Случайный папа для близняшек

Делаю попытку сбежать от него на кухню. Там мой телефон, я позвоню или коллеге или сразу в полицию. Плохая идея. Ведь я даже пикнуть не успею, как он пришибёт меня.

– Какая тупая случайность, – вдруг говорит Иван.

Наконец, он отходит от меня, и я облегчённо вздыхаю.

– Не понимаю вас… – произношу вяло.

Эта стрессовая ситуация меня довольно сильно выхлестнула и я теперь ощущаю, что абсолютно без сил.

– Тебе придётся собраться и покинуть мой дом, – заявляет этот тип.

– В смысле?

– В прямом, – говорит он равнодушно и как-то нехорошо глядит на моего пса.

– Слушайте, если вы партнёр моей коллеги Анны Петровны Романовой, и она не согласовала с вами мой приезд… – говорю с нажимом, но мужчина меня обрывает.

– Ульяна… как там тебя по батюшке… – устало произносит мужчина.

– Сергеевна, – произношу ледяным тоном.

– Точно, – хмыкает он и указывает пальцем на выход. – Ульяна Сергеевна, собирай свои манатки и вали из моего дома. Правда, если до тебя ещё не дошло, то могу помочь. Возьму тебя, твоего пса, твоих спиногрызов и…

– Мне нужно увидеть ваши документы! – стараюсь говорить уверенно и выглядеть грозно. Похоже, получается плохо.

С его губ слетает издевательский смешок.

Вздёргиваю подбородок и с вызовом смотрю на мужчину.

– Покажите свои документы. Немедленно. Иначе я позвоню в полицию.

Я думала, он сейчас начнёт сопротивляться и выкинет какой-то опасный для меня номер, но мужчина достаёт из внутреннего кармана дублёнки паспорт.

Открывает, протягивает его к моему лицу и спрашивает с издевкой:

– Ну? Убедилась?

Я всегда была убеждена, что страшнее фотографии на паспорте бывает только её ксерокопия. И вообще мне кажется, трудно найти человека, который был бы доволен своим фото в паспорте.

Но кажется, я его встретила. По сравнению с моей фоткой в паспорте, где я выгляжу как заключённая с опытом и на вид мне все шестьдесят лет, Иван Дубов на фотографии в своём паспорте выглядит шикарно.

Я быстро просматриваю информацию: Дубов Иван Николаевич. Судя по дате рождения, ему через три дня исполнится сорок два года.

В сравнении с хозяином документа паспорт выглядит слишком хорошо. Как новенький. Эта деталь вызывает у меня подозрения.

Протягиваю руки, чтобы взять документ, как Иван тут же закрывает паспорт со словами:

– Убедилась?

– Документ выглядит как новенький. Паспорт может быть поддельным, – говорю сквозь стиснутые зубы, даже руки в кулаки сжимаю. И откуда только храбрость взялась? Мне бы осторожнее с ним быть, а не вот так набрасываться. Но меня уже несёт. – Вы скрываетесь от полиции? Или вы беглый преступник?

– Что? Ты решила, что это подделка? – Иван очень натурально и искренне удивляется моим словам.

– Я угадала?

У него лицо вытягивается и багровеет от злости.

Наступает между нами тяжёлое молчание.

Мы напряжённо смотрим друг на друга. Никто не отводит первым взгляд.

Молчание?

Знаете, какой самый страшный звук для родителей? Это тишина в детской.

Притихшие дети – не к добру.

Мои малышки проснулись, они такой концерт устроили, что проснулся, наверное, весь посёлок. И поверьте мне, после такого они точно сразу не заснут.

У меня душа уходит в пятки.

– Господи… – выдыхаю я упавшим голосом.

Алмаз чувствует мою панику и первым с лаем бежит к моим девочкам.

И видимо у меня лицо совсем безумное становится, потому что даже мужчина вдруг напрягается и с беспокойством в голосе интересуется:

– Что такое? Ты побледнела…

– Мои девочки… – выдавливаю из себя и бегу к дочкам.

