Шестёрка

Чахлый Шмель

Шестёрка

1 глава.

Представьте себе огромный остров, может быть даже материк, своей формой напоминающий Солнце. Именно Солнце с большими лучами, которые являются ничем иным, как улочками. Представляете? Улицы города, который раскинулся на весь остров-материк.

Он шёл по одному из таких лучей и удивлённо рассматривал заборчики, цветущие растения, похожие на девичьи улыбки, дружелюбные окна, из которых чистым ручьём лилась мелодия. Всё выглядело ново, и он своим изумлением приковывал любопытные взгляды утренних людей.

Музыка проникала в его голову, он пьянел от её действия, голова кружилась от цветов. Низкие двухэтажные дома сияли уютом и гостеприимством.

Над землёй плыла лазурь, а он шёл по этой земле и бросал свои застенчивые взгляды на людей. Хозяйственные женщины, смеющиеся дети увлечённо разговаривающие старики – все они внушали в него ощущение радости и света.

Чем дальше шёл очарованный герой, тем ясней и внушительней росла громадина некой обители, величаво встающей над городом. Место это было ничем иным, как Кремлём. Через долгие годы будет построено нечто подобное в Афинах. Древние греки назовут это место точно так же, как называлось оно в «солнечном» городе – Акрополем.

Вокруг и внутри Акрополя работали мужчины. Они достраивали эту величественную обитель. Нашего героя какая-то неизвестная сила привела к строителям, и он понял, что является одним из них.

Красивые, высокие, полуобнажённые мужчины, полные сил, трудились над созданием великолепнейшего во всей истории чуда. Чуда созданного человека. Не могли они даже предположить, что труд их обречён украшать дно океана на стыке современных цивилизаций… Их ноги были крепки, их торсы, казалось, смогли бы выдержать диск земного шара, если бы слоны с черепахой пропали. Лица строителей выражали сосредоточенность и благородство. Широкие губы и брови, длинные кудрявые волосы – всё было в солёном поту.

Глаза мужчин хранили в себе щедрое, лучезарное небо. Добрые и глубокие их голоса напоминали мелодию города и выражали доброту и гордость. Высшее блаженство – быть одним из них.

Нашему герою была определена работа по установке стеклянных плит на высоком куполе строения. Он, как и многие, залез на высокую деревянную платформу, куда с помощью бамбуковых тросов и каких-то странных крючков поднимали плиты.

Наш герой и ещё одиннадцать строителей взяли толстое стекло, вознесли его над своими головами и надёжно водрузили его на заготовленные уголки. Мышцы их напрягались, зазвучали тяжёлые вздохи и подбадривающие возгласы. Огромное здание было наполнено гулким эхом работы. Кто-то выстукивал грациозные узоры на гранитных стенах обители, кто-то выкладывал пол из мрамора. Всё вокруг гудело, стучало, звенело, работало. Можно без отрыва смотреть на этих силачей-великанов, красивейших из всех мужей.

После, когда солнце озаряло землю более глубоким цветом с примесью оранжевого, когда жара дня сменилась предвечерней чуткостью и вольностью воздуха, три раза раздался свист. Этот сигнал означал конец рабочего дня. Атланты пили воду, убирали инструменты с мыслями о грядущем, мыслями о потомках.

Воодушевлённые строители Акрополя усталым маршем пошли в баню, которую называли буреломней. Наш герой бросил добрый и вопрошающий взгляд на небо, а в небе…

Спиралевидные, широкие сияния вырастали из разных точек города и тянулись до небес. В сияниях тех переливалось серебро с изумрудом, зеркало и белый, очищающий душу свет. Эти столбы, держащие небосвод, вырастали из домов самых честных, мудрых жителей острова. Эти столбы – символ высшей цивилизации и диалога с возвышенным…

Герой сам не понял, как оказался в буреломне. Это было тёплое просторное помещение, в котором потолок заменило небо. Деталей интерьера сего строения разглядеть не вышло, ввиду того что всё было заполнено густым горячим паром.

Крепкая спина вдруг стала влажной. Пошёл тёплый ливень. Строители ловили горячие струи, смывавшие пот. Доносился аромат свежих фруктов и непонятная лёгкость. Когда герой выходил из буреломни, закат уже во всю свою силу работал, подменяя своего полуденного друга.

Герой вновь как заколдованный шёл вдоль улицы, когда его окликнули из одного дома и позвали на ужин. Остров наполнился радостными людьми, все они испытывали блаженство.

