Демонизация Целителя

– Ой, простите! – случайно вылетело из рта Лэ Чэна, ему дошло, что на этой горе не должно быть обычных людей.

– Что Вы тут делаете? – спросил высокий парень, с одновременно серьёзным и добрым голосом.

– А.. я заплутал, гулял возле деревни и случайно поднялся на гору. « – Знакомый голос.» – Мо Синьшэ прищурился, но всё равно не увидел лица мужчины, заметил только размытые белые одеяния.

– Хорошо. – тихий вздох и спокойный тон заставляли довериться этому человеку. – Я Вам помогу спуститься.

– Не надо! Я и сам могу, спасибо большое! – Лэ Чэн развёл руками и попытался отмазаться. – Вам ещё скорее всего не по пути! Так что не надо.

– Мне в ту же сторону.

Лэ Чэн шёл уверенно, хотя его глаза были закрыты от света. Он чувствовал под ногами неровную поверхность камней и корней, которые пробивались сквозь землю.

Рядом с ним шёл высокий парень. Его шаги были тихими и осторожными, он часто останавливался, чтобы проверить, не сбился ли Лэ Чэн с пути. Несмотря на то что они были вместе, парень почти не говорил. Он просто следовал за Лэ Чэном, внимательно прислушиваясь к его словам и движениям.

– Знаете, – начал Лэ Чэн с улыбкой в голосе, – Я ведь даже не знаю Вашего имени.. – не услышав ответа на это он промычал. – Ну ладно, значит, будете Гэгэ!

Парень молчал, но Мо Синьшэ чувствовал, что тот слушает его. Он добавил:

– Гэгэ, Вы знали что «Мы», слепые, видим мир иначе. Для нас каждая текстура, каждый звук – это картина, которую рисует природа. Вы только представьте: ветер шепчет мне о цветах, а земля рассказывает о своих тайнах.

«Старший брат» слегка наклонил голову, словно пытаясь понять, о чем говорит его собеседник. Он был высоким и крепким, с не сильно широкими плечами и добрым взглядом. Его молчание не вызывало у Мо Синьшэ дискомфорта; наоборот, это создавало атмосферу доверия.

– Знаете, – продолжал Лэ Чэн, – Хоть, я и потерял зрение не навсегда, но иногда мне кажется, что даже так я вижу больше, чем многие из тех, кто имеет зрение.

Парень остановился на мгновение и посмотрел на своего спутника. Он знал, что Лэ Чэн не развидит его взгляда, но все равно почувствовал необходимость ответить.

– Да… – произнес он тихо, его голос был глубоким и спокойным. – Вы правы.

Лэ Чэн улыбнулся в ответ на его слова. Ему нравилось, что Гэгэ отвечал ему. Это было как находить редкие камни на дороге: неожиданно и приятно.

– Гэгэ, – сказал он, – иногда я думаю о том, как много всего вокруг нас. Я слышал разные истории: о этой горе Луньхуа Шань, о других Великих нефритов разных орденов. И задумываюсь, они ведь тоже были такими же как мы. Тоже искали что-то. А Вы что-то ищете?

– Возможно.. – произнёс тот медленно. – Я ищу… одного человека.

– Человека? Кто же это? Ваша возлюбленная, Гэгэ?

– Если так можно сказать.. то да.

Лэ Чэн повернулся на голос и улыбнулся, на щеках появились искренние ямочки, хоть, и Мо Синьшэ пока что не мог этого увидеть, но его «Старший брат» в ответ тоже улыбнулся.

Они продолжали спускаться по склону горы в тишине, которая была наполнена смыслом.

– Гэгэ, – сказал Лэ Чэн после паузы и хихикнул. – Честно, Вы такой загадочный!

Парень вновь остановился на мгновение.

– Загадочный?– повторил он тихо.

– Ага!

