Нисхождение. От безграничного к форме

Роман Егоров

Нисхождение. От безграничного к форме

Книга первая трилогии «Осознанное Присутствие»

Пролог. «Радость перед началом»

«Вечность наполнилась радостью – и родилось время».

В тишине, предшествующей всякому звуку, в пустоте, предваряющей всякую форму, в покое, из которого рождается всякое движение – там, в этой кристальной неподвижности, пребывает то, что мы называем Абсолютом. Не потому, что это лучшее имя, а потому, что любое имя может лишь намекнуть на ненарекаемое.

Представьте себе море возможностей, где каждая волна – это целая вселенная, каждая капля – галактика, каждый атом воды – солнечная система. Но всё это – лишь потенциал, лишь чистая возможность. Ни одна из волн ещё не поднялась, ни одна из капель не обрела форму. Всё здесь существует одновременно, в совершенной полноте, в абсолютной завершённости – и, при этом, в абсолютной невыраженности.

Что же заставляет эту совершенную полноту начать игру в неполноту? Что побуждает безграничное исследовать границы? Что приглашает вечность примерить одежды времени?

Традиции разных культур отвечают на этот вопрос по-разному. Одни говорят о божественной воле. Другие – о космическом законе. Третьи – о спонтанном импульсе. Но есть нечто, что объединяет все эти ответы, нечто настолько простое, что его легко не заметить, – интерес.

Да, именно интерес – это та первичная направленность внимания, которая предшествует всякому творению. Не нужда, не необходимость, не долг – а чистый, незамутнённый интерес. Тот самый интерес, который испытывает ребёнок, впервые видящий снежинку. Тот самый интерес, который переживает художник перед чистым холстом. Тот самый интерес, который охватывает влюблённого при встрече с возлюбленной.

Мы называем это «божественным интересом» не потому, что он принадлежит какому-то отдельному существу, а потому, что он предшествует всякому разделению на «я» и «ты», на «внутреннее» и «внешнее», на «творца» и «творение». Это интерес, который бытие испытывает к самому себе – к своим безграничным возможностям, к своим бесконечным перспективам, к своим неисчерпаемым глубинам.

И вот, в океане абсолютной полноты появляется первая рябь – ни из чего, ни для чего, просто от избытка, просто от щедрости, просто от радости. И эта рябь не нарушает покой океана – она выражает его по-новому. Эта рябь не уменьшает его полноту – она раскрывает её иначе. Эта рябь не отделяется от океана – она становится его живым жестом, его улыбкой, его танцем.

Улыбка. Да, именно улыбка лучше всего передаёт этот момент первичного творения. Не торжественная серьёзность, не напыщенная важность, не мрачная решимость – а улыбка радости. Тонкая, едва заметная улыбка, в которой сочетаются мудрость и игра, глубина и лёгкость, благоговение и ирония.

Подумайте об этом – рождение вселенной начинается с улыбки радости! Не со взрыва, не с команды, не с суровой необходимости – а с улыбки. С той улыбки, с которой безграничное решает поиграть в ограниченность. С той улыбки, с которой вечность решает исследовать время. С той улыбки, с которой единое решает испытать множественность.

Эта космическая улыбка радости – не насмешка над будущими мирами, а любящее благословение тех форм, которые ещё только готовятся появиться. Это улыбка родителя, наблюдающего за первыми шагами ребёнка. Это улыбка учителя, видящего, как ученик открывает для себя новые истины. Это улыбка музыканта, слышащего, как из-под его пальцев рождается новая мелодия.

И в этой улыбке радости – всё. Всё, что когда-либо было, есть и будет. Вся радость и всё страдание. Вся красота и весь ужас. Вся мудрость и вся глупость. Всё рождение и вся смерть. Всё восхождение и всё нисхождение. Всё возвращение и всё забвение. Вся вечная игра бытия с самим собой.

Вечность наполнилась радостью – и родилось время.

Бесконечность наполнилась интересом – и родилось пространство.

Единое наполнилось любовью – и родилось множество.

