Охотник на хищников (расширенная версия)

Доктор Марченко смотрел на результаты анализов так, будто они были написаны на древнем языке. Его седые брови сдвинулись к переносице, а привычно спокойные руки слегка дрожали, перелистывая страницы медицинской карты.

– Этого не может быть, – пробормотал он, снимая очки и протирая их уже в третий раз за последние пять минут. – Просто не может быть…

Я сидел напротив него в том же кабинете, где несколько месяцев назад услышал свой смертный приговор. Те же выцветшие обои, тот же запах антисептика, та же скрипучая кушетка в углу. Но сегодня всё было по-другому.

Я больше не сутулился, не держался за подлокотники кресла, опасаясь упасть от слабости. Наоборот – я сидел прямо, и в теле бурлила такая энергия, что хотелось встать и пробежать марафон.

– Доктор, – произнес я спокойно, хотя внутри всё кипело от нетерпения. – Объясните мне, что происходит.

Марченко поднял на меня взгляд. В его глазах читалось не только удивление, но и что-то похожее на страх.

– Алексей, я занимаюсь медициной уже тридцать семь лет. Видел многое. Но такого… – он покачал головой. – Боковой амиотрофический склероз не лечится. Не останавливается. И уж точно не исчезает бесследно за несколько месяцев.

– Но он исчез?

– По всем показателям – да. – Доктор снова взял в руки результаты. – Мышечная активность в норме. Более того – показатели выше среднестатистических. Нервная проводимость идеальная. Рефлексы…

– Что с рефлексами?

– Они слишком быстрые. Неестественно быстрые. – Он откинулся в кресле. – Алексей, я должен спросить: вы принимаете какие-то препараты? Экспериментальные лекарства? Участвуете в каких-то исследованиях?

Я покачал головой. Как объяснить ему про того странного человека во дворе? Про ледяные руки и меняющееся лицо? Доктор и так едва сдерживался, чтобы не отправить меня к психиатру.

– Нет, ничего не принимаю.

– Тогда это… – он развёл руками. – Чудо. Иначе не назовёшь.

Выйдя из больницы, я почувствовал, как мир буквально заиграл новыми красками. Всё стало ярче, чётче, насыщеннее. Я слышал каждую мелочь с кристальной ясностью – от шелеста листьев до далёкого скрипа тормозов.

Но самым поразительным было то, что происходило с моим телом. Каждый день приносил новые открытия.

Сначала – сила. Я случайно понял это, когда переставлял шкаф. То, что раньше требовало троих, я поднял одной рукой, без усилий.

Потом – координация. Я ловил падающие предметы, не думая. Уклонялся от прохожих, словно знал заранее, куда они пойдут.

А потом – исцеление. Порез на пальце затянулся за два часа. Ушиб исчез к вечеру. Я начал проверять себя – нож, неглубокий надрез. Рана зажила прямо на глазах. К утру не осталось и следа.

Перед зеркалом я видел нового себя. Черты лица стали выразительнее. Глаза – ярче. Походка – уверенная, хищная.

Но важнее всего было то, что изменилось внутри.

Теперь я чувствовал зло.

Я мог определить его. Словно аура висела над каждым, кто замышлял недоброе. И я знал – безошибочно.

Парень у остановки – зависимый, готовый на всё ради дозы. Мужчина в костюме – хищник, прячущий грязные желания за вежливой улыбкой. Агрессивный подросток – будущий насильник.

Раньше я только догадывался. Теперь – знал.

И вместе с этим знанием пришло понимание: я должен действовать.

По вечерам я изучал карты города. Улицы, где чаще всего случались нападения. Районы с повышенной преступностью. Я планировал. Готовился. Ждал.

Месяц назад я умирал. Теперь во мне жила сила – неведомая, древняя, могущественная. И я знал, зачем она мне дана.

Однажды ночью я вышел на балкон. Подо мной раскинулся город – спящий, спокойный, обманчивый. В его тени скрывались монстры. Но теперь у тьмы появился враг.

Я сжал кулаки и почувствовал: сила внутри готова к действию.

Завтра начнётся новая жизнь.

Я стану тем, кем должен был быть.

Час икс настал. И я был готов.

Глава 6: Первая охота

В кармане лежал листок с семнадцатью именами.

