Третий. Второй. Первый

Какое-то время просто болтаю в воздухе ногой. Ботильоны совсем новые. Их словно и не носили никогда и никто, включая меня. Ни морщинки, ни пылинки, как на манекене. Не знаю почему, но безупречность меня раздражает. Для этого должно быть название, что-то вроде перфектофоба. Ловлю краем глаза подошву и злорадно ухмыляюсь. Плавленная.

Не пришло ли время пообщаться по-взрослому?

Стахий вытирал простенькие глиняные вазы в своей обновлённой евро-келье. Ветки орхидей не очень-то заботливо валялись поверх выложенных бумаг на письменном столе. Едва ли Стахий имеет отношение к Земле.

– Итак, – Стахий отставил в сторону глиняный цилиндр без верхней грани.

– Итак, – в тон ему повторила я.

Перестановка всегда повод для генеральной уборки. Оба кресла рядом со столом временно стали вместилищами всевозможной печатной и рукописной продукции.

Занимая кресло, мне пришлось примостить кипу на коленках.

– Неожиданному положено происходить неожиданно и это предсказуемо… и всё же, всё было чрезвычайно неожиданно. По правде говоря, никто до сих пор в себя не пришёл, иначе бы тут уже гремели фейерверки, стучали барабаны, пели песни, показывали фокусы…

– В вашу честь будет подан торжественный ужин, на который будут приглашены и многие из города, – поспешно прибавил Стахий.

Продолжаю незаинтересованно слушать. И правда неинтересно, ужин какой-то.

Стахий застывает у стола во весь свой немалый рост, смотрит на меня вдумчиво, изучает.

– Я пришла спросить, – медленно проговорила я, – не хочешь ли ты мне что-то сказать?

Он не торопится говорить. Услужливо-восторженная, несколько заискивающая и чуть виноватая гримаса выветривается из его лица… тьфу ты, замучил этот ветер!

Жду продолжения, на лице не движется ни единый мускул. Я непроницаема, моя защита непробиваема даже для лучшего из Магов, а он на этом собаку съел.

Стахий чуть улыбается и придурковато вскидывает одну бровь в неестественном и неправдоподобном недоумении.

– Брось, – ухмыляюсь в ответ. – Если бы я захотела, ты бы выдал мне даже то, что, как тебе казалось, давно забыл. Но я тебя уважаю, как и твоё право на личную жизнь и секреты, так что давай с самого начала условимся, что у нас общие цели и идеалы.

Стахий задумался над моими словами. Видимо, взвешивание доводов прошло в мою пользу. Он резко кивнул принятому решению и мне.

Взгляд стал пронизывающим, пристальным, почти немигающим. Старец упёр руки в бока и навис надо мной размашистой угловатой тенью.

– Разумность твоей речи воистину воодушевляет, – несколько старомодно заговорил Смотритель Храма. – Я действительно долго ждал твоего прихода. За это время передумал всякого… разучился доверять просто так, без проверки… Меня беспокоит Маг.

Старец решил перейти к делу. Стопка бумаги с соседнего стула без всякого почтения переправилась на пол. Стахий сел за стол, сцепив перед собой руки в замок.

– Не тебя одного, – признала я.

Он внимательно посмотрел на меня, но моё лицо ничуть не изменилось. Не было причин демонстрировать какую-то эмоцию.

– Он силён, амбициозен, несколько неразборчив в средствах и… своеобразен в моральном плане.

– Необдуманного поступка он не совершит.

– Согласен. Но он в состоянии обдумать такое, чего бы нам в голову не пришло.

Я облизнула губы, неохотно соглашаясь про себя.

– Не хотелось бы оказаться на задворках, как нежить.

– Нужно работать над имиджем, – хмыкнула я. – У магов есть право относиться к другим свысока – они содержат нас всех. Надо показать то, чего они не могут, показать Стихию не со стороны разрушения. У нас есть врачи, садовники, строители, дружина… Маги не представляют, что такое дар Стихий, надо им показать, и их отношение почти наверняка изменится. Они должны увидеть в нас равных, мы должны идти рука об руку.

– Это сложно.

– Я начну, – успокаиваю я. – Что-нибудь придумаю.

– Маг не позволит тебе ничего выдающегося до поры до времени. Или вообще никогда не позволит, судя по Вениамину.

– Не заботься об этом. Я готова подчиняться, пока это не противоречит моим интересам. Если что-то будет им противоречить, Маг меня не остановит.

