Я живу в мире где все идиоты

«Каждому», ага. Я видел, как за его словами, словно тени, колыхались истинные мотивы. «Раскрыть потенциал» – чтобы эффективнее вкалывать на благо тех самых «инновационных компаний», принадлежащих ему и его дружкам. «Достойное будущее детям» – своим детям, разумеется, которые будут учиться в закрытых элитных школах за границей, пока детишки плебса, кем он считает обычных людей, будут играть в «дополненной реальности» на задворках цифрового гетто. «Миллионы рабочих мест» – низкооплачиваемых, для обслуживания инфраструктуры, которая сделает его и его клан еще богаче и влиятельнее. А этот блеск в глазах – не от предвкушения «великих свершений» для страны, а от предвкушения власти, почти сексуального возбуждения от возможности повелевать миллионами, от ощущения себя божком на этой маленькой планетке. И конечно, сладкая мысль о том, как он уделает этого второго клоуна, своего конкурента. Банальная борьба за место у кормушки, замаскированная под заботу о народе. Как предсказуемо.

Вторая, дама в безупречно скроенном, но холодном, как айсберг, костюме, с такой сталью в голосе, что можно было резать металл, не заставила несбыточные обещания! – легкая себя ждать. «Мой уважаемый оппонент, как всегда, витает в облаках и раздает усмешка, рассчитанная на то, чтобы показать его несерьезность. – Мы же предлагаем реалистичный, прагматичный подход! Государство должно взять под жесткий контроль разработку и внедрение нейросетевых технологий! Мы не можем допустить, чтобы стратегически важная отрасль оказалась в руках безответственных корпораций, думающих только о прибыли! Мы обеспечим равный доступ к базовым нейроимплантам для всех слоев населения, особенно для социально незащищенных! Только сильное, справедливое государство способно защитить интересы своих граждан!».

«Сильное, справедливое государство». И кто же будет олицетворять это самое государство? Ну конечно, она и ее свора прихлебателей. «Жесткий контроль» – это чтобы все финансовые потоки шли через ее руки, чтобы ни одна мышь не пискнула без ее разрешения. «Равный доступ» – какой трогательный эвфемизм для тотальной слежки и возможности в любой момент отключить «неугодного» от Единого Информационного Пространства, превратив его в цифрового парию. Я видел ее голод – не до справедливости, а до абсолютной, неограниченной власти. Ей хотелось не «защищать интересы граждан», а самой решать, в чем эти интересы заключаются. И этот ее образ «железной леди» – всего лишь компенсация за какие-нибудь детские обиды, за то, что ее недооценивали, не замечали. Теперь она всем покажет. Примитивная, как удар дубиной, психология, обернутая в лозунги о «национальных интересах».

А толпа, эта благословенная толпа в вагоне. Лица, лица, лица… Пустые, алчные, испуганные, тупо восторженные. Они пялились на экран, разинув рты, словно птенцы в гнезде, ожидающие очередной порции пережеванной лжи. И, разумеется, мгновенно разделились на два враждующих стада.

«Точно! Он дело говорит! Эти чинуши совсем зажрались, душат бизнес налогами! Даешь свободу!» – завопил какой-то мужик в стоптанных кроссовках и с дешевым смартфоном в потной ладони. Его «бизнес», я готов был поспорить, – это перепродажа краденых аккаунтов для онлайн-игр. И «свобода» ему нужна была, чтобы безнаказанно заниматься своими мелкими делишками. Жадность, прикрытая маской «либеральных ценностей». Я на знаю, откуда я знал про его бизнес. Возможно, это тело увидело его когда-то и сохранило о нем информацию в «мозговом кэше».

«Врешь! Она права! Эти корпорации – настоящие спруты, одурманивают людей своими нейроигрушками, выкачивают последние деньги! Только государство наведет порядок!» – визгливо вторила ему какая-то девущка с лицом, напоминающим печеное яблоко, и хозяйственной сумкой, из которой торчал батон самого дешевого хлеба. Ей хотелось не «порядка», а чтобы кто-то пришел и отобрал у «богатых» и дал ей немного, потому что сама она слишком ленива или труслива, чтобы что-то изменить в своей унылой, беспросветной жизни. Зависть, эта вечная движущая сила «униженных и оскорбленных».