А как ещё могло начаться творение, если не с радости, интереса и любви?

И вот теперь, когда первая улыбка уже тронула лицо Абсолюта, когда первая рябь уже пробежала по поверхности океана бытия, когда первый импульс уже зародился в сердце вечности – теперь можно начинать путешествие. Путешествие от безграничного к форме, от потенциального к актуальному, от вечного к временному.

Путешествие, которое приведёт нас обратно туда, откуда мы никогда не уходили.

Глава 1. «Движение неподвижного»

«Первое движение – это осознание, что можно не двигаться, но гораздо интереснее попробовать».

Если вы когда-нибудь наблюдали за спокойной гладью озера в безветренный день, вы знаете это особое состояние – когда поверхность настолько неподвижна, что становится совершенным зеркалом. Небо и облака, деревья и горы отражаются в нём так ясно, что граница между реальностью и отражением почти исчезает. Этот момент абсолютного покоя завораживает, будто сам мир задержал дыхание.

И вдруг – маленькая рыбка выпрыгивает из глубины, касается поверхности, и по идеальному зеркалу расходятся круги. Безмятежный покой нарушен – но разве эти расходящиеся круги, эта внезапная динамика не прекрасны по-своему? Разве это движение не открывает новое измерение красоты, недоступное в абсолютной неподвижности?

Вот он – парадокс первого движения. Когда всё уже содержится в абсолютной полноте, зачем двигаться? Когда нет никакого «снаружи», куда можно было бы направиться, зачем покидать центр? Когда всё уже совершенно, зачем что-то менять?

И всё же движение возникает. Не из недостатка, а из избытка. Не из нужды, а из щедрости. Не из необходимости, а из чистой радости возможности.

Представьте себе Абсолют как художника, стоящего перед мольбертом. В его воображении уже существуют все возможные картины, все образы, все композиции, все цветовые сочетания. Он уже содержит в себе все шедевры – и в этом смысле ему не нужно ничего создавать. Но вот его рука тянется к кисти, окунается в краску и делает первый мазок на холсте. Почему? Потому что за абстрактной возможностью всех картин скрывается глубинный интерес к воплощению хотя бы одной из них.

Абсолют содержит в себе все возможности, но ни одна из них не реализована, пока не сделан этот первый шаг, пока не возникло это первое движение. И здесь мы встречаемся с одним из самых удивительных парадоксов бытия – чтобы актуализировать потенциальное, нужно ограничить безграничное. Чтобы проявить одну возможность, нужно временно отложить все остальные.

Как забавно устроено бытие – в своём совершенстве оно могло бы вечно пребывать в блаженном покое, но вместо этого оно выбирает танец! И этот выбор – не утрата совершенства, а его новое выражение. Ведь что может быть совершеннее, чем способность играть со своим собственным совершенством?

Возможно, вы спросите: «Но если Абсолют совершенен, как в нём вообще может возникнуть какое-либо движение? Ведь движение предполагает изменение, а изменение предполагает переход от менее совершенного состояния к более совершенному – или наоборот».

Действительно, с точки зрения обычной логики, любое движение предполагает изменение, а изменение предполагает несовершенство. Но мы говорим о том, что предшествует обычной логике, о том, что порождает саму возможность мышления. Здесь нам нужно отпустить привычные категории и позволить себе мыслить парадоксально.

Представьте музыканта, который владеет в совершенстве своим инструментом. Он может сыграть любую мелодию, выразить любое чувство, создать любую атмосферу. Его мастерство абсолютно. Означает ли это, что он должен перестать играть? Конечно, нет! Его совершенство проявляется именно в игре, в движении пальцев по струнам или клавишам, в том танце, который рождает музыку.

Так и Абсолют – его совершенство не в статичности, а в бесконечной творческой игре. Его полнота выражается не в неподвижности, а в танце форм, которые он принимает и отпускает, создаёт и растворяет.