В моём голосе нет горячности и бахвальства, я констатирую факт. Но собеседник смотрит со скепсисом, убеждать его будет долго, и на словах едва ли выйдет.

– Будь осторожна, – напутствует под конец аудиенции Смотритель.

Неведомо, чья была аудиенция.

Бесцельные блуждания по Храму приводят в кухню. В запахах и бликах от посуды, в мерном вращении ложек и стуке венчика об эмаль блюда есть что-то умиротворяюще домашнее, чего так не хватает в квартире. Я захожу на кухню незамеченной, сажусь в углу у французского окна. Здесь, в неослабевающей каждодневной суете проходит вечность пяти часов. Солнце доползает до пика и перекатывается, унося за собой свет, частичка за частичкой.

Стахий не всё рассказал о приёме. Гости были не только из города. Я слышала новые голоса за воротами, куда стянулась половина дружины. Приезжих внимательно изучали. Среди них были не только адепты Стихий.

Это не радовало.

Хотелось затеряться. Поужинать вместе со всеми, слушая застольные рассказы, незамеченной никем выйти из зала, из главных ворот, пройти по освещённой лишь луной и звёздами галерее, подняться наверх, скинуть подплавленные ботильоны, снять всё и завернуться в пуховое одеяло, заснув клубком.

Взгляды, полные любопытства, то и дело касались меня, и с этим ничего нельзя было поделать. А у ворот толпились те, кто не отличался и подобием такта. Маги. Репортёры нескольких газет, официальные лица, представители Китежа, Эскамеруна, ведьмы, колдуны, ведьмаки, заклинатели… Чужеродная публика, плохо вписывающаяся в атмосферу места.

Стахий снова обменивался мнениями с группой доверенных лиц.

– Её не провести, надо признать, – поделился впечатлением Смотритель.

– Неизвестно только, хорошо это или плохо, – резонно заметил Корней.

Гози промолчал с глубоким невысказанным значением.

Не помню, как я взялась помогать поварихе и пришлым помощницам-кухаркам, это вроде как вышло само собой. Насколько себя знаю, страсти к стряпанью никогда не испытывала и к кулинарии относилась равнодушно, а в последнее время вообще отстранилась от процесса, как и от его плодов. Но то ли отточенные движения ножей и ложек, то ли изобилие воды во всех ипостасях, то ли блеск кастрюль ввели меня в состояние близкое к гипнотическому. Искренне надеюсь, что не загипнотизировала себя сама. В конце концов, готовка тоже в своём роде химия, а химия мне близка, пускай и не в понимании тарабарских формул и пахучих склянок. Я зрела химию иначе, визуально и исключительно практически. Практики в кулинарии завались.

Не приходится практиковаться долго. Вскоре меня находит начавший волноваться Стахий. Он долго искал меня по Храму, чтобы сообщить, что горожане пришли на поклон. Его взгляд выдавал перенесённый страх – обойдя два этажа, он запереживал, что я нарушила данное Магу обещание.

Почему я не откликнулась, когда почувствовала, что он ищет меня? Ну, не знаю. Не захотела, наверное.

Прохор появляется из-за плеча наставника и подаёт мне руку. Он ведёт меня к трону, я не сопротивляюсь. Церемоний не избежать, так что лучше расправиться с ними поскорей. Сегодня я как раз невыездная.

Задумчиво опускаюсь на трон.

– Васса, – Прохор склоняется над моим плечом, – тех, кто живёт в Храме всех привести или…?

– Не надо всех сразу. Будем знакомиться как полагается.

Прохор удовлетворённо кивнул.

– Здравствуй, Корней, – благосклонно протягиваю руку, небрежно облокачиваясь и сидя чуть вполоборота.

Стушевавшаяся публика приходит в движение.

Корней, пожилой человек с натруженными узловатыми руками, не сводя с меня глаз, подходит к моей руке, с достоинством человека, который достойно прожил лет шестьдесят, не считая безупречного детства.

Пальцы горячие и мозолистые, кожа сходна коре дуба.

– Адепт Земли, – киваю своим мыслям я.

Конечно, я отлично помню, адептом какой Стихии является Корней, но сейчас я это действительно чувствовала.

Корней с удовольствием взошедшего на престол в обход старших родственников наследника вернулся в погустевший строй свиты.

– Здравствуй. Гози, адепт Воздуха, – Гози проявил инициативу сам.

– Здравствуй, Захар, адепт Воды. Здравствуй, Чи, адепт Воды.

