2125

Сабир Алмасов

2125

От автора

Эта книга является художественным произведением. Все имена, персонажи, организации, места и события, описанные в ней, являются либо плодом авторского воображения, либо использованы в вымышленном контексте. Любые совпадения с реальными людьми (живущими или умершими), существующими или существовавшими организациями, а также реальными событиями являются случайными и непреднамеренными.

Автор не ставил перед собой цели оскорбить чьи-либо чувства, убеждения или дискредитировать какие-либо реальные технологии, научные исследования или общественные явления. Все описанные в книге технологии, социальные структуры и философские концепции являются частью вымышленного мира и не должны рассматриваться как отражение или прогноз реального будущего.

Часть 1: Трещина в Фасаде

Глава 1: Хромированные Призраки

Скрежет. Тот самый, въедливый, почти неслышный простому уху, но для Итана Вестона он был громче симфонического оркестра, исполняющего реквием по его рассудку. Он исходил не от старых труб в стенах его убогой квартирки на задворках сектора Гамма-7, и не от вечно моросящего кислотного дождя, барабанившего по армированному стеклопластику окна. Скрежет рождался внутри, в глубинах памяти, там, где когда-то была целостность, а теперь зияла рваная, незаживающая рана.

Итан открыл глаза. Потолок, покрытый сетью бурых трещин, напоминал карту неизвестной, ядовитой планеты. Комната тонула в сером предутреннем сумраке, скупо разбавленном фиолетовым неоном с улицы – навязчивым напоминанием о мире, который продолжал существовать вопреки его желанию просто исчезнуть. Воздух был спертым, пахнущим пылью, несвежим синтетическим кофе и отчаянием. Его отчаянием.

Он с трудом сел на продавленном матрасе, служившем ему кроватью. Каждый сустав отозвался тупой болью – фантомные ощущения тех лет, когда его тело было не его собственностью, а экспериментальным полигоном. Он протянул руку к тумбочке, нащупал стакан с водой. Пальцы дрожали. Не сильно, но достаточно, чтобы расплескать половину, прежде чем он сделал первый жадный глоток. Вода была теплой и отдавала пластиком. Как и все в этом мире.

Прошло… сколько? Пятнадцать? Двадцать лет? Время для Итана давно превратилось в вязкую, мутную реку, где редкие проблески осознанности тонули в апатии и тенях прошлого. Тени сегодня были особенно настойчивы.

Он встал, ноги едва его держали. Подошел к окну. Стеклопластик был заляпан высохшими потеками, но сквозь них проглядывал город – гигантский, многоуровневый муравейник, пронизанный светящимися венами транспортных магистралей. Внизу, на уровне улицы, уже начиналось обычное броуновское движение глайдеров и пешеходов, чьи лица скрывали стандартные нейро-визоры, транслирующие им персонализированную дополненную реальность. Мир жил, пульсировал, стремился вперед. Мир, от которого Итан отгородился толстыми стенами своей квартиры и еще более толстыми стенами внутри себя.

Именно в этот момент, когда он смотрел на безликую толпу, скрежет в его голове усилился, трансформируясь в визг рвущегося металла и… и тот самый запах. Озон, перегретая изоляция и что-то еще, неуловимо-сладковатое, почти тошнотворное. Запах его кошмаров.

Яркая вспышка. Белые стены лаборатории, сливающиеся в одно слепящее пятно. Холод металла под обнаженной кожей. Десятки проводов, змеящихся от его головы к жужжащему шкафу, забитому аппаратурой. Голоса – спокойные, деловые, обсуждающие его показатели, будто он не человек, а лабораторная крыса. «…амплитуда тета-волн нестабильна…», «…увеличить мощность на три процента…», «…риск каскадного сбоя синаптических связей…»

И потом – вторжение. Не физическое, нет. Хуже. Его мысли, его воспоминания, его самоощущение – все это стало чужим, искаженным, будто кто-то копался в его душе грязными, бездушными инструментами. Он пытался кричать, но его тело не слушалось, парализованное инъекциями. Он был заперт внутри собственного черепа, наблюдая, как его «Я» рассыпается на миллионы осколков, как хромированные иглы чужой воли впиваются в самую суть его существа…

Итан отшатнулся от окна, задыхаясь. Сердце колотилось где-то в горле. Он сполз по стене, обхватив голову руками, пытаясь вытеснить наваждение. Это был один из самых сильных приступов за последнее время. Обычно они были смазанными, обрывочными. Но этот… этот был почти реален.

