Ожившее пророчество

Алекс Орд

Ожившее пророчество

ГЛАВА 1

Бегущие по небу со стороны Золотой гавани темные тучи сгрудились над императорским дворцом и замерли, зацепившись краями за его острые шпили и зубчатые башни. Казалась, что чья-то невидимая рука повелевала тучами, х внезапно остановив их бег над городом.

Недремлющие стражники с тревогой вглядывались в ночное небо, готовое разразиться грозой. В наступившей предгрозовой тишине чуткое ухо молодого воина уловило шум шагов, приближающихся к вратам дворца. Зоркие глаза стражника заметили согбенную фигуру звездочета в развевающихся одеждах, спешившего в западную башню, откуда он еженощно наблюдал за движением планет.

Когда протрубила третья стража, придворный звездочет вновь побеспокоил своим появлением охрану, потребовав немедленно пропустить его к императору.

Взволнованный предсказатель ныне царствующей династии Палеологов торопился с неотложным докладом к великому императору Константину, почивавшему в богатых покоях императорского дворца. Звездочет был очень обеспокоен и напуган появившейся на ночном небосклоне фигурой черного всадника с кривой саблей в правой руке, занесенной над темной головой, которую венчала царская корона.

Над зловещим всадником ровно в полночь прорезался серебристый серп новорожденного месяца, тонкими изогнутыми рогами поддевшего императорскую корону, словно пытаясь сбросить ее с головы царствующей особы.

Огромный город мирно спал, не подозревая о спустившемся с небес древнем проклятии. Звездочет вздрогнул, когда завесу полыхающего неба над Константинополем, разорвал грозовой разряд небывалой мощи и корона свалилась с обреченной головы, рассыпавшись на множество сверкающих осколков, на миг осветивших темное небо. Небесная битва разразилась над спящим городом, угрожая ему тайными знамениями, свидетелем которых стал придворный звездочет и стражники, охранявшие городские ворота от незваных гостей.

Ослепший и оглохший от разразившейся грозы, предсказатель замер в оцепенении от догадки, сковавшей его ужасом обреченности. До рассвета он пытался разобраться в передвижениях созвездий, выстроившихся в таинственном предзнаменовании в темно-фиолетовом небе Константинополя в час новолуния.

Слезившимися от напряжения глазами звездочет всматривался в небеса, пытаясь уловить малейшее движение пусть даже самой малой звезды, способной изменить роковое стояние созвездий. Но неумолимые звезды предрекали закат не только правящему императору, но и великой Византии, оплоту христианства в подлунном мире.

Не замечая катившихся по бледным щекам слез, звездочет поспешил в дворцовую библиотеку, занимавшую огромный зал рядом с императорской опочивальней. Его торопливые шаги гулким эхом раздавались под сводами величественных покоев.

Кивнув придворному стражнику, дрожащими от волнения немощными руками предсказатель с трудом приоткрыл резную дверь из киликийского кедра, украшенного золотым двуглавым орлом династии Палеологов.

Ночной стражник вопросительно взглянул на старца, но не остановил его, памятуя о том, что императорский звездочет может беспрепятственно входить в библиотеку, куда под страхом смертной казни был строжайше воспрещен вход простым смертным.

На рассвете странные звуки привлекли внимание бдительного стражника, и он осторожно приблизился к резной двери библиотеки, не решаясь переступить порог.

Над огромным фолиантом рыдал звездочет, пытаясь сквозь слезы рассмотреть что-то очень важное в раскрытой книге, понятное только ему одному.

Вид плачущего старца почему-то глубоко опечалил душу византийца, и он замер от тяжелого предчувствия, покрывшись холодным потом под золочеными доспехами.

Справившись с рыданиями, предсказатель поднял голову и встретил обеспокоенный взгляд храброго воина, час назад безропотно пропустившего старца в покои великого императора.

Путь из библиотеки до царской опочивальни показался звездочету бесконечно долгим и беспредельным. Он медленно шел по мозаичному полу дивной красоты, рассматривая замысловатый узор, составленный из драгоценных камней, ярко горевших в лучах восходящего солнца.