С этими словами они продолжили спускаться с горы, спустя несколько минут они окончательно спустились. Мо Синьшэ помахал рукой новому знакомому и убежал в свой флигель.

« – Хух, повезло, этот человек как видно ничего не заподозрил.. сумел хоть кому-то заговорить язык.. не могу вспомнить, кого мне этот голос напоминает..»

Мо Синьшэ осторожно шагал по каменной дорожке, ведущей к флигелю. Он чувствовал, как ветер нежно касается его лица, напоминая о том, что скоро будет вечер.

Когда он вошел во двор, его внимание привлекли звуки шагов, которые топали туда-сюда возле молодого дерева. Это был Жань Хаосянь, первый нефрит ордена Печати Красного Солнца, облаченный в традиционную, красную одежду, его лицо было сосредоточенным и серьёзным. Лэ Чэн подошел ближе, прислушиваясь к звукам вокруг.

« – Жань Хаосян? Значит, он всё ещё глава ордена. Интересно, как там Жань Сюнчжэн. » – Кхм.. господин, – произнес он с уважением, – Что Вас тревожит?

Жань Хаосянь обернулся к нему:

– Я Жань Хаосянь, глава клана Доужань. Целитель Лэ Чэн, мне нужна Ваша помощь. Несколько учеников заразились ядом мертвецов. Наши И Шены не справляются с этим.

– Простите, что не сделал этого вчера. Сейчас же помогу Вам. – твёрдо промычал парень.

Жань Хаосянь кивнул с благодарностью, и они направились к месту, где находились заболевшие ученики. Лэ Чэн шел за мастером, стараясь сосредоточиться на каждом шаге, и вскоре они оказались в небольшом помещении, где лежали несколько молодых людей с бледными лицами.

« – Так непривычно идти с заклинателем, который в прошлой жизни хотел убить меня. Ах, фу, запах.» – Запах, ладно.. сегодня сделаю без мяньи, ничего не случится. – тихо прошептал Лэ Чэн, наклонившись ближе. – Всё те же признаки.

Мо Синьшэ сделал тоже самое что делал и с другими, сконцентрировался, и помог трём молодым парням.. спустя тридцать минут Синьшэ вышел из помещения. Жань Хаосянь поблагодарил Лэ Чэна, за то что он помог его ученикам, а после зашёл в флигель с парнями.

Мо Синьшэ как обычно пошёл к реке, чтобы помыть руки. Подойдя он быстренько промыл лицо, на этот раз руки до локтя, а после медленно поднялся.

Зайдя во флигель он нащупал стену, следуя привычному маршруту к своей кровати, и, наконец, почувствовал мягкую поверхность матраса под своими пальцами. Все эти два дня – Мо вообще забыл, о том что нужно нормально питаться или вообще что-то делать. Но сейчас, когда он был дома, его тело начало напоминать о себе. Лэ Чэн потянулся к своей ноге, и в этот момент ощутил резкую боль, пронизывающую правую ногу.

– Что это? – прошептал он, пытаясь понять источник страдания. Температура начала подниматься, и он почувствовал, как горячие волны накатываются на его тело. Внутри него разгорелся огонь.

Резко в голову пришло то, что день назад когда он лечил молодого парня, то его кто-то укусил за ногу.

С трудом он поднялся с кровати и начал двигаться по комнате в поисках чего-то прохладного. Каждый шаг давался ему с трудом – нога словно горела от внутри, и он с трудом удерживался на ногах. Мо понял, что скорее всего гадюка могла оставить следы яда в его теле.

Внезапно его колени подогнулись, и он рухнул на пол. Синьшэ прижал голову к холодному полу, пытаясь унять боль. Темнота начала окутывать его сознание, и он знал, что не может позволить себе потерять контроль.

– Яд… – прошипел сквозь зубы парень. – Я должен терпеть..

Внезапно он услышал звуки за пределами своей комнаты – шаги и тихий голос.

