12 адвокатских историй

Максим Белянин

12 адвокатских историй

Об авторе

Максим Владимирович Белянин – адвокат с более чем 20-летним опытом работы, награжден орденом «За верность адвокатскому долгу» – высшей наградой среди адвокатов России, а также отмечен наградой Министерства юстиции Российской Федерации, – серебряной медалью «За содействие». Старший партнер и один из основателей адвокатского бюро «Белянин, Ефимчук и партнеры».

Сборник «12 адвокатских историй» – это не просто рассказы, а результат многолетнего опыта и наблюдений. В этих историях автор делится случаями из своей адвокатской практики, которые заставляют задуматься о справедливости, ответственности и моральных аспектах профессии.

Угон судна

Стоя на перекрестке, постукивая пальцами по рулю, я прокручивал в голове: «Угон судна, угон судна». В голове рисовалась картина о том, как какие-то братки отобрали у кого-то рыболовецкое судно. Тут же всплыло что-то из детства, новостные репортажи о том, как террористы захватывают самолет, оно же воздушное судно, лязгают затворами автоматов и с криками: «Самолет летит в…», – следовало название неизвестного мне города – или это были не новости, а фрагмент из какого-то фильма. В общем, к тому моменту пока я приехал к зданию транспортной прокуратуры, мое воображение красочно обрисовало портрет моего будущего подзащитного. По всей видимости, законодатель точно так же себе представлял это преступление и поэтому отнес его к категории особо тяжких и предусмотрел наказание до 12 лет лишения свободы.

Зайдя в кабинет следователя, руководителя отдела, я увидел его мирно беседующим с мужчиной, который сидел ко мне спиной. Я поздоровался. И следователь представил меня: «Николай Семенович, это ваш адвокат…». С этими словами Николай Семенович повернулся ко мне и протянул сухую мозолистую руку. В то время как я ощутил крепкое медвежье рукопожатие, именно такое сравнение ко мне пришло в голову, хотя в последующем, познакомившись с Николаем Семеновичем, я понял, что он вовсе не медведь, а настоящий морской волк, проходивший в море более 45 лет. Так вот, во время этого рукопожатия из моей головы, словно кадры фильма на перемотке в обратную сторону, исчезли все мысли о братках из 90-х, о террористах, захватывающих суда. Передо мной стоял коренастый мужчина, невысокого роста, с лицом, изрядно изборожденным морщинами. «Вылитый Бельмондо», – показалось в тот момент мне, так Николай Семенович трансформировался в известного французского актера, коим и оставался в моей голове до самого окончания дела.

«Николай Семенович, расскажите мне подробно, как все произошло, с адвокатами, как с врачами, лучше рассказать всю правду», – начал я разговор.

«Можно просто Семеныч, меня так все называют. С адвокатами я еще не общался, а вот врачи, – в голосе Бельмондо слышалась досада, – они меня и забраковали из капитанов». «В общем, я уже все рассказал в милиции», – сказал Семеныч и сразу же спросил: «Команду, что тоже всю в тюрьму?»

Если коротко и убрать все морские термины и профессиональный жаргон, которыми изобиловал рассказ Николая Семеновича, то ситуация была следующая.

Семеныч долгое время был капитаном, но по состоянию здоровья не прошел очередную медкомиссию, и работодатель, зная опыт и авторитет Николая Семеновича, оставил его на судне в другой должности, назначив формально капитаном другого. Вся команда слушала только Семеныча, никаких проблем с этим в коллективе не возникало.

В том году в июне, как обычно, стояла плохая, ветреная погода, и судно с командой находилось в порту. Многие рыболовецкие компании уже обустраивали станы, расставляли крабовые ловушки и сети. И вот руководитель одной из таких компаний прибежал к Семенычу, сообщил, что неожиданно передали резкое ухудшение погоды, и просил его выручить, срочно выйти в море, забрать работников с еще не обустроенного стана, собрать ловушки. Будет сильный шторм, ловушки разбросает-переломает, а мужикам непонятно сколько придется на стане пробыть, еды у них совсем немного. Бельмондо всю серьезность положения осознал, но отказал, объяснив, что собственник судна сказал быть в порту, он сейчас недоступен, капитан уехал в районный центр, а без разрешения собственника и капитана оформить выход из порта никак не получится.

Погода ухудшалась. Семеныч несколько раз попытался дозвониться до собственника судна, но абонент был недоступен. Переживал Бельмондо, что отказал, выручать надо было людей. И когда снова руководитель «конкурирующей» компании забежал на судно все с той же просьбой, Николай Семенович принял решение: выходить в море. Вся команда безоговорочно стала выполнять распоряжение «капитана». По дороге к стану погода еще была терпимая, забрали со стана двух работяг, собрали почти все ловушки, а возвращались в порт уже в сильный шторм. Обратный путь Семеныч красочно описал мне «по-матросски»: что-что, а виртуозно ввернуть матерное словечко под любым падежом и склонением Семеныч умел мастерски. Вместо встречи Семеныча и его команды со спасенными, как героев, в порту их встречала милиция, как преступников.