Единственное, чего желал в этот миг верный слуга многих поколений Палеологов, – это выпросить у непреклонных небес разрешение быть рядом с последним императором великой Византии в самые трудные мгновения его жизни.

Императору тоже не спалось в эту тревожную грозовую ночь, его мучили кошмары, удушливыми волнами отгоняя долгожданный сон. Он с удивлением увидел, как в опочивальню проскользнула сгорбленная серая тень звездочета и остановилась перед преградившим дорогу стражником, который был обязан в любое время дня и ночи пропускать предсказателя в царские покои.

Обеспокоенный император привстал на ложе, с тревогой всматриваясь в лицо верного старца, едва видимое в предрассветном сумраке. Константин затаил дыхание, не решаясь первым задать вопрос, заранее зная ответ.

Звездочет впервые увидел императора в простом уборе с непокрытой головой, и сердцем понял, что тот готов мужественно встретить любой приговор небес.

Повелительным жестом отослав из покоев стражу, император с надеждой взглянул в лицо взволнованного прорицателя, служившего верой и правдой Палеологам, начиная с деда Константина.

С великой печалью в глазах предсказатель негромко прошептал, что для великой империи наступили последние времена, и сегодня в полночь неумолимое время истории начало отбивать последние часы ее существования.

– Божественное предсказание начало сбываться, мой император! Сегодня я сверился с древними манускриптами, и в очередной раз, к моему великому сожалению, расчеты подтвердились. Час назад открылась страшная бездна, готовая поглотить великую Византию бесследно, – взволнованно вещал потрясенный великим пророчеством предсказатель, не стесняясь горьких слез, катившихся по морщинистому лицу.

Побледневший от страшного известия император торопливо подошел к двери и закрыл ее, чтобы ни одно слово, прозвучавшее в царских покоях, не достигло чужих ушей. Стараясь не смущать плачущего старца, он повернулся к распахнутым настежь окнам и задумался, вспоминая, как часто он вот так же стоял по утрам, встречая восход солнца над Золотой гаванью.

Сверкающие в первых солнечных лучах золотые купола Святой Софии заставили больно сжаться сердце византийского правителя. Что будет с самым величественным храмом, какая судьба ждет прекраснейшую святыню христианского мира и этот великолепный город, замерший в предчувствии приближающейся неотвратимости беспощадного рока?

Как никогда раньше привычный утренний гомон проснувшегося города показался императору особенно зыбким и призрачно-нереальным. У причалов порта стояли готовые к отплытию в Венецию и Геную корабли, груженные товаром, которые по высочайшему повелению императора были задержаны до выяснения особых обстоятельств, связанных с расследованием государственного заговора.

Удар за ударом настигали византийского правителя в последнее время. Совсем недавно императору открылась чудовищная картина подлого предательства его приближенных, беззастенчиво помогавших европейским правящим кланам вывозить из Византии сотни тонн золота и драгоценностей.

Император знал, что красота и роскошь богатого Константинополя, невиданный расцвет Византии вызывали зависть всех без исключения королей Европы, погрязшей в невежестве и варварстве. Император не раз видел, как несметные богатства византийской столицы лишали дара речи именитых гостей, прибывших по его приглашению посетить роскошные дворцы Палеологов, вместивших все сокровища мира.

Есть в этом и его вина, как ни тяжело было признаться самому себе в излишней доверчивости и непростительной беспечности. Как он мог так долго не замечать рядом с собой

разного рода казнокрадов, долгие годы опустошавших государство разорительными договорами, преступными обязательствами и подлым предательством? Занятый государственными делами и устремленный в будущее, он пропустил тот момент, когда Византия стала терять свою самобытность и традиции, обеспечивающие жизнеспособность империи. Что же, настало время народу, забывшему древние законы, отвечать за ошибки и первым готов ответить за непростительную беспечность и доверчивость сам император.

Тяжелые мысли терзали сердце Константина, но он был не в состоянии оторваться от созерцания любимого города, предчувствуя скорое расставание с дорогими сердцу людьми.

