Андри

– Что это было, папочка? – тихо спросила Лиза, когда они отъехали уже достаточно далеко, и лошади снова перешли на ровный шаг.

– Ничего, детка. Ничего особенного. Просто небольшой беспорядок на улице.

Андри никогда не видел, чтобы отец врал, но сейчас он сразу же понял, что в словах профессора гораздо меньше правды, чем тому хотелось бы. И еще больше укрепился в этом мнении, когда возле подъезда отец первым вышел из экипажа и с тревогой осмотрелся, прежде, чем подал руку матери.

Дома детей сразу же отправили в их спальни. И даже Влада не пыталась возмущенно потребовать традиционного вечернего чаю в столовой, а, как и все остальные, молча согласилась на теплое молоко, которое Антония принесла прямо к кроватям.

Андри лежал в своей постели и смотрел на деревянный кораблик, прикрепленный к потолку за длинную нить. Маленькая бригантина медленно, едва заметно поворачивалась из стороны в сторону – это легкий сквозняк из форточки наполнял ее паруса. Когда Андри был совсем маленьким, он мечтал стать капитаном и, стоя у руля, открывать неведомые страны… Потом отец сводил его в Морской кадетский корпус, где изнеженный профессорский мальчик увидел суровую муштру и узнал, что за штурвалом стоят не капитаны, а рулевые. Этого оказалось достаточно, чтобы мечта угасла сама собой. Тем более, он уже тогда все больше понимал, какой именно путь ему предназначен на самом деле…

Андри рано начал рисовать. Поначалу его художествами восхищались только родители, а потом как-то само собой так вышло, что акварельки младшего Горана появились почти в каждом известном доме Александбурга… Особенно, если там были мальчишки.

Андри рисовал паруса. Летящие над морем клиперы и бриги, храбрых моряков у руля и чаек над волнами. А еще быстроногих коней, воздухоплавательные шары, своих друзей, увлеченных играми, и иногда маму…

Андри искренне считал, что его мама – самая красивая в мире. Влада тоже ничего, но с мамой не сравнить! У мамы такое нежное лицо с ямочками на щеках, чуть вздернутым носом и голубыми, как ясное летнее небо, глазами. Больше всего Андри любил смотреть на нее, когда мама сидела у окна, и солнце золотило русые завитки ее волос, озорно сбежавших из прически. Он мог бесконечно разглядывать озаренное светом лицо, стараясь уловить малейшие оттенки цвета. Сколько ни пытался, а передать их по-настоящему не получалось… Не получалось перенести на бумагу или холст тончайшие переходы красок…

Ветер подул сильней, и кораблик качнулся в сторону.

Андри подумал, что это хорошо. Завтра на таком крепком ветру наверняка получится поднять змея высоко-высоко.

Но наутро стало ясно, что ни о каком змее не может быть и речи.

То, что день не задался, Андри понял сразу, как проснулся: в комнате было сумеречно, несмотря на раздвинутые шторы. По жестяному подоконнику громко стучали капли, они-то и разогнали сон.

Несколько минут Андри лежал, печально глядя в окно. Все небо оказалось затянуто тучами, тяжелыми, как мысли о чем-то очень скверном. И из этих туч на город сыпал дождь, мелкий, но непрерывный. Он превратил улицу в серые декорации к печальной пьесе вроде вчерашней.

Прогулка в парке отменялась, это уж понятное дело.

Не вставая, Андри нащупал под кроватью альбом с заложенным меж страниц карандашом и открыл на чистой странице. Но порисовать в это утро тоже не удалось– едва только он занес карандаш над листом, как дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянула Антония.

– Проснулся, – сказала она с упреком. – А чего же не встаешь? Небось, не барин, весь день бока отлеживать. Давай, поднимайся, сурок нечесаный!

Андри улыбнулся. Нянька часто его так называла. Но что же поделать, если непослушные волосы все время норовят растрепаться, а выспаться досыта – одно из любимых удовольствий?

– Вста-аю, – зевнул он, спуская ноги на прохладный паркет. – Нянь, а чего сегодня на завтрак?

– Завтрак! Ты б еще дольше спал! Уж обед почти, – она подала ему чистую рубаху со штанами и строго велела: – Не шали сегодня дома! Отец очень занят. А позавтракать я тебе оладьи подам. На кухне.

