Советские маньяки

После Октябрьской революции он вышел на свободу по амнистии и устроился в продотряд. Такие отряды отнимали у крестьян все «излишки», а по-совести, просто грабили их. Часть отнятых продуктов Егор прикарманивал и спекулировал ими. За это из отряда его выгнали с пожизненным запретом работать в государственных структурах.

И тогда он начал грабить, уже не прикрываясь идеологией. Грабить и убивать. Как и в случае с бандой Котова, выгода от этих убийств была мизерной, по этой причине Башкатова причисляют именно к серийным убийцам.

Башкатов был небольшого роста и не слишком крепким физически, поэтому убивал он тех, кто был слабее его, в основном женщин и детей. Он купил повозку и лошадей и под видом извозчика на вокзалах высматривал беззащитных – одиноких женщин и матерей с детьми. В те годы люди часто переезжали с места на место в поисках лучшей жизни, и в такие путешествия они брали с собой все ценности. Башкатов заводил с женщинами разговор, сообщал, что знакомые в селе ищут работников за оплату и кров. Дорога была длинной, и душегуб предлагал жертвам у него переночевать. Когда они засыпали, мерзавец забивал их камнем, завернутым в мешок. Так проливалось меньше крови, и одежда жертв не пачкалась.

Убитых Башкатов полностью раздевал, забирая все вещи и документы. Труп клал на землю обязательно лицом вниз: так плоть быстрее разлагалась, и останки сложно было опознать.

Занимаясь своим страшным промыслом, Башкатов женился и купил дом в Армавире. Жена родила ему троих детей. Она знала о его преступлениях и даже стала соучастницей, помогая стирать и продавать одежду жертв.

Башкатов колесил по стране, убивая и грабя. За полгода до ареста собрал банду из 27 человек. Роли в этой банде были четко распределены: одни выискивали жертв на вокзалах, другие продавали добычу и избавлялись от улик, а убивал всегда сам Башкатов.

Иногда он писал письма родственникам убитых, приглашая их от имени жертв в гости – обязательно с подарками. Этих родственников встречали люди из банды, отвозившие их куда-нибудь в тихое место, где несчастных ждала смерть. Таким образом бандиты убивали по пять-шесть человек в день.

Орудовал маньяк 11 лет. Поначалу неопытные милиционеры вообще не связывали все эти многочисленные пропажи людей в серию. Лишь к началу тридцатых они все же обратили внимание на схожий «почерк» убийств.

А потом одной из его потенциальных жертв удалось спастись. Это был старик по фамилии Дьяков. Он стал случайным попутчиком: сел на телегу к Башкатову и почти сразу сошел. Но за это время он хорошо разглядел и запомнил приметного бородатого худощавого извозчика с пронзительным взглядом светлых глаз и еще нескольких сопровождавших его парней помоложе. Потом Дьяков сумел дать подробное описание преступников. Вооружившись списком примет, оперативники обошли несколько вокзалов – и задержали членов банды. Те запираться не стали и сразу рассказали милиции, где живет главный душегуб. Башкатова арестовали. В его доме нашли тетрадь, в которой он аккуратно фиксировал все убийства: всего там было записано 459 жертв. Доказать удалось 121 убийство, но и этого хватило для расстрельного приговора. Не стали церемонится и с другими членами зловещей банды. А вот жену Башкатова наказали довольно мягко: посадили в тюрьму на шесть лет за укрывательство и продажу вещей жертв.

Василий Комаров

Полностью соответствовал представлениям Гернета о том, что именно среда формирует в человеке жестокость, и Василий Иванович Комаров (при рождении – Василий Терентьевич Петров).

Он родился в Витебской губернии в многодетной семье железнодорожного рабочего – там было 12 детей. Вся его семья страдала алкоголизмом, и Василий с 15 лет тоже начал пить: он просто не знал, что можно отдыхать как-то иначе. В пьяном виде мужчины из семейства Петровых впадали в буйство, и один из братьев Василия был осужден за убийство. Сам Петров некоторое время ограничивался лишь воровством, за что на год попал в тюрьму.

Женат Петров был дважды. Первая супруга во время его тюремного заключения то ли покончила с собой, то ли умерла от «стыдной болезни». «Ну и черт с ней!» – отозвался впоследствии Петров о ее гибели.

Второй раз он взял в жены вдову, полячку по национальности, по имени Софья, имевшую двоих детей. В их браке родился еще один ребенок. В семье Василий был деспотом, избивал жену, детей, часто в злобе ломал вещи.

После революции он вступил в Красную армию, обучился грамоте, принял участие в расстреле пленных белых офицеров, а возможно, в карательных операциях против крестьян, дослужившись до должности взводного командира. Потом попал в плен и там поменял имя, став Василием Ивановичем Комаровым – по всей видимости, ему уже было что скрывать.

Из плена он бежал и после окончания войны перебрался жить в Москву, поселившись в доме № 26 по улице Шаболовка. Тогда же он стал работать извозчиком. Комаров был горьким пьяницей, он пропивал все свои заработки и все время нуждался в деньгах.

Начал он с того, что приворовывал у клиентов, потом перешел к более тяжким преступлениям. Первое убийство совершил в 1921 году, когда в стране была введена новая экономическая политика, разрешавшая частное предпринимательство.