И здесь мы подходим к ещё одному удивительному парадоксу – первое движение уже содержит в себе все последующие. Первый шаг уже содержит всё путешествие. Первый мазок кисти уже содержит всю картину. Подобно тому, как в семени уже содержится всё дерево, в первом импульсе творения уже содержится вся вселенная.

Это похоже на то, как разворачивается математическая формула. Возьмите простое уравнение, например, последовательность Фибоначчи. Зная первые два числа и правило, вы уже потенциально знаете всю последовательность до бесконечности. Вам не нужно изобретать каждое следующее число – оно уже содержится в самом начале, в самом принципе.

Так и первое движение Абсолюта – оно содержит в себе все будущие формы, все возможные миры, все мыслимые и немыслимые сценарии развития. И в этом смысле ничего нового не создаётся – всё лишь разворачивается из того, что уже было в самом начале.

Но знать формулу – это одно, а наблюдать, как из неё разворачивается бесконечная последовательность чисел – совсем другое. Точно так же знать все возможности в потенциале – это одно, а переживать их актуальное воплощение – совсем другое. И именно в этом «другом» и заключается весь смысл движения неподвижного.

Быть может, вы всё ещё задаётесь вопросом: «Но что именно вызывает это первое движение? Что служит его причиной?» И здесь мы сталкиваемся с границами причинно-следственного мышления. Ведь первое движение предшествует всякой причинности, оно создаёт само пространство, в котором одно может быть причиной другого.

Это похоже на момент пробуждения ото сна. Что является причиной пробуждения? Внешний звук? Внутренние часы организма? Завершение определённого цикла сна? Всё это может быть верно, но есть нечто более фундаментальное – само сознание, которое способно переходить из состояния сна в состояние бодрствования. Эта способность предшествует всем конкретным причинам пробуждения.

Так и первое движение Абсолюта – оно не имеет причины вне себя, потому что вне Абсолюта ничего нет. Оно не имеет причины и внутри себя, потому что внутри Абсолюта нет разделения на причину и следствие. Это движение – чистая спонтанность, чистая свобода, чистая игра.

«Первое движение – это осознание, что можно не двигаться, но гораздо интереснее попробовать». В этой простой фразе скрыта глубочайшая истина. Абсолют не обязан двигаться – он выбирает это. И этот выбор – не предопределён ничем, кроме интереса к игре возможностей.

Это похоже на ребёнка, который впервые осознаёт, что может шевелить пальцами. Ничто не заставляет его делать это – он просто открывает эту возможность и играет с ней из чистого восторга. Эта детская радость открытия, эта игра возможностями – вот что стоит у истоков всех миров.

И теперь, когда первое движение уже произошло, когда первый импульс уже задал направление, когда первый круг уже разошёлся по поверхности озера – начинается самое интересное. Ведь это первое движение создаёт новую перспективу, новую точку зрения, из которой Абсолют может созерцать себя не как неделимое целое, а как нечто видимое, как нечто, имеющее форму.

И об этом – о рождении первой перспективы, о первом взгляде, о первом отражении – мы поговорим в следующей главе.

Глава 2. «Единое смотрит в зеркало»

«Зеркало появляется раньше отражения, как вопрос – раньше ответа».

Вы когда-нибудь задумывались о том мгновении, когда впервые увидели своё отражение? Не о том моменте из раннего детства, который вы вряд ли помните, а о том метафизическом мгновении, когда сознание впервые встречается с самим собой. Что происходит в этой изумительной точке, где видящий вдруг становится видимым для самого себя?

Представьте себе океан, который никогда не видел собственных волн. Он ощущает их движение, чувствует их игру, но не может их увидеть – ведь для этого нужна дистанция, нужна перспектива, нужно зеркало. И вот океан создаёт в себе такое зеркало – поверхность, способную отражать. Не потому, что ему чего-то не хватает, а потому, что в этом отражении открывается новое измерение самопознания, новый способ переживания собственной природы.