Отец и в самом деле был занят. Проходя мимо двери в кабинет, Андри увидел его, склонившегося над столом с горой каких-то бумаг. Лицо профессора было сосредоточенно, а руки быстро-быстро перебирали один документ за другим. Часть листов отец немедленно рвал, роняя обрывки прямо на пол, чего не позволял себе никогда. Часть бумаг он перекладывал в открытый ящик стола. Когда одна стопка подошла к концу, старший Горан тут же принялся за следующую… На пол, на пол, в стол, на пол, на пол, на пол…

С одним документом отец надолго замер. Длинные белые пальцы сжимались и разжимались, терзая края листа. Ходуном ходили и желваки на лице профессора. Внезапно он поднял глаза и заметил Андри, который с волнением смотрел на происходящее.

– В чем дело? – взгляд за квадратными стеклами был непривычно холоден.

Андри сглотнул, чувствуя себя пристыженным.

– Ни в чем… – тихо ответил он. И тут же нашелся: – Антония сказала, ты очень занят… Я хотел прикрыть дверь…

– Хорошо, – спокойным голосом ответил профессор. – Тогда прикрой, будь добр.

Андри быстро кивнул и сделал то, о чем его просили.

На душе было как-то скверно. И даже обещанные оладьи не слишком радовали, вопреки обычному.

Что-то происходило, это понятно… Но что?

Что могло заставить обычно доброго улыбчивого отца стать таким… чужим?

– Ваше Величество… я вынужден сообщить вам, что наследник не уделяет должного внимания моему предмету, – голос ментора был скрипучим, невыносимо нудным. Альк не смотрел на старика, он упрямо ковырял ручку кресла и думал лишь о том, как бы поскорее покинуть классную комнату. – Его Высочество вновь не справился с заданием, которое я выдал ему вчера. Если так пойдет и дальше…

– Довольно.

Император поднял ладонь, заставляя ментора замолчать. Наверное, отцу тоже не очень нравился этот голос, больше подходящий дверцам старого шкафа.

Его Величество встал и медленно прошелся по кабинету. Взгляд отца был усталым, а шаги тяжелыми. Наконец он остановился у окна, глядя на влажную завесу, окутавшую город.

– Снова дождь… Какая скверная погода… – вздохнув, Император обернулся к сыну. – Александр, задание было очень сложным?

Альк сжал губы. Врать он не хотел, говорить правду тоже.

– Нет. Не очень.

Теперь по всем правилам отцу следовало выяснить, отчего его единственный наследник столь дерзко пренебрег уроком. Однако Император сказал совсем другое…

– Аль, завтра судебный день. Я думаю, тебе пришло время надеть Жемчужную нить.

Если бы отец сообщил, что завтра на дворец упадет комета, Альк и то бы так не удивился!

– Мне?! – он вскочил с кресла. – Но ты ведь говорил, я смогу, только когда мне исполнится шестнадцать!

Жемчужная нить! Вот это да!

Александр давно фантазировал, как впервые примерит на себя роль судьи… но никак не рассчитывал на это раньше означенного отцом срока.

– Я изменил свое решение, – Император провел ладонью по окладистой бороде. Потом бросил взгляд на старого ментора, который с нахохленным видом все еще стоял у пюпитра и тоже ждал ответа государя. – Господин Модест, я вас услышал. В следующий раз Александр выполнит ваше задание. Засим благодарю. Можете нас оставить.

Наставник, мелко кивая, попятился к двери. Дождавшись, пока высокая белая створка с золоченым узором закроется за ним, Император вновь обратился к сыну:

– Мальчик мой, подойди ближе.

Альк быстро шагнул к отцу. Государь был высок и статен, как и положено достойному правителю. Рядом с ним Александр всегда чувствовал себя маленьким… Император положил руку на плечо сына и легонько стиснул.

– Ты умный мальчик, Альк. Умный, хоть и нерадивый. Но леность проходит с годами, а разум не всякому удается нажить… – отец усмехнулся, думая о чем-то своем. – Я не хочу тебя пугать, сын, однако сейчас пришло время быть честным. Я уже не так уверен в завтрашнем дне, как раньше… Поэтому хочу быть уверен в тебе. Математика – полезная наука, но для меня гораздо важней, чтобы ты научился слушать и слышать. Поэтому я отдам тебе Жемчужную нить сегодня. Сейчас.

