Великое княжество Литовское

Дробление на уделы, бесконечные войны из‐за соседней деревушки или городка привели к тому, что западнорусские земли оказались на краю гибели. Кто‐то с иронией говорит: белорусским княжествам надоело быть свободными и они дали завоевать себя литовцам… Но многие из них к приходу литовцев уже утратили свободу. В Полоцке – главном городе западнорусских земель – гордые тевтоны возводили устремленные в небеса готические храмы.

В XIII веке русский Запад лежал на наковальне, оставалось лишь дожидаться удара молота – и к этому молоту тянулись руки многих. Почему бы тогда не подружиться с ближайшим молотобойцем и вместо того, чтобы обреченно ожидать ударов, встать с наковальни, присоединиться с сильнейшему и разметать прочих недругов? Врагов было предостаточно – они кольцом смыкались вокруг разобщенных западнорусских земель.

Признать власть «лучшего» из врагов или погибнуть – стояла такая дилемма, и других вариантов не имелось. Литовские князья поняли суть человека, имеющего малую власть: он готов на все, лишь бы не лишиться своей вотчины. И ее великодушно оставляли… иногда до поры до времени, иногда она переходила к детям и внукам князька, признавшего вассальную зависимость от литовского господаря.

Пути и средства включения в Великое княжество Литовское земель Западной Руси были различны: дипломатические договоры, брачные связи, захват. Но следует особо отметить, что если и велись войны, то не с западными землями, а с другими государствами, пытавшимися подчинить их своей власти: Галицко‑Волынским княжеством, Польшей, Орденом и другими.

Из этого можно сделать вывод, что западнорусские княжества были заинтересованы в объединении под патронажем литовских князей. Причем условия подчинения удовлетворяли практически все сословия. В сильной центральной власти были заинтересованы феодалы, ибо она могла защитить от более могущественных соседей и помогала держать в повиновении собственных подданных. В сильной власти нуждались горожане и крестьяне, мирный труд которых часто прерывался набегами чужеземцев. Образование обширного единого государства приветствовалось купеческим сословием. Стирание границ и относительная безопасность передвижения способствовали процветанию торговли и как результат – росту городов.

В союзе с русскими княжествами была заинтересована и Литва. У нее в Прибалтике появился сильный и опасный враг – крестоносцы. Между 1231 и 1283 годом ими была покорена Пруссия, причем не просто завоевана – прусский народ перестал существовать как этнос. Чтобы не разделить печальную участь соседей и успешно противостоять отлаженной машине Тевтонского ордена, литовцам нужны были союзники. Неоценимую помощь в борьбе с надвигающейся смертельной опасностью могли оказать богатые людскими ресурсами и высокоразвитые в хозяйственном отношении русские земли.

«Важным фактором синтеза литовского раннефеодального государства с западнорусскими княжествами было, видимо, совпадение их политических интересов», – справедливо заметил И. Б. Греков.

Как говорилось выше, литовцы фактически не встретили сопротивления со стороны западнорусских княжеств в процессе образования Великого княжества Литовского. Не последнюю роль в бескровном объединении сыграла мудрая, дальновидная политика литовских князей. Если Тевтонский орден присоединил Пруссию, целиком истребив пруссов как народность, а централизаторская политика Московского княжества сопровождалась перераспределением собственности, то Литва удовлетворилась вассальной формой зависимости. Поэтому общественная жизнь в этих землях продолжалась, сохраняя прямую преемственность от Киевской Руси.

«Народ тем более приобретал доверие к литовским князьям, – писал И. Беляев, – что при выступлении их на поприще исторической деятельности, в сущности, ничего не изменялось в Полоцкой и Литовской земле, – земля сия по‐прежнему оставалась Русскою землею, переменилась только династия князей. Литовские князья даже не вели каких‐либо общих войн с потомками Изяслава, не истребляли их, а жили вместе и даже роднились с ними, пока потомки Изяслава не перевелись сами собою; конечно, и здесь, как и везде при перемене династии, не обходилось без частых обид и притеснений того или другого князя из Изяславичей, но это не нарушало общего положения страны. В Полоцкой или Литовской земле все оставалось по‐прежнему; по‐прежнему господствующим языком был русский, а не литовский; по‐прежнему в разных полоцких уделах, уже называвшихся Литовскою землею, сидели оставшиеся еще потомки Изяслава…» («История Полотска или Северо‑Западной Руси от древнейших времен до Люблинской унии»).