Мужчина, гад, идёт следом.

В комнате горит приглушённый свет.

Обивка кресел и дивана всё ещё испачкана красной помадой. Не нашла я никаких подручных средств в доме. Шторы тоже так и не сняла. Так и висят, испачканные.

Детей в кроватях нет.

Зато в ванной горит свет и оттуда доносится довольное лепетание и звук слива в унитазе.

Я уже предчувствую беду.

Алмаз уже юркнул в приоткрытую дверь ванной.

Я вхожу и замираю в шоке.

Маша и Катя на стрессе решили заняться уборкой, – помыть, постирать свои игрушки. В унитазе.

– Какого? – слышу у себя за спиной. – Вы что тут устроили?!

Мои девочки вскрикивают и резко оборачиваются.

– Что вы так орёте? – шиплю на него. – Вы мне детей испугали.

– Они засорили систему! – рявкает Дубов. – Выметайтесь! Живо!

Мне хочется послать этого козла, но не успеваю, так как Манюня вдруг совершенно невинно и ангельски чистым голосом спрашивает:

– Мама, это папа?

Тут же с интересом на мужчину смотрит Катя и распахивает свои голубые глазки, словно увидела Деда Мороза.

– Папа! – восклицает она.

Я смотрю на Дубова.

О! Я это выражение лица никогда не забуду.

У мужика дар речи пропал. И искал он его долго.

– Ага, папа, – злорадно говорю я. – Случайный папочка на наши головы.

– Гав! – уверенно заявляет Алмаз.

Желваки ходят на его лице.

Он отводит взгляд от моих прекрасных малышек и говорит каким-то глухим, усталым голосом, словно из него вся злость, всё раздражение ушло:

– Ульяна, ты перепутала дома. Дом, который сдаёт Анна Романова, находится на соседней улице. Эта улица Вторая Весенняя, дом три, а тебя нужна просто улица Весенняя, дом три. Нас постоянно путают. Да ещё ключи подошли… Её дом я тоже построил и продал его Анне. Замки стояли одинаковые под один ключ. Я думал, она давно сменила замок…

– В-вторая Весенняя? – переспрашиваю неуверенным тоном. Это всё на что меня хватает. – Как же так?

Он пожимает плечами. Хмурится.

– Перекрою здесь воду. Надеюсь, они не все свои игрушки смыли?

Машенька подходит к Ивану, дёргает его за штанину и спрашивает с улыбкой ангела:

– Папа хочет кушать?

Глава 3

* * *

– УЛЬЯНА —

Как оказалось, Иван есть хотел.

Мои ангелы тоже запросили кушать.

Теперь уложить их будет сложно.

Придётся кормить, хоть это и не по режиму, да и на ночь детям вредно. Но ты это скажи трёхлеткам, будет море слёз, крик, топот ножками и швыряние игрушками.

Ладно, так и быть, они поковыряются в тарелке, выпьют тёплого молока, потом может, сразу и заснут.

Пришлось разогревать поздний ужин.

Рулет ещё остался. Думала, на завтрашний обед будет. Не будет.

Но одного рулета для мужчины будет мало. Мужчину кормить надо. Ему вообще надо много еды.

Достаю пачку итальянских макарон в виде разноцветных бантиков из твёрдых сортов пшеницы.

Девчонки их очень любят. Особенно кидаться ими друг в друга.

Помимо макарон решаю мужчине сделать салат из овощей. Помидоры, огурец, салат, зелень и сметана. Просто и вкусно.

Хлеб домашний.

Девочки со мной на кухне.

Я их на время заняла. Думаю, вы догадались, чем.

Каждая в руки получила планшет. Зараза редкостная.

Стараюсь ограничивать времяпровождение за планшетом или телефоном, но иногда это палочка-выручалочка.

Девочки при мне. Я знаю, что они сейчас не нашкодят. Я смогу спокойно разогреть и приготовить поздний ужин, а Иван починит воду.