М.А. Булгаков писал: «С начала 1922 года в Москве стали пропадать люди. Случалось это почему-то чаще всего с московскими лошадиными барышниками или подмосковными крестьянами, приезжавшими покупать лошадей. Выходило так, что человек и лошади не покупал, и сам исчезал».

Под видом продажи лошади Комаров заманивал покупателей к себе домой, предлагал «обмыть сделку» и выпивал с ними, а когда те теряли бдительность, оглушал их сильным ударом по голове. Потом перерезал жертвам горло. Его забитая и запуганная жена, забирая детей, во время каждого убийства уходила из дома, а возвращалась лишь когда все было кончено. Потом она чисто мыла полы от крови.

Помогала Софья и прятать тела. Совесть, совершенно отмершая у Комарова, мучила женщину. По ее настоянию убийцы часто заказывали молебны за упокой души убиенных. «Дурочка слабая», – отзывался о ней супруг-монстр.

Некоторое время милиция не обращала на происшествия внимания, но потом начались страшные находки: «…на пустырях Замоскворечья, в развалинах домов, в брошенных, недостроенных банях на Шаболовке оказывались смрадные, серые мешки. В них были голые трупы мужчин…. Головы были размозжены, по-видимому, одним и тем же тупым предметом, вязка трупов была одинаковая – всегда умелая и аккуратная – руки и ноги притянуты к животу. Завязано прочно, на совесть», – писал Булгаков. Всего нашли 22 трупа.

Розыск шел медленно: слишком мало было опытных, компетентных работников в рядах молодой советской милиции. Булгаков пишет, что в одну из ночей Комаров вез запакованный обескровленный труп к Москве-реке. «Милиционер остановил:

– Что везешь?

– А ты, дурной, – мягко ответил Комаров, – пощупай.

Милиционер был действительно «дурной». Он потрогал мешок и пропустил Комарова. Потом Комаров стал ездить с женой».

Но одно дело постовой милиционер, а другое дело – следователи.

Они обратили внимание на характерные узлы – так вяжут люди, привычные к запряганию лошадей. А потом в одном из мешков обнаружились помимо останков еще и зерна овса, да и сам мешок походил на те, в которых овес продавали извозчикам. Так стала понятна профессия убийцы.

В те годы в Москве извозчиков было очень много, и потребовались долгие месяцы опросов и расследований. А потом появилась еще одна зацепка: голова очередного трупа была обмотана плохо постиранной детской пеленкой. Стали искать семейного, у которого недавно родился ребенок. Извозчики показали на 55-летнего Комарова и рассказали, что возит он мало, а деньги всегда имеет. На конной площади часто бывает. Пьет много.

Когда милиция явилась на Шаболовку, к нему в квартиру, в чулане еще лежал труп его последней жертвы. Комаров выпрыгнул со второго этажа в сад и попытался скрыться, но уже на следующий день его изловили в селе Никольском у знакомой молочницы.

Всего Комаров-Петров убил более тридцати человек, чаще всего называют цифру 33, иногда 35. Газетчики окрестили его монстром, «зверем в образе человека». И это вполне соответствовало действительности: никакого раскаяния убийца не испытывал. На суде он посмеивался, хихикал. Описывая свои преступления, то, как он наносил жертвам смертельный удар, он шутил: «раз – и квас!». На вопрос, жалеет ли он убитых, резонно ответил: «Жалеть можно до убийства, а чего жалеть после?».

Причину убийств он объяснил так: «Жена моя любила сладко кушать, а я – горько пить. Лошадь меня кормила, а выпить не наливала». Он заявил на следствии, что если бы ему еще человек 60 привалило, он бы всех убил. Он не ощущал никакой вины: вон, на войне честных людей убивают, а он выбирал спекулянтов. А еще убийца признался, что не любил людей. Уничтожать их ему было приятно.

Когда убийца показывал на месте, где зарыл трупы, собралась толпа, чуть было не растерзавшая «человека-зверя». Но сам Комаров не испытывал ни страха, ни смущения. Напротив, узнав, что в Москве о нем пишут газеты, похвастался: «Я теперь героем стал!». Впрочем, консилиум из трех психиатров счел его вовсе не героем, а импульсивным психопатом с ярко выраженной алкогольной дегенерацией личности. Петров был признан вменяемым. В июне 1923 года судприговорил Василия Комарова и его жену Софью к высшей мере наказания – расстрелу. Судебные психиатры, в частности Е.К. Краснушкин, пытались выгородить Софью, оправдать ее действия тем, что она смертельно боялась мужа, регулярно ее избивавшего, но суд их мнение не учел.

Известная поэтесса, переводчица и криминолог, ставшая членом кабинета по изучению личности преступника, Сусанна Укше так резюмировала жизнь убийцы: «Тяжелое детство в нуждающейся, обремененной детьми семье рабочего-алкоголика, с 12 лет мыканье по чужим людям, неудачная семейная жизнь, пьянство и бродяжничество, частая перемена служб и профессий, кража, тюрьма, смерть жены, мобилизация, бедственное положение беженцев, война, кровавое дело в Москве и кровавый конец».