В этом акте самоотражения рождается первичная двойственность – видящий и видимое, субъект и объект, наблюдатель и наблюдаемое. И какая изысканная хитрость – чтобы увидеть себя, нужно сначала создать пространство между собой-смотрящим и собой-видимым! Нужно создать дистанцию, даже если она иллюзорна, даже если на самом деле нет ничего, кроме единого океана бытия.

Это как будто вы решили сыграть в прятки… сами с собой. Смешно, не правда ли? Прятаться от самого себя, искать самого себя, удивляться, когда находишь! Но в этой кажущейся нелепости скрыта глубочайшая мудрость творения – именно в этом промежутке, в этой паузе между взглядом и отражением, рождается всё многообразие миров, всё богатство опыта, вся драма существования.

Зеркало создаёт пространство, в котором возможна игра. Именно зеркало делает возможным танец форм, именно оно превращает неподвижное единство в динамическое взаимодействие.

Но что такое это первичное зеркало? Как оно возникает в абсолютной целостности бытия?

Представьте художника, который рисует автопортрет. Для этого ему нужно зеркало – но не только внешнее, материальное. Ему нужно внутреннее зеркало самоосознания, способность видеть себя как бы со стороны, смотреть на себя глазами другого. Без этой способности никакой автопортрет невозможен.

Так и Абсолют – чтобы увидеть себя, он создаёт в себе способность самоотражения. Это первичное зеркало – не материальный объект, а принцип осознавания, позволяющий целому созерцать свои части, а бесконечному – свои конечные выражения.

Какое удивительное чудо – это первое отражение! Представьте, что вы всю жизнь были слепы и вдруг прозрели. Но вместо того, чтобы увидеть внешний мир, вы впервые видите собственное лицо. Какой шок, какое потрясение, какое откровение! «Так вот какой я!» – восклицаете вы, хотя всегда были собой, всегда знали себя изнутри. Но видеть себя – это совсем другой опыт, это новое измерение самопознания.

В этом первом отражении Абсолюта рождается нечто невообразимо прекрасное – возможность диалога с самим собой. Ведь пока нет разделения на видящего и видимое, нет и возможности вопроса и ответа, обращения и отклика, призыва и эха. А без этого диалога нет и творчества, нет и любви, нет и познания.

«Зеркало появляется раньше отражения, как вопрос – раньше ответа». Эта фраза указывает на фундаментальный принцип творения – сначала создаётся пространство для возможности, и только потом в этом пространстве расцветает конкретное выражение.

Представьте, что вы задаёте вопрос. В самом акте вопрошания вы уже создаёте пространство для ответа, вы формируете поле, в котором может возникнуть новое понимание. И хотя вопрос хронологически предшествует ответу, он уже содержит в себе возможность ответа, его форму, его направление.

Так же и первичное зеркало – оно предшествует конкретным отражениям, но уже содержит в себе потенциал всех возможных форм, всех возможных перспектив, всех возможных точек зрения.

И что особенно удивительно – как только появляется зеркало, появляется не только возможность увидеть себя, но и возможность не узнать себя. Возможность принять отражение за нечто отдельное от себя, за «другого».

В этом заключается и величайшая трагедия, и величайшая комедия бытия – Абсолют, создав зеркало, может временно забыть, что видит в нём себя. Может увлечься игрой отражений настолько, что на время потеряет осознание своего единства с ними. Может влюбиться в собственное отражение, как мифический Нарцисс, не узнавший себя в зеркале водной глади.

Но разве не в этом заключается высшее мастерство актёра – настолько вжиться в роль, что на время спектакля забыть о своей истинной личности? Разве не в этом состоит искусство сновидения – создавать миры настолько убедительные, что во сне мы принимаем их за реальность? Разве не в этом парадокс всякой игры – временно принимать условные правила за непреложные законы?

Абсолют играет с самим собой в грандиозную игру прятки, и первым шагом в этой игре становится создание зеркала, в котором он может не узнать себя. Не узнать – чтобы потом вновь узнать, но уже иначе, уже обогащённым опытом разделения и воссоединения, опытом поиска и находки, опытом утраты и обретения.