– Лэ Чэн? – раздался голос тётушки Линь. – Там пришёл мужчина.. молчаливый, только твоё имя назвал и стоит.

Мо Синьшэ попытался ответить, но вместо слов из его уст вырвался лишь стон боли. Лэ Чэн только захотел привстать, как вдруг его тело перестало слушаться, и он окончательно упал, в глазах Мо Синьшэ всё резко поплыло, последний жадный глоток воздуха и парень отключился.

3 глава.

Маленький Мо Синьшэ, едва достигнувший возраста шести лет, весело шагал по зелёному полю.

С каждым шагом по мягкой траве, его сердце начинало биться ещё сильнее. У него была единственная цель – собрать красивые цветы для своей матушки Мо Сяосюэ, которая так любила цветы, что могла оставаться с ними наедине и любоваться их красотой.

На краю поля росло множество диких цветков. Синьшэ наклонился, чтобы рассмотреть их поближе. Он видел красные маковые цветы, как искры на фоне зеленой травы, и белые ромашки, которые аккуратно распустились под лучами солнца. Их лепестки, как будто только что выдолбленные из чистейшего фарфора, светились под утренним светом.

« – Как же госпожа Матушка будет счастлива!» – подумал он, когда его пальцы коснулись нежной поверхности одного из маков. Вдруг он заметил что-то необычное на краю поля. Это были ярко-синие цветы, которые, казалось, светились в тени старого дерева. Их лепестки были так ярки и насыщенны, будто их раскрасил исполнитель, использующий небесные краски. Синьшэ с восторгом кинулся к ним, его сердце забилось чаще от восхищения. Он осторожно собрал несколько синих цветков, стараясь не повредить стебли, и собрал их в один букет. Матушка мальчика всегда говорила, что цветы могут передать чувства лучше, чем слова. И он знал, что эти цветы скажут ей всё, что он не мог выразить с помощью обычной речи.

Набрав цветов, он сел на мягкую траву и принялся за свое маленькое дело – аккуратно пересчитывать собранные цветы, пересыпая их из одной руки в другую. Синьшэ представлял себе лицо матушки, когда она увидит его дар.

Через несколько минут, он поднялся и пошёл в сторону ордена. Скоро ему предстояло перебираться через ограду, которая отделяла его от их скромного ордена. В тот момент, когда он перелезал через большую каменную постройку. От этого волнения и юношеского задора его щеки порозовели, и он с нетерпением произнес:

– Матушка! Матушка! Смотрите, что я для Вас собрал!

Но что-то в воздухе изменилось. Долгое время маленький Мо не замечал, как ветер стал холодным, как стали тяжелыми облака на небе, словно предвещая бурю. Он вдруг почувствовал гнетущее ощущение, заставившее его замереть в воздухе, как если бы его остановила невидимая рука. С замирающим сердцем он снова прокричал:

– Госпожа Матушка!

В его голосе слышалась детская радость, но в ответ он получил лишь гробовое молчание. Он быстро ступал по дорожке, усеянной мелкими камешками, и не большими лужами крови, на которые Мо уже не обращал внимания. Когда он добрался до двери, его рука остановилась. Она была приоткрыта, и внутри, словно в каком-то ужасном сне, его мир рушился с каждой секундой. Ноги, не слушаясь, заставили его сделать шаг вперед, в ту тёмную пустоту, что окутала дом, который он всегда считал защитой и теплом. Заглянув внутрь, Мо не сразу осознал, что происходит. Его мир, наполненный светом, отошел на второй план перед ужасом, который раскрылся перед ним. Мягкий свет, пробивавшийся сквозь окно, отбрасывал тени на противоестественные формы, которые лежали на полу. На плитах лежали тела его родителей. На лицо Мо Сяосюэ навсегда застыло в выражении страха и боли, её руки были раскинуты в стороны, как будто она пыталась защитить себя от невидимого врага, а вокруг них, как зловещие цветы, располагались лужи крови. Мо Чжюань, который всегда защищал его от всех страхов, теперь безжизненно лежал на окровавленном полу, его сердце, читаемое в глазах, ушло в бесконечность.