Не будет прощения потомков его излишней самонадеянности и гордыне! Ведь еще во времена бесконечных и разорительных пиров ему следовало догадаться,что самым большим желанием высокородных приглашенных гостей было стремление ворваться с войском в этот богом отмеченный город, и вывезти все бесценные святыни и произведения искусства в свои европейские дворцы, казавшиеся лачугами бедняков в сравнении с великолепием константинопольских дворцов.

Как бы не хотелось Константину терять секунды быстротекущей жизни на сведение счетов, но измена приближенных развязала ему руки, и перед лицом своих великих предков он был обязан наказать предателей, позорной изменой приблизивших распад великой Византии.

Звездочет не отрывал глаз от прекрасного своей одухотворенностью лица императора, вглядывавшегося в вечность, которая безжалостно и неминуемо отберет у великого города его славное имя вместе с жизнью последнего императора.

Что он мог ответить предсказателю? Кровавая развязка, как она ни страшна и неожиданна оказалась, была заранее предрешена небесами, и ни один император не в силах изменить ход истории, вплотную приблизившейся к порогу дворца Палеологов. Значит, судьбе было угодно так бесславно и жестоко разрушить многовековое могущество великой империи, отдав ее на милость победителей.

– Отчего ты плачешь, старец? Тебе ли не знать, что ничто не вечно под луной! Образуются и исчезают с лица земли могущественные империи, похоже, нашей предрешена такая же печальная участь, – с нескрываемым огорчением произнес властелин.

Звездочет низко опустил голову, пытаясь скрыть горькие слезы разлуки с повелителем.

–Тебе ли не знать, как возрождаются города и страны, на смену павшим приходят восставшие из пепла, – овладев собой, произнес император. – Успокойся, не стоит рыдать над предначертанным свыше.

Глубоко вздохнув, Константин отошел от распахнутого окна.

– Не забывай, однажды мы получим новое рождение в иных землях, дар от Всемогущего Создателя получит другой народ и также верно буде служить ему, не щадя живота. Священный огонь Византии не погаснет бесследно, вскоре он зажжется в сердце далекой северной страны.

– Я оплакиваю мудрость веков, мой господин, которую может утратить мир. Я сожалею, что великая либерия человечества может погибнуть от рук варваров, презирающих духовные ценности, – старец с тоской взглянул на императора. – Кроме того, меня очень беспокоит предсказание, касающееся моего повелителя.

– Я позабочусь о том, чтобы сокровища великой Византии не достались врагу. Мне понадобятся самые мощные охранные заклятия и неодолимые заговоры, способные уберечь достояние империи от посягательств чужестранцев, готовых сжечь мудрость веков в огне мракобесия. Верю, что об остальном позаботятся небеса.

– Все это, мой повелитель, хранят мудрые книги твоей либерии, готовые поделиться с избранными сакральными знаниями, – поклонился звездочет последнему императору Византии, обессиленно упав на колени. – Заклятие Гермеса Трисмегиста запечатает силою своего слова доступ к святыне на долгие века и только в конце веков человечеству откроются тайны.

Медленно приблизившись к предсказателю, император прошептал, глядя на распростертое на мраморном полу тело старца.

– Я готов приступить немедленно к главному делу всей моей жизни, а ты мне поможешь в этом. Поднимись с колен и ни на минуту не забывай о пророчестве и долге Палеологов перед грядущим.

Помедлив, Константин задумчиво добавил, всматриваясь в печальные глаза звездочета:

– Разве не ты с детства приучил меня достойно отражать все удары судьбы?

– Тогда у нас впереди была целая вечность, а сегодня колесо жизни ускорило свой бег, мой повелитель, дробя судьбы и правых и виноватых, – коротко произнес предсказатель, пораженный хладнокровием обреченного императора, равнодушного к неотвратимости рока.

– Не печалься, я уверен, что небеса отпустят нам ровно столько времени, сколько потребуется для исполнения задуманного. Разве кто-то в силах изменить неизбежное?

