Пепел и сердце

Николай Матросов

Пепел и сердце

ПРОЛОГ

Это было давно. Но я помню тот день так, будто он был вчера. Мне было всего восемь. Я играл дома, на полу, строил из кубиков какую-то башню, которую уже сотый раз разрушал сам – просто потому, что мог. Всё казалось вечным и безопасным. Пока мама не вбежала в комнату, с лицом, искажённым страхом, и не закричала: – Быстро! Бежим! Я тогда не понял. Я ещё не знал, что такое паника. Не знал, почему завыла сирена. Почему на улице закричали люди. Почему стекло на окне дрожало от чего-то, чего я не видел. Мама схватила меня на руки и выбежала на улицу. Всё было будто в тумане: гудки, крики, рёв пролетающих самолётов. Люди бегали, сталкивались, падали. Кто-то выл. Кто-то молился. Мы бежали долго. Я не помню, куда. Просто куда-то, где «будет безопасно». Мы нашли старый подвальчик. На одного. Но мы втиснулись вдвоём. Там было темно, сыро и пахло ржавчиной. Но страшнее всего было – тишина, которая наступила после. Мама ушла на следующий день – искать еду. Вернулась с каким-то хлебом и банкой консервов. Улыбнулась. Сказала, что всё будет хорошо. Потом ушла снова. Только… в этот раз она не вернулась. С тех пор всё изменилось. Исчез свет. Исчезли дома. Люди стали дикими. А я – остался. Слушая только ветер и глядя, как пепел медленно оседает на всё вокруг. А потом всё исчезло. Кроме тишины и пепла.

ЧАСТЬ 1. Пепел

Глава 1: Один

Он проснулся от холода.

Холод не просто проникал под одежду – он был внутри, как будто сросся с костями. Алексей медленно открыл глаза. Свод бетонного туннеля над ним покрывался инеем. Трубы, тени, тишина.

Он жил здесь. Если это можно было назвать жизнью.

Рядом лежала старая армейская куртка, на которой он спал, и ржавый фонарик с дрожащим светом. Ещё одна ночь. Ещё одно утро. Хотя… кто теперь вообще знает, утро ли это? Солнце не пробивалось сквозь серый ядерный смог уже много лет. Может, и вовсе не существует больше «дня».

Он сел и надел куртку. Застёгивал её медленно, по памяти – замок заедал. Всё тело болело. Особенно плечо – там, где когда-то его ранил осколок. Шрам до сих пор напоминал об этом, как будто хотел сказать: ты выжил, но какой ценой?

Алексей встал и подошёл к стене. Провёл рукой по её шероховатой поверхности – старая привычка. Проверял, не осыпается ли бетон, не просочилась ли вода. Всё было, как вчера. И как позавчера.

Он достал из кармана обрывок бумаги. Когда-то это была школьная тетрадь. Теперь – дневник. Свидетель того, что он всё ещё помнит. А если помнишь – значит, ты ещё человек.

«Сегодня, вероятно, вторник. Или среда. Холод усилился. Закончился хлеб. Осталась одна банка фасоли и немного воды. Видел крысу – большая. Возможно, добуду её завтра. Снился голос мамы. Говорила, что я должен идти дальше. Но куда?»

Он положил бумагу обратно и взял рюкзак.

Сегодня он пойдёт в старую аптеку. Там, возможно, ещё остались бинты, спирт, таблетки. Хоть что-то. Если повезёт – найдёт батарейки. А если нет…

Он не думал об этом. Он просто шёл.

Только один звук сопровождал его – хруст пепла под сапогами.

Он шёл среди мёртвых зданий, среди руин и тишины. Здесь когда-то была жизнь. Кафе, магазины, школа. Здесь когда-то кричали дети, смеялись взрослые, ругались продавцы.

Теперь – только тишина. Глубокая, вязкая. Живая тишина. Та, что может свести с ума, если слушать её слишком долго.

Но он знал, как с ней справляться. Он разговаривал с собой. Придумывал мысли. Придумывал надежду.

Потому что, если перестанешь говорить – ты больше не человек. А он был человеком. Пока ещё был.

Он добрался до аптеки к середине «дня».