Дальше шарманка пошла по сценарию. Было не сложно и не неприятно, это было долго. Здравствуйте, имена, адепты, Стихии, восторги, рукопожатия, восторги, улыбки, подмигивания друзьям и снова здравствуйте. Все они по большему счету простые и приятные люди. Сейчас, когда меня брали в расчет, когда я чувствовала их больше, чем они могли представить, пусть я их знала, я знакомилась с ними заново.

Специальные люди, обучающие и наставляющие, зачастую с пренебрежением относятся к умственным способностям окружающих. А они встречают много людей. Приходится признать, что даже среди необычных в своей сути существ, большая часть всегда обычна для своего типа и не представляет собой ничего экстраординарного.

Пока перед моими глазами, как на конвейере, проносились лица, я не могла не судить по впечатлению и не выделять тех, кто выделялся. Здороваясь со старцами, я не чувствовала подобного контраста, в конце концов, они были как раз теми, кого выделили за проявленное мастерство. Но потом были Жрицы, которые … не за то их выбирали, за что следовало бы. Они вставали передо мной на одно колено, как было положено, путаясь в бирюзовом подоле, одной рукой вынужденно удерживая края норовящего распахнуться декольте, и с поджатыми губами и стянутыми обидой лицами протягивали мне свои ладони так, словно я должна была их целовать. Видимо, на что-то подобное они рассчитывали изначально, с пор когда каждая приняла на себя жреческое титулование и начала воображать себя под руку с копией Мага с правами на Храм Стихий. Дерзкого, своевольного, падкого на женщин. Не знаю уж как они планировали делить его на двенадцать, выцарапывать друг другу глаза и драть волосы ему на потеху или перетасовывать как мячик пинг-понга – это уже навсегда останется в их фантазиях.

Человек на моём месте захотел бы мелочной мести. Мне было вполне понятно, что когда ничего не было – а ничего не было, ни нелюбезностей, ни презрения, ни издёвок – месть бессмысленна. Я только задерживала пристальный взгляд на их лицах, заставляла их почувствовать, что время замедляется, и преувеличенно радушно трясла протянутыми ладонями.

Потом была дружина. Некоторых держали скорее за физическую силу, чем за владение Стихией. Ладонь мою тискали, мяли, даже целовали, но импульсы силы по ней едва промелькивали. Потом появились горожане, среди них адепты Огня, использующие спички, чтобы развести огонь, адепты Земли, у которых иногда вяли растения, адепты Воздуха, чей талант проявлялся лишь в клаустрофобии и адепты Воды, простужающиеся, попав под дождь.

Сколько-нибудь выдающийся талант заставлял почувствовать электрические иглы в кончиках пальцев, и рукопожатие неуловимо затягивалось.

– Здравствуй, Игорь, адепт Огня.

Подтянулись бойцы дружины, охраняющие периметр города. Игорь внимательно осмотрел меня, прежде чем коснуться протянутой руки. Моя рука исчезла под его, кисть обожгло, иглы ударили в локоть. После краткого мига, по ощущениям больше всего походившего на боль, по руке должно было разлиться тепло. Но Игорь неожиданно склонился над моей рукой, прижимаясь губами. Руку снова ожгло, как от удара током. Это был Игорь Сафико. Надо полагать, они ещё не видели друг друга. Всегда знала, что у него талант. Да, вынуждена признать, в мощи он уступает Прохору, но есть ли толк, сравнивать ювелира с кузнецом? Прохор, допустим, кузнец опытный, но к изыскам равнодушный.

Игорь отошёл в сторону, уступая место. Больше потрясений не случилось. К счастью или скорее к сожалению. Я рассчитывала обзавестись друзьями. Видимо, на роду мне написано дружить со стариками… Но не всегда же они были стариками? Когда-то же они были молоды. Так где же тогда те самые, что в будущем станут Храмовыми стариками? Ну Прохор, ну Сергей, ну Игорь… хотя я не думаю, что Игорь когда-нибудь согласится на уединение Храма и ежедневную работу в саду. Итого, два с половиной старца. Чует моё сердце, через пятьдесят лет нас ждёт кадровый голод.

Следующий, представший перед моими очами, представился сам.

– Акбар Хан.

Я свела брови на переносице. Он не был адептом. Маг напыщенного и самовлюблённого сорта. Ворваться в важный для других момент, без спросу, напролом, что-то такое и было в их духе. Они понимали, только когда другие проявляли в их отношении такт, в остальных случаях понятие такта им было неизвестно. За спиной мага смиренно дожидались своей очереди мои люди. Я была зла.

