Убей Дракона

Это было не просто обычное беспокойство перед опасной охотой. Он переживал сотни таких охот, и каждая из них несла в себе смертельный риск. Нет, это было другое. Это было словно лёгкий холодок, пробегающий по спине, когда небо чистое, но ты чувствуешь приближение бури. Это было ощущение чего-то необратимого, чего-то, что изменит всё, к чему он привык.

Предчувствие начало проявляться в мелочах. Обычно Кайл спал глубоким, тяжёлым сном, лишённым сновидений, словно его разум отключался от жестокой реальности. Но теперь ему снились странные, яркие сны. Он видел себя, но не в своей броне охотника, а словно… парящим в небе. Он видел древние руины, которые почему-то казались ему живыми, словно они пытались что-то сказать. А иногда, в этих снах, он слышал не слова, а чистые, звенящие мысли, наполненные невиданной мудростью и каким-то глубоким, всеобъемлющим горем. Просыпаясь, он чувствовал себя более уставшим, чем до сна, а эти неясные образы и звуки оставались в его сознании, вызывая глухое беспокойство.

Днём, во время подготовки к охоте, его обычно железная концентрация давала сбои. Он ловил себя на том, что смотрит на небо не с привычной расчётливостью охотника, а с какой-то новой, неясной тоской. Он стал замечать детали, которые раньше игнорировал: как ветер шелестит в редких, выживших кустах, как одинокий цветок пробивается сквозь трещины в камнях, как птицы поют, несмотря на окружающую разруху. Эти мелочи, которые раньше были лишь фоном, теперь приобретали особую остроту, словно мир пытался донести до него нечто важное.

Его бывалый напарник, Рик, заметил эти изменения. Рик был старше Кайла, с грубым, обветренным лицом и циничным взглядом. Он тоже был охотником до мозга костей, но в отличие от Кайла, никогда не задавался лишними вопросами. Для него дракон был просто добычей, а жизнь – чередой выживания.

"Что с тобой, Кайл? Ты какой-то… рассеянный", – прохрипел Рик, когда Кайл замешкался, проверяя механизм своего гарпуна. Он всегда был дотошным до мелочей, и это несвойственное ему поведение удивило Рика. "Неужто стареешь, приятель? Или бабы не дают покоя?" Он усмехнулся, но в его глазах промелькнула тень беспокойства.

Кайл лишь отмахнулся. "Просто устал, Рик. Долгие недели без сна." Но он знал, что это неправда. Его усталость была глубже, чем просто физическое истощение.

Даже его давний конкурент, Гаррет, который славился своей интуицией, почувствовал неладное. Гаррет был не только охотником, но и своего рода "ментальным чутчиком", человеком, который мог улавливать даже самые слабые ментальные отголоски, которые оставляли драконы. Это давало ему преимущество, но и делало его более чувствительным к атмосфере вокруг.

"Что-то не так с этим походом, Кайл", – сказал Гаррет, когда они случайно встретились в полуразрушенном караван-сарае, где охотники собирались перед выходом. Его обычно уверенный голос звучал непривычно тихо. "Воздух… он какой-то другой. Не то чтобы я видел что-то, но чувствую. Словно мир готовится к чему-то великому. Или к концу." Гаррет посмотрел на Кайла с неясной тревогой. "Следи за своими мыслями, Кайл. Драконы сейчас особенно чутки. И не только они."

Слова Гаррета лишь усилили тревогу Кайла. Он всегда доверял интуиции Гаррета, хоть и недолюбливал его за излишнюю самонадеянность.

Это было не просто предвкушение удачной или неудачной охоты. Это было предчувствие переломного момента, точки невозврата. Кайл чувствовал, что эта вылазка, какой бы она ни была, станет чем-то большим, чем просто очередное убийство дракона. Что-то в его душе, что-то давно подавленное и заглушенное, начинало пробуждаться, словно древний, спящий зверь. Он не мог понять, что это, но он знал, что его жизнь, такой, какой он её знал, подходила к концу. И это ощущение было одновременно пугающим и почему-то… манящим. Он чувствовал, что идёт к своей судьбе, какой бы она ни была, и от этого ему становилось не по себе.

Глава 2: Шепот Дыхания

Последний полет: Главный герой выслеживает величественную дракониху, ощущая её мысли, но игнорируя их.