Когда-то она была яркой, с зелёным крестом над входом. Теперь – выбитые окна, обвалившийся козырёк и выцветшие буквы на стене: «Здоровье для всех». Горькая ирония.

Алексей остановился за углом, прислушался. Ни шагов. Ни шорохов. Только ветер играл обрывками пластика, которые цеплялись за проволоку на столбах. Он всё равно достал нож. Острый, пусть и старый. Его второе сердце.

Он вошёл в аптеку через пролом сбоку – центральная дверь была завалена. Внутри пахло плесенью и старыми медикаментами. Пол был покрыт слоем пыли и мусора. На витринах лежали разбитые коробки, пустые блистеры и мёртвая тишина.

Он действовал быстро:

Проверил ящики под прилавком.

Снял с пола перевёрнутую аптечку – пустая.

На складе нашёл банку спирта, пачку бинтов и две ампулы с надписью «анальгин».

В углу – старая батарейка. Возможно, ещё работает.

Он уже собирался уходить, когда заметил коробку под прилавком – закрытая, запылённая. Почти не видно. Открыл. Внутри – упаковка детских витаминок, почти полная, и… игрушка. Маленькая резиновая уточка.

Он замер.

Уточка смотрела на него пластиковыми глазами. Жёлтая, нелепая, совершенно неуместная в этом мире.

Алексей поднял её. Пальцы чуть дрожали. Не от страха – от воспоминаний. Слишком ярких, слишком близких.

Он положил уточку в рюкзак. Не из-за пользы. Просто… потому что не смог оставить её здесь.

Вдруг – звук.

Шорох. Словно кто-то задел битое стекло. Алексей резко повернулся. Замер. Сердце колотилось.

– Кто там? – негромко, но чётко сказал он.

Молчание. Потом снова – шорох. Быстрый. Убегающий.

Он шагнул к выходу. Вышел из пролома. Огляделся.

На противоположной стороне улицы мелькнула фигура – маленькая, быстрая. Человек? Ребёнок?

Он не был уверен. Но точно знал: он не один.

Глава 2: Мира

Он шёл по следу.

Следы были слабые – мелкие отпечатки босых ног в пепле и пыли. Кто-то лёгкий, скорее всего ребёнок. Оставляли их будто нарочно: не слишком быстро, не слишком запутанно. Алексей знал – это может быть ловушка. В этом мире даже дети могли быть приманкой.

Но что-то внутри не давало ему отвернуться. Тот взгляд – короткий, едва заметный, но живой. Он не мог забыть его. Глаза, смотрящие из-за разбитой стены. Неугасающий огонь.

Он двигался быстро, без лишнего шума. Сапоги ступали мягко, нож был наготове. Через два квартала следы свернули в полуразрушенное здание – старый детский сад, уцелевший наполовину.

Внутри пахло гнилью и сыростью. На стенах – выцветшие рисунки: солнце, деревья, улыбающиеся человечки. Контраст с тем, что было сейчас, бил по сердцу. Всё это стало могилой памяти.

Он прошёл по коридору, прислушиваясь. Где-то в глубине раздался шорох – быстрый, испуганный.

– Эй, – сказал он спокойно, не повышая голоса. – Я не причиню вреда. Я… просто человек.

Тишина. Потом – голос. Хриплый, детский, срывающийся:

– Уходи.

Алексей замер.

– Я могу поделиться едой. У меня есть вода. Бинты. Я не враг.

– Врут. Все врут! – крикнула она. Уже громче, почти в истерике. – Все всегда хотят забрать. Уходи!

Он опустил нож. Медленно, нарочито. Снял рюкзак, поставил на пол.

– Я знаю. Я тоже встречал таких. Но я – не они. И… если ты уйдёшь – ты замёрзнешь. Или тебя найдут другие. Не такие, как я.

Долгая пауза. Потом – шорох, шаги. И – она.

Маленькая. Лет десяти. Худая, как спичка. Лицо испачкано, губы потрескались. На плечах – лохмотья. В руке – металлическая трубка, как оружие. Но руки дрожат.

Она смотрела на него, как зверёк. Полудикая. Но не сломанная.