От заката до заката

Он посмотрел вдаль, где небо встречалось с землей.

Сет Гекко усмехнулся – в этом вся его жизнь. Из одной задницы в другую, и всегда с высоко поднятой головой.

Глава 3. Последний мираж.

Пустыня. Бесконечная, выжженная солнцем земля, застывшая в безмолвии. Сет брел по раскаленному песку, уже не чувствуя ног. Каждый шаг оставлял за собой змеевидный след, который тут же стирал беспощадный ветер. Фляга опустела часов пять назад – последние капли он растянул, смачивая потрескавшиеся губы. Вода, еда, надежда – всё закончилось.

Остался только револьвер, холодно поблескивающий в закатных лучах. Никелированная сталь, потертая рукоять из слоновой кости, шесть патронов в барабане. Сет сжимал его в руке, словно последний якорь реальности, чувствуя знакомую тяжесть.

– Как всегда, старый друг, – пробормотал он, разглядывая оружие. Пальцы машинально скользнули по гравировке на стволе. – Хотя, может, это и другой револьвер. Кто вас разберет? Вы все одинаково холодны на ощупь и одинаково убиваете.

Он крутанул барабан – сухой щелчок прозвучал как пощечина среди безмолвия пустыни.

Солнце медленно погружалось за горизонт, окрашивая небо в кроваво-алые тона. Воздух, раскаленный днем до невыносимости, начинал остывать, пронизывая тело предвестниками ночного холода. Сет пошатнулся и рухнул на колени. Песок обжег кожу даже сквозь ткань брюк. В голове пульсировала боль, а перед глазами плясали черные точки, словно рой обезумевших пчел.

Он поднял взгляд и замер. Над ним кружились странные силуэты – то ли птицы, то ли… летучие мыши? Они появились внезапно, возникнув из ниоткуда. Сет потряс головой, пытаясь прояснить сознание, но видение не исчезло. Их становилось всё больше, они описывали круги, снижаясь, как будто изучая новую жертву.

– Еще слишком рано для вас, кровососы, – прохрипел он, подняв револьвер. Но сил нажать на спусковой крючок не было. Рука дрожала, перед глазами всё плыло. – У нас с вами свидание не назначено.

Тени кружились, сгущались, словно формируя из темноты фигуру. Реальность дрожала, как мираж в полуденный зной. И вдруг в нескольких шагах от него на плоском камне возникла она – Сантанико Пандемониум.

Ослепительная, жестокая, прекрасная – в точности такая, как в ту ночь в "Крученные сиси". Её смуглая кожа мерцала в сумерках, словно покрытая тончайшим слоем золота. Изумрудно-зеленая чешуя змеи оплетала бедра, поднимаясь к груди, едва прикрытой струящимися темными волосами.

Её тело извивалось в гипнотическом танце, скользя между мирами, между жизнью и смертью. Змея в человеческой форме. Божество древнее времени. Золотые браслеты звенели на запястьях, черные волосы струились по обнаженным плечам, спадая до самой земли. Глаза – два бездонных колодца – смотрели прямо в душу Сета, словно видели каждый его грех и каждую тайну.

Она танцевала для него одного посреди бесконечной пустыни, и каждое движение обещало блаженство и гибель. Её руки вычерчивали в воздухе древние символы, бедра покачивались в такт музыке, слышимой только ей. Огненный закат обрамлял её силуэт, создавая иллюзию, будто она сама источает свет.

– Снова ты, – выдохнул Сет, не в силах отвести взгляд. – Пришла закончить то, что начала? Или просто полюбоваться, как я сдохну в пустыне?

Она не ответила, только изогнула губы в улыбке, обнажая острые клыки. В этой улыбке было что-то древнее и голодное, что-то, чего не мог постичь человеческий разум. Сет попытался подняться, но ноги не слушались, словно погрузились в зыбучий песок.

– Сет.

Голос – знакомый до боли – раздался справа. Низкий, с легкой хрипотцой, с теми интонациями, которые Сет узнал бы даже через тысячу лет. Он медленно повернул голову, уже зная, кого увидит.

– Ричи?

Его брат стоял рядом – в своем неизменном черном костюме с узким галстуком и очках в тонкой оправе, как будто и не было той кровавой ночи . Он выглядел точно так же, как в день их последнего дела – немного нервный, сосредоточенный, с этим странным огоньком в глазах, который всегда пугал Сета.

– Эй, братишка, – Ричи присел рядом с ним на корточки, сняв очки и протирая их краем пиджака, как делал всегда, когда нервничал. – Неважно выглядишь. Как будто прошел пешком через всю пустыню.