Раннее утро стелилось над истерзанными землями, раскрашивая небо в блёклые, мертвенные тона серого и охры. Морозный воздух обжигал лёгкие, но Кайл не чувствовал холода. Он лежал неподвижно на вершине полуразрушенной водонапорной башни, её обветшалый бетон крошился под его телом, рассыпаясь мелкой пылью. Его взгляд, привычно острый и немигающий, был прикован к далекому горизонту. Где-то там, за туманной дымкой, должно было появиться то, за чем он пришёл.

Рядом с ним, замаскированный обломками, затаился его гарпун – тяжёлый, бездушный механизм, его металлические части поблёскивали в тусклом свете. Рик, его напарник, расположился чуть ниже, на уровне разрушенной стены, прикрывая тыл. Рик, как всегда, был неразговорчив, его лицо было непроницаемо, но Кайл чувствовал его присутствие, его напряжённое ожидание.

"Чувствуешь что-нибудь, старина?" – прошептал Рик, его голос был глухим, как рычание. Он не имел в виду ветер или запах. Он спрашивал о ментальных отголосках, о тех самых мыслях, которые драконы излучали в мир, словно невидимые волны.

Кайл медленно кивнул, его взгляд не отрывался от горизонта. "Да. Слабый, но есть. Идёт с востока." Он закрыл глаза на мгновение, позволяя своему разуму, обычно так тщательно заблокированному, уловить этот шепот. Это было не просто ощущение присутствия. Это был поток мыслей, хоть и размытый, но отчётливый для того, кто научился их распознавать. Он почувствовал нечто огромное, древнее, наполненное усталостью. Это была не агрессия, не жадность, а глубокая, вселенская печаль. Словно сама душа мира плакала.

Это была дракониха. Он знал. В её ментальном эхе не было той необузданной ярости, что часто исходила от старых самцов, или беспокойства молодых, неопытных драконов. В ней чувствовалась древняя мудрость, которая пережила века, и горькое осознание конца. Он почувствовал её полёт, тяжёлый, размеренный, несущий не только её тело, но и груз всех её страданий. Она не скрывалась, не маневрировала, словно приняла свою участь.

На мгновение, Кайл почувствовал укол совести. Это было знакомое, но всегда подавляемое чувство. Он вспоминал слова Гаррета о "конце" и "великом". Возможно, эта дракониха была одной из последних. Но затем он жёстко отсёк эти мысли. Мысли в тумане ненависти. Это была его работа, его выживание. Эмоции – это слабость, которую драконы могут использовать против тебя. Он не мог позволить себе роскошь чувств. Его семья погибла из-за этих существ, и эта боль была старым, но всё ещё кровоточащим шрамом.

"Она летит низко", – произнёс Кайл, открывая глаза. Его голос был ровным, без тени сомнения. "И медленно. Идеальная цель." Он ощущал её мысли, как волны тоски и смирения, но он приучил себя игнорировать их, воспринимая как просто информационный фон, не имеющий значения. Как охотник, он должен был быть глухим к их "песням души".

Рик, занятый проверкой своих дротиков, лишь хмыкнул. "Значит, лёгкая добыча. Давно таких не было. Обычно приходится попотеть."

Кайл кивнул. Он помнил, как несколько месяцев назад они выслеживали молодого, яростного самца. Тот дракон был полон жизни и злобы, его мысли были хаотичны, полны огня и желания разрушать. Он был трудноуловим, и охота длилась несколько дней, стоив им двух гарпунов и одного раненого товарища – молодого Эрика, который с тех пор так и не оправился от ожогов. Эрик, кстати, теперь лежал в поселении, прикованный к постели, а его семья голодала. Мысль о нём, о его страданиях, снова подстегнула Кайла. Именно такие мысли он позволял себе, чтобы заглушить сомнения.

Он приник к прицелу гарпуна, его палец лёг на спусковой крючок. Сердце драконихи, его желанная добыча, уже ощущалось им как слабое, но отчётливое биение, эхом отзывающееся в его собственном разуме. Он знал, что драконы могут считывать его намерения, его холодную решимость, но именно это и было его щитом. Он не боялся, он был роботом, запрограммированным на убийство.

Он вспомнил свои тренировки, когда их наставник, старый Дрейк, учил их "ментальной изоляции". "Ты должен стать камнем, – говорил Дрейк, – без мыслей, без эмоций, только цель. Пусть они читают пустоту, пусть запутаются в твоём безразличии." Кайл достиг совершенства в этом. Он был камнем. Холодным, бездушным камнем, который готовился обрушиться на свою жертву.