«Дыши, Итан, дыши…» – прошептал он себе, как мантру. Он знал, что нужно делать. На тумбочке, рядом с пустым стаканом, лежал небольшой, невзрачный ингалятор серого цвета. Нелегальный успокоитель, купленный за последние кредиты у барыги из нижних уровней. Два глубоких вдоха. Горьковатый дым обжег легкие, но почти сразу по телу начала разливаться спасительная пустота, притупляя острые края реальности и воспоминаний. Скрежет в голове затих, сменившись глухим, монотонным гулом.

Когда дрожь немного улеглась, Итан поднялся. Нужно было привести себя в подобие порядка. Хотя бы для того, чтобы сходить за новой порцией синтетического кофе и просроченных питательных батончиков. Рутина – его единственный якорь в этом шторме.

Он включил старый инфо-терминал, висевший на стене. Экран ожил, запестрев заголовками новостей, рекламными голограммами и бесконечной лентой социальных сетей. «Aethelred Dynamics представляет "Синтез" – революцию сознания!», «Будущее уже здесь: ИИ и человек станут единым целым!», «Решение глобальных проблем на пороге: "Синтез" спасет человечество!».

Итан поморщился. Этот «Синтез»… О нем трубили из каждого утюга уже несколько недель. Очередная блестящая игрушка для тех, кто готов продать остатки своей души за обещание вечной жизни или сверхспособностей. Он видел подобные обещания и раньше. Он сам когда-то верил в них, пока его вера не была растоптана и сожжена в пламени экспериментальных реакторов. Он махнул рукой, отключая звук. Ему было глубоко наплевать на их «революции сознания». Его собственное сознание было полем боя, где он отчаянно пытался удержать хотя бы руины своей личности.

В углу экрана мелькнул короткий сюжет: панорама красных пустынь Марса, футуристические купола колонии «Новая Заря». Диктор бодрым голосом сообщал: «Корпорация "Aethelred Dynamics" объявляет набор высококвалифицированных добровольцев для участия в углубленных испытаниях системы "Синтез" на базе марсианской колонии. Кандидаты пройдут строгий отбор и получат уникальную возможность первыми прикоснуться к будущему человечества…»

Итан отвернулся. Марс. Еще одно место, куда он никогда не хотел бы попасть. Пусть другие «прикасаются к будущему». Он свое будущее уже видел. И оно пахло озоном и отчаянием.

Его путь за провизией был коротким, но каждый раз ощущался как пытка. Нижние уровни сектора Гамма-7 представляли собой лабиринт узких, вечно сырых переходов, забитых мелкими лавчонками, автоматами по продаже всего на свете и людьми, спешащими по своим делам с той особой, лихорадочной энергией, которую Итан давно утратил. Воздух здесь был еще гуще, пропитанный запахами перегретого пластика, дешевой уличной еды и несвежих тел. Голографическая реклама плясала на стенах, навязчиво предлагая то улучшенные нейро-импланты для ускоренного обучения, то виртуальные туры на орбитальные курорты, то новейшие вкусовые добавки для синтетической пищи. Шум стоял невообразимый: гул антигравитационных платформ доставщиков, многоголосый гомон толпы, обрывки чужих разговоров, транслируемых напрямую через костные динамики нейролинков – какофония, от которой у Итана начинала болеть голова еще до того, как он достигал цели.

Он натянул капюшон старой куртки поглубже на глаза, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, двигаясь вдоль стен, как тень. Его одежда – выцветшая, мешковатая, без единого логотипа или светящегося элемента – делала его почти невидимым на фоне ярких, китчевых нарядов большинства прохожих. Именно этого он и добивался. Анонимность была его броней.

Автомат по продаже продуктов "ИПР-Баланс" встретил его жизнерадостным женским голосом: – Добро пожаловать, уважаемый клиент! Желаете попробовать наш новый протеиновый батончик "Марсианский Рассвет" с улучшенной формулой для поддержания когнитивных функций? Сегодня скидка десять процентов!