Все предварительное следствие мы отстаивали позицию о крайней необходимости, то есть это такие действия, которые хоть формально и считаются преступлением, но когда они направлены на устранение опасности, которая угрожает жизни людей или имуществу, то такие действия не признаются преступлением. При этом Семеныч настаивал, что сам принял решение и команду не ставил в известность о том, что в море выходили без разрешения собственника. Тем самым «капитан» выгораживал команду, чтобы никому больше не грозила опасность уголовной ответственности.

События эти происходили еще в те времена, когда статья «угон судна» подпадала под суд присяжных, их еще на тот момент было 12. То есть принимать решение, виновен или не виновен, будет не профессиональный судья, а 12 граждан из народа. Право просить о том, каким судом судить будут, профессиональным или присяжными, дано самому обвиняемому. Неоднократно в ходе следствия мы упоминали руководителю отдела, что воспользуемся этим правом и попросим суд присяжных. Одно только это заставляло следствие волноваться, ведь факты были таковы, что собственник судна не предъявлял никаких претензий к Николаю Семеновичу, руководитель компании, чей был стан и крабовые ловушки, подтверждал в своих показаниях, что уговорил Семеныча, так как нужно было спасать людей и имущество компании. Без этих дорогостоящих ловушек много людей осталось бы без работы, а небольшая компания была бы на пороге разорения. Все, казалось бы, было в нашу пользу, но неповоротливая система и судебная практика как будто бы не замечали статью в Уголовном кодексе о крайней необходимости.

Суд должен был проходить в районном центре, далеко от дома Семеныча, частые поездки на суд или проживание в гостинице сильно бы ударило по бюджету семьи Семеныча. Откровенно говоря, не было у него вообще на эти поездки и проживание денег. А суд присяжных частенько затягивается, то кандидаты в присяжные не приходят, то организационные проблемы у суда. Бывало в практике больше года не могли сформировать скамью присяжных, судить некому было. Этим и воспользовались правоохранители, сделав Семенычу через меня предложение, от которого ему было сложно отказаться. Я, как его адвокат, должен был это предложение ему передать, чтобы именно сам Николай Семенович принимал решение. Полностью признаться, не говорить о крайней необходимости и получить достаточно мягкое наказание, не связанное с реальным лишением свободы. Или рискнуть – пойти на суд присяжных, получить шанс на полное оправдание, а в случае неудачи, возможно, отбывать наказание в исправительной колонии, в простонародье называемой тюрьмой.

Я понимал, что смогу добиться оправдания Бельмондо в суде присяжных, смогу убедить простых людей, что то, что сделал Семеныч, не преступление, а правильный поступок настоящего человека. Но мог ли я рисковать чужой судьбой, жизнью? До сих пор, бывает, вспоминаю это дело, размышляя: должен был ли я быть более убедительным и настойчивым, чтобы все-таки склонить Семеныча к суду присяжных? Нужно ли было ему это или это мой профессиональный эгоизм желал добиться оправдательного приговора? Сложно бывает посмотреть на ситуацию со стороны, но все же, взвесив все риски, интересы доверителя, после долгого разговора, не назовешь такую беседу по душам консультацией, Семеныч принял решение, которое гарантированно оставляло его на свободе.

Два дела, два приговора и одна большая сумка

Часть 2 статьи 228 УК РФ – для одних это просто набор цифр и букв, а для меня, как адвоката, это целый калейдоскоп судебных драм. Случается, что по этой статье проходят люди настолько разные, что, кажется, сама Фемида играет в лотерею.

Дело № 1. Хороший парень и Большой Прокурор

Первое дело начиналось как сюжет голливудского фильма про падение ангела. Подзащитный – Александр, 29 лет: работает, женат, налоги платит, даже по утрам бегает, не пьёт, не курит, в плохих компаниях не замечен. В характеристике – сплошные «положительно зарекомендовал себя», «участвует в общественной жизни».

На процесс вместо рядового обвинителя явился сам прокурор области – человек с лицом, способным превращать одним взглядом воду в лёд. Александр занервничал, секретарь засуетилась, и только судья спокойно попивала свой чай.

Прокурор, не дрогнув ни одним мускулом, запросил реальный срок, мол, условное наказание – это несерьёзно. Такая мощная, основанная на законе формулировка. Я, конечно, рисовал словесные картины счастливого исправления и блестящих перспектив Александра без изоляции от общества.

К счастью, судья оказалась человеком разумным и непреклонным. Она была как утёс в океане: неважно, насколько высока волна, она остаётся непоколебимой. Итог: условный срок. Александр выдохнул, я выдохнул, прокурор лишь тяжело вздохнул и удалился с таким видом, будто его подвёл весь мир.

Дело № 2. Тот самый «непотерянный»

Через неделю на повестке было дело номер два. Мой подзащитный – Пётр, 54 года. История у него – целый роман в жанре криминального реализма. В справке о судимостях столько записей, что, кажется, проще было бы напечатать отдельную брошюру. Но в последнее время Пётр вёл себя прилично, из тюрьмы вышел давно и даже пробовал начать новую жизнь. Правда, иногда, как он выразился, «руки сами тянулись к травке».