Силуэт драконихи медленно, но неумолимо увеличивался на горизонте. Её крылья, некогда, вероятно, величественные, теперь казались изношенными, потрепанными временем и, возможно, многочисленными битвами. Её полёт был грациозным, но в то же время ощущалась в нём невероятная усталость. Она не была яростным чудовищем, как те, кого он убивал раньше. Она была воплощением древней печали, медленно бредущей к своему концу.

Кайл сделал глубокий, медленный вдох, задержал дыхание. Он чувствовал её мысли, теперь более отчётливо, словно они проникли сквозь его ментальные барьеры. Это было неуловимое чувство смирения, которое, казалось, говорило: Я устала. Я не хочу больше бороться. Пусть это закончится. И в этом смирении была такая глубина мудрости, такое понимание неизбежности, что даже Кайл, с его каменным сердцем, почувствовал, как что-то дрогнуло внутри.

Но он подавил этот порыв. Слишком много раз он видел, как эмоции губили охотников. "Она близко, Рик", – выдохнул он. Он видел её глаза – огромные, жёлтые, полные древней печали. В них не было страха, только знание. Знание того, что её время пришло. Кайл прицелился. Его палец сжал спусковой крючок. Он был готов.

Кровавый рассвет

Рассвет не принёс тепла. Он был холодным и кровавым, как и судьба, которую Кайл и его гарпун уготовили для этой драконихи. Как только её величественный силуэт отчётливо проявился на фоне блёклого неба, Кайл выпустил первый дротик. Свист – металлический, пронзительный звук разорвал тишину, словно предсмертный крик. Это был звук смерти.

Дротик, выпущенный из автоматического гарпуна Кайла, был стальным копьём, заряженным разрушительной силой. Он прошил воздух с невероятной скоростью, его отточенный наконечник был спроектирован для одной цели – проникнуть сквозь прочную драконью кожу. Гарпун, с его мощным пружинным механизмом, сработал безупречно. Первый дротик вонзился в левое крыло драконихи, пробив мембрану между костями. Из раны хлынула тёмная, густая кровь, которая тут же задымилась на морозном воздухе, словно чёрный пар.

Дракониха издала короткий, пронзительный крик. Это был не боевой рёв, а скорее всхлип, полный боли и отчаяния. Её полёт тут же стал хаотичным. Крыло, пробитое насквозь, потеряло опору, и она начала беспомощно заваливаться набок, теряя высоту. В её ментальном эхе, которое Кайл теперь невольно улавливал, промелькнула волна шока и внезапного осознания – конец наступил так быстро.

"Попал! Ещё! Не дай ей уйти!" – голос Рика разорвал воздух, полный ликования. Его собственный гарпун, установленный чуть ниже, также пришёл в действие. Второй дротик, выпущенный Риком, пронзил тело драконихи в районе грудной клетки. Этот выстрел был более точным, чем первый, и Кайл ощутил, как с ним в унисон пронзило сердце драконихи.

Автоматические гарпуны были вершиной человеческой жестокости и изобретательности в этом умирающем мире. Их механизм был прост, но эффективен. После выстрела, сжатая пружина или поток сжатого воздуха мгновенно перезаряжали следующий дротик в ствол, позволяя охотникам вести практически непрерывный огонь. Кайл работал быстро и безжалостно, словно единое целое со своим оружием. Его руки двигались с отточенной, убийственной грацией. Он не видел перед собой живое существо, не слышал его предсмертный стон. Он видел лишь цель, набор координат, которые нужно было поразить.

Третий дротик Кайла вонзился в основание шеи, задев жизненно важные артерии. Кровь хлынула сильнее, орошая разрушенные камни под ними. Глаза драконихи, огромные и золотые, были теперь полны муки. Она издала ещё один протяжный, надрывный стон, который, казалось, эхом разнёсся по всему опустошённому миру. Её движения стали судорожными, конвульсивными. Она пыталась махать крыльями, но уже не могла удержаться в воздухе. Её тело, тяжёлое и величественное, падало всё быстрее, врезаясь в редкие, оставшиеся деревья, ломая их, словно спички.