Итан молча ткнул пальцем в ячейку с его обычным набором: три упаковки безвкусной питательной пасты "Стандарт-7" и пачка самого дешевого синтетического кофеина. Голос не унимался: – Отличный выбор для поддержания базового жизненного тонуса! Могу я предложить вам также наши витаминные комплексы или, возможно, подписку на персонализированные диетические рекомендации через ваш нейролинк?

– Оплата наличными, – буркнул Итан, протягивая автомату мятый кредитный чип старого образца, не привязанный ни к какой сети. Голос искусственного интеллекта на мгновение запнулся, обрабатывая архаичный способ платежа, затем столь же бодро продолжил: – Благодарим за покупку! Ваш заказ обрабатывается. Хорошего дня и продуктивной синхронизации!

«Синхронизации…» Итан криво усмехнулся. Весь мир помешался на этой синхронизации. Синхронизация с работой, с друзьями, с глобальной информационной сетью, а теперь вот и с «Синтезом». Ему же хотелось только одного – полной рассинхронизации со всем этим безумием.

На обратном пути он прошел мимо небольшой площади, где на огромном трехмерном экране транслировалась публичная дискуссия. Высокий, элегантно одетый мужчина с идеальной улыбкой и пронзительными голубыми глазами – кто-то из топ-менеджеров "Aethelred Dynamics", Итан не запоминал их имен – отвечал на вопросы голограмм-журналистов. – …мы понимаем опасения некоторых слоев общества, – бархатным голосом вещал он, – но уверяю вас, протоколы безопасности "Синтеза" прошли многоуровневые проверки. Речь идет не о поглощении личности, а о симбиотической эволюции, о раскрытии невероятного потенциала, заложенного в каждом из нас! "Синтез" – это не угроза, это ключ к решению проблем, которые веками терзали человечество. Это новый рассвет!

Толпа перед экраном, в основном молодежь с горящими глазами и активированными нейро-визорами, жадно внимала каждому слову. Их лица выражали надежду, восторг, почти религиозный трепет. Итан на мгновение задержал на них взгляд. Они были так молоды, так полны веры в технологическое чудо. Он почти завидовал их наивности, их неведению. Потом отвернулся и ускорил шаг. Этот «новый рассвет» слишком уж напоминал ему ослепляющий свет хирургических ламп в той лаборатории, где его старый мир был уничтожен.

Вернувшись в свою берлогу, Итан с облегчением сбросил куртку. Дверь, закрывшаяся за ним с тяжелым щелчком механического замка (еще один анахронизм, который он ценил), отсекла внешний мир. Здесь, в тишине, нарушаемой лишь его собственным дыханием и тиканьем старых часов на стене, он чувствовал себя… нет, не в безопасности. Это слово давно потеряло для него смысл. Скорее, он чувствовал себя на своем месте. В своей клетке.

Он разложил свои скудные припасы. Питательная паста имела консистенцию и вкус картона, но давала необходимые калории. Синтетический кофеин помогал продержаться до вечера, когда можно было снова забыться тяжелым, беспокойным сном. Обычная рутина. Механические действия, которые не требовали мыслей.

Но сегодня мысли лезли в голову сами. О Марсе. О «добровольцах». О блестящих глазах на площади. И о пронзительных голубых глазах человека с экрана. И снова, как назойливая муха, всплыл тот самый запах – озон и перегретая изоляция. Он не был таким сильным, как утром, скорее, фоновым шумом, отголоском. Но он был. Напоминание о том, что хромированные призраки его прошлого никуда не делись. Они просто ждали своего часа, притаившись в темных углах его расколотого сознания.

Итан устало потер виски. «Не мое дело, – твердил он себе. – Это все не мое дело. Пусть они строят свое светлое будущее. Пусть летят на свой Марс. Меня это не касается».

Но где-то в самой глубине души, под слоями апатии и цинизма, шевелилось крошечное, почти неощутимое сомнение. А что, если на этот раз все будет иначе? Что, если «Синтез» – это действительно нечто большее, чем очередная ловушка? Он тут же зло оборвал эту мысль. Нет. Он слишком хорошо знал цену таким обещаниям.

Цена обещаний… Он помнил ее слишком хорошо. Она была выжжена на его нейронах каленым железом, оставив после себя выжженную пустыню там, где когда-то цвели амбиции и научный азарт. Он помнил, как сам, молодой и наивный, с горящими глазами внимал речам своих наставников, пророчивших прорыв, новую эру для человеческого разума. Они тоже говорили о «раскрытии потенциала», о «симбиозе». Слова были другими, технологии – более грубыми, но суть оставалась той же: дерзкое, высокомерное стремление перекроить саму природу человека.