Семнадцать человек, которые прямо сейчас, возможно, планировали новые преступления против детей. Семнадцать монстров в человеческом обличье, которые считали себя неуязвимыми, скрытыми за анонимностью интернета и равнодушием общества.

Но теперь появился охотник.

Я остановился у небольшого сквера недалеко от дома и присел на скамейку.

Рассвет окрашивал небо в нежные розовые тона, но эта красота контрастировала с тем мраком, который я только что оставил позади. В памяти всё ещё стояли детские лица с фотографий, всё ещё звучали последние слова Александра Корнева:

– Нас тысячи. Десятки тысяч.

Убийство Корнева пошло с самого начала не по плану. Совершить первое убийство даже при наличии такой силы оказалось не таким простым действием. Но злоба копившаяся внутри не дала дрогнуть и я довел дело до конца. Он пытался сопротивляться, но куда ему… и перед смертью он сдал всех своих «друзей и коллег» не моргнув глазом.

Однако он был прав. Один мёртвый педофил ничего не изменит в масштабах планеты.

Но это изменит хоть что-то в жизни тех детей, которые могли стать его будущими жертвами. И это уже немало.

Я достал листок, перечитал имена.

Некоторые из них жили в нашем городе, другие – в соседних областях, третьи – в других регионах. Но расстояние больше не было проблемой. Моя новая природа позволяла мне двигаться быстрее любого транспорта, быть невидимым для камер наблюдения, проходить сквозь самые сложные системы безопасности.

Первым в списке стоял Алексей Владимирович Зотов, 38 лет, учитель начальных классов.

Он жил всего в двух районах от меня. По переписке было ясно, что он использовал своё положение для доступа к детям, фотографировал их в раздевалках, принуждал к “особым занятиям” после уроков.

Вторым – Михаил Петрович Садовский, 45 лет, детский врач.

Он работал в городской поликлинике и имел доступ к сотням маленьких пациентов каждый день. В его сообщениях описывались такие подробности, что мне пришлось зажмуриться, чтобы не видеть текст.

Третьим – Роман Игоревич Белов, 29 лет, тренер в спортивной секции для детей 6–12 лет.

Молодой, спортивный, пользующийся доверием родителей. И использующий это доверие самым отвратительным образом.

Я сложил листок и спрятал обратно в карман.

План созревал в моей голове сам собой, словно кто-то подсказывал мне каждый шаг. Возможно, это было частью трансформации – не только физические способности, но и знание, как их применять.

Зотов – первый. Сегодня вечером.

Остаток дня я провёл дома, делая вид, что радуюсь выздоровлению.

Мать не отходила от меня ни на шаг, готовила мои любимые блюда, рассказывала, как молилась за моё здоровье. Отец несколько раз обнимал меня – неловко, по-мужски, но с такой нежностью, которую я от него не ожидал.

– Мы так боялись потерять тебя, – сказала мать вечером, когда мы сидели за ужином. – Когда ты признался про этот БАС… Я не знала, как дальше жить.

– Всё позади, мам, – ответил я, сжимая её руку. – Теперь всё будет хорошо.

И это была правда.

Для моей семьи всё действительно будет хорошо. А для тех, кто причиняет боль невинным… для них ничего больше хорошего не будет.

В половине одиннадцатого я лёг спать, попрощался с родителями, заперся в комнате.

Дождался тишины и выбрался через окно. Благодаря новым способностям это было легче, чем спуститься по лестнице.

Дом Зотова находился в старом районе – многоэтажки и частные дома.

Сам он жил в двухэтажном коттедже с небольшим садом – видимо, зарплата учителя была не единственным источником дохода.

Около полуночи.

Свет горел в одном из окон второго этажа. Силуэт за занавеской – он сидел за компьютером. Работал над своими мерзкими делами.

Забор высокий, с колючей проволокой. Не проблема.

Один прыжок – и я уже в ухоженном дворе. Клумбы, газон, детские качели…

Детские качели.

У этого монстра были собственные дети.

Я подошёл к дому. Окно первого этажа – приоткрыто. Легко.

Я внутри – в гостиной. Телевизор, книжные полки, семейные фото на стенах. Зотов с женой и двумя детьми – девочкой и мальчиком.

Идеальная семья.

Если бы они знали, кто на самом деле их отец и муж.

