебе будет легче – таков смысл этих слов. Главное – вырастить детей, на ноги поставить, а там обязательно будет лучше. Повзрослевшие дети станут помощниками. Все родители на это надеются, а у армян так издавна ведётся.

И вот наконец-то жизнь выровнялась, забрезжил свет. Дети рядом с ними, две дочери и сын, красивые, уважительные, как и полагается в приличной армянской семье. Девочки хороши собой, к домашней работе приучены с ранних лет, да ещё и обе умницы, с отличием окончили ВУЗы. Мамины помощницы, а сынок к отцу ближе, маленький мужчина, будущая опора. Так сообща, дружно и дожили до юбилея главы семьи.

Зарина в ресторане вначале волновалась, но всё шло хорошо. Родные и друзья были счастливы, наслаждались общением. Встретились те, кто давно не виделся. Делились сокровенным, перебирали воспоминания, отводили душу. Потом песни пели допоздна. Арнольд с юности играл на гитаре, и голос у него был неплохой, но в последнее время нечасто доводилось ему перебирать струны. А тут такой случай тряхнуть стариной!

Лариса на банкете тоже была – вместе со своим мужем. Тогда они дружили семьями, и соседи Кругловы как бы представляли москвичей, с которыми чета Есаян сблизилась. Соседи символизировали саму Москву, столицу новой России, принявшую Есаянов – так это выглядело для родственников.

А если без пафоса и патетики, то сдружились по географическому принципу – заселились в новом доме на одной площадке. У них обнаружилось много общего, хотя раньше они жили друг от друга на большом расстоянии и росли в разных городах. Города разные, но страна-то была одна – Советский Союз! Одинаковые учебники в школах, книги в библиотеках, одинаковые фильмы в кинотеатрах, схожие мечты и потребности. Смеялись, когда узнали, что свадебные костюмы будущим мужьям покупали в одном и том же магазине – в универмаге «Белград». Кругловы достали через знакомых, а Есаяны приезжали закупаться из Еревана и долго в очереди стояли. Югославские товары ценились за добротность и элегантность. А теперь и страны такой нет – Югославия. Исчезла с карты мира, как и СССР со всем хваленым интернационализмом прошлых лет. От дружбы народов остался только фонтан на ВДНХ. Так и называется по сей день – «Дружба народов». Недавно фонтан почистили, отреставрировали, он заблестел пуще прежнего, но жизнь в стране от этого не изменилась. Все республики вместе уже не собрать в одну дружную семью. Привыкнуть к новым реалиям нелегко, но никто с этим не считается. Трудно – не трудно, жить надо.

На банкете Зарина непривычно захмелела. У неё давно не было праздника, отвыкла пить вино. Зато освободилась от тоски и тревожности. В душе образовалась безмятежная воздушность, и мысли поплыли лёгкие, радужные. Зарина видела, как к Арнольду льнут женщины, но это её не беспокоило. Видный мужчина, всякой даме с ним рядом приятно. Он танцует хорошо, и умеет польстить, оказать уважение. Пусть ощутит себя шикарным кавалером, от него не убудет. Арнольд всё равно её муж, и отец своим детям. Семейные узы держат их крепко – так она тогда чувствовала.

Вместе перешагнули золотой рубеж пятидесятилетия главы семьи. А дальше что? Может, хватит уже испытаний на их веку? Когда теснились в необустроенной однокомнатной квартирке, сердце Зарины плавилось от любви к детям. Главная забота, основной смысл жизни. Себя не щадила, всё для них. Сейчас она им, а потом они ей будут помогать. «Цавт танем, цавт танем». Государство развалилось, а семья выстояла. Вот что такое кровные узы, любовь и традиции! Пусть танцует и поёт её Арнольд, он заслужил свой праздник – так думала Зарина, любуясь нарядными весёлыми людьми.

После юбилея жизнь и в самом деле потекла ровная, размеренная, безмятежная. Словно вместе омылись чистыми водами волшебной реки, избавились от невзгод. Сделали освежающий ремонт в новой квартире, съездили все вместе в Адлер на море. Зарину всё устраивало, и даже возраст не пугал. Немолода уже, ну, и что? Красота перетекла в дочерей, они расцвели и заневестились. У них появились поклонники, девочки ходили на свидания, но пока не торопились, разбирались в ухажерах. А что матери надо? Выдать дочерей за надежных мужчин и радоваться их счастью. Дом наполнился бодрящей энергией юности, романтикой счастливых ожиданий, молодым задором. Хорошо в таком доме, радостно. Вечно смех, летучие секреты, цветы, фантазии, перешептывания и переписка смс-ками. Зарине непривычны были эти смс-ки, ну, а дети развлекались и ей иногда зачитывали самые смешные или самые пылкие послания. Сама Зарина не писала никому, ей легче просто позвонить. Зачем настукивать сообщения? Несерьёзно как-то. Пустяки это, молодежная забава. Смс-ки пишутся по легкомыслию, и удаляются так же легко, как будто ничего и не было. Раз – и пусто! То ли дело привычные письма в конвертах, их можно хранить всю жизнь и почерк разглядывать, как уникальный узор. Почерк человека – это характер. Индивидуальность, как лицо, как душа.

