Ловушка для Босса

Виктория Русских

Ловушка для Босса

Глава 1. Женя

На часах полночь. Сбросив скучную маску дня, ночная Москва зажигается ядовитым неоном – алые, синие, лиловые всполохи вывесок разрезают темноту, заманивая в свои сети тех, кому не спится. Клубы, бары и подпольные злачные лаунжи – все они открывают двери с хищной ухмылкой, обещая забытье, адреналин и грех.

Здесь слышен хруст купюр, звон бокалов и приглушенный смех за коктейлями. Здесь теряется счет времени и деньгам. Здесь стираются в ноль морально-нравственные ценности, в которые уже практически никто не верит. Здесь работаю я.

Ночь только начинается.

Сидя перед зеркалом в шелковом халатике, укладываю утюжком длинные светлые пряди волос легкой волной. Все бы отдала, чтобы оказаться сейчас в мягкой уютной постели под пуховым одеялом, а не в этой тесной и душной гримёрке стрип-клуба.

Рядом спешно переодевается куколка Надя с милыми ямочками на щеках, параллельно рассказывая мне байки из своей нелегкой, опасной, но красивой жизни. Сбрасывает джинсы и майку, под которыми нет и намека на нижнее белье, и надевает сверкающий кристаллами Swarovski серебристый лифчик и такие же стринги.

– Девочки, не курите! И так дышать нечем, голова раскалывается, – капризно возмущается Надя бархатным голосом с легкой хрипотцой, который так нравится мужчинам. – У нас что, кондей опять сломался? И вода в кулере закончилась! Кто-нибудь позовите Валеру! Жень, ну вот как работать в таких условиях?

– Какие все нервные пошли. Раскомандовалась. Звали уже Валерку сто раз…

Мимо нас равнодушно проплывает калейдоскоп полуголых девиц, которые непрерывно входят и выходят, хлопая дверью гримёрки. Из танцевального зала приглушенно доносятся звуки музыки.

– О чем я говорила? – продолжает Надя, поворачиваясь ко мне. – А! Так вот, вчера опять тот странный мужик с третьего стола руки распускал. Валерку зову-зову – не дозваться. Я мужику стакан в лоб – он мне сотку евро в лифчик сунул. Ну, типа извинения. Выхожу утром из клуба, а меня его охрана под белы рученьки приняла и к нему в «Майбах» засунула. Он мне такой: «Ты хоть совершеннолетняя?». Я ему: «А то, мне вообще-то уже двадцать». Он такой: «Полетишь со мной на Мальдивы?» Я такая: «А что мне за это будет?».

Не переставая трещать, Надя плавно переключается с меня на телефонный звонок и параллельно расчесывает густую гриву кудрявых каштановых волос. Достает из косметички ярко-красную помаду, сочно красит губы и вновь переключается на меня:

– О чем я?.. А! Он, значит, такой: «А чего хочешь?» Я честно призналась: «Мини Купер» последней модели, красненький – моя мечта». А он мне: «Не вопрос, полетели!». Прикинь???

– Да ну? А ты? – сдержанно улыбаюсь я.

– А я такая: «Не вопрос! Утром деньги, вечером стулья». И ты не поверишь, на следующий день выхожу я утром из дома, а у подъезда…

Не успевает Надя договорить, как дверь гримерки распахивается с ноги, и в проеме появляется громоздкая фигура бородатого Равиля, владельца нашего стриптиз-клуба. В гримёрке сразу повисает гробовая тишина.

– Ты здесь? – уточняет он низким голосом, в упор уставившись на меня.

– Как видишь, – бросаю я, не отрываясь от своего отражения в зеркале. – Куда я денусь?

– Девы, сбрызните все отсюда, у нас конфиденциальный разговор, – обращается он с южным кавказским акцентом к присутствующим девочкам и тяжелой поступью направляется ко мне.

Все недовольно, но послушно освобождают гримерку.