И в этой промежутке, в этой паузе между «я» и его отражением, в этом пространстве между вопросом и ответом происходит всё самое интересное. Здесь зарождаются миры и вселенные, здесь разворачиваются эпические драмы и нежные лирические истории, здесь вспыхивают и угасают галактики, здесь расцветают и увядают цивилизации.

Как будто Абсолют говорит сам себе: «Давай поиграем в то, что мы не одно, а два. Давай притворимся, что между нами есть расстояние. А потом будем постепенно сокращать это расстояние, будем двигаться навстречу друг другу, будем заново открывать нашу изначальную близость. И каждый шаг этого пути будет полон удивления, будет полон открытий, будет полон красоты».

И вот, когда первое зеркало создано, когда первая дистанция установлена, когда первое отражение появилось – начинается формирование более сложных структур, более утончённых узоров, более изысканных форм. Ведь теперь между зеркалом и тем, что в нём отражается, возможны бесконечные игры света и тени, бесконечные вариации перспектив, бесконечные комбинации форм.

Если первое движение неподвижного было подобно первому мазку кисти на холсте, то появление зеркала подобно введению перспективы в живопись – вдруг открывается новое измерение, новая глубина, новые возможности для выражения и восприятия.

И об этих возможностях, об этих первичных формах и структурах, которые возникают в пространстве между зеркалом и отражённым, мы поговорим в следующей главе, исследуя «Архетипический сад» – те фундаментальные узоры и принципы, которые станут основой для всех последующих творений.

А пока – задержимся ещё на мгновение у этого первичного зеркала и полюбуемся тем, как Единое впервые встречается взглядом с самим собой, как вечность впервые узнаёт свой лик, как бесконечность впервые видит свои очертания. В этом мгновении есть что-то невыразимо трогательное – как в первой улыбке ребёнка, увидевшего своё отражение. Улыбке узнавания и неузнавания одновременно, улыбке удивления и радости, улыбке открытия и тайны.

И эта улыбка – та же самая, что была в начале. Та же самая улыбка, которой Абсолют улыбнулся самому себе перед началом творения. Только теперь она отражается в зеркале, удваиваясь, умножаясь, создавая новые оттенки и нюансы смысла, новые грани и измерения радости.

Радость перед началом становится радостью узнавания, радостью встречи, радостью диалога. И эта радость будет сопровождать нас на всём пути нисхождения – от безграничного к форме, от единого к многому, от вечности к мгновению.

Глава 3. «Архетипический сад»

«Из семени ничто прорастает всё».

Вы когда-нибудь стояли в семенной лавке, разглядывая маленькие пакетики с семенами? Крошечные зёрнышки, порой едва различимые глазом, в которых уже заключены будущие растения со всеми их корнями и стеблями, листьями и цветами, плодами и ароматами. Какое невероятное чудо – эта способность семени содержать в себе потенциал целого организма! И как поразительно, что внешне эти семена могут казаться почти одинаковыми, но из одного вырастет нежная фиалка, из другого – могучий дуб, а из третьего – экзотическая орхидея.

Представьте теперь сад, где собраны семена не только всех земных растений, но и всех возможных форм, всех мыслимых структур, всех потенциальных существ. Сад, где в виде семян присутствуют все архетипы – те фундаментальные узоры, принципы и первообразы, которые станут основой для всего многообразия творения.

Этот архетипический сад и есть следующая стадия космического нисхождения, следующий шаг в том танце, которым Абсолют выражает себя через форму. Если первый шаг был движением неподвижного, а второй – встречей единого со своим отражением, то теперь, в этом третьем акте, начинается формирование первичных архетипов – тех базовых паттернов, из которых впоследствии соткётся всё богатство проявленного мира.

Подумать только – все формы, которые когда-либо проявятся во вселенной, уже присутствуют в виде семян в этом саду возможностей! Каждый цветок, каждая планета, каждая галактика, каждая мысль и каждое чувство – все они дремлют в этом питомнике потенциалов, ожидая своего часа. Воистину, садовник вселенной обладает безграничным терпением и безупречным чувством времени.