Сказав это, отец потянулся рукой к правому уху и осторожно расстегнул замочек самой удивительной во всей Империи серьги. Синяя, как послезакатное небо, жемчужина свисала с тонкой, но очень прочной цепочки длинной в половину мизинца. Она была совсем небольшой, не то что те белые жемчуга, которые украшали парадную корону Великого князя… Но другой такой не сыскалось бы и во всей Империи. Цепочку для серьги покрывал тонкий слой серебра, под которым скрывался очень прочный металл. Даже могучий силач не сумел бы порвать эту тонкую посеребренную нить.

Отец сам продел замочный стержень в маленькую дырку на мочке уха Александра. И застегнул со звонким щелчком.

Жемчужина приятной тяжестью качнулась из стороны в сторону и замерла. Альк осторожно тронул ее пальцем. Холодная. Говорят, синий жемчуг всегда холоден.

– Ты помнишь, что я говорил тебе про эту вещь? – серьезно спросил Император.

Александр кивнул.

То, что нельзя пересказать никому другому, кроме своего собственного наследника. Нельзя даже произносить вслух, дабы никто случайно не подслушал тайну.

– Ты должен привыкнуть к ней, – сказал отец. – Носи, не снимая, но не используй слишком часто. Завтра будет достаточно того времени, что проведешь на суде. Потом обязательно вынь ее из уха.

Альк почувствовал незнакомое волнение.

–Отец… Я боюсь не справиться…

– С жемчужиной?

– Нет… – Александр вздохнул, – с судом.

Серьга под названием Жемчужная нить никогда не являлась символом власти, как, например, корона и жезл. Она свободно могла передаваться от одного члена императорской семьи к другому, а затем обратно. В свое время Жемчужную нить носили оба старших брата Александра, время от времени ее надолго вновь забирал отец. И она неизменно пребывала в ухе того из Рованов, которому надлежало выступать в роли Верховного судьи.

Обычные люди полагали, что это просто традиция. Они видели в Жемчужной нити лишь фамильное украшение, олицетворяющее высшую власть в государстве…

– Ты столько раз наблюдал, как я разбираю дела, – ответил отец. – И тебе всегда было интересно и понятно. Справишься.

– Ах, какой бесконечный сегодня дождь… – печально промолвила мама и отложила в сторону книгу с пьесами. – В такую погоду мне хочется бежать из Александбурга как можно дальше.

На лице ее мелькнула странная тень, и внезапно мама, резко встав, покинула комнату. А несколькими мгновениями спустя Андри услышал, как открылась и закрылась дверь в отцовский кабинет.

Он огорченно посмотрел на очередной незавершенный портрет и подумал, что никогда не станет настоящим художником. Конечно, отец и мама считают его гением… они так гордились сыном, когда того позвали обучать самого Великого князя… Но Андри-то знал, что по-прежнему далек от совершенства. Он видел свои ошибки. И прекрасно осознавал, в каких местах мог бы, постаравшись, сделать лучше. Его собственный наставник всегда говорил, что труд художника – это кропотливое сопение над каждым штрихом. Он учил Андри безжалостно стирать неудавшиеся линии, уверяя, что чем больше исправлений, тем ближе к совершенству.

«Зачем я задаю тебе рисовать этот натюрморт, мальчик? – строго спрашивал господин Баммер. – Ведь ты понимаешь, что вовсе не ради самого натюрморта. Мне нужно, чтобы ты оттачивал свое умение! Не ленись, штрихуй смелее, стирай, рисуй снова. У художника должна быть уверенная твердая рука! Ты можешь выкинуть сотни таких натюрмортов без жалости! Они никому не нужны, любой студент в художественной школе нарисует подобный шедевр за пару уроков».

Поначалу Андри и в самом деле дрожал над каждой работой, думал о результате… Пока не понял, наконец, что результат кроется не на бумаге, а в руках… в голове. И теперь он действительно безо всякой жалости мог бросить в камин половину своих набросков за день.

Но только не мамин портрет.

Когда Андри представлял, как жадный огонь примется уничтожать любимый профиль, ему становилось не по себе. Именно поэтому он нечасто пытался рисовать маму. И так уже этих набросков накопилась целая большая папка.

А небо за окном совсем потемнело. Будто неожиданно наступил поздний осенний вечер… Где-то в соседнем доме громко стукнула незапертая створка окна – это вконец разыгрался и без того сильный ветер.

Андри зябко поежился. Опустевшая гостиная тоже погрузилась в густой полумрак, и совсем как в раннем детстве, вдруг стало неуютно и захотелось поскорей зажечь свет. Но не успел Андри подойти к выключателю, как его опередила расторопная Антония.