– У вас срочное послание от Мага? – холодно спросила я, нарочито придерживаясь официального тона.

– Нет, – он продолжал усмехаться глазами и искривлённым ртом. Наглец, он смеялся над нами, надо мной и моими людьми. Он притащился в зал с троном, чтобы прервать нас своим наглым представлением и посмотреть, как мы будем выпутываться, как беспомощны мы будем перед его наглостью.

Я не дала ему продолжить.

– Ну разумеется. Если бы у Мага было срочное послание, он бы выбрал кого-то способного соблюдать приличия, чтобы оповестить меня, – сухо сказала я.

Лицо Хана слегка вытянулось.

– Разрешите узнать, какой важный повод толкнул вас прервать церемонию?

– Я выступаю от лица магов, – быстро заговорил Хан. Любой другой на его месте, то есть, не напыщенный самовлюблённый маг, уже бы пристыженно ретировался, но не он, – мы хотим получить доказательства подлинности вашей личности, прежде чем передать трон Стихий! В обратном случае мы откажемся признать правомерность ваших притязаний.

Вывалив это, он даже чуть-чуть заулыбался. Жалкий выскочка. Меня переполняла ненависть.

– Зачем эта спешка с церемонией? – осмелился добавить он.

– Вы, – тихо сказала я, – передать мне трон Стихий, признать правомерность моих притязаний? А у вас есть трон Стихий, чтобы им распоряжаться?

Он усмехнулся.

– Не будем играть словами, – нагло протянул он, разводя руки. Вроде как взрослый, разговаривающий с ребёнком.

– Я докажу подлинность своей личности не раньше, чем вы докажете, что вы маг.

Он уверенно и насмешливо смотрел мне в глаза. Я смотрела в его глаза спокойно и сурово, насколько уж могла. Я ненавидела его и подобных ему, заносчивых, наглых, самоуверенных, без жалости ранящих других, потому что им кажется, что никому не совладать с ними и не сделать им больно. Они не испытывали боль, унижение, потому что всегда нападали первыми, без промедления. Можно посчитать это проявлением силы. Сила, вынюхивающая слабость и бьющая в рану наточенным ядовитым жалом. Но действительно ли это сила? Его лицо бледнело. Он стоял посреди большого зала, наполненного людьми, которых он считал слабыми, никчёмными, наивными, ни на что неспособными, и он не мог выдать ни единого фокуса. Он по-новому посмотрел на меня, распахнутыми до предела напуганными глазами. Что смотришь? Не при тебе сказано, что не суются в чужой Храм со своим уставом?

Невысокий маг скукожился, сжался в размерах. Все взгляды были на нём.

Тяжёлая входная дверь значительно распахнулась. В неё бесшумно прошествовал главный Маг, за ним плёлся, подтягивая длинные ноги, Вениамин. Маг осмотрелся, разыскивая меня за скопившейся перед троном толпой, словно всё ещё подозревал, что я исчезну вопреки обещанию. Потом его чёрные глаза меня нащупали, выражение лица стало чуть обыденнее, и он увидел своего маленького подданного. Он почувствовал что-то.

– Хан, – узнал он. – Что ты здесь делаешь?

Тимуру больше ничего не пришлось говорить. Хан поспешил убраться, краснея и бледнея одновременно. Я улавливала перемещения в собравшейся толпе – маги убирались из зала. Их немало проникло в Храм, несмотря на принятые меры. Не могу сказать, что их присутствие было под строгим запретом. Им разрешалось присутствовать, но вмешиваться – вмешиваться было неприлично и неуместно. Маг окинул зал взглядом, все вокруг смотрели на него, он показал Вене следовать за собой и отошёл в сторонку, занимая место у свода боковой арки, куда для обоих скоро принесли стулья. Я видела, что Маг сел, явно не в восторге осознавая, как долго может занять церемония. Однако он ничего не сказал. Я подозвала Прохора и попросила его добыть для них какие-нибудь закуски. Ответная любезность. Будем квиты.