Ещё он сказал, что помоется и переоденется, что весьма неплохо.

Нечего передо мной с голым торсом ходить. Всё-таки я женщина незамужняя… Мужчины давно не было…

Так, куда это мысли поскакали?

Ну-ка! Брысь!

И гормоны! Ну-ка, всем тихо и смирно!

Посматриваю на девчонок.

Они сидят на кухонном диванчике и напоминают мне сонных котят.

Но от экрана не отлипают.

Я бы и сама не прочь завалиться спать. Чувствую себя разбитой. Эта нелепая ситуация с домом и стресс вымотали меня так, будто я двое суток не спала. Адреналин схлынул и теперь наступил откат.

С утра нужно как можно раньше собраться и покинуть чужой дом.

Хотя-я-а-а… Надо сначала убрать за собой беспорядок.

Я ведь так и не очистила обивку. И шторы. Может, скажу Ивану, что оплачу клининг?

Боже мой, какой стыд. И как я могла так ошибиться с домом?

Ведь сразу поняла, что что-то не так.

Детской не оказалось, хотя Анна говорила о полноценной детской комнате на двоих.

Дура.

Какая же я дура.

Выставила себя последней кретинкой.

Ещё и напала на Ивана, облила его перцовым газом. Представляю, что он обо мне подумал. Что я психопатка.

Кстати, антигистаминные и он, и я выпили. На всякий случай.

Так, ужин готов.

Накрываю на стол.

Мысли у меня мрачные.

Переживаю отчего-то, а вдруг ему мой рулет не понравится? Скажет, что преснятина? И салат простецкий…

Так, стоп. С чего это меня вдруг заботит мнение чужого мужчины о том, как я готовлю?

Я хорошо готовлю и я это знаю.

Разливаю тёплое молоко по стаканам для дочек.

Потом надеваю на малышек пластиковые нагрудники. Они даже не сопротивляются.

Раскладываю их стулья и пододвигаю к столу, я эти стулья с собой привезла.

Зеваю широко и со звуком, едва не вывихнув себе челюсть.

Спать хочу, что атас. Но фигушки мне.

Зато Алмаз уполз спать. Собаки на кухне не видно. Или Иван его с собой забрал?

– Ну что, ангелы мои? Будете кушать или передумали? – спрашиваю своих красавиц.

Катюша отлепляется от экрана, тоже зевает и кулачком трёт глазик.

Кивает непонятно, то ли будет, то ли нет. Значит, просто поковыряется в тарелке.

Зато Машуня, егоза, энергично подпрыгивает на месте и радостно сообщает:

– Буду! Куша-а-ать!

На кухню приходит хмурый Иван.

Волосы влажные. На непокорных кончиках капли воды свисают.

На шее осталась несмытая пена. Видимо, торопился помыться.

И он одет. Белая футболка облепляет его торс как вторая кожа. Серые домашние штаны из тонкой ткани, подчёркивают мышцы и все выпуклости.

Он босой. Ступни длинные, узкие. Хорошие ступни.

Впрочем, Иван, что одетый, что раздетый, всё одно, мои гормоны делают на него стойку.

Гадство.

– Всё готово, – произношу напряжённо и ковыряю спинку детского стула. – Как вода? Получилось спасти систему в той ванной? Всё будет работать? Или не спасти?..

Он проходит к столу, смотрит на блюда, явно удивлён и говорит, глядя почему-то на моих дочерей, а не на меня:

– Игрушки забили унитаз, дальше они не прошли, так что, всё в порядке.

Значит, оплачивать сантехника мне не придётся. Слава игрушкам, которые не уплыли дальше!

– А, это хорошо. Вы уж извините… – начинаю я вяло. – Мы завтра с утра покинем ваш дом… А насчёт беспорядка и испорченной обивки, штор, я…

– Забудь об этом. Всё в порядке, – говорит он вдруг с улыбкой. – Прекрасный ужин. На вкус так же, как и выглядит?