– Надюха, тебя тоже касается, – бросает Равиль Наде, которая не спешит выходить и, не стесняясь, вертится у зеркала, рассматривая себя со всех сторон.

– Никуда я не пойду, – недовольно протестует она. – У меня выход через десять минут.

Демонстративно достает из сумки серебристые стрипы, танцевальные сапоги на высоком каблуке и платформе, надевает на ноги и начинает зашнуровывать.

– Ладно. Присутствуй.

Равиль возвышается надо мной, как огромный шимпанзин, скрестив мощные волосатые ручищи на груди.

– В чем дело? – интересуюсь я, глядя на его отражение в зеркале и продолжая создавать волны утюжком.

По обыкновению, когда Равиль лично посещает нашу гримерку, его появление не сулит ничего хорошего, а всегда заканчивается криками, выговорами, штрафами и увольнениями.

– Женя, у меня к тебе серьезный разговор, – отвечает он также моему отражению в зеркале.

– Я слушаю.

– Ты знаешь, что год назад я по доброте своей душевной помог тебе в твоей сложной семейной ситуации.

– Да. И что?

– Что? Ты долг когда возвращать собираешься?

– Я его тебе возвращаю практически еженочно, как и договаривались. Так?

– Так, но…

– Без «но» давай. Я пока еще ни разу не нарушила нашу договоренность. Так? Чего тебе еще от меня надо?

– Нет, не так.

– Как «не так»?! – поражаюсь я, кидаю утюжок на столик и гневно поворачиваюсь к Равилю.

– Я дал тебе в долг очень крупную сумму, – уточняет Равиль. – Банк бы не дал. А я добрый, вошел в твое положение.

– Хватит себе цену набивать. Я на тебя пашу как проклятая и долг отдаю исправно.

– Да, это правда. Но ты очень медленно пашешь. А мне нужна вся сумма и как можно скорее.

– Но мы не оговаривали сроки. Ты сам сказал – вернешь, когда заработаешь. Я же возвращаю!

– Равиль, ты чего? Какая муха тебя укусила? Она же возвращает тебе долг с адскими процентами, между прочим! Тебе все мало? – не вытерпев, встревает Надя.

– Тебя, Надя, вообще никто не спрашивает. Не лезь не в свое дело! – рычит Равиль. – Женя, я не спорю, ты возвращаешь. Но я хотел бы, чтобы ты ускорилась.

– В смысле? Вертеться вокруг шеста в три раза быстрее???

– Да причем тут твой шест? – морщится Равиль. – У меня к тебе деловое предложение.

– Какое?

Равиль рывком ноги пододвигает к себе кресло на колесиках, падает в него всей своей тушей весом в сто килограмм и подкатывает вплотную ко мне.

– Может, в эскорт пойдешь, а? – предлагает он, снизив голос. – Заработок сразу в пять-десять раз взлетит.

– Равиль, сколько раз тебе объяснять – я не шлюха, я танцовщица.

– Стриптизерша, – уточняет он. – Для меня что шлюха, что стриптизерша – один хрен. Все вы одним миром мазаны. Послушай, на тебя заказы хорошие поступают, а ты кобенишься.

– Кобенюсь?! Выбирай выражения.

– А ты не забывай, сколько бабла ты мне должна, и что твоя квартира у меня в залоге, пока ты все это бабло с процентами не вернешь! – начинает сердиться Равиль и повышает голос.

– Я все помню, но это не повод становиться шлюхой. Мы так не договаривались, – холодно произношу я и отворачиваюсь от него, показывая, что разговор окончен.

– Упрямая! – грохает по туалетному столику волосатым кулачищем размером с мою голову. – Быстрее бы заработала, быстрее бы все отдала! В твоих же интересах!

Молча вырываю вилку от утюжка из розетки и встряхиваю волосами. Беру кисть для пудры, пудреницу и начинаю пудрить лицо.