С чувством уже невыносимой, необъятной непринуждённости он сидел за столом, чувствуя своей распаренной кожей приближение ночи. Фрукты и открывающее душу вино. И она! Она – костёр страсти, она – Петергоф, кокетка, ненаглядная певунья, она – берёзовый сок, она – весенний космос, она – мир. И он, сильный, изящный, пластичный и лёгкий, танцевал с ней, держал за талию, стеснялся и рисковал. А потом они бежали вдвоём к берегу, где никто их не видел кроме могучей природы. Утопал он – Атлант в этом чудном мире праздника средь сумеречной тишины, не подозревая о существовании в будущем океана между Америкой и Европой.

2 глава

– Чёрт бы меня побрал! – невольно высказывался Критеев в адрес себя из-за раскрытого настежь окна, – такой шикарный сон обломался!

Сутулясь от холода, захватившего квартиру, Критеев пошёл закрывать отверстие, через которое в его скудное жилище должен поступать свет. На улице пасмурный зимний день.

– Поганенько, – зевнул Критеев и отправился на кухню.

Еды в холодильнике не прибавилось, а пузо требовало.

– На одном сопле полетим, – разговаривал сам с собой Критеев, параллельно занимаясь вопросом заварки чая.

Телефон разорвался противной мелодией на другом конце квартиры. Критеев, сгорая от гнева, направился к звенящему пику достижений человеческой науки.

– Алё, Критей! Я вчера на таком мероприятии был! Это обожраться и не жить! Слава богу, не попёрся на этот недовебинар по журналистике! Чему они меня там научат? Шатал я их всех!

Критеев деликатно промолчал.

– Слышь, надо встретиться… Ты здесь вообще?

– Да, у меня как раз есть пара вопросов к тебе.

– Тогда к восьми вечера жду тебя у шаурмы. Только не опаздывай.

Критеев давно оставил мысли о достижении материального успеха и посвятил себя экзистенциальному. Спустя время желудок и хозяин съёмной квартиры начали самовыражаться существенно ярче любого стихотворения Критеева.

Восемь часов вечера. Поэт-неудачник ожидал друга около «культурного» заведения. Пять, десять, пятнадцать минут… Казалось, с каждой минутой вокруг меняется мир: машины и автобусы нервно едут, не замечая пятачок у шаурмечки, люди пародируют авто. Всё моргает, кружится, поражая своей хаотичностью, и лишь безродная дворняга довольно зевала после ужина, преподнесённого шаурмистом, по совместительству, выходцем из Армении. Эта бомба вот-вот взорвётся…

Грациозно чеканя шаг, в пуховике нараспашку явился никому неизвестный гений журналистики – Соломонов. Пожав руку замёрзшему товарищу, он спросил:

– Чего хотел?

Поразительно.

– Соломон, тебя же там все знают… Это, поможешь? Совсем дела не идут…

– Конкретнее, – важно бросил Соломонов.

– Кароче, работа нужна. Иначе – вилы.

– Господи, какие мелочи. Я уж думал… Утром завтра пригоняй в нашу новостную секту, найдём тебе чего-нибудь.

– Спасибо.

Как полагается, товарищи медленным шагом пошли бродить по самым невзрачным улочкам района.

– Знаешь, такую статью готовлю. Это бомба!

– Мужики, сигареткой не угостите?

Соломонов и Критеев проигнорировали вопрос и, не меняя направления, пошли дальше.

– Сволочь, ненавижу, когда перебивают…

Друзья проходили мимо частных одноэтажных домишек, которые не успели снести под строительство очередного муравейника. Два мужика в капюшонах рыли снег и разламывали деревянный штакетник снизу. Критеев с сожалением взглянул на эту картину, а Соломонов выругался:

– Земная перхоть. Хотя у них, наверное, нет другого выхода…

Увлёкшись разговором о проблеме наркотиков, товарищи дошли до подземного перехода. Ранее здесь зарабатывали копейки старушки, продавая какой-то ширпотреб в клетчатых баулах. Ныне переход стал ночным пристанищем для бомжей.

– Ради бога, помогите чем есть! Хоть сколько-нибудь дайте, – хрипел грязный человек, дёргая Соломонова за пуховик.

Соломонов дёрнул плечом и сказал:

– Пошли, я тебе хлеба куплю.

– Да ты деньгами дай, – ответил бомж.

– Нету у меня налички. Водку пить за свой счёт не разрешаю.

– Ну и вали! – прохрипело в ответ.