Издаю какой-то дурацкий нервный смешок и пожимаю плечами:

– Попробуйте. Надеюсь, не отравитесь.

И зачем я эту глупость сказала? Что за тупость!

Уля, соберись!

– В рулете цианид? – хмыкает Иван.

– Мышьяк, – говорю ему.

Мне хочется побиться головой о стенку.

Но мужчина улыбается шире.

– Отлично, моя любимая приправа, – произносит он весело.

Усаживаю малышек за стол.

Когда усаживаю, забираю у них планшеты и убираю на холодильник. Он высокий, там не достать.

– Да-а-а-а-й! – сразу сиреной визжит Маша.

– Ма-а-м-а-а-а-а! – вторит ей Катя и ударяет ладошками по столу.

– Гав! Гав! Гав! – добавляет прибежавший Алмаз и сразу тыкается мордой в свою миску.

У Ивана случается непередаваемое выражение лица.

Видимо, с детьми он редко контактировал.

– Сейчас и тебе дам, – обещаю псу. И уже дочкам: – Сначала кушаем. Или пьём молоко. Потом спать. Играть в планшеты будете завтра.

– Не-е-е-еть! – закатывает истерику Маша. – Отда-а-а-й!

Она тянет пухлые ручки в сторону холодильника к планшету. Видела, куда я убрала, моих девочек не проведёшь.

– Не обсуждается, – упрямо гну свою линию. – Иван, вы ешьте. На нас не обращайте внимания. Это вечная борьба добра со злом.

Он хмыкает и накладывает в тарелку салат. Рулет я нарезала на общей тарелке. Он кладёт себе один кусок. Скромняга.

– Мама, дай планфе-е-эт, – канючит Катя и делает попытку поныть, изображает вселенскую трагедию. Подбородок дрожит, голубые глаза уже наполнены слезами.

Меня этой игрой не пронять.

– Завтра, – говорю строго. – Или вы забыли наш уговор? По вечерам никаких планшетов. Я итак я вам разрешила поиграть, пока ужин делала.

Обе малышки слаженно складывают ручки на груди, и обижено выпячивают нижнюю губу.

Пусть дуются. Планшетов сегодня больше не будет.

Даю псу небольшую порцию еды. Заслужил.

И сажусь сама за стол.

Получается, что мы с Иваном друг напротив друга, а девчонки справа от меня. Стол прямоугольный с закруглёнными углами.

Иван зачем-то нюхает хлеб, который я испекла и вдруг говорит:

– Домашний. Сама делала?

– Да. Как вы догадались?

– Матушка выпекала хлеб. Я по запаху всегда определю – магазинский или домашний, – поясняет он и тут же откусывает от хлеба приличный кусок. Кивает и с набитым ртом говорит: – Фкуфно.

Мне становится приятно. И гордость за себя появляется. Хотя я и без него знаю, что вкусно.

И тут Ивану в лицо прилетает макаронина в виде бантика. Точно в лоб.

– Планфе-е-е-э-эт! – орёт Маша. Это она зарядила в Ивана макароны.

Катя берёт пример с сестры, берёт в ручки макароны и бросает в центр стола.

– Маша! Катя! – говорю строго.

Маша берёт горсть «бантиков» и размазывает их по волосам Катюши.

Катя тут же показывает свои вокальные данные. Звук голоса моей дочки может разбить стекло, я уверена.

– Вот это да… – говорит Иван. Я его едва слышу сквозь вопль Катюши.

Она взмахивает ручками и переворачивает тарелку, макароны летят на пол. Падает и стакан с молоком, хорошо хоть не на пол… Молоко разливается по столу и бежит на пол.

Алмаз подбегает и лопает с пола макароны, слизывает тёплое молоко.

– Так, им пора спать. Вы ешьте. А я попробую их уложить.

– Я помогу. Можно?

* * *

– Нет! – отвечаю слишком резко, быстро и с явной паникой.