– Ну и зря! – с досадой произносит Равиль, с трудом выбирается из кресла и пинает его ногой.

Кресло с грохотом катится через всю гримерку, а Равиль выходит, хлопнув дверью.

– Вот козлина волосатая! – возмущается ему вслед Надя. – Сам пусть в шлюхи идет.

– Ничего нового. Он ко мне с таким предложением подкатывает каждую неделю.

Беру румяна и подчеркиваю скулы.

– Слушай, а чего ты не соглашаешься? Чего такого-то? Лично я себя шлюхой не считаю. Вот смотри на меня и делай также – выбирай только тех мужиков, которые тебе нравятся. В обычной жизни ты же спишь только с теми, кто тебе нравится?

– Я уже давно ни с кем не сплю.

– Тем более! Попробуй совместить приятное с полезным – выбирай только тех, кто тебе симпатичен. Получишь и удовольствие, и деньги хорошие в придачу. Хочешь – спишь, не хочешь – не спишь. Ну не кайф?

– Не кайф, Надя, – отрезаю я. – Я не хочу ни с кем спать – ни за деньги, ни без денег. Мне вообще не до этого. У меня ребенок болеет.

– Точно, извини. Ой, чуть не забыла, – достает из сумки серебряную фляжку и делает несколько глотков. – Хочешь? – протягивает мне фляжку. – Классный коньяк, один клиент подогнал.

– Нет, спасибо. И тебе не советую.

Пить алкоголь на работе запрещено правилами клуба, и Надя ходит по лезвию. Или ее уволит Равиль, или она в нетрезвом состоянии сорвется с пилона головой вниз и сломает шею. Такие случаи у нас уже были, инвалидность на всю жизнь.

– Ну и зря, – делает еще глоток. – Как у тебя получается работать на трезвую голову? Не понимаю. Я б уже давно чокнулась, – прячет фляжку в сумку, душится духами и взбивает кудрявую копну волос.

– Будь осторожна, не свались с каблуков на лестнице и не зависай на пилоне головой вниз.

– Ладно. Пошла к своему шесту, он меня уже заждался.

– Надь, а что там у подъезда было? Ты не договорила.

– А! У подъезда новенький «Мини Купер» последней модели стоял, красненький! Прикинь? Мечты сбываются! На Мальдивы лечу через неделю. Ну все, ушла. Пожелай мне хороших чаевых.

– Хороших чаевых!

– Увидимся, крошка! Не скучай!

Надя посылает мне воздушный поцелуй, поправляет лифчик и выходит, цокая длинными каблуками.

Остаюсь одна. В гримёрке повисает непривычная тишина – все девочки в зале и на пилонах.

Заканчиваю с ярким мейкапом, пристально смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Неужели это я? Почему я здесь? Как я сюда попала? Неужели не было другого выхода?

А, может, все-таки был? Вдруг я что-то упустила? Кровь пульсирует в висках, в глазах темнеет. В который раз начинаю прокручивать в голове события последних лет и всевозможные способы решения проблемы.

Вот я профессионально занимаюсь спортивными танцами – кандидат в мастера спорта, заканчиваю школу с золотой медалью, поступаю в институт, собираюсь стать гением пиара. А потом жизнь стремительно катится под откос – травма колена на соревнованиях, знакомство с Антоном в больнице, бурный роман, незапланированная беременность. Потом исчезновение Антона, рождение Ильюши, попытки совместить учебу и материнство.

Было сложно, но мама помогала, и мы справились. Жизнь вроде как стала налаживаться. После окончания института устраиваюсь в известную компанию начинающим специалистом с большими перспективами, которым не суждено было случиться. Как гром среди ясного неба шокировала новость о редкой болезни сына, которую взялись лечить только немецкие врачи.

Мы с мамой продали все, что только можно, но денег на лечение все равно не хватало.