Вскоре я выкинула инцидент из головы. Адепты подходили и подходили, чтобы представиться или, ещё лучше, быть узнанными. Тимуру и Вене подали лёгкие местные вина, фрукты из садов и что-то ещё, я не присматривалась. Церемония затянулась допоздна. Представившись, люди садились за стол, на который Маша и остальные временные служащие Храма из числа горожан без перерыва подносили блюда. Через какое-то время мои братья предпочли переместиться за стол. Сидящие менялись, те, что первыми пожали мне руку, уже поужинали и уступили место другим, и снова, и снова. Круговорот празднующих не останавливался. Фон крутился у меня перед глазами, отчётливо проступало лишь лицо того, с кем я говорила, словно я фокусировалась, как фотоаппарат.

Когда Прохор потянул меня за руку, я с трудом осознала, насколько уже поздно. Прохор вручил мне ломоть хлеба, щедро вымазанный паштетом. Я с удивлением откусила и поняла, что голодна. Маг сказал, что пора домой. Я согласилась. Маг взял меня за податливую руку и почему-то повёл из Храма. Я хотела возразить, но рот был занят куском батона с паштетом. Так меня опять увезли из Храма.

– Мне надо переодеться, – прозрачно намекнула я, углубляясь в пустую и неосвещённую комнату в той же квартире скорее со сквером, нежели с парком внизу.

Тимур постоял в дверях с минуту, однако не думаю, что он замешкался. Я только расстегнула манжеты, а шаги бесцеремонно приблизились и затихли за спиной, недостаточно далеко для соблюдения приличий. Начинался следующий день, то есть было чрезвычайно поздно. После всего произошедшего я устала.

– Произвела впечатление на Стахия? – без предисловий заговорил Маг.

– Разве могло быть иначе? – что-то подсказывало, что вопрос Тимура не такой уж праздный.

Он хмыкнул. В темноте междометия звучат многозначительней.

– Люди с характером Стахия без труда изобразят восхищение. Меня интересуют подлинные эмоции – он открылся тебе, говорил с тобой о своих заботах и переживаниях?

Я не могла ничего не сказать.

– Мы говорили минут десять от силы, – я пожала плечами, стараясь выглядеть непринуждённо.

– У него было достаточно времени, чтобы, например, сказать… что я ужасен и мне нельзя доверять.

– К чему ты это? – нахмурилась я.

– Значит, сказал, – заключил Тимур.

Отчего-то мне стало не по себе. Как будто меня уличили в постыдном проступке.

– Забавно, – продолжил Маг, – не правда ли забавно, как люди, едва поднявшие голову над посредственностью, начинают верить в свою непревзойдённость… Банально и пошло. Они думают, что закрытые двери и окна сберегут их тайны. Мой первый совет тебе – постарайся быть выше дрязг людей, не доверяй их суждениям больше чем на пятьдесят процентов…

Я не выдержала и перебила его.

– Когда доверяешь чему-то лишь на пятьдесят процентов, даже «да» может превратиться в «нет».

– Именно, – он стоял вплотную за моей спиной. Губы коротко и сухо коснулись моего виска, и он ушёл.

Я тяжело вздохнула, чувствуя облегчение. Нужно поспать.

Гостевой холл, зала, занимающая большую часть пятого этажа, то есть, находящаяся в шестидесяти метрах от основания мрачного пахнущего готикой дворца и в ста тридцати от городских крыш, завешенная тяжелыми, подпоясанными кистями портьерами не была самым приятным местом на земле.

С выражением высокоблагородной скуки сижу на видном месте, закинув ногу на ногу. Компания восточных магов чревата всплытием неприятных тем и беспардонными расспросами. На месте Тимура я бы гостей так высоко не пускала. Но он предпочёл не пускать меня на шестой и бросить среди темпераментных и несдержанных на язык подданных.

Культивированная холодность и неподвижность моих манер в торжественных и не располагающих к общению интерьерах помпезного зала, обставленного в лучших традициях старушечьей викторианской почти гостиной с привнесёнными чужеродными южно-восточными резными скульптурами, сундуками, столиками, тумбами, стойками, горками, стеллажами должна была несколько угомонить собравшихся и предостеречь от разговоров, но я, конечно, не рассчитывала, что эффект будет длительным.

– Итак, – сохраняя налёт учтивости расплылся в хищной улыбке Садык, – служительницы Храму в итоге не пригодились.