Он тогда поверил. И заплатил.

Итан заставил себя отойти от окна, от мыслей, которые снова начинали затягивать его в вязкую трясину прошлого. Нужно было чем-то занять руки, отвлечь мозг. Он подошел к старому верстаку в углу комнаты, заваленному полуразобранными механизмами, древними платами и инструментами, которые в современном мире сочли бы музейными экспонатами. Когда-то он находил утешение в этой возне с мертвым железом. Чинить то, что сломано, давать вторую жизнь отжившим свое вещам – в этом была какая-то понятная, честная логика, которой так не хватало в мире живых, постоянно лгущих и предающих технологий.

Он взял в руки корпус старого аудиопроигрывателя, который пытался восстановить уже несколько недель. Пальцы привычно забегали по контактам, проверяя пайку, ища обрыв в цепи. Но сегодня работа не шла. Образы с площади, гладкое лицо корпоративного вещателя, слова о «новом рассвете» – все это назойливо лезло в голову, мешая сосредоточиться.

Даже здесь, в его крепости, отголоски внешнего мира находили его. Сквозь тонкие стены пробивался приглушенный, но настойчивый гул голо-новостей из соседней квартиры. Соседи, безликая пара, которую он почти никогда не видел, кажется, жили в унисон с глобальной информационной повесткой. И сейчас эта повестка была заполнена «Синтезом». «…марсианская программа является ключевым этапом…» – доносился до него обрывок фразы. «…беспрецедентные возможности для колонистов…»

Итан с силой сжал в руке отвертку. Марс. Опять этот Марс. Что им всем далась эта красная пустыня? Неужели Земли им мало для своих безумных экспериментов? Его научная часть, та, что еще не до конца атрофировалась под слоем цинизма и боли, невольно отмечала грандиозность замысла. Слияние человеческого сознания с ИИ такого уровня… это была задача, перед которой меркли все его собственные, когда-то казавшиеся прорывными, исследования. Но именно этот масштаб и пугал. Чем грандиознее замысел, тем страшнее могут быть последствия, если что-то пойдет не так. А оно всегда шло не так. Рано или поздно.

Он бросил проигрыватель на верстак. Бесполезно. Сегодня ему не удастся укрыться в механической рутине.

Он прошелся по комнате, ощущая себя зверем, запертым в слишком тесной клетке. Его квартира, его убежище, вдруг показалась ему такой. Давящей, душной. Он подошел к книжной полке – еще одному островку прошлого. Здесь стояли настоящие, бумажные книги, с шелестящими страницами и характерным запахом старой типографской краски. Реликвии ушедшей эпохи. Он наугад вытащил одну – сборник стихов какого-то давно забытого поэта XX века.

«…И я выхожу из пространства В пространство, лишенное дня…»

Строчки расплывались перед глазами. Он не мог сосредоточиться. Пальцы, державшие книгу, слегка дрожали. Не от слабости. От подспудного гнева, который он так долго и так тщательно подавлял. Гнева на тех, кто играл с человеческими жизнями, как с фишками в своей бесконечной игре. Гнева на себя – за то, что когда-то был одним из них, за то, что позволил им сломать себя.

Почему он выжил? Этот вопрос он задавал себе тысячи раз. В той группе было пятеро. Пятеро блестящих молодых ученых, отобранных для «Проекта "Прометей"». Он помнил их лица, их имена, их мечты. Где они сейчас? Что с ними стало? Официальные отчеты были сухи и лаконичны: «непредвиденные осложнения», «эксперимент прекращен». Но он-то знал, что за этими формулировками скрывались искалеченные судьбы, разрушенные разумы. А он – Итан Вестон – выжил. Искалеченный, сломленный, но живой. Ноша этого выживания была тяжела, как свинцовый саван.

Он посмотрел на свое отражение в темном экране выключенного терминала. Изможденное лицо, глубоко запавшие глаза, седина на висках, которой не должно было быть в его сорок с небольшим. Человек-призрак, тень самого себя. Но в глубине этих усталых глаз на мгновение мелькнуло что-то еще. Не просто апатия. Застарелая боль, да. Но и… упрямство. То самое упрямство, которое когда-то заставляло его сутками не выходить из лаборатории, а теперь помогало ему каждое утро вставать с постели в этом враждебном мире.