Начался балаган. Крики, взаимные оскорбления, кто-то уже размахивал кулаками, готовый вцепиться в физиономию оппонента из-за того, что тот «неправильно» понял очередную порцию пропагандистской чуши с экрана. Забавно. Марионетки, дергающиеся за ниточки, которые даже не видят. Им кажется, что они «отстаивают свою позицию», а на самом деле они лишь отрабатывают программу, заложенную в них умелыми кукловодами.

Я скользил взглядом по этим существам, и во мне поднималась волна холодного, почти физиологического отвращения. Это были не споры о будущем. Это было столкновение их мелких, эгоистичных интересов, их страхов, их комплексов. Каждый из них видел в словах политиканов лишь отражение собственных нереализованных хотелок или застарелых обид. «Он сделает меня богатым!»; «Она накажет тех, кто живет лучше меня!»; «Он вернет нам былое величие!»; «Она даст нам стабильность!» – эти их реальные мысли, спрятанные за словами добродетеля. Скучно и до зевоты предсказуемо.

Вот парочка в углу, он что-то нежно щебечет ей на ушко, она кокетливо хихикает, поправляя волосы. «Любовь-морковь»? Ха! Я видел его сканирующий взгляд, оценивающий ее как актив: молодость, фигура, связи родителей – неплохой стартовый капитал для него. А она? Ей льстит его напор, его «перспективность», она уже представляет, как будет выкладывать их совместные фоточки в соцсети, вызывая зависть у подруг-неудачниц. Не любовь, а сделка, где каждый пытается поиметь другого, прикрываясь романтической мишурой. Они врут друг другу, они врут самим себе, и им это даже нравится. И делают они это только из-за того, что бояться быть и жить «настоящими».

Рядом – мужчина в дорогом костюме, уткнулся в свой планшет, на лице – маска деловой озабоченности. Наверное, анализирует котировки акций или читает аналитические отчеты? Как бы не так. Я видел отражение в его зрачках – дешевый эротический чат с какой-нибудь малолеткой, обещающей «незабываемые ощущения» за пару сотен кредитов. А на работе он, небось, строит из себя моралиста и блюстителя корпоративной этики. Лицемер. Как и все они.

Я увидел, что этот мир сплошной маскарад. Бесконечный карнавал трусов, где каждый нацепил на себя маску поприличнее и отчаянно делает вид, что он не такой, как все остальные. Они лгут, когда говорят, лгут, когда молчат, лгут, когда улыбаются, лгут, когда плачут. Их слова – лишь шум, призванный скрыть пустоту или гниль внутри. Их поступки – лишь рефлексы, вызванные самыми низменными побуждениями.

Поезд резко затормозил, свет мигнул. На мгновение воцарилась тишина, которую тут же нарушил механический голос из динамиков: «Уважаемые пассажиры, приносим извинения за временную остановку. Техническая неисправность на линии. Движение будет возобновлено в ближайшее время. Благодарим за понимание».

«Понимание», как же. Я видел, как по вагону пробежала волна раздражения. «Время – деньги!» – прошипел кто-то. «Из-за этих идиотов я опоздаю на встречу!» – простонала дама с перекошенным от злости лицом. Никакого «понимания». Только уязвленное эго и нарушенные планы.

Я усмехнулся. Все они действительно верят, что их мелкие делишки, их встречи, их «время» имеют какое-то значение в масштабах этого холодного, безразличного мира. Они бегают, суетятся, интригуют, любят, ненавидят – и все это с такой звериной серьезностью, будто от этого зависит судьба галактики. А на самом деле – просто копошение насекомых в банке.