Кайл продолжал стрелять. Это было частью протокола. Не дать дракону шанса. Не позволить ему причинить вред. Он выпустил ещё два дротика, один из которых попал в правое крыло, окончательно лишив дракониху способности к полёту. Её падение ускорилось, сопровождаемое грохотом ломающихся костей и хрустом разрушающихся конструкций.

В её мыслях, которые теперь были оглушительны для Кайла, был вихрь боли, ужаса и, что самое странное, любви. Любви? К кому? Он не мог понять. Это было такое чистое, всепоглощающее чувство, которое он никогда не испытывал, никогда не видел у людей в этом мире. Оно было чужеродным, но невероятно сильным. Этот мысленный вихрь продолжался, пока дракониха не рухнула на землю с оглушительным грохотом.

Земля содрогнулась от удара. В воздух поднялось облако пыли и пепла, смешанное с красным туманом крови. Тишина, которая последовала за этим, была оглушительной, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Кайла и Рика.

"Готово!" – выдохнул Рик, отбрасывая свой гарпун. В его голосе была усталость, смешанная с удовлетворением. "Отличная работа, Кайл! Повезло нам. Большая особь. Шкуры хватит на полгода."

Кайл молчал. Он смотрел на место падения драконихи, на клубы дыма, поднимающиеся над её неподвижным телом. Удар был настолько сильным, что, казалось, сама земля стонала. Его разум был пуст, но где-то на задворках сознания продолжал звенеть непонятный отголосок той самой любви, которую он ощутил в мыслях драконихи. Любви, которая не имела смысла.

Он отложил гарпун. Его руки слегка дрожали, но не от усталости, а от чего-то другого. От необъяснимого опустошения. Сцена была жестокой, но привычной. Тысячи таких сцен он переживал. Но эта… эта была другой. Возможно, это было просто влияние усталости, или слова Гаррета о "переменах".

"Пойдём, Рик", – сказал Кайл, его голос был глухим. "Нужно снять шкуру, пока не окоченела." Это была обычная процедура. Жестокая, но необходимая. Они должны были получить свой трофей, кровью и потом добытый в этом кровавом рассвете. И всё же, что-то в воздухе, в этой тишине после гибели, казалось ему не таким, как всегда.

Неожиданная находка

Запах крови и серы висел в воздухе, смешиваясь с едким ароматом гари от опалённых деревьев. Тело драконихи лежало неподвижно, огромной тёмной массой, раскинувшейся среди обломков. Её некогда величественные крылья были сломаны, а глаза потухли, уставившись в тусклое, равнодушное небо. Рик уже деловито доставал свои инструменты для снятия шкуры, его взгляд был сосредоточен на добыче, а мысли – на предстоящей выгоде.

Кайл же чувствовал себя странно. Его обычно железная хватка ослабла, и он не мог заставить себя приступить к разделке. Он всё ещё ощущал остаточные волны того необъяснимого, всепоглощающего чувства любви, которое исходило от драконихи в последние мгновения её жизни. Это было настолько чуждо его миру, его опыту, что он не мог отмахнуться от этого. Он привык к ненависти, страху, жадности – но не к этому.

"Давай, Кайл, чего застыл? Работа сама себя не сделает", – проворчал Рик, уже приготовившись к работе. "Кровь стынет, а шкура окоченеет. Потом не снимешь нормально."

Но Кайл, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, не слушал его. Его взгляд блуждал по округе, по разрушенным скалам, по темнеющим теням. Что-то тянуло его, что-то шептало ему, что здесь есть ещё что-то. Он чувствовал слабое ментальное эхо, настолько слабое, что оно едва улавливалось, но достаточное, чтобы заинтриговать его. Оно было отличным от эха убитой драконихи, но каким-то образом связанным с ним. В нём не было боли, только нежный, робкий отзвук жизни, хрупкой, почти невидимой.

"Подожди, Рик. Чувствую что-то," – сказал Кайл, его голос был тих. "Что-то ещё."

Рик усмехнулся, скептически покачав головой. "Чуешь? Чуешь запах золота, Кайл. Не выдумывай. Это просто твоя усталость. Давай уже."

Но Кайл был непреклонен. Он начал медленно обходить место падения драконихи, его глаза внимательно осматривали каждую трещину, каждый выступ скалы. Он шёл против ветра, чтобы не упустить ни малейшего запаха, ни малейшего ментального отголоска. И вот, метрах в пятидесяти от туши, среди нагромождения обломков, его взгляд зацепился за что-то необычное.