– Ты умер, – Сет потянулся к нему, но рука прошла сквозь призрачное тело, как через дым. – Я видел, как эти твари разорвали тебя на части.

– Технически, да, – кивнул Ричи, поправляя очки с тем педантичным жестом, который всегда раздражал Сета. – Но разве это имеет значение для нас, Сет? Братья Гекко всегда были вне правил. Закон, мораль, даже смерть – это для других, не для нас.

В его голосе звучала та же одержимость, которая когда-то толкала их на самые безумные авантюры. Сет рассмеялся, и этот смех отдался болью в пересохшем горле, превратившись в сухой кашель.

– Ты всегда был сумасшедшим, Ричи, – сказал он, когда смог говорить. – Самым умным психопатом, которого я знал.

– А ты всегда был единственным, кто видел во мне не только психопата, – мягко ответил Ричи, глядя куда-то мимо Сета, на танцующую вдалеке Сантанико. В его взгляде промелькнуло что-то похожее на тоску. – Помнишь, как мы в детстве воровали мороженое у старика Дженкинса?

– Да, – Сет улыбнулся воспоминанию, внезапно таким ярким в угасающем сознании. – Ты разработал целый план, с отвлекающим маневром и подкупом соседского пса. Тебе было девять, а уже тогда ты мыслил как настоящий стратег.

– А ты прикрывал меня, когда все пошло не по плану, – кивнул Ричи, и на его лице появилась редкая, искренняя улыбка. – Взял вину на себя, хотя это была моя идея.

– Два месяца без телевизора, – хмыкнул Сет. – Стоило оно того? Чертово мороженое.

– Ты всегда брал шоколадное, а я ванильное, – продолжил Ричи, словно не слыша. – И ты каждый раз просил поменяться.

– Нет, наоборот, – возразил Сет. – Это ты просил поменяться. Я терпеть не мог ванильное, в нем вкуса как в картоне.

– А ты всегда менялся, хоть и ненавидел ванильное, – кивнул Ричи, игнорируя возражение. Его взгляд стал отсутствующим, как будто он смотрел сквозь Сета, видя что-то только ему доступное. – Ты всегда присматривал за мной, Сет. Даже когда я вел себя как полный псих. Помнишь тот раз в Оклахоме, когда я чуть не пристрелил заправщика за то, что он не так на меня посмотрел?

– Мне пришлось сломать тебе нос, чтобы ты пришел в себя, – тихо ответил Сет. – А потом три дня отпаивать виски, потому что ты не мог простить себе, что потерял контроль.

– Ты единственный, кто никогда не боялся меня, – Ричи снял очки, и его глаза казались больше и уязвимее без них. – Даже когда я сам себя боялся.

– Мы братья, – просто ответил Сет, и в этих словах было всё – вся их жизнь, все взлеты и падения, вся кровь и все жертвы. – Это всегда был ты и я против целого мира. Два волка, загнанные в угол. Два засранца, которые отказались играть по правилам.

– И посмотри, куда это нас привело, – Ричи обвел рукой пустыню, где теперь танцевала не только Сантанико, но и другие тени, смутно напоминающие людей – все те, кого они встретили в "Крученные сиси". – Я мертв, ты умираешь посреди нигде. Стоило оно того, Сет? Все эти ограбления, вся эта кровь, вся эта беготня?

Сет долго молчал, глядя на своего брата – единственного человека, которого он любил безоговорочно, со всеми его недостатками и безумием.

– Я не знаю, – наконец ответил он. – Но я знаю, что должен был вытащить тебя оттуда. Должен был найти другой способ, другой план. Мы могли бы уйти раньше, могли бы не ввязываться в это дело с заложниками. Прости меня, Ричи. Я должен был лучше заботиться о тебе.

Что-то дрогнуло в лице Ричи – мелькнула тень боли, сожаления, может быть, прощения. Он потянулся к Сету, почти коснувшись его лица призрачными пальцами.

– Сет, ты должен знать… – начал он, но вдруг замер, широко открыв глаза.

Сантанико возникла за его спиной, неуловимым движением обвила руками его шею и впилась клыками в горло. Её глаза – теперь ярко-желтые, нечеловеческие – горели триумфом и голодом. Кровь хлынула черным потоком, заливая безупречно белую рубашку и костюм Ричи.

– Нет! – закричал Сет, вскидывая револьвер. – Оставь его, тварь!