Мой материнский инстинкт срабатывает быстрее разума.

Доверить своих малышек незнакомцу?!

Да он спятил, если думает, что я позволю этому типу приблизиться к своим девочкам.

– В смысле… я сама справлюсь. Не нужно. Но спасибо за предложение, – стараюсь сгладить неловкость, но в моём голосе нет и намёка на раскаяние.

Да и всё равно, пусть думает, что хочет. Это его проблемы, если обиделся.

Но Иван лишь усмехается, поднимает руки, кивает и говорит:

– Я понял-понял. Удачи.

Утаскиваю маленьких чертовок. Они выгибаются и орут, будто их режут.

Собака спешит за мной.

– Алмаз, прыгай к Кате, – даю команду собаке.

Он тут же забирается к дочери на кровать и усаживается в ногах. Вываливает розовый язык и ждёт, когда можно будет, наконец, лечь спать.

– Катюша, Маруся, что за концерт вы устроили? – стону в голос, когда малышки начинают реветь громче и активнее. – Как будто я из вас чертей изгоняю, честное слово. Может, хватит, а?

Усаживаюсь на диван, прижимаю к себе дочерей и начинаю укачивать их и напевать колыбельную.

Эта истерика из-за того, что они проснулись. Когда режим хоть на минуту сбивается, то всё, случается катастрофа.

Поэтому мне так важно, чтобы они ели вовремя, гуляли, играли в положенное время и обязательно ложились спать, когда положено. Тогда в нашей семье царит тишь, да благодать.

Спустя минут десять, они прекращают реветь.

– Пи-и-ить… – икая, просит Катюша.

– И мне, – вздыхает Машенька.

– Сейчас всё будет, – говорю ласково. Целую светловолосые макушки дочек. Переношу сначала Катю в кровать, потом Машу. – Сейчас принесу воды.

Бегу на кухню за графином с водой и кружками.

Иван что-то спрашивает, но я уже убегаю обратно.

Девочки, наконец, уложены и теперь можно и самой отдыхать.

Сжимаю виски. Голова просто раскалывается. Надо бы и от головы что-то принять, а то с утра буду как развалина.

И тут у меня холодок по спине пробегает.

Как я могу пойти спать в другую комнату, когда в доме находится посторонний человек? Здоровенный незнакомый мужчина.

И мне без разницы, что он хозяин дома.

Факт остаётся фактом – оставлять детей одних без присмотра я не намерена. А то мало ли что. Я этого Дубова знать не знаю.

Вдруг, он ненормальный?

Страх, тяжёлый, противный оплетает меня словно спрут. Я глубоко вздыхаю, стараясь успокоиться.

Да, когда я раздражена и дико хочу спать, мир мне кажется чересчур враждебным. Хотя, так оно и есть.

В голове тюкает, Дубов одним своим присутствием в доме раздражает. Ведь это из-за него такие неудобства.

Смотрю на маленький диванчик и длинно вздыхаю.

Диван не выглядит пригодным для нормального сна, но выбора у меня нет.

На всякий случай проверяю, не раскладывается ли диван.

Увы и ах.

Глаза у меня уже не просто слипаются, я с трудом пытаюсь удержать их хоть чуточку приоткрытыми.

Плетусь в спальню, где моя сумка с моими вещами и застаю в комнате Ивана.

Похоже, он уж поел и тоже планировал ложиться спать

Стоит в одних боксерах траурного цвета.

Сволочь.

Зато мои глаза резко раскрываются.

Ноги у него длинные, сильные.

И спина…

Почему-то вид сильной, красивой мужской спины взволновал меня больше, чем даже если бы мужчина был сейчас полностью обнажён.

От неожиданности ощущаю, как краснею.

И просто стою, пялюсь на мужчину.

Иван стоит у открытого шкафа и достаёт с верхней полки свёрнутое одеяло.

Мне доводилось видеть мужские спины, да и вообще, меня сложно удивить, но сейчас отчего-то меня накрывает смущение.