– Что на улице-то творится! – неодобрительно сказала она, заходя в комнату и поворачивая ручку выключателя на стене возле двери. – Хорошо, что ты дома остался, а то бы мать совсем извелась. В такую погоду лучше не высовываться. Гроза будет…

Андри кивнул. Он и сам видел, что погода настроилась против города.

– Как ты думаешь, – спросил он няньку, – надолго это?

Та покачала седеющей головой.

– Откуда же мне знать, детка?.. Я не провидец. Но по мне, так и на всю неделю может. Ты лучше спроси отца, в его газетах обо всем пишут, и про погоду тоже.

Спросить отца?

А почему бы и нет… Вот и будет хороший повод зайти наконец к нему в кабинет и убедиться, что уже все в порядке… Что бумаги собраны и уложены обратно в секретер, а сам отец обрел свое обычное добродушие.

Но когда Андри подошел к кабинету, он второй раз за день замер возле полуоткрытой двери.

Нет, странная тревога не покинула дом.

Отец с мамой ругались.

Они делали это тихо, чтобы голоса не доносились до других комнат. Но у Андри сразу замерло сердце, когда он услышал, как, всхлипывая, мама пытается что-то доказать профессору Горану.

– …Пожалуйста, Виктор! – ее голос бился пойманной бабочкой в прозрачной банке… – Я не могу больше так жить! Я не могу жить в вечном страхе!

– Ну, сколько об этом можно, – устало отвечал отец. – Мы ведь не раз говорили на эту тему. Ну, Анна… милая… Послушай… Сейчас везде одинаково небезопасно.

– Сейчас! – мать все-таки сорвалась на крик. – Сейчас, Виктор! А завтра?! Завтра этот город превратится в месиво, в хаос! И твои – ТВОИ – дети будут ходить по его улицам! – Наверное, отец попытался обнять ее, потому что в следующий миг Андри услышал гневный возглас: – Пусти меня! И не пытайся успокоить! Посмотри, даже небеса говорят о том, что пора бежать отсюда!

Андри судорожно сглотнул.

Никогда прежде он не слышал, чтобы мама так кричала на отца. Она вообще почти никогда не кричала…

Попытавшись отойти от двери, Андри увидел в двух шагах от себя Лизу. Глаза сестры были широко распахнуты, а личико выражало искреннее удивление.

– Андри! – быстро и громко зашептала она. – Это маменька с папой бранятся? Отчего?!

Андри приложил палец к губам и утащил сестру в детскую.

– Мама хочет уехать из города, – тихо сказал он, оглядываясь на дверь. – А отец – нет.

– Уехать? – Лиза уставилась на брата во все свои глаза, такие же синие, как у всех детей Горанов. – Но зачем? Ведь скоро будет праздник! Помнишь? Большой праздник уличных артистов! Маменька обещала сводить нас на площадь… и купить леденцов… – она говорила все тише, понимая, что происходит нечто странное. Нечто гораздо более серьезное, чем карнавал и леденцы. – Андрик, это из-за вчера? Из-за тех людей, которые шумели на улице?

– Я не знаю… – Андри вдруг почувствовал себя маленьким глупым ребенком, от которого скрывают что-то важное. Он сердито нахмурился и решительно сказал: – Надо спросить отца! Сегодня за ужином. Мы уже не дети!

– Верно! – горячо поддержала его Лиза. – Мы уже совсем не дети! – с этими словами она направилась к разбросанным по широкой софе куклам и, собрав их, спрятала в шкаф.

На ужин подали овощи и рыбу, которую Андри терпеть не мог. Обычно он артачился, требуя положить ему взамен куру или колбасок. И обычно кухарка Марта это знала… И всегда готовила что-нибудь отдельно. Но в этот раз она так быстро ушла на кухню, что Андри не осталось ничего другого, кроме как с тоской ковыряться в тарелке с нелюбимой едой. Он не рискнул показывать свое недовольство хмурому отцу, который ел, как будто вовсе не ощущая вкуса блюд. Андри показалось, даже если перед профессором поставить сейчас тарелку с жареными подошвами, он не заметил бы этого…

 Лиза аккуратно пнула Андри под столом и выразительно посмотрела на него, постукивая тупым концом вилки по скатерти.

 Ну да… Надо спросить отца.

 Вот только этот колючий взгляд за стеклами очков не сулил ничего хорошего… Еще больше удручало то, что мама вовсе не вышла к ужину.