Соглашение с литовскими князьями полоцкого, а позднее волынского и смоленского боярства носило традиционную форму «ряда», гарантировавшего сохранение «старины». Особое государственно‑правовое положение в Великом княжестве Литовском занимали полоцкая и витебская земли. Хотя здесь в 90‐х годах XIV века были ликвидированы княжения и поставлены наместники, земли эти пользовались большими политическими правами, а их купцы находились под защитой государства далеко за пределами Великого княжества Литовского. Льготы и привилегии были закреплены законами в виде уставных грамот, которые определяли взаимоотношения между центральной властью и этими землями. Великие князья гарантировали территориальную целостность земель и неприкосновенность частных владений, обязывались назначать наместников с согласия полоцких и витебских бояр и мещан. Наместники должны были присягать жителям Полоцка и Витебска.

Столь лояльное отношение к Витебску и Полоцку со стороны литовского правительства было вызвано многими причинами: это и огромная территория, занимаемая княжествами; и их ведущая роль среди остальных западнорусских княжеств; и их пограничное положение. В случае недовольства полочанам и витеблянам было к кому обратиться за помощью, было куда и бежать (например, полоцкий князь Андрей Ольгердович и брянский князь Дмитрий Ольгердович впоследствии занимали видное положение при дворе Дмитрия Донского).

В Западной Руси литовские территориальные князья и наместники сидели в окружении местного боярства, оно, а не литовское боярство значится во всех договорных документах той поры рядом с литовскими князьями западнорусских земель. Западнорусские феодалы принимали активное участие в политической жизни Великого княжества Литовского. Русский язык вошел в делопроизводство Великого княжества, его жизнь регулировалась русским правом. Многие великие князья Литовские приняли православие, которое также пользовалось покровительством государства.

Взаимоотношения Литвы с Новгородом и Псковом

Слияние западнорусских княжеств под властью литовских князей было лишь началом Великого княжества Литовского. Далее пошло наступление на юг, восток и север. Впрочем, жители ряда русских княжеств благосклонно воспринимали стремление литовских князей соединить их разрозненные земли, непрерывно враждующие между собой и с трудом отбивающиеся от внешних агрессоров: монголов, крестоносцев, поляков, шведов… В стремительно расширяющемся Литовском государстве виделась сила, способная спасти от текущих бед и обещающая благополучное существование в будущем. Перед глазами был пример западнорусских княжеств, для которых последствия объединения имели положительный характер.

Отношения Литвы с новгородской и псковской землями складывались по уже описанному сценарию. Обе стороны принесли немало зла друг другу, прежде чем поняли, что им выгоднее дружить, что у них общие интересы и враги.

В 1236 году магистр Ливонского ордена Волквин совершил поход на литовцев. Закончился он более чем неудачно: литовцы окружили войско крестоносцев и перебили их во главе с магистром. На стороне немцев сражался отряд псковичей в 200 человек: им тоже досталось немало – домой вернулось около двадцати человек из всех участвовавших в походе. В летописях упоминается о литовских набегах на владения Новгорода и Пскова в 1229, 1234, 1245 годах. Речь идет о немногочисленных отрядах, грабивших на свой страх и риск и часто получавших достойный отпор. А тем временем у обоих народов появился и окреп сильный, коварный и беспощадный противник. Опасность пришла издалека… С. М. Соловьев описывает образ существования тевтонских рыцарей, призванных для борьбы с пруссами мазовецким князем Конрадом:

«В 1192 году во время последних попыток христиан удержаться в Палестине Тевтонский орден рыцарей Богородицы получил окончательное утверждение. Новые рыцари носили черную тунику и белый плащ с черным крестом на левом плече; кроме обыкновенных монашеских обетов, они обязывались ходить за больными и биться с врагами веры; только немец и член старого дворянского рода имел право на вступление в орден.