Иван Дубов, хозяин этого дома оказывается мужчиной большим, мощным, с идеально прорисованным рельефом мышц.

Он оборачивается, одеяло подмышкой и говорит, увидев меня:

– О! Это ты?

– Нет, я тебе примерещилась, – отвечаю как ворчливая тётка.

Он хмыкает и произносит:

– Я буду спать в гостиной и…

– Нет-нет! – тут же протестую я. – Это твоя спальня, оставайся здесь. Я за своими вещами пришла. Лягу с девочками.

Он перестаёт улыбаться.

– Там диван не раскладывается, – говорит Иван хмуро. – Спи здесь и не страдай ерундой.

– Я уже всё решила, – заявляю упрямо.

Зачем мы вообще спорим?

Я ведь сказала, как хочу, зачем меня уговаривать?

Вот когда надо мужчинам проявлять благородство, фиг его от них дождёшься. А когда оно не к месту, так оно из них фонтаном хлещет.

– Погоди, ты что, боишься, что я наврежу твоим детям? – вдруг произносит он удивлённо-обижено.

При виде выражения его лица я едва не смеюсь.

Развожу руками и говорю как есть:

– Прости, но давай без обид, ладно? Мне будет спокойней и комфортней, если буду рядом с ними. Надеюсь, тема закрыта. Я жуть как хочу спать. Кстати, не дашь мне это одеяло? Ещё бы подушку…

Я изображаю улыбку, которую, я очень надеюсь, можно принять за дружескую.

Несколько секунд он буравит меня взглядом.

– Хорошо, – нехотя соглашается он, бросает на кровать одеяло. И сверху из шкафа достаёт подушку. Следом постельное бельё.

– Я сам очень устал. Спокойной ночи, Ульяна. И спасибо за ужин.

Он резко поворачивается и уходит из спальни. В ванную комнату. В ванной, между прочим, моя щётка, паста… Чёрт.

Ладно, чёрт с ними. До утра не умру.

Складываю в сумку свои вещи, какие успела выложить. Беру сумку на плечо. Подхватываю подушку, одеяло и бельё.

Не помню, как ложилась спать.

Не помню, как переоделась в свою антисексуальную пижаму, зато мягкую и тёплую с милыми медвежатами.

Зато отлично помню, что мне снился Иван Дубов.

Я сидела в кресле, а он танцевал передо мной. Был в один чёрных боксерах. Танец вышел крутецкий. Возбуждающий.

Я тянула к мужчине руки, чтобы пощупать, погладить его мощную спину, плечи.

Руки у меня вытягивались, становились длиннее, но я никак не могла дотянуться до Ивана.

Он как будто отдалялся от меня.

Больше ничего не помню.

Глава 4

* * *

– УЛЬЯНА —

Утро добрым не бывает.

Истина.

От неудобной позы затекла нога, поясница заклинила и вообще, чувствую себя качественным замятышем.

Приходит мысль, что противоаллергические вообще-то имеют побочку в виде сонного действия. И почему об этом я вспомнила только сейчас?

Я быть может, ещё лежала и жалела себя, но вдруг слышу искристый детский смех, лай собаки и моего носа настигает аромат бодрящего кофе и блинчиков. А вот блинчики, походу сгорели.

Я моментально прихожу в себя.

Подрываюсь с дивана, как очумелая, и стону в голос, хватаюсь за спину, так как моя поясница не рада столь резким движениям, да ещё после беспокойного сна на жутко неудобном диване.

Ещё и в голове тюкать начинает.

И это только начало дня, а я уже как развалина.

Шикарно.

Приехала за город набраться здоровья, хорошо отдохнуть, а по итогу как кретинка вляпалась в коричневую субстанцию и получаю пока тонну стресса.

За окном удивительное утро. Птицы чирикают. Солнце, очевидно, решило поставить рекорд по количеству тепла и света.

Мне бы улыбнуться, порадоваться такому чудесному утру, но вместо этого чувствую дикое раздражение, даже злость.