Мо Синьшэ сжимал в руках свои цветы, которые, казалось, потеряли всю свою красоту, превратившись в символ полного разочарования. Слёзы незаметно заполнили его глаза, и в тот момент, когда он, наконец, осознал всю ужасность происходящего, сердце его разорвало от боли. Он упал на колени, как если бы мир вокруг него обрушился, превратившись в крошки его счастья.

– Матушка.. Отец.. – его голос срывался от всепоглощающей тоски, и он отчаянно звал их, словно взывая к их душам, которые покинули его в этот ужасный момент. Бедный мальчик, погружённый в опустошение и непонимание, смотрел на кровавую сцену, при этом в его душе раздавался гулкий голос, требующий понимания: «почему?».

Мо Синьшэ быстро поднялся, вытер слёзы с лица и положил цветы в руки своей матери. Он поклонился мёртвым телам и сделал несколько шагов к другому флигелю. Это было здание, где хранились книги, реликвии и правила. Приоткрыв дверь, он ступил на скрипучий пол, который, как всегда, отозвался под его шагами. Тихо хлюпая носом, он попытался принюхаться.. В комнате стоял привычный запах благовоний, и острое ощутимое напряжение, пронизывающее воздух. Мо замер на пороге, обнаружив служанку. У нее было строгое, угрюмое лицо, украшенное глубокими морщинами, несмотря на молодой возраст.

– Мо Усянь! – воскликнула она с ненавистью, как будто именно он был причиной всех бед. Глаза ее сверкнули, словно они могли сжигать.

Служанка сделала шаг вперёд, её чёрные глаза сверкнули яростью. В тот момент, когда она достигла его, кажется, весь мир вокруг замер, а время остановилось. Её рука стремительно потянулась к маленькому столу, на котором лежал ножик. Служанка, не говоря ни слова, с яростью положила его к маленькой ладошке Мо.

– Это всё ты! Все мертвы, и ты виноват в этом! – прошипела она, смотря на ребёнка безумным взглядом.

Мо ощутил, как холодная сталь коснулась его кожи – морозный, резкий, и в тот же момент, когда сильная боль ударила, он не смог подавить крик. Нож остался в его руке, оставляя за собой след, пронизывающий его плоть. Кровь хлынула из раны, яркая, как алая лента, стекающая вдоль его пальца, где только что не было ничего. Служанка же, стоя перед ним с удивительной жестокостью, не желала отвести взгляд. В её серебристых глазах можно было увидеть искры огня, за которыми скрывались волны бездны – глубокой, холодной, неумолимой.

Теперь, его маленькие руки потирали друг о друга, пытаясь прекратить кровь, а колени дрожали от страха, когда он отошёл в угол флигеля, где свет только едва пробивался через узкие окна, и немного приоткрытую дверь. Ему казалось, что стены этой комнаты, ранее привычные и уютные, сжались, точно желая поглотить его целиком. Он опустился на пол и множество раз начал повторять:

– Простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите…

Мо Синьшэ произносил это всё тише, когда он наконец-то смог немного отдышаться, то поднял взгляд на служанку. Женщина чуть наклонилась к Мо, прижала лезвие к своей нежной шеи, её рука дрожала, а лицо отразило мгновение нерешительности, но не прошло и мгновения, как это выражение было затерто беспощадным решением. Невольно Мо Синьшэ закрыл глаза, словно надеясь, что это всего лишь кошмар, что он проснётся и всё забудется. Но когда он вновь открыл их, мир вокруг него не изменился.