Однако современные мобильные пустяки бесцеремонно вторглись в безмятежный мирок Есаянов – какие-то подозрительные звонки, смс-ки. Дети вначале ничего не говорили матери, она узнала позже всех. Как-то ездили вместе в большой супермаркет за покупками. Отец устал, как вернулся, так сразу под душ, а мать пошла на кухню. Телефон Арнольда остался на диване в гостиной. Девочки сидели рядом, смотрели фильм. Раздался звонок – младшая Марианна ответила. Незнакомая женщина спрашивала Арнольда. Марианна не удивилась, мало ли какие вопросы по работе могут быть, уточнила, что передать. Женщина в ответ вначале замялась, потом сдавленно хохотнула и жеманно сказала «ничего, перезвоню».

– Тебе звонили! – сообщила Марианна отцу.

Тот взял мобильник, увидел входящий звонок и поспешно ушёл с телефоном в спальню. Пытливые, наблюдательные девчонки подметили перемену настроения папы, да и номер запомнили. С того дня они украдкой просматривали смс-ки и журнал входящих звонков на его телефоне – они знали, как туда проникать. Общение незнакомки с отцом было слишком частым.

Дети выросли, а у Зарины появилось свободное время. Она могла заниматься собой, чистить поникшие перышки, прихорашиваться. Дочери давали советы – какие салоны красоты посещать, где одежду покупать. Как-то Зарина вернулась из парикмахерской и застала дочерей с отцовским телефоном. Сам Арнольд прилег отдохнуть, любил он иногда днём вздремнуть.

– Ах, вы, негодницы, что делаете? – Зарина возмутилась громким шёпотом и выхватила телефон. – Что вы там ищете? Нехорошо это.

– А писать такие смс-ки хорошо? – с вызовом заявила старшая Виола.

– Какие такие? – уточнила Зарина.

– Сама почитай! – ответила Виола.

– Виля, ты что?! – одернула сестру Марианна.

– А ничего! Пусть читает. Сколько можно молчать! – заявила Виола.

Зарина села в кресло, надела очки.

– Ничего не понимаю, – спустя пару минут сказала она. – Кто это пишет? Может, ошиблись? Какие-то неприличные выражения! Разве такое чужим мужчинам пишут?

Виола хотела внести ясность, но Марианна её опередила:

– Наверно и, правда, ошиблись, мамочка! Не бери в голову.

– Зачем же вы эти непристойности читаете! – Зарина сняла очки и всплеснула руками. – Нехорошо, девочки.

– Мам, а что у тебя одна бровь вздернулась? – Марианна перевела разговор на другую тему. – Посмотри в зеркало.

Зарина встала, подошла к зеркалу.

– Вай, точно говоришь! – воскликнула она. – Это мне так брови сейчас в салоне выщипали. Ну, надо же! Всегда аккуратно делали.

– Придется так ходить, пока не заново не отрастут, – резюмировала Виола. – Ладно, не переживай, мы тебе сами в следующий раз выщиплем. Красавица будешь! Пошли, пирожков налепим, тесто уже подошло.

Вечером Арнольд уединился на кухне – пил чай с домашней выпечкой, читал газету, поглядывал футбол по телевизору. Обычно дети не мешали отцу отдыхать, а тут к нему зашла Виола.

– Сотри все смс-ки твоей наглой тётки! – сухим приказным тоном заявила она родителю.

– Ты что, о чём?! – Арнольд изобразил возмущенное удивление. – Ты это мне?

– Мы всё знаем, – отрезала дочь. – И не вздумай шум устраивать, и возражать. Сотри и прекрати с ней общаться.

– Мать тоже знает? – сдавленно прошептал Арнольд.

– Нет, но, если ты будешь продолжать, узнает. Дай слово, что прекратишь свои глупости. Или…

– Даю, даю! – досадливо отмахнулся Арнольд и уткнулся в газету.

Смс-ки прекратились, зато начались звонки на домашний телефон из банка по поводу просроченных кредитов. Тут уже сама Зарина снимала трубку и выслушивала требования в отсутствии мужа. Арнольд нередко ездил в Подмосковье и задерживался там по делам на пару-тройку дней. Зарина решила посоветоваться с соседкой.