Прибывший к вечеру под покровом тайны во дворец Палеологов по наказу царствующего императора, верный гонец с низким поклоном протянул младшему брату Константина гербовую бумагу с царскими вензелями, на которой рукой императора было начертано всего лишь два слова.

«ВРЕМЯ ЗОВЕТ!»

Эти два слова снились повелителю Мореи Фоме Палеологу по ночам со времен далекой юности, когда его отец, славный император Византии Мануил II, призвав к себе на совет своих сыновей, младшего Фому и будущих византийских императоров Иоанна VIII и Константина, поведал им великую тайну. Тайна эта была зашифрована в древнем манускрипте, хранившемся за семью замками в императорской библиотеке, охранявшейся верными стражниками денно и нощно не одну сотню лет.

Когда-то в древние времена, ценою великой тайны стала жизнь ученого монаха, разгадавшего ее. Монах отправился в мир иной в тот же миг, как только он сообщил о ней царствующему императору, не выдержав накала тайны. Подлинную цену пророчества узнали только истинные наследники византийской короны, призванные тщательно хранить ее ото всех за семью печатями.

ГЛАВА2

С незапамятных времен в царском дворце неукоснительно соблюдался наказ императора, под страхом смертной казни запрещавший вход в библиотеку всем, кроме членов императорской семьи, сделав исключение лишь для дворцового предсказателя.

Впоследствии на семейном совете каждый из сыновей, достигший определенного возраста, получал от обеспокоенного сохранностью пророчества императора строгие предписания, которые им надлежало исполнить даже ценою собственной жизни. Отцовские наказы следовало заучить и исполнить в час, когда судьба протрубит большой сбор, призывая престолонаследников на защиту византийской либерии, хранившей тайны земной цивилизации и сокровенные пророчества ее начала и конца.

Волею небес, все божественные откровения о прошлом и будущем народов, ныне живущих и еще не рожденных, были собраны в либерии под крышей императорского дворца и охранялись многочисленной стражей, суровой и молчаливой, готовой верой и правдой служить правящему дому.

Прибывший на следующий день в Константинополь по высочайшему повелению византийского императора его брат,

Фома Палеолог, не скрывал горьких слез, оплакивая грядущий крах могучей империи, перед лицом истории вознесшей их славный род на щите немеркнущей славы и замкнувшей круговорот перевоплощений византийских императоров в срок, определенный небесами.

Великая печаль посеребрила его виски за короткое время пути из Мореи в обреченный Константинополь. На плечи младшего Палеолога легла тяжкая ноша сохранности бесценной библиотеки, ее божественных знаний и мудрости от бесславного исчезновения в испепеляющем огне жестоких варваров.

Святая инквизиция во имя славы Божьей уже зажигала по всему миру костры, в которых могло без следа исчезнуть вселенское наследие ученых и философов древности, доверенное самим провидением византийским императорам. Что с ним произошло бы, попади оно в руки тайных инквизиторов, которые самим папой были облечены непререкаемой властью и повсюду беспощадно выжигали ересь из умов и сердец во имя Господа?

Озабоченно хмуря брови, Константин вышел из покоев навстречу прибывшему брату. Глядя на печально-оживленное лицо дальновидного и умного Фомы, торопливо взбегавшего по мраморным ступеням дворца, Константин понял, что его младший брат уже придумал единственно верное решение, которое одобрили бы их предки. Никто не знал, о чем говорили братья всю ночь до самого рассвета, но утром неистребимая тревога язвою расползлась по городу, разъедая покой и души его жителей.

Посвященные в пророчество понимали, что дни некогда процветающей Византии были сочтены. Решительно и неукротимо приближались новые века с новыми богами и новыми идеями, орошая потоками крови благословенную землю обреченной империи.

Небесами давно был разработан хитроумный план преобразования исторических судеб стран и народов. Им пришлось постараться, чтобы навсегда покончить с многовековым господством византийских царей, создавших рай на земле. Было очевидно, что высшие силы высоко ценили и очень уважали заслуги Византии в развитии средневековой цивилизации, поэтому развал империи начали издалека и осторожно.