Женщина закрыла глаза и, словно прощаясь с чем-то, глубоко вдохнула, а затем с сильным, резким движением провела ножом по горлу. В тот же момент кровь хлынула из её раны, роскошным и ужасным фонтаном, заливая пол вокруг неё. Мо замер, его сердце остановилось, он не знал, что делать и как реагировать на ужасающее представление, разыгрывающееся прямо перед ним. Его маленькие губы всё ещё шептали: « – Простите, простите…», но теперь, с каждым новым повторением, в голосе его звучал не только страх, но и ужас, замешанный на полной растерянности. Он не мог осознать, как начать спрашивать, почему, зачем и как могло всё это произойти. И, в то время как служанка падала на пол, ее тело медленно теряло жизнь, Мо остался непонимающим, по-прежнему прижмуривая свои глаза, полные слёз.

Так продолжалось на протяжении пяти дней. Мальчик просто сидел в кровавом флигеле, лишь изредка выходя оттуда, чтобы найти что-нибудь перекусить. Синьшэ боялся выходить – всегда когда он это делал, то видел мёртвые тела заснувших друзей.

Мо сидел на холодном полу и пялил в одну точку. Вокруг него царила гробовая тишина, лишь изредка доносился шум ветра, пробирающегося в щели между старыми досками. Каждое утро он просыпался с теми же мыслями, мешающими его нехитрой детской жизни. Каждый звук, каждая тень в углу, каждый шорох, казалось, окутывал его мрачным покровом воспоминаний, что заставлял его биться в тихой истерике.

Рано утром, когда первые лучи солнца пробивались сквозь горизонт, он вышел на улицу. В воздухе витал холод наступающей зимы, уже скоро должен был пойти снег. Резко Мо Синьшэ поднялся с места, хлюпая носом он побежал к какому-то западному зданию, где взял старую лопату отца, мальчик направился в сторону выхода из ордена. Когда он достиг места за орденом, его глаза уставились в землю. Солнце наиболее ярко светило в это утро, словно будто посылало на него золотые лучи, прикасаясь к нему своей теплотой, подбадривая его. Он стал рыть, и, несмотря на нежные крики его усталого тела, место постепенно обретало форму. В конце-концов, он выкопал первую яму и протирая пот с лица, посмотрел вниз.. « – Прости… я не хотел..»

После нескольких часов, казалось, он уже стоит на грани, но упорство Мо было безмерно. Ведущие к свету лучи осеняли его рабочее место, как будто подтверждая его выбор. С трудом он закончил вторую яму и о чём-то задумался. Быстрым бегом он побежал обратно в флигель. Забравшись внутрь, он повернул взгляд на родителей, крепко лежащих на холодной земле с закрытыми глазами. Синьшэ встал перед мёртвыми телами на колени и тихо начал повторять несколько фраз друг за другом: « – Матушка, отец.. я не хотел, простите меня.. ».

С искренней решимостью, но со слезами на глазах, он аккуратно взял их за руки, пытался поднять, но силы покидали его. И сердце на мгновение ухнуло, но, собравшись, он смог перетащить их. Шаг за шагом Мо двигался к выходу. Как только он добрался до ям, то аккуратно положил тела в каждую из них, словно укрывал их от внешнего мира, закутывая в вечный покой. Слезы текли по его щекам, смешиваясь с пылью земли, и в этот момент он почувствовал невероятную ответственность.