 Но Андри не любил отступать от задуманного.

– Пап… – он кинулся в разговор, как в битву. – Скажи, пожалуйста, почему матушка хочет, чтобы мы уехали?

 Краем глаза он увидел, как послушная и всегда очень правильная Влада удивленно округлила рот. Она уж точно не ожидала от брата такого вопроса за столом.

 Отец, по-видимому, тоже.

 В первый миг глаза его стали растерянными, он словно впервые осознал, что находится в столовой в окружении своих детей.

 Потом профессор вновь помрачнел. Еще больше прежнего.

– Ты подслушивал? – строго спросил он, откладывая в сторону приборы.

 Андри почувствовал, как разом стали влажными его ладони.

– Нет! – битва, так битва! Он был готов к такому вопросу. – Вы очень громко кричали. Я просто шел в свою комнату, когда услышал.

– Папочка, объясни нам! – звонкий Лизин голосок зазвучал твердо и решительно. Сестра решила бросить свое подкрепление.

 И тут возмутилась Влада.

– Как вам не стыдно! – вспыхнула она. – Конечно, вы подслушивали, маленькие обманщики! Ведь я тоже была дома и ничего не слышала! Да еще и так разговариваете с отцом! Папенька, отправь их спать без сладкого!

– Это потому, что ты дура! – немедленно сообщила сестре Лиза. – Думаешь только о своем Ромио, ничего вокруг не замечаешь! Даже не спросила, отчего мамы нет!

– Тихо! – отец хлопнул ладонью по столу, и дети испуганно примолкли. Медленно он обвел взглядом их всех, пристально поглядев на каждого… На маленькую смелую Лизу, оскорбленную гордую Владу и на Андри… Единственного сына и будущего наследника фамилии. Будущего мужчину, который хотел знать, что происходит. – Я обязательно объясню вам все, – сказал отец негромко. Лиза тут же подалась вперед в нетерпении. – Но не сегодня. Это не тема для вечернего разговора и не для ужина. Кушайте, дети. Завтра с утра мы поговорим. Я обещаю.

3 глава. Необычный день

Влада обиделась. Она решила не разговаривать с младшими и старательно их не замечать. В особенности сестру.

Лиза считала это глупостью. Тут непонятно, что происходит в доме и в городе, а Владка думает только о том, как жестоко ее оскорбили, назвав дурой.

Так ведь дура и есть.

Мало того, что ничем не интересуется, кроме своего артиста, так еще и другим не дает понять. «Оставь без сладкого»! Вот злючка!

Лиза искоса посмотрела на сестру, с которой делила детскую. Влада сидела в кресле у окна и, как всегда ужасно старательно и сосредоточенно, вышивала какую-то чепуху. Цветочки или бабочек. Лицо сестры было бы весьма милым, не омрачай его упрямая морщинка меж бровей. Влада все еще сердилась, хотя прошла уже целая ночь после ссоры в столовой.

Сама Лиза вышивки терпеть не могла: у младшей дочки профессора они всегда выходили кривыми и неровными. Так что она была занята гораздо более интересным делом – сочиняла стихи про глупую красивую птичку, которая порхала с ветки на ветку, пела песенки своему жениху и не замечала, как по ветке крадется большой голодный кот. Поначалу рифмы складывались так удачно, что Лиза едва не прыгала от радости и только успевала записывать, но чем дальше, тем трудней становилось сочинять… Все образы из головы вытесняла мысль о предстоящей беседе с отцом.

Что он скажет? Быть может, все дело в тех страшных фургонах, про которые рассказывала подружка Лили? А вдруг они и вправду привезли безголовых чудовищ, которые по ночам поедают людей? Лили так и говорила… Она, конечно, много чего наговорить может, но ведь матушка испугана по-настоящему.

Лиза отложила ручку, капнув чернилами на листок и, подперев голову кулачками, задумалась.

Еще тетки во дворе говорили про какой-то камнепад с неба… Но это было давно и давно забылось.

Еще мальчик на площади плакал три дня назад и просил не отдавать его призракам… Да нет, это тоже все ерунда! Наверняка, его просто запугала нянька. У нее был ужасно глупый вид.

Лиза вздохнула и выбралась из-за стола.

Скорей бы позвали к завтраку!

С улицы донесся тонкий перезвон бубенцов и веселый цокот копыт.

Праздничная упряжка?

