Властелины Магии. Песнь старших дней

Вероника Бардова

Властелины Магии. Песнь старших дней

Пролог

Как было сказано в Песнях Старших дней

и запечатлено в памяти Звёзд…

В центре долины, где дубы сплетали кроны, как руки друидов, пылал Сид – священный холм, врата в мир духов. Его камни, испещренные рунами, дрожали от заклинаний. Друиды, хранители тайн земли, стояли плечом к плечу с воинами, их посохи пылали светом, а голоса плели kathraen – магические песни, что рвали воздух, как молнии. Женщины Туатари, с волосами, вьющимися, как пламя, шагали босиком, их глаза горели, как звезды, а песни призывали силу самой Эйре. Легионы Миля, числом девятикратно превосходя врага, дрогнули, узрев их: это была не просто битва – это была война богов.

– Вперед, за Эрин! – крикнул Киллиан, молодой бард, чьи глаза отражали и сумерки, и зарю. Его меч, легкий, как перо, пел, рассекая кольчуги, а голос, обученный двадцать лет Жрецом Света и Тени, плел мелодию, что заставляла сердца воинов биться, как барабаны.

Но враги были морем стали. Их копья пронзали щиты, топоры крушили кости, а стрелы, как рой, жалили небо. Полукруг Туатари редел, кровь лилась на траву, смешиваясь с росой. В центре битвы, укрытая тенями дубов, стояла молодая женщина с рыжими волосами. Она кормила грудью младенца – девочку, чьи глаза ловили свет звезд, словно зеркала. Песнь её, тихая, как утренний туман, лилась над ребенком, защищая ее от криков и звона стали.

– Лиара, – шептала женщина, глядя в глаза дочери, и каждое слово было любовью, что могла бы зажечь звезды. – Ты понесешь наш свет.

Киллиан, чья рубаха была алой от крови, стоял на узкой тропе, ведущей к женщине. Его меч, израненный, как он сам, пел последнюю песнь. Легионеры, с глазами, полными жадности, рвались к Сиду, их клинки сверкали, как чешуя дракона. Киллиан обернулся, его улыбка, светлая, как весеннее солнце, коснулась Лиары.

– Живи, – сказал он, и его голос был как эхо ветра.

Он бросился в бой, его клинок танцевал, разрывая доспехи, но врагов было слишком много. Копье пронзило его плечо, стрела впилась в грудь, но он стоял, как дуб, чьи корни держат землю. Женщина, сжав младенца, спустила лодку в воды Лира. Ее ладонь, дрожащая, но твердая, оттолкнула утлое судно, и река унесла девочку, чье имя – Лиара – было обещанием света.

Киллиан пал, его меч звякнул, коснувшись земли. Женщина подняла клинок мужа, ее глаза вспыхнули, как solas grian – свет солнца. Она встала на тропе, узкой, как нить судьбы, и ее песнь, яростная, как буря, поднялась над полем. Легионеры, чьи сердца знали лишь железо, замерли. Ее голос был не просто звуком – он был силой Эрин, сплетением корней, ветра и звезд. Четырнадцать часов, что для смертных – вечность, а для богов – миг, она сражалась. Ее клинок, легкий, как перо, рассекал кольчуги, а песнь, как щит, отражала удары. Ни один меч не коснулся ее плоти, ибо любовь, что пела в ее крови, была сильнее стали.

Но тело – лишь сосуд. Ее легкие горели, кровь текла из ран, а голос слабел, как угасающий костер. Женщина опустилась на колени, ее взгляд, полный света, следовал за лодкой, что исчезала в тумане Лира. Улыбка, бледная, но яркая, как звезда перед рассветом, озарила ее лицо.

– Лиара, – прошептала она, и это слово стало последним.

Легионеры, чьи лица были серыми от страха, не посмели ступить на тропу. Сид рухнул, его камни треснули, как кости, и свет угас. Эрин пала, ее холмы молчали, а река Лир уносила последнюю надежду – девочку, чья песнь однажды разорвет тьму. Ибо не плоть творит суть, а незримые нити – любовь, жертва и мелодия, что, раз отзвучав, никогда не смолкает в мире. Тьма искала свет, но не могла коснуться его, как не могла коснуться и тропы, где стояла Она – и где будут стоять другие.

Глава 1. Книга и ключ

Кардифф в апреле 2025 года был серым и промозглым, словно город накрыли мокрым шерстяным одеялом. Дождь моросил без остановки, оставляя лужи на тротуарах, которые отражали неоновые вывески и тусклые фонари. Улицы пахли сыростью, асфальтом и слабым ароматом кофе из забегаловки на углу, где вечно толпились студенты. Тиган Уорд, двадцати семи лет, стояла у витрины книжного магазина своей матери, глядя, как капли дождя скользят по стеклу, будто соревнуясь в скорости. Ее рыжие волнистые волосы, стянутые в небрежный пучок резинкой, намокли и потемнели, прилипая к вискам. Зеленые глаза, обычно искрящиеся, как изумруды, сегодня были тусклыми, подернутыми усталостью. Она поправила потрепанную кожаную куртку, пахнущую табаком и старой кожей, и бросила взгляд на стопку книг на прилавке внутри – потрепанные издания “Властелина колец” и “Хоббита” громоздились, как всегда.

– Опять Толкин, – пробормотала она, закатывая глаза. – Мама, серьезно, может, что-то новенькое закажем?

Фиона Уолш, сидевшая за кассой в глубине магазина, даже не подняла глаз от журнала, чьи глянцевые страницы были испещрены рецептами и сплетнями. Ее волосы, некогда рыжие, как у Тиган, теперь были тронуты сединой и собраны в строгий пучок. Рядом стояла кружка с чаем, от которой поднимался пар, смешиваясь с запахом старых книг и воска от свечи, горевшей на прилавке.

– Толкин продается, Тиган. Не ворчи, – ответила она усталым голосом, в котором звенела привычная нота упрямства.

Это упрямство всегда выводило Тиган из себя. Их отношения были как старая скрипучая дверь – открывались с трудом и норовили захлопнуться. После смерти Томаса, отчима Тиган, три года назад, пропасть между ними стала шире. Тиган злилась на Фиону за то, что та слишком быстро вернулась к жизни, словно Томас был лишь временным гостем. Фиона же упрекала Тиган за ее мечтательность, за то, что она «витает в облаках» вместо того, чтобы искать «нормальную работу». Книжный магазин, «Уолш и сыновья», был их единственным общим делом, но даже здесь они спорили о каждой мелочи.

Дверь магазина звякнула, и внутрь ввалился Джеймс, сводный брат Тиган. Его светлые волосы, взъерошенные ветром, торчали во все стороны, а джинсы были заляпаны грязью, будто он лазил по лужам. В свои восемнадцать он был ходячей энциклопедией всего странного и старинного, и его энтузиазм мог осветить самый хмурый день. Голубые глаза сияли, а веснушки на носу делали его похожим на персонажа из кельтских сказок. Он размахивал потрепанной книгой, от которой пахло пылью и старой кожей, и чуть не сшиб стойку с открытками.

– Тиган, ты не поверишь, что я нашел на барахолке! – воскликнул он, его голос дрожал от восторга. – Сборник кельтских мифов, 1930-х годов, и всего за десять фунтов!

Тиган усмехнулась, скрестив руки:

– Ты тратишь последние деньги на книги, которые никто не читает, а потом ноешь, что не можешь купить пиво в пабе, – подколола она, выхватывая книгу из его рук.