И снова в коридоре суда появляется прокурор области. Откуда-то сверху пришла разнарядка, что высокие чины тоже должны в процессах участвовать и быть поближе к народу. Вот он и стал ходить на процессы полегче, где подсудимые признали вину.

Перед заседанием я честно предупредил:

– Пётр, я вас и раньше предупреждал, что с вашим «резюме» все шансы, что назначат реальный срок. Тут ещё и прокурор области пришёл, он снова будет просить реальный срок. Поэтому говорите всё как есть. Покажите, что вы уже встали на путь исправления. Судья должен увидеть, что вы ещё не потеряны для общества.

Пётр, мужик разговорчивый, с харизмой уличного философа, кивнул, мол, будет сделано. Он пришёл в суд с огромной сумкой, помня мои предупреждения, рассчитывал, что сразу после приговора поедет прямиком в СИЗО. Кто ж знал, что ирония судьбы сегодня заготовила особый сюрприз.

Заседание началось. Всё как обычно: прокурор области на месте, судья с непроницаемым лицом, я – в готовности к бою. Но прокурор, глядя в бумаги, вдруг произнёс:

– Считаю возможным назначить условное наказание.

Я замер. Пётр ничего не заметил, готовя мысленно свой монолог. Мировая справедливость, кажется, тоже замерла на секунду.

Пётр, уже настроенный на исповедь перед высшими силами, не заметил подвоха и начал свою речь. Монолог был ярким, искренним и чересчур подробным.

Я пытаюсь поймать его взгляд, делаю знак: «Хватит! Остановись!» – скрещиваю руки, как регулировщик на перекрёстке. Но Петра уже не остановить – он идёт по намеченному маршруту с решимостью старого танка.

Судья слушает, губы дрожат – то ли от желания рассмеяться, то ли от удивления. Я решительно встаю с намерением заявить ходатайство о перерыве, чтобы остановить Петра. Судья спокойно, по-отечески подмигивает мне и показывает рукой, чтобы я присел: мол, не волнуйся, всё будет хорошо, бывает.

Пётр заканчивал свою речь:

– Ваша честь, не святой я, не скрываю. Сидел – и «на малолетке», и на «взросляке». Были «косяки», чудил по-всякому. Но сейчас неохота на «казённых харчах» сидеть. Сумку прихватил – думал, «прямым рейсом на кичу». Но, может, дадите шанс на «воле» остаться? Обещаю больше «не косячить», жить «по закону». Надоело уже по «зонам» мотаться. Честно, больше не подведу.

Ожидаем приговор.

– Суд постановил назначить условное наказание.

Пётр на мгновение теряется, потом улыбается во весь рот и берёт свою огромную сумку.

Я смотрю, как он уходит, надеясь, что новая жизнь для него начнётся прямо с этой минуты. Ну, а прокурор области, видимо, тоже решил, что иногда достаточно и условного срока, чтобы поставить точку в истории.

Два дела, два приговора и одна большая сумка надежд на лучшее.

Собачий компромисс

Телефон зазвонил в середине рабочего дня. Звонок был от управляющего партнёра. Это, скорее всего, означало срочное дело, но сегодня голос был с лёгкой усмешкой:

– Тут вопрос не совсем по твоей части. Но раз касается собак – только ты и можешь помочь.

«Собаки» и «юридические проблемы» – как часто эти, казалось бы, несовместимые вещи переплетаются в жизни людей. Любовь к четвероногим друзьям иногда приводила меня в самые неожиданные ситуации. Пришлось отложить текущие дела и переключиться на дело о потоптанных газонах.

Олег и Марина – пара, которая недавно купила квартиру в престижном кондоминиуме. Вместе с ними переехала и их гордость – пушистая чау-чау по кличке Шелби. Но восторг от новой жизни быстро испарился.

– Мы не думали, что здесь такая проблема с выгулом собак, – сокрушалась Марина. – Ни площадки, ни пятачка земли. И каждый наш выход на газон превращается в скандал.

Олег добавил, улыбаясь горько:

– Недавно нам вручили протокол за… выпас скота. По газону. Нашу Шелби приравняли к корове!

Действительно, статья, которую вменяли владельцам, касалась вытаптывания газонов крупным рогатым скотом. Ситуация абсурдная до невозможности, но в административной комиссии это было не смешно – это было дело о правонарушении.

Зал заседаний комиссии был столь же абсурден, как и обвинение: обычный кабинет, в котором работало четыре сотрудника, занимающихся своей работой. Тут же один из них рассматривал дело об административном правонарушении. Рутинная суета соседствовала с натянутой серьёзностью, создавая ощущение неудачной театральной постановки.

– Ваша собака регулярно вытаптывает газоны, нарушая благоустройство, – зачитала дама, внешне напоминающая управдома в исполнении Нонны Мордюковой.