Благотворительные фонды тянули время, банки не давали кредит на такую большую сумму, квартиру было не продать – соседка баба Вера отказалась менять свою комнату на квартиру в новостройке.

Я не собиралась работать стриптизершей. Такой расклад мог бы присниться мне только в страшном сне, а у мамы случился бы разрыв сердца, если бы она узнала. Но, как говорится, «не мы такие, жизнь такая». И эта жизнь так сложилась, что стриптиз оказался единственным способом заработать неплохие деньги.

Нет, у меня не было выбора. Точка.

Скидываю халатик, под которым белоснежное нижнее белье. На ноги надеваю белые стрипы-босоножки. Накидываю на себя одежду, которую сорву во время танца – полупрозрачную комбинацию и длинный пеньюар. Беру в руки маску для глаз и выхожу из гримёрки.

Иду по пустынному едва освещенному коридору, стук каблуков отдается глухим эхо, будто кто-то невидимый шагает следом.

Останавливаюсь у кулис, осторожно заглядываю в зал через щель в шторах и оцениваю обстановку.

Главная сцена пуста, но уже дышит ожиданием и напряжением. Боковые подиумы живут своей жизнью – полуголые девочки во главе с Надей движутся вокруг пилонов с ленивой грацией. На первый взгляд их движения томны и небрежны, но в этой расслабленности – скрытая сила, отточенная до автоматизма. Надя задает ритм, и остальные следуют за ней, отрабатывая паузу перед тем, как сцена взорвется ослепительным светом и завораживающим танцем.

Зеркальные шары под потолком вращаются, бросая на стены скользящие пятна – как чешуя огромной рыбы, всплывающей из темноты. Бармен ловко жонглирует бутылками за стойкой. У столиков – полумрак и шепот. Женские силуэты клонятся к мужским и скользят между столиками, как тени, оставляя за собой шлейф чего-то запретного.

Пока все спокойно.

Обычно я отрабатываю от трех до пяти выходов. Каждую ночь я балансирую между молотом и наковальней. Самое главное – не перейти тонкую, почти неуловимую грань и не сорваться, соблазнившись большими легкими деньгами. Не упасть в пропасть, откуда уже не будет пути назад. Бедная Надя может оправдывать себя как угодно, но она давно уже в этой пропасти.

Диджей объявляет мой выход:

– А сейчас, уважаемые господа мужчины, встречайте нашу прекрасную звездочку, очаровательную «Леди Ночь»! Только для вас и только сегодня! Такого танца вы не видели еще никогда! Всё внимание на сцену!

Звучит мой трек.

Надеваю на глаза белую ажурную маску – единственное условие, с которым я согласилась танцевать. Равилю пришлось согласиться.

Медленно выхожу на главную сцену к пилону. Яркие софиты бьют в глаза. Обхватываю руками холодный металл, подтягиваюсь и, извиваясь змейкой, кручусь вокруг стремительной каруселью. Белоснежный шлейф пеньюара эффектно развивается следом.

Стараюсь не смотреть в зал на сидящих за столиками мужчин, чтобы не сталкиваться с их плотоядными взглядами.

Краем глаза замечаю Равиля, сидящего у бара и наблюдающего за мной. Охранник Валера стоит тут же у сцены, чтобы в случае грубых приставаний нетрезвых развязных посетителей успеть меня спасти.

На автомате исполняю свой отточенный до мельчайших деталей танец с элементами стриптиза. Я должна продемонстрировать страсть, передать свои эмоции и искру мужчинам, сидящим в зале, зажечь их внутреннее пламя. Моя задача – раскочегарить их, красиво раздеться и… удалиться, оставляя на растерзание их кошельки другим девочкам.

Глава 2. Женя

Ранним утромвыхожу из клуба через черный вход в сером спортивном костюме, ветровке и кроссовках. На голове кепка, на плече объемная сумка с вещами.

У дверей стоит охранник Валера и, зевая, лениво курит сигарету.