Посвященный своими небесными покровителями в коварный план исторического передела мира, вначале великий и могучий татарский хан беспощадно залил кровью и безжалостно опустошил малоазийские провинции Византии, подбираясь к столице империи.

Не успел затихнуть топот копыт вражеской конницы, как стены императорского замка вновь задрожали под вражеским натиском, содрогаясь под ударами многоголовой гидры, со всех сторон окружившей последнее пристанище последнего византийского императора. Не только отчаянной храбростью, но и великой хитростью защищала императорская дружина столицу православия, пытаясь остановить натиск врагов, опьяненных кровью неверных.

Сам император третий день без устали передвигался по осажденной территории, подбадривая и утешая обреченных на смерть подданных. По его приказу еще накануне был заперт железными цепями вход в глубокую Золотую гавань, славные морские ворота Константинополя. Быстроходные вражеские суда не могли проникнуть сквозь надежную преграду, вызывая гнев и раздражение опьяненного близкой победой султана, спешившего первым ступить на вожделенную землю.

Османский султан не отнимал от глаз подзорную трубу, втайне восхищаясь красотой и роскошью города. Он подолгу и пристально рассматривал красивые дворцы из белого и розового мрамора, которые возвышались на зеленых холмах. Его взор радовали белоснежные мраморные скульптуры, белеющие среди цветущих садов, орошаемых многочисленными фонтанами. Но каждый раз он поворачивал подзорную трубу в центр города, где на главной площади возвышался великолепный собор Святой Софии, который уже несколько веков на весь мир славился красотой золотой и серебряной росписи и никто со времен царя Соломона не знал ничего богаче и прекраснее этого собора.

Жаждущий крови неверных, надеясь на богатую добычу, султан не выдержал искушения и отважился на великую хитрость. Наблюдая за битвой с противоположной стороны гавани, он решился на отчаянный шаг, заставив себя забыть об отвращении правоверных к грязной свинине. Уверенный в том, что победителей не судят, и он действует по воле великого аллаха, султан приказал перетащить свои суда по смазанным свиным салом доскам, обогнув сухим путем неприступный вход в вожделенную гавань.

Овеянный неувядающей славой Константинополь пал смертью героя вместе со своим последним императором, бесстрашным Константином. Истекающий кровью, тяжелораненый государь дождался гонца, известившего о том, что обоз с византийскими сокровищами в сопровождении его родного брата Фомы благополучно достиг границ римской империи. Слабая улыбка озарила изможденный лик императора, услышавшего долгожданную весть, растаяв на бледных устах вместе с последним ударом бесстрашного сердца.

Вместе с обозом, увезшим из обреченного Константинополя бесценную библиотеку, вобравшую бесценную мудрость земной цивилизации, навсегда покинула великий город единственная, избранная самими небесами на роль ее вечной хранительницы, последняя наследница византийской короны.

ГЛАВА3

За три дня до начала последней битвы ярким солнечным утром, из Константинополя в сопровождении вооруженных до зубов двух сотен конников, выехали тяжело нагруженные повозки, заботливо прикрытые парусиной и обвязанные крепкими веревками, скрепленными между собой замысловатыми узлами.

Впереди обоза мягко покачивались кареты, украшенные золотыми гербами византийских императоров. В глубине одной из вместительных карет восседал Фома Палеолог, избранный императором Константином исполнить святую волю предков.

Опечаленный вестью о кончине брата и нелегким расставанием с родиной, Фома с озабоченным лицом наблюдал за дочерью-подростком, сидевшей напротив него на мягких бархатных подушках. Раскрасневшуюся от волнения единственную дочь радовало все, что она видела из окна кареты, тайно покинувшей город. Зоя мило улыбалась отцу, опечаленному неведомыми ей заботами, стараясь развеять его невеселые мысли своими рассказами о дальних странах, о которых ей поведали ее многочисленные наставники и воспитатели.