Мальчик взялся за лопату, начиная засыпать вырытые ямы. Засыпая их, он произнес шепот молитвы, благодарности за все мгновения, которые они разделили, за те уроки, что они оставили. « – Я Вас не забуду… надеюсь, Вы простите меня.» – шептал он, и его слова сливались с ветром, уходя в бесконечность. Наконец, когда последняя ложка земли легла на свежую могилу, он встал на колени и долго смотрел на место, где покоились его родители. Маленький мальчик прикрыл глаза, позволяя слезам, которые он только что утер, свободно катиться по щекам. Они оставляли тонкие, прозрачные дорожки, которые блестели на ярком солнечном свету. Мо Синьшэ медленно поднял вверх свою маленькую ладошку, смахнув последнюю слезу. Он смотрел на горизонт, где солнце поднималось все выше. Мо опустил взгляд и, слегка покачав головой, развернулся, чтобы спуститься с вершины горы. Мо Синьшэ начал осторожно спускаться по каменистой тропе, которая извивалась между скалами, укрытыми мхом и шершавыми корнями деревьев. Ему приходилось прислушиваться к каждому шагу, чтобы не оступиться на острых камнях. Птицы щебетали в сучьях деревьев, своим звуком добавляя жизнь в эту красивую картину природы. Ветер трепал его волосы, бросая их в разные стороны. Мо с трудом пробирался по узким улочкам деревни, где жизнь кипела, словно речные потоки в теплый летний день. С каждой шагой его тонкие ноги прощали усталость, но над головою кружили мысли, напоминающие о голоде, который сжимал его живот, словно пружина, готовая разжаться. Вокруг шумели продавцы, предлагая свои товары: свежие овощи, кунжутные лепешки, сладкие фрукты и горшочки с ароматными специями. Ароматы кружили в воздухе, как легкие облака, привлекая внимание прохожих и теряя его в тот же миг. « – Если я что-то попрошу, то меня посчитают за попрошайку и сразу же прогонят.. нужно..» – подумал мальчик и посмотрел по сторонам. Мо заметил группу мужчин, которые боролись с тяжёлыми мешками риса. Один из них, старый фермер с седыми усами и добрыми глазами, едва мог поднять мешок на плечо. Синьшэ сразу же понял, что это было, то что ему нужно, и он не раздумывая подбежал к нему.

– Разрешите! Я помогу Вам! – воскликнул он, вытянув только одну левую руку так, как правая ещё не зажила.

Старший с благодарностью посмотрел на мальчика, и в его глазах блеснула то-ли хитрости, то-ли доброты. – Спасибо, мальчик! – произнёс он, и Мо, без замедления, схватил край мешка. Вместе они продвигались вперёд, и вскоре, после нескольких шагов подошли к нужному месту.

Мужчина посмотрел на Синьшэ и с улыбкой вздыхая проговорил:

– А я то думал, что ты убежишь.

– Я просто решил помочь.

В ответ на его доброту фермер отплатил ему доброй и жаркой лепёшкой, которую сам только что испек. Запах её витающего тепла вызвал у Мо чувство радости, подобного блеску звезд в безоблачную ночь. Он с весельем поклонился и негромко прокричал:

– Спасибо большое!

Синьшэ быстро пошёл в более тихую часть рынка. Он приметил себе уголок, где никто практически не проходил. Мо подбежал туда, наклонившись, он заметил маленький кусочек ткани, заложенный под один из камней. Было видно, что это кусочек старого ханьфу, выцветшего на солнце, но для мальчика это был настоящий клад. Он аккуратно достал ткань, стряхнув с неё пыль, и почувствовал, как низкое качество материи и потертости угнетали его, но всё равно это была находка. Он развёл ткань, и когда она расправилась, показав свою слегка потертую, но всё еще однородную поверхность, Мо сел на неё, как на ручной ковер, стелющийся под ним.

Мальчик взял лепёшку и с довольной улыбкой посмотрел на неё. Разломив лепёшку на две части, Мо уже готов был попробовать первую крошку, когда его уже подстерегал голод. Он закрыл глаза и отвлёкся от мира вокруг, ощущая, как эта первую часть дарит ему тепло, касаясь языка. Вкус нежного теста, пронизанного ароматом жареного лука, поднимался в его горле.

Когда Мо наконец-то смог расслабиться. Однако вскоре его спокойствие нарушили громкие голоса. Несколько детей – местных хулиганов – заметили его и начали собираться вокруг, как воробьи вокруг крошки хлеба.