Устав его был строгий: рыцари жили вместе, спали на твердых ложах, ели скудную пищу за общею трапезой, не могли без позволения начальников выходить из дому, писать и получать письма; не смели ничего держать под замком, чтобы не иметь и мысли об отдельной собственности, не смели разговаривать с женщиной. Каждого вновь вступающего брата встречали суровыми словами: “Жестоко ошибаешься, если думаешь жить у нас спокойно и весело; наш устав – когда хочешь есть, то должен поститься, когда хочешь поститься, тогда должен есть; когда хочешь идти спать, должен бодрствовать; когда хочешь бодрствовать, должен идти спать. Для Ордена ты должен отречься от отца, от матери, от брата и сестры, и в награду за это Орден даст тебе хлеб, воду да рубище”.

К этому‐то ордену обратился Конрад мазовецкий с просьбою о помощи против пруссов. Тевтонские рыцари были славны своими подвигами в Палестине, богаты недвижимым имуществом, которое приобрели в дар от государей в разных странах Европы; но они хорошо видели, что им нельзя долго держаться в Палестине, и потому не могли не согласиться на предложение Конрада. Оно обещало им новое поприще, новое средство продлить существование Ордена, которое условливалось возможностью постоянной борьбы с врагами креста Христова. В 1225 году послы Конрада предложили магистру Ордена Герману фон Зальца землю Хельмскую, или Кульмскую, с обязанностью защитить польские владения от язычников; в 1226 году император Фридрих II предоставил Ордену владение Кульмскою землею и всеми странами, которые он отнимет вперед у пруссов, но в виде императорского лена, без всякой зависимости от мазовецких князей; в 1228 году явился в новых владениях Ордена первый областной магистр Пруссии, Герман Балк, с сильным отрядом рыцарей; в 1230 году последовало окончательное утверждение условий с Конрадом, и Орден начал свою деятельность на новой почве».

Тевтонские рыцари справились со своей миссией: в течение 52 лет они полностью завоевали Пруссию, усеяли ее территорию непреступными замками, дав понять соседям, что на эту землю они пришли навсегда. Исполненные обязательства не позволили крестоносцам почивать на лаврах, – наоборот, только возбудили их аппетит. Они упорно шли вперед, не слишком разбираясь, кто им противостоит: язычник или христианин. Одновременно литва и русские земли подверглись атаке со стороны Ливонского ордена.

В 1253 году немцы явились ко Пскову, сожгли посад, но с помощью новгородцев псковичи отбились от врагов. Также в 1253 году совершили поход в новгородские земли литовцы, но были разбиты; в 1258 году Литва воевала под Смоленском, затем в окрестностях Торжка.

Но в 1262 году отношения Новгорода и Пскова с литовцами в корне меняются, и эта новизна отмечена С. М. Соловьевым:

«В 1262 году собрались князья идти к старой отчине своей, к Юрьеву ливонскому. Этот поход замечателен тем, что здесь в первый раз видим русских князей в союзе с литовскими для наступательного движения против немцев. Русские князья – брат Невского Ярослав и сын Дмитрий с Миндовгом литовским, Тройнатом жмудьским и Тевтивилом полоцким уговорились ударить вместе на Орден».

Примерно в это же время в Пскове появляется литовский князь Довмонт вместе с дружиной, женами дружинников и детьми (согласно летописи, 300 человек). Он крестился по православному обряду и был принят на стол псковичами. С. М. Соловьев вновь отмечает неординарность события: «…Здесь в первый раз видим то явление, что русский город призывает к себе в князья литвина вместо Рюриковича; явление любопытное, потому что оно объясняет нам тогдашние понятия и отношения, объясняет древнее призвание самого Рюрика, объясняет ту легкость, с какою и другие западные русские города в это время и после подчинялись династии князей литовских. Псковичи не ошиблись в выборе: Довмонт своими доблестями, своей ревностию по новой вере в новом отечестве напомнил Руси лучших князей ее из рода Рюрикова – Мстиславов, Александра Невского».

Еще один интересный факт: выбор псковичей не понравился новгородскому князю Ярославу, но, когда он стал собирать дружину, чтобы свергнуть Довмонта, новгородцы отказались идти в поход. Впоследствии новгородские дружины с успехом сражались с крестоносцами под началом Довмонта. После смерти Довмонта псковичи приглашали русских князей, но, не получая от них реальной помощи, были вынуждены опять ориентироваться на Литву. В 1322 году крестоносцы, нарушив мирное соглашение, перебили псковских купцов и рыбаков, а затем опустошили некоторые земли, принадлежавшие Пскову. На помощь пришел литовский князь Давыд; вместе с его войском псковичи отомстили немцам, разграбив их земли до самого Ревеля.