Лиза метнулась к окну и распахнула высокую створку, заставив Владу сердито фыркнуть.

И точно! Прямо по проспекту, весело встряхивая гривами, бежали три гнедые лошади, везя за собой ярко раскрашенную кибитку. Лиза так и знала! Ведь обычно извозчики в Александбурге не украшают своих кобылок бубенцами, чтобы не создавать на улицах лишнего шума. Кажется, даже есть такое правило…

Но оно, конечно же, не касается праздничного карнавала! А кибитка – его вестник, это уж совершенно очевидно!

– Девочки, завтрак готов, – Антония подошла к окну и тоже посмотрела вниз: – Ох, красота какая… Ну, да пускай себе едет. Идем, детка. Завтрак стынет.

Профессор собрал детей в кабинете.

Андри любил бывать в этой всегда немного сумрачной, но такой волнующей комнате. В раннем детстве ему казалось, что папенькин кабинет – словно дверь в другой мир… Мир полный загадок и тайн. На полках высоких стеллажей рядами стояли книги с ужасно умными названиями и еще разные непонятные предметы вроде моделей молекул, статуэток из дальних стран или закрытых коробок, о содержимом которых оставалось лишь гадать. Андри, равно как и остальные дети, никогда не осмеливался трогать что-либо в кабинете, ведь им почти не разрешали даже переступать порог этой комнаты, в которой всегда удивительно пахло старым дубом, дорогим табаком и неизменны отцовским одеколоном. Звуки здесь казались гулче, а потолок выше… И за тяжелыми приоткрытыми шторами густо-зеленого цвета виделась не обычная улица, а палуба корабля или дорога, уходящая в глубь зачарованного леса.

На этот раз шторы были полностью раздвинуты, и ясный день, которого никто не ждал после вчерашнего дождя, озарял кабинет мягким утренним светом.

– Прошу, садитесь, – отец указал на длинный узкий диван с изогнутой спинкой, обитый такой же зеленой тканью, как и та, что пошла на шторы. Влада опустилась на сиденье, как настоящая дама, изящно расправив юбку своего платья. Лиза и Андри без лишних церемонней примостились рядом. – Итак… – отец заложил руки за спину и внимательно посмотрел на детей, – вас, как я понял, волнует причина нашей с мамой размолвки… Что ж, не стану таить, она действительно серьезна. И ее все сложней скрывать… Вы уже достаточно большие, даже Лиза, и понимаете, что не все люди живут так же хорошо, как и мы. Не у всех есть красивые светлые комнаты с электричеством, вода в водопроводе и обед из пяти блюд. К сожалению, так было и будет всегда… Да… Но те, кто не имеет всего этого, считают несправедливым, что одни люди едят на серебре,  в то время, как у других порой не оказывается даже корки хлеба утолить голод…  Так вот, дети, есть в нашем городе такие господа, которым выгодно разжигать зависть в сердцах бедняков и убеждать их начать большой бунт против Императора и его власти. Этим господам очень хочется встать у власти самим. Раньше их политические интриги были пустяшным брожением умов, но не так давно все изменилось, и они обрели слишком большую силу… Государь знает об этом и принимает серьезные меры, чтобы остановить волну недовольств и безобразий. Однако, не все в его руках… как это ни печально. И… – отцу нелегко давались слова, он словно выталкивал их из себя, – ваша мама очень боится, что Императора скоро могут убить, а его трон займут совсем другие люди. И тогда наш город и вся Империя погрузится в хаос.

Профессор замолчал и поглядел на детей, в ожидании их вопросов. Однако Влада выглядела так, будто вовсе разучилась говорить. Ее огромные голубые глаза плакали без слез. В этих глазах Александбург уже лежал в руинах, а семья профессора просила милостыню на паперти. Лиза, наоборот, вся подобралась, точно охотничья собака, и смотрела на отца решительно и смело. Она была готова хоть сейчас искать того врага, который посмел посягнуть на ее прекрасную жизнь.

Сам Андри, наверное, выглядел озадаченным. Он и в самом деле изо всех сил пытался совладать с множеством мыслей, одновременно возникших в голове.

Если что-нибудь случится с Императором… корону наденет Александр? Или нет? Или она действительно достанется какому-то совсем другому человеку? А что это за человек? Или люди? Почему им не нравится Император? Почему они хотят устроить «безобразия»? Но прежде, чем Андри успел решить, какой вопрос задать первым, напряженную тишину нарушила Влада.