– Смотрите! Урод! – закричал один из них, указывая на Мо. Его голос был полон насмешки и злобы.

Другие дети подхватили его слова, как будто это была какая-то игра. Они начали смеяться, их смех был резким и пронзительным, как треск хрустального стекла. Мо попытался игнорировать их, но это было невозможно. Дети окружили его плотным кольцом, прямым словом как хищники на добычу.

– Ты что тут делаешь, уродец? – продолжал один из мальчиков. – У тебя даже крыши над головой нету!

– Эй! Ты чего, у него ведь даже родителей нету! – посмеялся другой и поднял камень с земли.

Синьшэ крепко сжал кулаки, он бы вытерпел всё, кроме оскорбления в сторону родителей. Он понимал, что должен уйти, но что-то внутри него не позволяло просто так сдаться. В тот момент, когда один из мальчиков шагнул ближе, Мо собрал всю свою волю и резко толкнул его в живот.

Мальчик неожиданно потерял равновесие и с глухим стоном упал на землю. Его глаза расширились от удивления и боли. В ту же секунду смех других мальчиков прекратился. Они замерли, смотря на своего товарища, который корчился от боли. Взгляд Мо был полон решимости – он не собирался позволить им продолжать издеваться над ним.

– Что такое? Испугался? – выкрикнул Мо с неожиданной яростью, которая сама удивила его. Мальчики, еще недавно уверенные в своей безнаказанности, теперь начали медленно отступать назад.

– Ты что, с ума сошел? – пробормотал один из них, не веря в то, что произошло. Но страх уже овладел ими; они понимали, что Мо не был тем беззащитным уродом, каким они его считали.

– Убирайся отсюда! – закричал другой мальчик, но его голос дрожал от испуга.

В этот момент тот, которого Синьшэ толкнул, поднялся на ноги и начал кричать. Его вопли были полны растерянности. Крики эхом разнеслись по рынку, привлекая внимание прохожих.

– Матушка! Отец! – завопил он, сжимая живот обеими руками. Его голос был полон страха и отчаяния. – Этот сумасшедший ударил меня!

Словно по сигналу, из толпы начали вырываться его родители. Мать в ярком шелковом платье и отец в простой одежде спешили к своему сыну. Их лица были искажены тревогой. Они пробирались сквозь толпу людей, которые останавливались и смотрели на происходящее с любопытством.

– Что случилось? – закричала мать, когда она увидела своего сына на земле. Она бросилась к нему и обняла его.

Отец встал рядом с ней, его лицо выражало гнев и недоумение.

– Этот урод меня толкнул! – всхлипывал мальчик, указывая на Мо. Его голос намеренно дрожал от слёз и боли.

Взгляд родителей мальчика был полон обвинений и ненависти. Он знал: они не поймут его. Они увидят только урода, который осмелился причинить вред их сыну. Усянь вновь сжал кулаки, готовый к тому, что сейчас произойдет.

– Я.. – только начал Синьшэ, как тут же его перебили.

– Ты заплатишь за то, что сделал! – произнёс отец с ненавистью в голосе.

Отец мальчика вытащил из-за пояса длинную палку – простую деревянную палку, но в руках гневающегося человека она казалась смертельным оружием. Мальчик, которого толкнул Мо стоял подле них, его лицо сначала было весёлым, а в глазах его родителей горел огонь мести.

Сначала удар пришёлся по плечу Мо; он не успел увернуться и вскрикнул от неожиданности. Боль пронзила его тело, словно раскалённый нож. Он попытался отстраниться, но мужчина не собирался останавливаться. Удары следовали один за другим – каждый из них оставлял след на его теле и душе. Слёзы начали катиться по щекам Мо; он не мог сдержать их.

Толпа вокруг них замерла в ожидании; некоторые люди смотрели с осуждением, другие с любопытством. Никто не собирался вмешиваться; для них это была просто сцена из жизни деревни – обычное зрелище.