В следующем году сильное войско крестоносцев вновь подошло к Пскову. Восемнадцать дней немцы пытались ворваться в город с помощью штурмовых машин. Горожане защищались из последних сил и непрерывно слали просьбы о помощи в соседний Новгород и к другим русским князьям. Откликнулся только литовский князь Давыд; вместе с его дружиной псковичи вынудили крестоносцев с позором бежать от города, бросив осадные машины.

В Литве обретали приют русские князья, не находившие его в своих землях. В 1327 году тверской князь Александр возглавил мятеж против золотоордынского посла Щелкана. Всех татар, бывших в то время в Твери, перебили. Опасаясь мести, Александр пытался найти убежище в Новгороде, но даже этот город, менее всего зависевший от Золотой Орды, ему отказал. Беглеца принял Псков. Тогда московский князь Иван Калита уговорил митрополита отлучить от церкви Александра и весь Псков, если его жители не выдадут князя Орде. Но псковичи позволили Александру беспрепятственно выехать в Литву, где он прожил полтора года.

Чуть позже в Литве найдет убежище и помощь для борьбы с Москвой тверской князь Михаил.

Согласно новгородской летописи, в 1333 году сын великого князя Гедимина Наримант‑Глеб обратился к Новгороду с просьбой позволить ему поклониться Святой Софии. Просьба польстила новгородцам. Сын великого князя Литовского принят был с великой честью; Наримант целовал крест на верность Новгороду и получил в управление Ладогу, Орешек, Корельский городок и Корельскую землю, а также половину Копорья.

В 1342 году Псков снова шлет гонцов к литовскому князю Ольгерду с просьбой помочь отбиться от немцев: «Братья наши, новгородцы, нас покинули, не помогают нам; помоги нам ты, господин!» Ольгерд послал в помощь своего воеводу Юрия Витовтовича с дружиной, благодаря которому устоял Изборск.

Псковичам очень хотелось заполучить в князья Ольгерда, но тот отказался, посчитав псковский удел слишком малой для себя честью (в то время Ольгерд правил Витебском, а через несколько лет он получил литовский великокняжеский трон). Вместо себя Ольгерд согласился прислать псковичам старшего сына Андрея. А воевода Юрий Витовтович так и остался в Пскове. Он погиб в 1349 году, защищая псковскую землю от крестоносцев: «была тогда во Пскове скорбь и печаль великая, все духовенство проводило князя, и положили его в церкви св. Троицы».

Таким образом, Псков оказался теснее привязан к Великому княжеству Литовскому, чем к своему соседу Новгороду и прочим русским княжествам.

Впрочем, Новгород тоже с удовольствием принимал в качестве наместников литовских князей. В 1379 году здесь появился литовец Юрий Наримантович, а в 1383 году его брат Патрикий, которому жители северной русской республики отдали в кормление Орехов, Корельский город, половину Копорья и Лузское село.

Таким образом, Новгород и Псков прочно втянулись в литовскую орбиту, хотя присоединить их к Великому княжеству Литовскому не удалось. Больший успех ждал литовцев на юге и востоке.

Литовская попытка объединить все русские земли

В южнорусских землях мы наблюдаем тот же процесс, что и на севере. Русско‑литовские отношения прошли все этапы: от вражды до дружбы и в конечном итоге – до соединения в одно государство.

Древний Киев влачил жалкое существование. С. М. Соловьев описал положение когда‐то самых богатых и процветающих русских областей в середине XIII века:

«Плано Карпини, проехавший через древнюю собственную Русь (Киевскую область) в 1245 году, говорит, что он во все продолжение пути находился в беспрестанном страхе перед литовцами, которые начали опустошать теперь и Приднепровье благодаря тому, что некому было противиться: большая часть жителей Руси или была побита, или взята в плен татарами; Киев после Батыева опустошения сделался ничтожным городком, в котором едва насчитывалось домов с двести, жители находились в страшном рабстве; по окрестностям путешественники находили бесчисленное множество черепов и костей человеческих, разбросанных по полям. Таким образом, Русь находилась между двумя страшными врагами, татарами с востока и Литвою с запада, которые не замедлят вступить в борьбу за нее».