Не припомню, чтобы Садык со мной здоровался. Мог бы и представиться. На первой встрече это вполне уместно. Хищный профиль Садыка расползся от удовольствия. Его фас слишком негармоничен, и он давно выработал привычку говорить, повернув лицо к собеседнику боком. Так нос казался тонким, лёгкая горбинка его не портила, подбородок очерчивала курчавая полоска бака, тонкие губы кривила усмешка, глаза остро поблескивали из-под изогнутого надбровья, со смещённым к переносице центром тяжести. В фас это лицо выглядело глупым и по форме напоминало мятую грушу, брови закрывали глаза, а нос губы. Несуразица, а не лицо.

Рияд затявкал.

Я тяжело перевела на него взгляд.

Дружба магам арабской диаспоры не свойственна. Но Рияд, пересекаясь с Садыком, обнаруживал удивительную способность понимать его с полуслова.

Рияд неблагозвучно, но искренне смеялся. Садык заулыбался шире, обнаруживая два ряда мелких острых зубов. Стоматологу бы зрелище не понравилось, несмотря на отсутствие кариесов и налётов.

Я не стала спрашивать, что их так развеселило. Смеющийся никогда не упустит шанса растолковать шутку тому, кто сохраняет серьёзное выражение лица, пусть толкование никому и не требуется.

Мне не требовалось толкование. Я ждала и не возражала, провести ожидание в полной тишине.

– Какой промах! – гоготал долговязый курчавый Рияд. – Надо же было так сесть в лужу! Столько лет содержали дюжину молодых баб, в то время как дюжина парней обошлась бы раза в три дешевле!

Он задохнулся от смеха. Садык одобрительно глянул в его сторону.

Да, да. Традиционный спектр тем под местными сводами: деньги, половые сношения, богатство магов и бедность моего народа. Как ни посмотри, молчание благословенно.

– Ну-ну, Рияд, – вероятно, Садыка осенила новая идея, – подумай в каком невыгодном положении осталась наша госпожа, – он лукаво смотрел на меня. – Её никто не встретил, как положено. Девицы – какой с них толк – растерялись, члены местной дружины не блещут сообразительностью, а старику не удовлетворить такую красавицу. Должность ответственная, стресс не будет ждать…

Поток пошлых двусмысленностей Садыка заглушил хохот Рияда и Эль-Хусейна, наблюдающего происходящее по своему обыкновению со стороны, у окна подле клетки крупного флегматичного попугая.

Под хохот Садык вкрадчиво обратился ко мне:

– Госпожа, спешу предложить вам свои услуги, – маг услужливо поклонился, привстав с дивана.

– Поспешишь – людей насмешишь.

Садык растерялся. Лицо предстало передо мной в невыгодном ракурсе. Тяжёлое надбровье вылезло на низкий лоб, острозубый рот приоткрылся. Он рассчитывал на иной эффект.

Рияд оборванно замолк, Эль-Хусейн побледнел контрастно цветастому попугаю.

Немая сцена разрешилась. Рияд перекошено зашипел и разразился сверх всякой меры неприличным смехом. Эль-Хусейн присоединился к нему с секундной задержкой. Грохот отозвался в моих ушах достоверной болью.

Садык не долго расстраивался. Маленькие злые глазки, поблёскивающие недобро, ещё сохраняли остатки растерянности, а рот уже высоко и заразительно смеялся.

Мне стало дурно. Пальцы до боли вонзили ногти в ладони. Я остро пожалела, что Прохор остался в Храме. Он бы защитил меня…

Не знаю, что за сентиментальности на меня нашли, словно мне кто-то нужен для защиты, должно быть, впервые почувствовала себя экзистенциально, всеподавляюще одинокой, притом в агрессивном окружении.

Пыльные драпировки, шнуры-подвязки, парчовые чехлы… прежде не испытывала к ним подобной неприязни.

– Васса.

Даже домашних игуан зовут с большим выражением. Он словно читал вслух длинную-предлинную книгу, в которой вдруг встретилось имя, которое и было прочитано в том же тоне и регистре, что и все прочие слова.

Я поднялась на дрогнувшие ноги, стараясь не побежать из холла.

Тимур смерил трёх магов хмурым взглядом. Они стояли навытяжку у тех мест, где их застал его приход, молчали, полусклонив головы.

Маг сжал моё запястье, не успела я переступить порог, и буквально выдернул наружу, за белую с вензелями дверь.

Мы молча перешли пространство, соединяющее все помещения этажа с лестницей на четвёртый этаж. Прозрачные окна в узких проёмах были буроватыми, сделанными по старой технологии. Современные наоборот преподносили внешний мир ещё более свежим и чистым, а ультрасовременные вообще работали как телевизоры, выкусите пластиковые окна.