Это был не просто случайный завал камней. Это была потайная пещера, искусно скрытая за огромными, поросшими мхом валунами и упавшими деревьями. Вход был узким, почти незаметным, словно сама природа пыталась спрятать его от посторонних глаз. Вокруг него росли редкие, но удивительно яркие цветы, словно оберегая тайну. Кайл почувствовал, как этот неясный, но настойчивый ментальный импульс усилился, когда он подошёл ближе. Это было что-то теплое, невинное, живое.

"Нашёл что-то?" – голос Рика был полон нетерпения. Он подошёл к Кайлу, его глаза скользнули по завалу камней. "Просто дыра в скале, Кайл. Сколько таких здесь. Наверное, убежище какого-нибудь зверя."

Но Кайл уже знал, что это не просто дыра. Вход был замаскирован таким образом, что его мог заметить только очень опытный, внимательный глаз охотника, или тот, кто был обладал чувством большим, чем просто любопытство. Он осторожно отодвинул несколько ветвей, обнажая узкий проход, скрытый от прямого взгляда. Внутри было темно, но Кайл почувствовал движение воздуха, слабый сквозняк, несущий с собой запах чего-то… чистого, нового.

Ментальный отголосок, который он чувствовал, теперь стал более отчётливым. Это был не голос, а ощущение. Ощущение одиночества, страха, но в то же время невероятной, хрупкой надежды. И что самое удивительное – в нём не было ни капли агрессии, ни единой мысли о ненависти. Только уязвимость.

"Подожди здесь, Рик", – сказал Кайл, его голос был непривычно серьёзен. Он отстегнул свой гарпун, оставив его снаружи, и достал свой короткий меч и фонарь.

Рик фыркнул. "Осторожнее там. Никогда не знаешь, что можно найти в таких норах. Может, гнездо каких-нибудь тварей. И не забывай про драконьи мысли. Они умеют обманывать."

Кайл проигнорировал его. Он медленно пролез в узкий проход, его фонарь осветил влажную, тёмную пещеру. Воздух внутри был прохладным и чистым, разительно отличающимся от затхлого запаха снаружи. Стены пещеры были гладкими, словно отполированными, а на полу лежал мягкий, сухой мох. Он сделал несколько шагов вглубь, и вдруг луч его фонаря выхватил из темноты то, что заставило его застыть.

Это был детеныш. Маленький, не больше крупной собаки, с угольно-чёрными глазами, в которых отражался свет фонаря. Он был весь изранен, покрыт пылью и мелкой каменной крошкой, его маленькие, неокрепшие крылышки были прижаты к телу. Он дрожал, но не от холода, а от страха. Он был один. Совсем один. И ментальное эхо, которое Кайл улавливал, теперь стало ясным: одиночество, голод, и безмолвный, отчаянный зов о матери. Той самой матери, которую Кайл только что убил.

В этот момент, когда его глаза встретились с глазами детеныша, нечто внутри Кайла раскололось. Все его ментальные барьеры рухнули. Ненависть, цинизм, безразличие – всё это смыло волной обжигающей правды. Он увидел не монстра, не добычу, а невинное, беспомощное существо, которое только что потеряло всё из-за него. Он увидел в нём не дикого зверя, а беззащитное дитя, чья жизнь только начиналась, и чья мать пала от его руки.

Укол совести превратился в раздирающую боль, которая пронзила его насквозь. Эта была не просто охота, не просто добыча. Это был конец одной жизни и начало другой. И в глазах этого маленького, испуганного дракона, Кайл увидел не ненависть, а глубокую, почти человеческую печаль, которая отразила его собственную, давно забытую боль. И в этот момент Кайл понял, что его жизнь, такая, какой он её знал, закончилась.

Маленькое чудо

Луч фонаря, который Кайл держал в дрожащей руке, выхватил из темноты пещеры нечто, что заставило его сердце сжаться в груди. Это было маленькое чудо, крошечный детеныш дракона, свернувшийся в клубок на мягком мхе. Он был размером с крупную собаку, его чешуйки тускло поблескивали в свете фонаря, а маленькие, ещё не окрепшие крылышки были плотно прижаты к телу. От него исходил тонкий, едва уловимый запах серы, смешанный с ароматом свежей земли и чего-то, что Кайл мог бы назвать чистотой.