Пряча лицо под кепкой, боязливо осматриваюсь. Часто бывает, что в этом дворе девчонок подкарауливают назойливые воздыхатели. Кого-то здесь когда-то убили, кого-то украли, кого-то преследовали, кого-то до смерти напугали.

– Не боись, иди спокойно. Я уже всех расшугал, – успокаивает меня Валера, состоящий из угрожающей груды мышц

– Спасибо, Валер. Вторые сутки пошли?

– Ага. Как бы продержаться?

– Держись.

Быстро прохожу через двор под арку, а затем сворачиваю на центральный бульвар.

Москва неохотно пробуждается. Улицы оживают и постепенно заполняются спешащими на работу людьми. Город превращается в деловую турбину, торопливую и безразличную.

Глубоко вдыхаю прохладу, в которой еще плавают остатки ночной свежести и кутаюсь в ветровку чуть плотнее. Медленно прогуливаясь, иду по направлению к любимой кофейне и встречаю по пути теплые лучики восходящего солнца.

Подхожу к дверям как раз к открытию. Усаживаюсь за столик у окна и заказываю любимое блюдо – сырники с черникой и кофе.

Достаю из сумки ноутбук, открываю и забиваю в поисковик: «Жданов Михаил Геннадьевич».

Гугл послушно выдает результат поиска – на экране появляется несколько фото здоровенного холеного мужика далеко за пятьдесят, но прекрасно сохранившегося. Генеральный директор ликеро-водочного завода «Багратион».

Так вот ты какой… Внимательно изучаю черты лица Жданова. И что-то такое до боли знакомое в них, к сожалению, наблюдается.

Лежащий на столе мобильник начинает звенеть – входящий видео звонок от мамы из Берлина.

– Привет, Женя, – улыбается мне мама. – А ты где?

– Привет. В кафе завтракаю. На работу в офис сейчас поеду.

Мама не знает о моей ночной деятельности. Наверняка догадывается о том, что я не работаю в офисе, но принципиально не расспрашивает. Не хочет знать правду, чтобы не расстраиваться. Я ее понимаю и тщательно скрываю, откуда у меня деньги. Хватит с нее переживаний за внука.

– Что-то ты похудела, бледная какая-то, – всматривается мама в мое лицо. – Ты питаешься хоть чем-то без меня? Или как обычно одним кофе жива? А надо ежедневно потреблять белки, жиры и углеводы. И высыпаться обязательно – восемь часов как минимум. Это я тебе как медик говорю. Слышишь меня?

– Слышу.

– Иначе в сорок лет разваливаться начнешь как я.

– Мам, я все поняла. Буду есть и спать, – послушно соглашаюсь. – Что мы все обо мне? Как Ильюша? Что с анализами? Как ты?

– Я? Я-то в порядке. Сейчас в нашей съемной студии, скоро поеду к Ильюше в больницу. Он молодцом, держится. Вчера разговаривала с его лечащим доктором. Общие анализы в пределах нормы, но результат пункции неудовлетворительный.

– Что это значит?

– Это значит то, чего мы так боялись – еще один курс лечения как минимум на пять тысяч евро, – мамин голос начинает дрожать. – Женя, мы снова попадаем на деньги, которых у нас нет. Плюс расходы на проживание и пребывание в больнице…

Она замолкает и в отчаянии закрывает лицо руками.

– Мам, не переживай. Деньги я тебе пришлю, только не волнуйся, – утешаю как могу и вру во спасение, ясно понимая, что денег мне взять неоткуда.

Сама стараюсь не расплакаться и сжимаю зубы. Срочно беру эмоции под контроль и включаю в себе внутреннего терминатора.

Вижу, как мама берет себя в руки и пытается улыбнуться.

– А что с фондами? Наша очередь не подошла?

– Из фондов не звонили, наверное, еще не подошла. Я бы на помощь фондов не надеялась. Как-то глухо там все. В последний раз, когда я им звонила, заявили, что у нас не такое срочное лечение как у других детей.