Соломонов начинал сильно злиться из-за того, что пройти по улице спокойно не получается:

– Вот, что касается статьи. Я хочу написать об этой дряни. Ведь не просто так они стали тем, кем являются. Они выбрали эту жизнь, так вышло. Уж если есть Бог, допустим… Человек ведь хочет быть на него похожим. Почти, как у Горького – человек богоподобен. А значит у каждого Бога достаточно изъянов и они не идеальны.

– Почему?

– Да как минимум, потому что абсолютно прекрасное и чистое существо просто не допустит наличия свойств среды, которые сформируют маргинальные и опасные ценности. Также, как у этих людей. Кароче, какой может быть нравственный выбор, когда им доза дороже Родины?

– Хе-хе, – ответил Критеев. Эмоции его описать довольно сложно.

Друзья разошлись. Критеев думал, пока шёл домой, и перед самой подъездной дверью созрел вопрос. Вопрос простой и сложный, предсказуемый, но неожиданный настолько, что Критеев произнёс его вслух:

– А кто же тогда создал Бога?

3 глава

Утро. Автобус. Критеев снял шапку из-за нахлынувшего обилия тепла, которое исходило от людей, набивших общественный транспорт. Кто с работы, кто на работу. Под ногами – слякоть, образовавшаяся от снега на подошвах пассажиров. Разговоры, резкие торможения водителя. Все наступают друг другу на ноги. Если брать каждого пассажира по отдельности, можно увидеть интеллигентного человека, солидно одетого и очень серьёзного. Но автобус стирает этого человека, превращая его в часть одной автобусной семьи. Семьи, которая с каждой остановки меняет свой состав. Гомологи, как говорят химики.

Критеев ехал и думал о том, что через время он будет идти и думать о том, как он думает сейчас. Поразительно связаны три времени, но самое ловкое – настоящее. Хотя, справедливости ради, Критеев ни в одном из мест и времён не ощущал себя дома. Он никогда не чувствовал себя хозяином, хотя и гостем тоже.

Вышел напротив пресс-центра. Дверь, на которой написано: «Посторонним вход запрещён», – всегда являла собой чарующую тайну. Критееву всегда казалось, что туда могут войти только избранные люди, а когда он попал туда, понял всю несложность дела. Здесь не было ни то что охранника, даже вахтёра. В левой части коридора – тишина и мигающий свет, в правой – люди бегают с какими-то бумажками из кабинета в кабинет.

Проходя мимо одной из этих невзрачных комнаток, Критеев услышал:

– Твою мать, ты работаешь уже полгода и не можешь понять простого – не может быть в нашей области 41 ДТП за неделю! Их должно быть не больше 15!

Во второй комнате пищал такой же громкий голос:

– Давай начнём печатать, как у нас всё плохо! Ты на улице был? Нет там никакого мусора и нечищенных дорог!

– Так я и пишу, что их совсем мало…

– Никаких «но». Их нет!

Звук рвущейся бумаги. Из открытой двери кабинета вылетает сухой паренёк, лицо которого наполняет забота.

– Молодой человек, не подскажите, где я могу найти Соломонова?

– Да пошёл ты, – ответил журналистик, даже не посмотрев на Критеева.

И далее – вереница кабинетов. Ржание, слёзы, выборы, статистика. И около лестницы – открытый кабинетик, напоминающий больше комнату Гарри Поттера у Дурслеев. В распахнутую дверь поэт увидел знакомое лицо и зашёл.

Соломонов задумчиво читал какой-то листок. Не отрываясь от чтения, протянул руку товарищу. В дверь вбежала какая-то девушка и остановилась на пороге. Она тяжело дышала и, снимая куртку, старалась поправить причёску, которая значительно пострадала после марафона опоздавшего человека.

Закончив кропотливое изучение, Соломонов смял листок и бросил в урну в углу кабинета, однако промахнулся. Не обращая на промах внимание, спросил у Критеева:

– Какими судьбами?

Критеев замялся:

– Да по поводу вчерашней просьбы, – сказал негромко поэт, заметно стесняясь девушки.

Как такового женского пола Критеев давно не стеснялся. Он перестал обращать на девушек внимание ещё с тех пор, как три года назад яркое его чувство к одной особе осталось безответным. А может она и не поняла, что он её любил… Не суть!

Важно, что сейчас он почувствовал робость перед девушкой. Что-то в ней было такое… Короче, отличалась чем-то от других. Критеев понял это по запаху и бессознательно ощутил, что отличие было колоссальным.

– Кхм, ну знакомьтесь. Ирина, это Критей. Он – мой старый друг. Критей, эта очаровательная девушка – моя помощница Ирина.