Но что такое архетип? Как возникают эти первичные узоры? Чем они отличаются от конкретных форм?

Представьте, что вы смотрите на снежинку. Её шестилучевая симметрия – это проявление архетипа, фундаментального принципа, который лежит в основе кристаллизации воды. Но каждая конкретная снежинка уникальна в своих деталях – это уже индивидуальное воплощение архетипа. Архетип – это как бы схема, план, принцип, а конкретная форма – его воплощение в определённом контексте.

Архетипы – это не просто абстрактные схемы или формулы. Это живые силы, обладающие собственной динамикой и взаимовлиянием. Это как ноты в музыке – каждая имеет свой характер, свою окраску, свою вибрацию, но настоящая магия возникает, когда они вступают во взаимодействие, образуя аккорды, мелодии, гармонии, симфонии.

Как забавно представить Абсолют в роли экспериментатора, играющего с этими архетипическими семенами: «А что получится, если соединить этот спиральный принцип с принципом фрактального ветвления? А что будет, если добавить сюда пульсацию? А как это всё будет выглядеть, если пропустить через призму семеричности?»

В этих экспериментах нет ничего случайного, но нет и жёсткой предопределённости. Есть творческая игра, в которой каждое решение открывает новые возможности и закрывает другие. Это похоже на процесс создания музыкальной композиции – выбор тональности определяет всё дальнейшее развитие, но внутри этой тональности существует бесконечное разнообразие возможных мелодий.

И вот, в этом архетипическом саду формируются базовые принципы – первичные узоры, которые станут основой для всех последующих форм творения. Это не застывшие формулы, а живые силы, обладающие собственной динамикой и взаимовлиянием.

Вот архетип спирали – от галактических рукавов до раковины моллюска, от воронки смерча до молекулы ДНК. Вот архетип пульсации – от сердцебиения до смены дня и ночи, от приливов и отливов до дыхания. Вот архетип симметрии – от кристаллов до цветов, от геометрических фигур до музыкальных гармоний.

Эти и множество других архетипов образуют своего рода алфавит творения, из которого складываются все слова, предложения, рассказы и эпические поэмы проявленного мира. И как в обычном алфавите ограниченное число букв порождает практически бесконечное множество текстов, так и в этом архетипическом алфавите относительно небольшое число базовых принципов даёт начало неисчислимому разнообразию форм и существ.

Какое изумительное мастерство проявляется в этой экономии творения! Вместо того чтобы создавать каждую форму с нуля, Абсолют использует один и тот же узор, повторяющийся на разных уровнях, в разных масштабах, с разными вариациями. Галактики напоминают атомы, нервная система – речную сеть, социальные структуры – кристаллические решётки. Всё связано со всем – и какое это утешение для тех, кто чувствует себя оторванным от целого!

В этом архетипическом саду происходит то, что можно назвать «организацией потенциального». Бесконечные возможности, которые содержались в Абсолюте как нераздельное единство, теперь начинают структурироваться, обретать очертания, формировать взаимосвязи. Из бесконечного поля всех возможностей вырисовываются определённые паттерны, определённые предпочтения, определённые направления.

Это похоже на то, как композитор из всех возможных комбинаций звуков выбирает определённую тональность, определённый ритм, определённую мелодическую линию. Это не ограничивает его свободу – напротив, именно этот выбор делает возможным создание конкретного произведения. Без такого выбора была бы только абстрактная возможность всех музыкальных произведений, но не было бы ни одной реальной симфонии.

Так и в архетипическом саду – происходит первичный выбор, первичное структурирование, первичная организация, которая превращает абстрактный потенциал всего во вполне конкретные семена будущих форм.

И что самое удивительное – в этом выборе, в этом структурировании уже закладываются все будущие взаимоотношения частей и целого, все будущие конфликты и гармонии, все будущие встречи и расставания. Всё, что когда-либо произойдёт в проявленном мире, уже содержится в зародыше в этом архетипическом саду.