Ещё и страх за детей сжимает мне сердце до предынфарктного состояния.

Ковыляю из спальни прямиком на звуки смеха своих девочек.

Конечно, они на кухне.

Вхожу, уже рот раскрываю, чтобы начать ругаться и застываю памятником самой себе.

Сонный и немного растрёпанный Иван стоит у плиты и готовит омлет. Выглядит мужчина сногсшибательно. Ему идёт эта растрёпанность, мятая футболка и домашние штаны, облегающие все выпуклости и впуклости.

Алмаз крутится у его ног, явно выпрашивая что-то вкусненькое.

Близняшки – в розовых пижамах, ещё неумытые и тоже лохматые – со счастливым визгом и со всей дури скачут по кухонному дивану. Иван даже слова им не говорит.

Как из дивана ещё пружины не выскакивают?

Над холодильником включён телевизор и показывает утреннюю музыкальную передачу, но вопли моих девчат перекрывают любые звуки.

Девочки с хохотом лупят друг друга маленькими декоративными подушками, они счастливы. С утра в них столько кипит энергии, что хватило бы запустить ракету в космос. Поэтому призывать их к порядку – дело безнадёжное.

При виде радостных мордашек моих девочек и потрясающего мужчины на кухне, который готовит и ведёт себя так, будто он их папа, у меня тоскливо сжимается сердце.

На глаза вдруг наворачиваются слёзы. Часто моргаю и прогоняю неуместные эмоции.

Перевожу взгляд с детей на стол.

Стол, кстати, уже накрыт.

В центре стоит блюдо с огромной горой блинов – толстых, пористых и откровенно пригоревших.

Рядом открытая банка сметаны.

И открытая банка сгущёнки, ещё полная, – вот уж чего не должны увидеть мои малышки!

Девочкам Иван налил молоко, они уже его выпили, судя по пустым стаканам и белым каплям на дне.

Надеюсь, он не холодное им дал?

Для меня Иван сделал свежевыжатый апельсиновый сок.

Догадался, что люблю такой сок, когда увидел ту гору апельсинов, что я привезла?

Сама кухонная зона выглядит как после бомбёжки. Всё уставлено мисочками-плошечками-сотейниками, естественно грязными.

Всё моё лирическое настроение сходит на «нет» при мысли, что этот срач придётся мне, что ли убирать?

Наконец, меня замечают.

Первым видит меня Иван.

– О, Ульяна! Уже проснулась? Садись за стол, я почти закончил. Кофе со сливками будешь или просто чёрный? Или ты чай пьёшь?

– Кофе. Со сливками, – говорю озадачено.

И он как по волшебству, начинает делать для меня кофе.

Малость обалдевшая, прохожу к столу. Пока дети не увидели сгущёнку, убираю её в холодильник.

Потом сажусь за стол, выпиваю апельсиновый сок, Ваня ставит передо мной тарелку с пышным дымящимся омлетом.

Омлет с томатами черри, беконом и зеленью. Выглядит шикарно, пахнет умопомрачительно. Рот наполняется слюной.

Вторую тарелку с завтраком ставит для себя.

– Прости, блины не получились, – с виноватой улыбкой говорит мужчина. – Единственное, что я умею готовить – это омлет, причём любой. И яичницу. На этом мои кулинарные таланты заканчиваются. Кстати, твоим дочкам омлет должен понравиться. Я старался.

Хочу сказать, что Кате и Маше нельзя пока такой омлет, как Иван говорит:

– Девочкам твоим приготовил тот самый знаменитый советский омлет. А мы с тобой будем есть обычный современный.

– Э-э-э… – кошусь на плиту и не вижу второй сковороды.

Иван открывает духовку и достаёт что-то невообразимо пышное.

Мне хочется стукнуть себя по лбу. Ну, конечно! Советский омлет же в духовке готовится.

Я иногда такой малышкам делаю, только не в духовке, а в мультиварке.