– Я так и знала. Женя, ты об отце что-нибудь узнала?

– Я тут погуглила и нашла только один похожий экземпляр. Смотри, это он?

Разворачиваю телефон и показываю маме экран ноутбука с фотографией Жданова. Возникает долгая пауза, затем слышен негромкий мамин всхлип.

– Он, – упавшим голосом с нежной грустью произносит она. – Только раскабанел.

– Еще бы, – с ненавистью сквозь зубы цежу я, захлопываю крышку ноутбука и поворачиваю к себе телефон с мамой на экране. – Платил бы алименты, может, не так бы раскабанел.

– Доча, надо как-то выйти с ним на связь.

– Мам, ты серьезно? Ты хочешь, чтобы я пришла к этой «будке» и попросила о помощи?

– Ну зачем ты так об отце?

– В каком месте он мой отец? – начинаю кипятиться. – Жила всю жизнь без него и дальше прожила бы, если бы не крайняя нужда. – Где ты вообще его откопала двадцать семь лет назад?

– Ты действительно хочешь это знать?

– Да. Если мне предстоит с ним познакомиться и тем более просить о помощи, то мне нужно знать все.

– Хорошо, – мама тяжело вздыхает и собирается с мыслями. – Если честно, то это он меня откопал. В Ялте, в санатории. Я работала там медсестрой, а он проходил реабилитацию после ранения. Лихие девяностые тогда были. Он был из бандитов, поймал шальную пулю, а в санатории восстанавливался. У нас курортный роман случился. Он за мной так красиво ухаживал, что я не могла устоять. Но он мне сразу сказал, что в Москве у него жена и дочь.

– Зачем же ты связалась с женатым? – не могу скрыть осуждающие нотки в голосе.

– Женя, тебе не понять. Я полюбила, за это не судят.

– Извини, мама. Я вот на твоем примере слово себе дала, что с женатыми никогда и ни за что не свяжусь.

– Не зарекайся, доченька. Жизнь такая… непредсказуемая.

– А дальше? Почему он тебя, нас бросил?

– Миша вернулся в Москву к семье, а я осталась работать в санатории. Через три месяца поняла, что беременна и приехала к нему сообщить об этом.

Мама замолкает. По ее лицу я вижу, как тяжело ей дается этот рассказ и воспоминания.

– А он? – не выдерживаю я.

– А он сказал, что не планировал ребенка на стороне от любовницы, что у него сейчас большие проблемы с бизнесом, что его в любой момент могут убить, что он меня любит, но не готов разрушить свою семью.

– А ты? Гордо развернулась и ушла?

– А я гордо развернулась и ушла.

– Значит, он даже не знает о моем существовании? Девочку или мальчика ты родила? А может, вообще аборт сделала?

– Я думаю, что ему удобнее было думать, что я сделала аборт. Он знал, где меня найти, но не искал и ни разу не дал о себе знать за все эти годы. Он предатель, Женя. Сначала клялся в любви, а потом бросил беременную.

– Да все они такие – предатели.

Антон, мой бойфренд и отец моего сына, тоже клялся мне в любви, а потом бросил, когда узнал, что я беременна. Рок какой-то в нашем роду по всей женской линии. Мой дедушка бросил бабушку, мой отец бросил маму, отец моего сына бросил меня. Хорошо, что у меня родился мальчик, а не девочка. Может, на нем вся эта чехарда разбитых сердец прекратится?

– Мам, ты думаешь, что он поможет?

– Я не знаю. Миша всегда был абсолютно непредсказуемым и вспыльчивым мужиком, – тяжело вздыхает мама. – Но попытаться надо. Это наш последний шанс. Неужели он не захочет помочь собственному внуку? Ильюша ведь его копия.

– Ты действительно так считаешь? – с сомнением спрашиваю я.