В 1320 году великий князь Литовский Гедимин появился с сильным войском на землях Галицко‑Волынского княжества. Примечательно то, что в войске литовцы составляли лишь малую часть, в основном оно состояло из жителей Полоцка, Новогородка, Гродна.

Судьба южнорусских земель с этого момента оказалась решенной. По одним сведениям, Владимир‑Волынский пал после ожесточенного сопротивления. По другим известиям, Луцк и вся Волынская земля попали под литовскую власть путем династического брака: сын Гедимина Любарт женился на дочери местного князя – сыновей последний русский властитель Волыни не имел. Впрочем, и от предложенного брака русский князь не смог бы отказаться, когда у его границ стояло сильнейшее литовское войско.

«На следующий, 1321 год, – описывает дальнейшие события С. М. Соловьев, – Гедимин двинулся к Киеву, которым владел какой‐то князь Станислав; на помощь к нему пришел Олег переяславский, Святослав и Василий, князья брянские, и вместе с ними бежавший из Волыни князь Лев. Над рекою Ирпенем сошлись неприятели – и Гедимин победил; князья Олег и Лев были убиты, Станислав убежал в Брянск с тамошними князьями; Белгород сдался победителю, но Киев выдержал двухмесячную осаду; наконец, граждане, не видя ниоткуда помощи, собрались на вече и решили поддаться литовскому князю, который с триумфом въехал в Золотые ворота. Другие города русские последовали примеру Киева; Гедимин оставил везде старый порядок, только посажал своих наместников и гарнизоны по городам. Наместником в Киеве был назначен Миндовг, князь гольшанский».

Автор «Хроники Быховца» отмечает, что киевляне отнюдь не собирались бороться с Гедимином до последней капли крови:

«И услышав то, что государь их князь Святослав убежал от Гедимина, и что войско государя их все побито, и им в помощь никакой силы князь их не оставил, и они, сговорившись единодушно, предались великому князю Гедимину. И вышли из города с крестами игумены, попы и дьяконы, и открыли ворота городские и встретили великого князя Гедимина с честию, и ударили ему челом, и начали служить ему и на том присягнули великому князю, и били челом, чтобы у них отчин не отнимал». Ситуация напоминает встречу Тохтамыша московскими лучшими людьми – тогда головы начали падать без разбора под кривыми татарскими саблями. Теперь… «И князь Гедимин их при том оставил и сам с честью въехал в город Киев».

В то время как литовские князья собирали русские земли на западе и юге, аналогичный процесс шел на востоке – там его возглавила Москва. Обе половинки, обрастая территориями, неминуемо приближались друг к другу. Однако соединиться единокровные народы не могли: ни Москва, ни Вильно не желали поступиться властью. Даже в мыслях невозможно представить, чтобы литовские князья передали свои полномочия московским либо наоборот – хотя для русского народа это был бы идеальный вариант. Два русских государства были обречены на столкновение.

В 1339 году умер Гедимин. После дворцового переворота власть в Литве перешла в руки энергичного сына Гедимина – Ольгерда. По характеристике летописца, он был умен, говорил на разных языках, не любил забав и занимался делами государственными день и ночь, был воздержан, вина, пива, меду и никакого хмельного напитка не пил и от этого приобрел великий разум и смысл, коварством многие земли завоевал и увеличил свое княжество.

Еще в 1341 году Ольгерд появился под Можайском, разграбил окрестности, сжег посад и ушел. То был своеобразный вызов Москве.

Чтобы разбить своего главного врага – Московское княжество, – Ольгерд не гнушался никакими средствами. В 1349 году он послал своего брата Кориада в Золотую Орду с предложением о совместном нападении на Москву. Хан Джанибек раскусил коварство литовского князя: разгромленное Московское княжество становилось легкой добычей литовских князей и Орда потеряла бы ту огромную дань, которую тогда еще регулярно платила русская земля. Дальновидный Джанибек отдал Кориада тому, против кого замышлялся поход, – московскому князю Симеону.