Было очевидно, что ей безумно нравиться неожиданное путешествие, обещавшее ей незабываемые и удивительные приключения. Впервые перед девочкой расстилался новый мир, о котором ей до сих пор было известно только из умных книг, которые она обожала читать.

Между тем день клонился к закату, тени деревьев удлинялись, напоминая о приближающейся ночи. Начальник стражи мановением руки остановил движение обоза, выбрав для ночлега зеленую лощину, со всех сторон окруженную цветущим орешником. Выставив вооруженную охрану по периметру лагеря, он приказал воинам спешиться и напоить коней. Ни пеший, ни конный не мог незаметно приблизиться к лагерю, надежно защищенному от недобрых взглядов молитвой и бдительной охраной.

Короткая теплая ночь пролетела незаметно, утром сменилась ночная стража, и, после вознесения общей молитвы и незатейливой трапезы, обоз снова тронулся в путь, объезжая небольшие поселения, дабы не быть замеченными недремлющими врагами и простыми разбойниками, промышлявшими на дорогах. Все были настороже, ожидая нежданного нападения чужаков на обоз. Но провидение на этот раз накрыло обоз невидимой защитной пеленой, надежно охраняя жизни людей и бесценный груз, решив сберечь его для потомков.

Заканчивалась вторая неделя путешествия, и маленькая Зоя заметно скучала, тоскуя по своим уютным покоям и любимым книгам. Бедняжке не сообщили, что они навсегда покинули великолепный дворец и никогда не смогут вернуться назад. Принцесса не знала, что их домом станет великий Рим, и на долгое время все в ее жизни будет зависеть от воли Господа и гостеприимства папы римского.

В конце пути обоз остановился перед восточными городскими воротами Рима, украшенными изображением волчицы, к сосцам которой припали ее прославленные сыновья Ромул и Рем. Раскинув лагерь у ворот великого города, Фома Палеолог отправил гонца в резиденцию папы римского с сообщением о прибытии обоза и просьбой принять беглецов под его высочайшее покровительство, обещая верой и правдой служить Господу и церкви.

В ожидании ответа из Ватикана, Фома издалека всматривался в сверкавший золотыми куполами многочисленных соборов вечный город, обещавший им защиту и спасение. К вечеру верный гонец принес долгожданную весть от самого папы, который любезно предложил странникам приют и свое покровительство милостью Божьей, а это означало, что Рим готов оказать милосердие и дать приют византийским изгнанникам.

Первый этаж великолепного дворца, расположенного на берегу полноводного Тибра, был отдан верным придворным и воинам, пожелавшим служить семейству Палеологов. На втором этаже устроили роскошные покои Фомы и его семьи, но большая часть комнат дворца доверху заставили коваными сундуками из мореного дуба, благополучно прибывшими из Константинополя.

Старший Палеолог лично пересчитывал многочисленные тюки и тяжелые сундуки, которые без устали таскали наверх расторопные стражники. Время от времени их молодые и загорелые лица озарялись радостными улыбками, они не скрывали, что рады концу длинной дороги и счастливы прибытию в красивейший город мира, надежный оплот христианства.

Молодость быстро утешила их сердца, отогнав грустные воспоминания об отчем доме и навсегда потерянной родине. Было от чего радоваться, ведь позади осталось опасное и утомительное путешествие, а впереди простиралась новая жизнь, обещавшая им нехитрые земные радости.

Потянулись дни, которые отец и дочь Палеологи проводили в молитвах и беседах о высоком предназначении византийской принцессы, которая от самого понтифика получила новое имя, означавшее новую жизнь и новую судьбу. В тенистом саду над Тибром специально для Софьи выстроили ротонду, где она проводила много времени, читая труды величайших философов древности об устройстве мира, и размышляя о выпавшей на ее долю великой миссии.

К совершеннолетию Софья превратилась в красивую статную девушку, которая привлекала внимание многих римских юношей. Их пылкие ухаживания оставляли равнодушным сердце рассудительной красавицы, предпочитавшей уединение обществу легкомысленных искателей легких побед над девичьим сердцем.