Со второго этажа – звуки. Щелчки мыши, бормотание.

Я поднялся по лестнице. Дверь в кабинет приоткрыта. Он за компьютером, на экране – мессенджер, тот самый.

Я толкнул дверь. Скрип. Он обернулся.

– Кто…

– Алексей Владимирович Зотов, – сказал я. – Учитель. Женат. Двое детей. Катя и Максим.

Он побледнел. Попытался встать – не смог.

– Откуда вы… кто вы такой?

– А ещё ты – педофил, – продолжал я. – Используешь своё положение. Фотографируешь детей. Принуждаешь…

Он стал серым.

– Я не знаю, о чём вы говорите…

– Знаешь. Вот твоя переписка с Корневым. Помнишь его? Виктор Михайлович?

– Корнев? Он вчера пропал…

– Корнев мёртв. Я его убил.

Он дернулся, хотел закричать – я быстрее.

Моя рука – его рот. Другая – на горло.

– Тише. Не буди детей. Они не должны знать, кем был их папа.

– Да что вы?

Он хрипит, не может говорить.

– За семь лет работы… десятки? сотни?

– Я… я их не трогал… только фотографировал…

– Лжёшь.

Я коснулся его лба.

Видения. Детские лица. Слёзы. Ужас. Угрозы. Оценки.

– Двадцать три ребёнка, – сказал я. – За семь лет.

Он плакал.

– Я больше не буду… клянусь…

– Поздно.

Я посмотрел на фото на столе.

– А своих детей ты трогал?

Он мотал головой.

– Нет! Я их люблю!

– Но чужих можно было ломать?

– Это болезнь!

– Нет. Это выбор. Ты выбирал причинять боль. Каждый раз.

Я подошёл к окну.

– У тебя есть дети. Я не хочу делать их сиротами.

Надежда во взгляде.

– Поэтому ты сделаешь это сам.

Надежда исчезла.

– Я не могу…

– Сможешь. Или я сделаю это. И расскажу им всё.

Он зарыдал.

– Представь, как они будут жить с правдой. Или – с трагедией. Герой, несчастный случай…

Он долго молчал. Потом поднялся.

– Обещаете? Моя семья не узнает?

– Обещаю.

Он открыл окно. Посмотрел вниз.

– Мне страшно…

– Должно быть. Ты почувствуешь то же, что чувствовали они.

Он обернулся.

– А если передумаю?

– Не получится.

Он кивнул. Закрыл глаза. Перекрестился. Шаг вперёд.

Глухой удар.

Я посмотрел вниз.

Алексей Владимирович Зотов больше никому не причинит вреда.

Через пару минут – свет в доме. Жена проснулась. Потом дети. Я ушёл.

Дорога домой – полчаса.

Я шёл медленно. Обдумывая. Два имени вычеркнуты. Осталось пятнадцать.

Но что-то изменилось.

С Корневым – было просто.

Ярость. Месть. Возмездие.

С Зотовым – сложнее.

Он был отцом. Я отобрал его у его детей.

Правильно ли это?

Вопрос остался в воздухе. Без ответа.

Но завтра – доктор Садовский.

У него нет семьи. Только извращённое хобби.

Время спать закончилось. Время охоты только началось.

Глава 7: Сеть

Две недели прошло с той ночи. Две недели, в течение которых я изучал список из семнадцати имен, составленный по переписке Корнева. Каждое имя открывало передо мной новую бездну человеческой низости, новую историю искалеченных детских судеб.

Алексей Романович Белов, 38 лет, учитель физкультуры в средней школе. На первый взгляд – образцовый педагог, которого уважают коллеги и любят ученики. В реальности – хищник, который использовал свое положение для доступа к детям. За три года работы в школе через его руки прошли двенадцать жертв, самой младшей из которых было всего восемь лет.

Игорь Валентинович Мишин, 45 лет, детский врач-педиатр в районной поликлинике. Родители приводили к нему своих детей, доверяя самое дорогое, что у них было. А он превращал медицинские осмотры в кошмар, фотографировал детей в раздетом виде под предлогом “медицинской документации”, принуждал к интимной близости, угрожая рассказать родителям о “серьезных заболеваниях”.