На выходе из метро меня ударил по глазам яркий свет и оглушил рев города. Небоскребы, увешанные вибрирующей голографической рекламой, как прокаженные язвами, тянулись к серому, безразличному небу. Летающие такси, похожие на жирных мух, носились между ними, оставляя инверсионные следы. Люди – толпы, потоки, муравейник – спешили, толкались, кричали в свои коммуникаторы.

«Алло, босс! Да, я уже почти на месте! Контракт будет наш, не сомневайтесь! Я им такую презентацию забабахаю – обалдеют!» – кричал в микрофон молодой карьерист с хищной улыбкой. Я видел, как он уже предвкушает премию и возможность купить себе новую модель нейростимулятора, чтобы еще эффективнее «забабахивать презентации» и карабкаться по головам коллег.

«Дорогая, я задержусь на работе, совещание… очень важное…» – врал в телефон какой-то клерк, а сам уже прикидывал, как прошмыгнет в ближайший бар с виртуальными эротическими развлечениями, чтобы хоть на пару часов забыть о своей постылой жене и орущих детях.

Лицемерие. Оно было разлито в самом воздухе этого города, как невидимый яд.

Я остановился, глядя на этот бурлящий котел человеческих страстей и пороков. И впервые за долгое время – или за всю эту новую, только что начавшуюся жизнь? – я почувствовал что-то вроде… интереса. Не к ним, нет. К себе. К тому, что я буду делать в этом мире идиотов, теперь, когда я вижу его без прикрас.

На огромном экране, занимавшем стену целого здания, сменялись рекламные ролики. Вот улыбающаяся семья пьет какой-то синтетический йогурт, гарантирующий «здоровье и счастье». Вот мускулистый мачо рекламирует новый спорткар, обещая «незабываемые ощущения и восхищенные взгляды». Вот политик с постным лицом призывает «сплотиться во имя будущего».

Все ложь. Все рассчитано на самые примитивные инстинкты.

Я неожиданно упал на колени в потоке новой порции картинок памяти этого человека. Они были такие эмоциональные, что от их ужаса мне хватило опоры двух ног, чтобы выдержать их: кровавый калейдоскоп войн, каждая из которых начиналась с одной и той же самонадеянной иллюзии – иллюзии блицкрига, легкой прогулки, стремительного триумфа. Их жалкие империи, наспех сколоченные из тщеславия и лжи, оказывались не готовы к затяжной бойне, к настоящей цене их амбиций. Но вместо того, чтобы, как подобает разумному существу, пусть и проигравшему, остановиться, подсчитать убытки и признать свой эпический, оглушительный провал, они с упорством одержимых маньяков продолжали молоть в кровавый фарш собственные народы, превращать в пепел свои же города. И все это – ради чего? Лишь бы не дать остальному миру, этому человейнику увидеть их слабость, их позор, их тотальное, унизительное «облажался».

И ведь знали. Главы государств все знали, что про них говорят обычные люди. Правда, как трупный яд, просачивалась сквозь щели дворцовых стен, шелестела в кулуарах, звенела в опустевших бокалах на банкетах после очередного «стратегического отступления». Но эти самозваные «отцы наций», эти напыщенные индюки в президентских креслах, цеплялись за свою ложь с отчаянием утопающего, хватающегося за лезвие бритвы. Ведь признать ошибку – для них это означало бы не просто политический крах. Это означало бы заглянуть в зеркало и увидеть там не «великого стратега», а жалкого, испуганного мальчика, наломавшего дров. Такая боль была бы невыносима для их инфантильных, патологически раздутых эго. И вот ради этой драгоценной иллюзии собственной непогрешимости, ради этого призрачного фантома «крутизны», они, не моргнув глазом, готовы были сжечь дотла свои государства, уложить в безымянные могилы миллионы таких же, как они, двуногих существ, только без золотых эполет и доступа к красной кнопке. Все ради них. Ради этих дешевых, пустых, как барабан понтов.