Мир снова стоял на пороге чего-то грандиозного и, скорее всего, ужасного. И он, Итан Вестон, невольный свидетель, запертый в своей башне из слоновой кости и пыли, ощущал, как тонкие, почти невидимые нити начинают тянуться к нему извне, нарушая его хрупкое, выстраданное уединение. Ему хотелось оборвать их, сжечь, уничтожить. Но где-то в самой глубине его истерзанной души зарождалось смутное, тревожное предчувствие, что на этот раз отсидеться не получится.

Эта мысль, чужеродная и неприятная, как заноза под ногтем, заставила его поморщиться. Он с силой захлопнул книгу, подняв облачко пыли, которое заплясало в тусклом свете, пробивавшемся сквозь грязное окно. Нет. Он отсидится. Он обязан. Он заплатил за это право – своим будущим, своим разумом, своей душой. Он больше никому ничего не должен, и уж точно не этому безумному миру, который снова, как заведенный, несется к очередной пропасти, завороженный блеском новой технологической погремушки.

Это просто паранойя, отголоски старых травм, сказал он себе. Призраки прошлого нашептывают ему на ухо, заставляя видеть угрозу в каждом блике неона, в каждом рекламном слогане. Он – никто. Пыль на обочине истории. Кому какое дело до сломленного ученого, давно списанного со всех счетов? У него нет ничего, что могло бы заинтересовать сильных мира сего. У него нет ничего, кроме его жалкой, выстраданной анонимности.

Он решил навести порядок на верстаке. Механическая, монотонная работа должна была помочь. Разложить инструменты по местам, рассортировать старые детали, стереть пыль с корпусов давно умерших приборов. Он пытался сосредоточиться на этом, на ощущении холодного металла в пальцах, на тихом щелканье задвигаемых ящиков. Создать иллюзию контроля хотя бы в этом маленьком уголке его вселенной.

Но мир, казалось, был настроен против него. Даже сквозь плотно закрытые окна и толстые стены доносились обрывки новостных выпусков, усиленные уличными ретрансляторами. «Синтез» был повсюду. Он просачивался сквозь щели, как ядовитый газ, отравляя его хрупкое уединение.

Не выдержав, Итан подошел к инфо-терминалу и с неохотой активировал его. Не для того, чтобы узнать что-то новое о «Синтезе». Скорее, из какого-то извращенного любопытства, как смотрят на приближающуюся грозовую тучу – с предчувствием неизбежного и тайным, постыдным удовлетворением, когда твои худшие опасения начинают сбываться.

Экран заполнился калейдоскопом ярких образов. Улыбающиеся лица людей с сияющими от восторга глазами, подключенных к прототипам «Синтеза». Графики, демонстрирующие невероятный рост когнитивных способностей. Трехмерные модели человеческого мозга, переплетающиеся со светящимися структурами искусственного интеллекта в идеальной гармонии. Рекламные ролики "Aethelred Dynamics", больше похожие на трейлеры к фантастическим блокбастерам, обещали бессмертие, познание тайн вселенной, решение всех проблем. И везде – этот пронзительно-голубой корпоративный цвет, цвет глаз того лощеного представителя, цвет холодного, бездушного прогресса.

Он пролистал несколько форумов. Восторженные комментарии преобладали. Люди предвкушали новую эру, делились своими мечтами о том, как «Синтез» изменит их жизнь. «Наконец-то я смогу выучить десять языков за неделю!», «Представляете, какие картины можно будет писать, подключившись к творческому ИИ?», «Прощайте, болезни и старость!». Редкие скептические замечания о возможных рисках, об этической стороне вопроса тонули в этом океане энтузиазма, их авторов тут же высмеивали, называли ретроградами, боящимися будущего.

«Они не знают, чего боятся», – пробормотал Итан, глядя на одно из таких сообщений, где молодой парень с восторгом описывал, как он записался добровольцем на Марс.

Марс… И тут же, словно по команде, перед его внутренним взором встало другое лицо. Не с экрана, а из глубин памяти. Лена. Елена Ройс. Самая молодая и, возможно, самая талантливая в их группе «Прометея». Ее короткие светлые волосы вечно падали на глаза, когда она склонялась над консолью, ее смех был заразителен, а вера в то, что они делают что-то действительно великое, почти незыблема.