Дмитрий Сергеевич Ковалев, 52 года, директор детского дома. Самый изощренный из всех. Он превратил государственное учреждение в личный бордель, где беззащитные сироты становились товаром для состоятельных извращенцев. Дети исчезали из детдома под видом “усыновления” состоятельными семьями, а на самом деле попадали в руки покупателей, готовых платить за возможность причинять боль.

Каждая история была болезненнее предыдущей. Каждое новое имя добавляло огня в костер ярости, который горел у меня в груди. Но самое страшное было не в отдельных преступлениях. Самое страшное – это была именно сеть, организованная структура, где каждый знал свое место и выполнял свою роль.

Белов поставлял “материал” – находил подходящих детей, обрабатывал их психологически, подготавливал к передаче дальше по цепочке. Мишин обеспечивал медицинское прикрытие – справки о здоровье, липовые диагнозы, которые объясняли странное поведение травмированных детей. Ковалев организовывал логистику – перевозку, размещение, контакты с покупателями.

А над всеми ними стоял координатор, человек, которого в переписке называли просто “Куратор”. Настоящего имени я не знал, но знал главное – он был мозгом всей операции, тем, кто превратил разрозненных извращенцев в эффективно работающую машину по уничтожению детских жизней.

Именно с него я решил начать после Садовского.

Но сначала мне нужно было больше информации. И я знал, где ее взять.

Алексей Белов жил в типовой двушке на окраине города. Квартира в панельном доме, неприметная, ничем не выделяющаяся среди сотен таких же. Идеальное место для человека, который не хочет привлекать к себе внимание.

Я наблюдал за ним три дня. Изучал распорядок, привычки, слабые места. Белов был осторожен – никогда не приводил детей домой, всегда встречался с ними в “безопасных” местах: заброшенных зданиях, лесопарках, съемных квартирах. Но у каждого есть слабости, и я нашел его.

Каждый вечер в одиннадцать он выходил выгуливать собаку – старого ротвейлера по кличке Рекс. Маршрут был неизменным: вокруг дома, через небольшой сквер, обратно. Двадцать минут в полном одиночестве, вдали от свидетелей.

В четверг вечером я ждал его в сквере.

Белов появился точно в одиннадцать, как всегда. Рекс бежал впереди, принюхиваясь к знакомым запахам. Я наблюдал за ними из-за деревьев, дожидаясь подходящего момента.

Момент наступил у старой детской площадки. Белов остановился, доставая сигареты, а Рекс побежал исследовать кусты. Я вышел из тени.

– Алексей Романович, – позвал я.

Он обернулся, вглядываясь в темноту. При виде меня на его лице появилось недоумение.

– Простите, мы знакомы?

– Не лично, – ответил я, подходя ближе. – Но я знаю о вас очень многое.

Что-то в моем тоне заставило его насторожиться. Рука потянулась к телефону.

– Я бы не стал, – сказал я. – Рекс, ко мне.

Собака, которая только что радостно обнюхивала кусты, вдруг остановилась и медленно подошла ко мне. Белов смотрел на это с изумлением – его пес, который никого не слушался кроме хозяина, беспрекословно выполнял команды незнакомца.

– Хороший мальчик, – погладил я Рекса. – Теперь спи.

Собака легла на землю и закрыла глаза. Не умерла – просто заснула глубоким сном. Проснется утром, но не раньше.

– Что за черт…

– Садись, Алексей, – приказал я, указывая на скамейку. – Нам нужно поговорить.

Он попытался бежать. Сделал три шага и замер. Я просто посмотрел на него, и его ноги перестали слушаться. Новые способности открывались во мне каждый день, и контроль над слабыми умами была одной из них.

– Садись, – повторил я.

Он сел, борясь с собственным телом, но безуспешно.

– Знаешь, Алеша, – начал я, присаживаясь рядом, – я долго думал, с чего начать разговор. Можно поговорить о Лене Соколовой, восемь лет, которая до сих пор просыпается в холодном поту, вспоминая твои “дополнительные занятия”. Можно о Мише Петрове, девять лет, который после твоего “воспитания” перестал разговаривать на три месяца.

Лицо Белова побледнело.

– Я не знаю, о чем вы…

– Не ври, – перебил я. – Я знаю все. Каждое имя, каждую дату, каждую деталь. Видишь ли, у меня есть доступ к переписке покойного Сашки Корнева.