Ольгерду после этого ничего не оставалось, как слать посольство с дарами и челобитьем к Симеону. Литовский князь без лишних эмоций оценил обстановку и пришел к выводу, что дружба с московским князем в сложившихся обстоятельствах выгоднее, чем война. Два брата, Ольгерд и Любарт, женатые и прежде на русских княжнах и овдовевшие, прислали сватов к Симеону просить за себя двух его родственниц. Любарт – племянницу, княжну ростовскую, а Ольгерд – свояченицу, княжну тверскую.

Но союз Москвы с Литвою, даже скрепленный двумя браками одновременно, не мог быть прочным. То была лишь временная вынужденная уступка Ольгерда. Ибо он, стремясь к распространению своей власти на Северо‑Восточную Русь, понимал, что достичь цели можно только после разгрома Московского княжества… В 1356 году Ольгерд овладел Ржевом, продолжив войну в смоленских и брянских землях. Интересно, что едва Ольгерд появился вблизи Брянска, как, по словам летописца, здесь вспыхнул мятеж от лихих людей, смута была великая и опустение города, после чего Брянск перешел во владение Великого княжества Литовского.

С конца 60‐х годов XIV века началась длительная борьба между великим князем Московским и тверским князем Михаилом Александровичем. Эту вражду, как и недовольство других князей объединительной политикой Дмитрия Ивановича московского, умело использовал Ольгерд. В 1368 году тверской князь обратился к нему за помощью, и Ольгерд не упустил возможности вмешаться в распри соседей. С большой ратью он неожиданно вторгся в пределы русских княжеств, разбил князя Семена Дмитриевича стародубского, потом в Оболенске убил князя Константина Юрьевича; наконец, 21 ноября на реке Тросне разбил московский сторожевой полк и беспрепятственно подошел к Москве.

Три дня стоял Ольгерд под новым Московским Кремлем, но взять его не смог. Отступая, литовцы разорили окрестности Москвы, забрали в плен бесчисленное множество народа и весь скот, который нашли в окрестных селах. Несмотря на то что литовцам так и не удалось взять Москву, урон был нанесен ощутимый. Впервые за сорок лет, то есть начиная от первого года княжения Ивана Калиты, Московское княжество испытало неприятельское нашествие.

В 1370 году Ольгерд предпринял новый поход – и опять по просьбе князя Михаила Александровича тверского. Зимой, в Рождественский пост, Ольгерд двинулся на Москву с братом Кейстутом, Михаилом тверским и Святославом смоленским. Разорив посад у Волока‑Ламского, они 6 декабря осадили Москву. Однако боязнь перед собиравшейся в Перемышле московской ратью заставила Ольгерда снять безуспешную осаду Кремля и уйти в свое княжество.

В 1372 году вечно обиженный и неугомонный Михаил тверской вновь обратился за помощью к литовцам. Последние, как обычно, с удовольствием откликнулись на зов: на помощь князю Михаилу пришли брат Ольгерда – Кейстут с сыном Витовтом, сын Ольгерда – Андрей полоцкий, а также Дмитрий друцкий.

Единоплеменники и единоверцы сражались с небывалой жестокостью, один из ярких эпизодов – война между тверским и новгородским войском за город Торжок. В открытой битве новгородцы потерпели сокрушительное поражение: часть их бежала в сторону Новгорода, другие укрылись в Торжке. С. М. Соловьев, на основании сведений летописей, приводит следующий эпизод:

«…Тверичи скоро зажгли посад, сильный ветер потянул на город, и пошел огонь по всему городу; несчастные новгородцы побросались оттуда с женами и детьми прямо в руки врагам, иные сгорели, другие задохнулись в церкви св. Спаса или перетонули в реке; добрые женщины и девицы, видя себя раздетыми донага, от стыда сами бросались в реку, тверичи донага обдирали всех, даже чернецов и черниц, иконных окладов и всякого серебра много побрали, чего и поганые не делают, заключает летописец: кто из оставшихся в живых не поплачет, видя, сколько людей приняло горькую смерть, святые церкви пожжены, город весь пуст; и от поганых никогда не бывало такого зла; убитых, погорелых, утопших наметали пять скудельниц, а иные сгорели без остатка, другие потонули и без вести поплыли вниз по Тверце».