Глаза детеныша, угольно-чёрные и огромные, были полны невообразимого страха. Они расширились от испуга, когда луч света упал на него, и Кайл увидел в них не дикую ярость, а панику и абсолютную беззащитность. Эти глаза не были глазами чудовища; они были глазами перепуганного ребёнка, который только что потерял всё. Он дрожал, его крошечное тельце сотрясалось от каждого вздоха, и Кайл услышал слабый, жалобный писк, который разорвал тишину пещеры. Это был звук, полный горя, тоски и невысказанного зова о матери.

Первые мгновения были шоком. Кайл, привыкший видеть драконов лишь как цели, как источник ценных ресурсов, как угрозу, не мог поверить своим глазам. Этот детеныш был не тем, что он ожидал найти. Он был воплощением всего, что Кайл учился ненавидеть и уничтожать, но в то же время он был настолько уязвим, настолько невинен, что вся его тщательно выстроенная система ценностей начала рушиться.

"Что это?" – прошептал Рик, его голос донёсся из входа в пещеру, грубый и недоверчивый. Он, должно быть, заметил необычную реакцию Кайла. "Нашёл какого-то зверя?"

Кайл не ответил. Он не мог. Его разум был затуманен, его тело казалось онемевшим. Все эти годы он охотился, убивал, убеждая себя, что драконы – это просто хищники, бессердечные создания, приносящие лишь разрушение. Ему говорили, что они лишены чувств, что они просто машина для убийства. Но этот маленький комочек страха и боли опровергал всё, во что он верил.

Детеныш, увидев, что Кайл не двигается, не пытается причинить вред, медленно, осторожно поднял голову. Его взгляд не отрывался от глаз Кайла. В этом взгляде не было ненависти, только изумление и робкая, почти невидимая надежда. Как будто он, Кайл, был не охотником, а чем-то иным.

Кайл медленно, очень медленно опустился на колени. Его рука, привыкшая сжимать гарпун, теперь беспомощно повисла в воздухе. Он чувствовал, как ментальное эхо детеныша становится всё отчётливее. Это были не мысли, а чистые эмоции: страх, голод, холод, и самое главное – безысходность одиночества. И в этом потоке чувств Кайл уловил слабое, но настойчивое биение, которое было эхом последних мыслей драконихи, которую он убил – ощущение глубокой, материнской любви и отчаянного желания защитить. Это было словно послание, отправленное из загробного мира, которое теперь доходило до него через это маленькое существо.

Он протянул руку, двигаясь медленно, чтобы не напугать детеныша. Он ожидал рычания, или даже попытки укуса. Но детеныш лишь отдёрнулся, прижавшись к стене пещеры, и издал ещё один жалобный писк. В его глазах отразился весь ужас, который он пережил, и Кайл ощутил его как свою собственную боль. Он представил себе, как этот малыш, возможно, только что вылупился, или был оставлен матерью в пещере, пока она искала пищу. И тут пришёл он, Кайл, и лишил его всего.

Чувство вины нахлынуло на него, тяжёлое и удушающее, словно волна. Оно было более болезненным, чем любая физическая рана, которую он когда-либо получал. Это было не просто сожаление, а глубокое, раздирающее раскаяние. Впервые в жизни он почувствовал истинную тяжесть своих поступков. Он был охотником, но в этот момент он почувствовал себя палачом.

На мгновение он подумал о том, что делать. Убить его? Так было бы проще. Так было бы логично для охотника. Но он не мог. Он просто не мог поднять руку на это невинное существо. Это было не просто нарушение кодекса охотника; это было бы нарушение чего-то более глубокого, чего-то, что только что проснулось внутри него.

"Кайл! Что там с тобой?" – снова донёсся нетерпеливый голос Рика. "Не тяни резину, иначе я сам войду и проверю."

Кайл сделал глубокий вдох, пытаясь собраться. Он знал, что должен принять решение, и это решение будет иметь последствия. Он посмотрел на детеныша, который всё ещё дрожал, но его взгляд стал чуть менее испуганным, словно он начинал доверять этому странному, двуногому существу. В этот момент, Кайл понял, что он больше не просто охотник. Его жизнь, его предназначение – всё изменилось в одно мгновение. Он не мог убить это чудо. Он должен был что-то сделать. Что-то другое.