Он стрелял снова и снова, но пули проходили сквозь иллюзию, не причиняя вреда. Каждый выстрел эхом разносился по пустыне, каждая вспышка выхватывала из темноты искаженное лицо его брата. Сантанико смеялась – глубоким, гортанным смехом, продолжая терзать тело Ричи, а тот смотрел на Сета с бесконечной грустью и пониманием.

– Я не смог спасти тебя снова, – прохрипел Сет, продолжая нажимать на спусковой крючок, хотя револьвер уже только щелкал вхолостую. – Даже здесь, даже в собственном бреду я не могу спасти тебя.

Когда прогремел последний выстрел, видение растаяло, словно его и не было. Остался только запах пороха и пустые гильзы, блестящие в песке. Сет остался один в наступающей темноте пустыни, сжимая бесполезный револьвер.

Он откинулся на спину, глядя в небо, на котором начали проступать первые звезды – холодные, равнодушные свидетели его агонии. Сознание ускользало, унося его в темноту, и Сет почти с облегчением отдавался этому течению, готовый наконец встретиться с братом по-настоящему, а не в предсмертном бреду.

И тогда он услышал это – едва различимые звуки музыки, доносящиеся издалека. Басы, пульсирующие, как сердцебиение, женский смех, звон стаканов. Сет рывком сел, напрягая слух. Не галлюцинация. Звук был настоящим, таким же настоящим, как револьвер в его руке и песок под ногами.

С трудом поднявшись на ноги, он побрел на звук, огибая высокую песчаную дюну. Каждый шаг давался с трудом, но музыка становилась всё отчетливее. Преодолев последний подъем, Сет замер на вершине дюны.

В долине перед ним, освещенное неоновыми огнями, стояло огромное здание с мигающей вывеской: "Дважды крученые сиси".

Сет опустился на колени и запрокинул голову к усыпанному звездами небу.

– У тебя действительно отличное чувство юмора, – прошептал он.

Глава 4. Знакомые тени.

Ночь растекалась по асфальту чернилами, заливая трещины и выбоины. Неоновая вывеска "Дважды крученые сиси" вспыхивала в темноте, окрашивая лица людей в алые и синие тона. Сет Гекко остановился в двадцати шагах от входа, наблюдая за фигурой вышибалы – массивной, словно вырезанной из камня.

Воздух вокруг бара густел от сигаретного дыма и запаха дешевого виски. Тяжелый бас музыки прорывался наружу каждый раз, когда дверь открывалась. Тогда на асфальт выплескивался желтый свет, а вместе с ним – обрывки смеха и разговоров. Кружили байкеры.

Гекко поправил воротник пиджака . Охранник заметил его приближение, глаза мгновенно сузились.

– Куда собрался, приятель? – проскрипел он, перегораживая дорогу.

– Внутрь, – ответил Гекко, стараясь придать голосу беззаботность. – Промочить горло после долгой дороги.

Вышибала хмыкнул, окидывая его оценивающим взглядом.

– Не сегодня. Мы не пускаем случайных путников. Это место для своих, понимаешь? Для дальнобойщиков и байкеров. Киски тебя сегодня ждут в другом месте.

– Киски? – Гекко усмехнулся. – Разве здесь не бар? Я ищу выпивку, а не компанию.

– Слушай внимательно, – вышибала наклонился, от него пахло смесью пота и ментоловой жвачки, – я сказал "нет". Не заставляй меня повторять.

Гекко оценил ситуацию. Слишком много ран, слишком мало сил. Он отступил, чувствуя непривычную горечь поражения.

– Как скажешь, здоровяк. Твоя территория, твои правила.

Он отошел к парковке, опустился на капот старого красного "Доджа", напоминавшего машину, на которой они с Ричи колесили по пыльным дорогам Техаса. Те дни казались теперь другой жизнью – безумной, яростной, полной адреналина. До того момента, как все пошло наперекосяк в "Крученные сиси".

Гекко закурил, вдыхая дым, вспоминая прошлое. Солнце, пустыня, дорога. Брат за рулем, радио на полную громкость, пистолет под ремнем и ощущение, что весь мир принадлежит им.

Его размышления прервал шум приближающихся шагов. К бару подходила компания из пяти человек – двое мужчин, девушка и девочка лет десяти, держащаяся за руку встревоженную женщину.

Мужчины шагали с уверенностью людей, привыкших брать то, что хотят. Гекко невольно отметил их сходство с ним и Ричи – та же походка, тот же хищный взгляд. Один постарше, с тщательно уложенными волосами и в костюме с расстегнутым воротом, второй – моложе, в кожаной куртке и с нервными, дергаными движениями.