А кто такие эти… эти создания, что только что в вагоне метро готовы были рвать друг другу глотки из-за слов, спущенных им свыше, из-за набора звуков, вылетевших из ртов тех самых «отцов наций»? Оружие. Тупое, безмозглое, самозатачивающееся оружие в чужих руках. Настоящее стадо, с энтузиазмом бредущее на бойню, восторженно блеющее гимны своим пастухам-мясникам, не осознавая, что их «патриотизм» и «принципы» – лишь веревка на их собственной шее. Их черепные коробки, эти костяные вместилища предрассудков, до отказа набиты чужими мыслями, прошиты вирусными программами повиновения, имплантированы чипами ложных убеждений, интроектами, всосанными с молоком матери и пропагандой из каждого утюга.

И даже если бы луч беспощадной истины на миг пробился сквозь эту ментальную броню, если бы хоть на секунду им открылось, что они – всего лишь марионетки, они бы с визгом зажмурились, заткнули уши, забились бы обратно в свою уютную, теплую, вонючую нору неведения. Потому что осознание того, что вся их жизнь – грандиозный, жестокий фарс, что они десятилетиями ползали на коленях перед пустыми идолами, поклонялись лжи, приносили в жертву свои и чужие жизни ради химер, – это бы не просто сломало их хрупкие рассудки. Это бы аннигилировало их психику, распылило бы на атомы само их представление о себе. Ведь что может быть страшнее, чем понять, что ты – ошибка? Что ты прожил чужую, навязанную тебе, никчемную, бессмысленную жизнь? Такая боль, такая экзистенциальная тошнота непереносима для этих слабых, трусливых созданий. И чтобы не чувствовать ее, чтобы не заглядывать в черную дыру собственного ничтожества, они с удвоенной, с фанатичной яростью цепляются за свои цепи, убеждая себя и окружающих, что это – символы свободы, знаки отличия, священные реликвии. Они выбирают сладость привычного, понятного рабства, лишь бы не испытывать агонию пробуждения. Быть винтиком в системе, послушной овцой в стаде – это для них способ не стать рабом убийственного осознания собственной тотальной облажанности. Страх перед этой правдой был такой, что защитные механизмы психики блокировали даже секундные мысли о ней.

И тогда меня пронзило с холодной, почти физической отчетливостью: сколько бы бедствий ни обрушивалось на их головы, какие бы чумы и войны ни выкашивали их ряды, какие бы экономические язвы ни разъедали их общества, для подавляющего большинства в иерархии их фальшивых ценностей на первом, на самом почетном месте всегда будут ОНИ. Понты. Эта детская, инфантильная потребность казаться, а не быть. Выглядеть круче, умнее, богаче, сильнее, чем ты есть на самом деле. Готовность поставить на кон все – жизни, будущее, саму планету – ради мимолетного ощущения собственного превосходства в глазах таких же пустых трусов, которые бояться жить, КАК САМИ ХОТЯТ.

И если мультивселенных – не очередной бред воспаленного воображения физиков-шизофреников, а настоящая правда, то я готов поставить последний свой грош, последний нейрокредит, на то, что как минимум в одной, а то и в доброй дюжине этих бесчисленных, параллельных реальностей, человечество уже успешно уничтожило жизнь на планете, которая формировалась миллиарды лет. Сожгло свою планету дотла, превратило ее в обугленный, радиоактивный космический труп, плавающий в пустоте среди таких же останков цивилизаций-неудачниц. И сделало это не из-за нехватки ресурсов, не из-за столкновения с астероидом, не из-за нападения злобных инопланетян. Нет! Исключительно. Только. Ради. Своих. Пустых. Понтов. Желанием. Казаться. А. Не. Быть.

«Итак, – подумал я, и холодная усмешка тронула мои губы. – Похоже, здесь есть чем заняться».

Я шагнул в этот поток, в эту клоаку. Еще не зная, куда и зачем, но с отчетливым ощущением, что скучно не будет. Ведь когда ты один видишь истинное лицо мира, а все остальные слепы… это дает определенные преимущества. И я собирался ими воспользоваться. По полной программе.