– Я имею в виду в молодости, – поправляется мама. – Женя…

– Что?

– Ты прости меня.

– За что?

– Так… Просто прости.

– Мам, ты чего? – искренне не понимаю я. – Что за настроение? У тебя Ильюша на руках, не показывай ему свою слабость и слезы. Мы с тобой должны быть сильными.

– Да-да, я стараюсь, но по факту пятилетний ребенок, измученный болезнью и лечением, гораздо сильнее меня, взрослой тетки.

– Мам, прости, мне бежать надо, – сворачиваю я быстренько разговор, видя, что глаза у мамы на мокром месте. – Ильюше привет и поцелуй его от меня. В следующий раз позвони из больницы, я соскучилась и хочу с ним поговорить. Все, до связи.

Отключаю видеосвязь. Открываю ноутбук и вновь сталкиваюсь с решительным, уверенным и циничным взглядом Жданова.

Как бы до тебя добраться? Окружил себя кордоном из охраны, как царь, и не подступиться к тебе простым смертным.

Допиваю кофе и заказываю еще, чтобы не уснуть прямо сидя на стуле. После второго выпитого стакана и напряженных размышлений в голову приходит шальная мысль.

Захожу на сайт поиска работы. Бегло просматриваю открытые вакансии завода «Багратион». Стряпаю себе резюме на коленке на подходящую вакансию и смело отправляю.

Возвращаюсь домой. Прохожу через дворы на другую улицу и ныряю в старинный подъезд моего дома.

В дверях квартиры сталкиваюсь с выходящей бабой Верой в дождевике. Та куда-то собралась – за плечами холщевый советский рюкзак цвета хаки, в руках сумка-тележка на колесиках.

– Доброе утро, баб Вер. Далёко ли?

– В деревню поеду огород копать, – сухо и коротко отвечает та, стараясь поскорее пройти мимо меня.

– Надолго?

– А кто ж его знает? Как пойдет, – неопределенно пожимает плечами. – А с какой целью интересуешься?

– Вы комнату не надумали продавать? Мой агент предлагает вам прекрасную альтернативу – однокомнатную квартиру в новостройке комфорт класса. Собственная квартира ведь лучше комнаты в коммуналке, правда?

– Не поеду в новостройку, сказала же, – отрезает баба Вера. – Я всю жизнь в центре Москвы прожила – вон, направо Кремль, налево Большой театр. Куда я на старости лет попрусь? Обманете еще, подыхай потом как бомж на помойке.

– Ну что вы такое говорите? – возмущаюсь я. – Вы же знаете нашу ситуацию. Зачем нам вас обманывать?

– Знаю, Женечка, ох, знаю, – сразу меняет тон соседка. – Каждый день молюсь святому Николаю Чудотворцу за здоровье Ильюшеньки. Дай бог поправится, – жалобно причитает и набожно мелко крестится.

– Баб Вер, неужели вы не понимаете? Чтобы Ильюша поправился, необходимо не богу молиться, а дорогостоящее лечение, на которое нужны деньги, которых у нас нет, потому что вы не хотите продавать свою комнату.

– Не хочу, – поджав губы, сердито бросает та и выдвигается из квартиры, со скрипом волоча за собой тележку с буксующими колесиками.

– У вас сердце есть? – с отчаянием кричу ей вслед.

– Есть! А комнату не продам.

Упертая карга.

Захлопываю дверь. В сердцах бросаю сумку на пол, а кепку с курткой в угол прихожей. Скидываю кроссовки и иду в свою комнату.

В темном коридоре задеваю прислоненную к стене мощную лопату времен царя гороха – с почерневшим толстым деревянным черенком и железным ржавым полотном. Лопата с грохотом валится на пол, попав мне по ноге. Наверное, баба Вера забыла. Как она собралась огород копать без лопаты, копальщица? Закусываю губу от боли, поднимаю с пола лопату и ставлю к двери ее комнаты.