Он помнил, как она радовалась первым успехам, когда их экспериментальный интерфейс позволил ей напрямую управлять сложными механизмами силой мысли. Ее глаза тогда сияли не хуже, чем у этих нынешних адептов «Синтеза». А потом… потом начался спад. Сначала едва заметные странности в поведении, провалы в памяти, которые она списывала на усталость. Затем – приступы неконтролируемой эйфории, сменявшиеся глубокой депрессией. И тот день, когда он нашел ее в лаборатории, сидящей на полу и смотрящей в одну точку пустыми, ничего не выражающими глазами. Она что-то бормотала о «цветных нитях, которые расплетают мир». Через неделю ее «медицински отстранили». Больше он ее никогда не видел. Официальная причина – острое психотическое расстройство на фоне переутомления. Но Итан знал, что это был не психоз. Это был «Прометей», пожирающий своих детей.

Он резко выключил терминал. Во рту появился знакомый горький привкус. Воспоминание о Лене всегда было одним из самых болезненных. Она была символом всего того, что они потеряли, всего того, во что их заставили разувериться.

Итан снова подошел к окну. Смеркалось. Город внизу зажигал свои бесконечные огни, превращаясь в сверкающее море неона и голограмм. Пульсирующий, живой, полный энергии. И полный людей, готовых с радостью броситься в объятия нового технологического бога. Он видел, как на соседних зданиях активировались огромные проекции, рекламирующие «Синтез». Логотип "Aethelred Dynamics" – стилизованная буква "А", вписанная в круг, напоминающий зрачок, – смотрел на него с десятков стен.

Ему показалось, или стены его квартиры действительно стали ближе? Воздух сгустился, дышать стало труднее. Чувство тревоги, которое он пытался подавить весь день, нарастало, превращаясь в почти физическое давление. Мир не просто стучался в его дверь. Он ломился, угрожая вынести ее вместе с косяком, и Итан понимал, что его старые замки и задвижки могут не выдержать этого напора.

Это давление нарастало с каждой минутой, с каждым новым рекламным слоганом «Синтеза», вспыхивающим на небоскребах напротив, с каждым восторженным возгласом, доносившимся с улицы. Итан чувствовал себя пловцом, попавшим в сильное течение, которое неумолимо тащило его к огромному, зияющему водовороту. Он мог сопротивляться, грести изо всех сил против течения, но как долго он сможет продержаться?

Ночь опустилась на город, но не принесла тишины. Наоборот, мегаполис, казалось, только ожил, расцвеченный миллионами огней, пульсирующий в едином ритме ожидания и предвкушения. Вечеринка в честь будущего, на которую Итана не пригласили, да он бы и не пошел. Из квартиры сверху доносилась громкая музыка и смех – его соседи, видимо, уже отмечали грядущее слияние с ИИ. Их радость, такая искренняя и беззаботная, отдавалась в его голове тупой, раздражающей болью.

Он попытался забиться в самый дальний угол своей квартиры, в кресло, заваленное старыми дата-чипами и давно не читанными книгами. Закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на тиканье часов – единственном звуке в его жилище, который не был связан с внешним миром. Но даже здесь, в этом импровизированном убежище, его преследовали образы. Сияющие голубые глаза спикера "Aethelred". Пустые, остановившиеся глаза Лены. И снова, и снова – вспышки света, холод аппаратуры, фантомное ощущение чужого вторжения в его разум.

Он принял еще одну дозу успокоительного, больше, чем обычно. Знал, что это вредно, что зависимость становится все сильнее, но сейчас ему было все равно. Лишь бы этот внутренний скрежет утих, лишь бы призраки оставили его хотя бы на несколько часов.

Сон, когда он наконец пришел, был тяжелым, полным тревожных, обрывочных видений. Он снова был в той лаборатории, но теперь стены ее раздвигались, превращаясь в марсианские пейзажи, а вместо ученых над ним склонялись фигуры в голубых корпоративных комбинезонах "Aethelred Dynamics", и их лица были одновременно лицами его бывших коллег и того лощеного спикера с экрана. Они что-то говорили о «сингулярности», о «преодолении человеческого», но их голоса смешивались с тем самым металлическим скрежетом, который теперь, казалось, исходил от самой Красной планеты.