Нет твоей власти надо мной…

Алёна сидела на кухне у подруги, и слушала её пространные рассуждения, призванные объяснить случившееся.

– Да ничего тут нет уникального, Алён.  Просто у нас с тобой очень развито метафорическое мышление. Плюс высокая эмпатия. Да у меня полно случаев, когда я «считывала» образы, которые возникали у клиентов, а те не успевали ещё их описать. Мы ведь попадаем в резонанс с состоянием клиента – а оно очень бывает заряженным, сама знаешь!

– Ой, ну нет же, Лиля! Это было совсем другое! Это было прям ре-аль-но, реально, понимаешь?

– Да всё я понимаю. Я же знаю твоё слабое место, с которым ты в основном и работаешь с супервизором – ты слишком включена в пространство проблемы клиента, все никак последние корешки «синдрома спасателя» до конца не выкорчуешь. И потом, заметь – твой «глюк» был совершенно логичным, если вдуматься – именно с точки зрения твоих профессиональных оценок состояния клиента. Вот, если бы пошло что-то, совсем нелогичное, тогда…

(И что же тогда? А Алёна ведь немного недорассказала подруге свою странную историю. Не сказала она про второго посетителя из тёмного угла…)

– А вообще, знаешь, Алёна, что я думаю на самом деле?  Тебе надо уже конкретно заняться устройством своей личной жизни. Но для этого надо сделать перерыв в работе.

– Ну здрассьте, тут какая связь-то? – Алёна вопросительно уставилась на Лилю.

– Вот задумайся: моя соседка работает акушеркой в роддоме. Её роды, как она рассказывала, проходили на редкость проблемно, как и у других её коллег-акушерок, заметь. Дальше… – Лилька сделала глоток вина и оторвала виноградину – моя сестра, лучший парикмахер из тех, что я знаю в нашем городе. Так вот, я знаю, что сохранение собственных выпадающих волос – главная её проблема.  Да что уж далеко ходить, посмотри на меня. Я хороший детский психолог, правда? У меня запись на коррекционные занятия на месяц вперёд, родители по окончанию курса не знают, как благодарить. Ну, и ты ведь знаешь – какие закидоны мне начала выдавать моя идеальная старшая доченька, как только вошла в подростковый возраст… А младшие близнецы?  Я же убегаю на работу отдыхать от счастья материнства!

– Ну ясно. Ты намекаешь, что я тоже сапожник без сапог.

– Да я не намекаю, Алёна, я тебе прямым текстом это уже полчаса пытаюсь разъяснить. Какая у тебя специализация? – Пра-а-вильно, ты у нас гениально решаешь супружеские проблемы. Распутываешь узелочки  семейных конфликтов. Ага, а теперь скажи мне, дорогая, как твои дела на личном фронте, последний год хотя бы?

Алёна мрачно посмотрела на подругу через стекло бокала с плескающимся в нём вином цвета тёмной крови, и ничего не ответила. Работу она считала как раз самой светлой и ресурсной частью своей жизни. Но возразить Лиле ей было нечего…

… Через три часа из окна квартиры Звягиной доносилось нестройное пение на два голоса, выводящих «Лучшие друзья девушек – это психиа-а-атры-ы-ы-ы!».

Глава 4. Жизнь – штука полосатая, это точно.

Утром, заходя в клинику, Алёна наткнулась на Анжелу – главную «замшу» по административным вопросам. Анжела чем-то напоминала породистую английскую лошадь – да, собственно, всем своим обликом и напоминала – от надменно поднятой головы с гладко зачёсанными в длинный «хвост» чёрными блестящими волосами до модельных ног, цокающих каблуками дорогущих босоножек. («Эх… даже если ты сотрёшь в фитнес центре все беговые дорожки – таких ног тебе не видать, дорогуша» – с лёгкой грустью отметила про себя Алёна).  Сотрудницы клиники болтали, что Анжела «крутит» с хозяином – Дмитрием Сергеевичем Туровым, и строили предположения по развитию их гипотетического романа (что, вполне вероятно, могло иметь основания, учитывая её холёную внешность).

– Тихонова, у меня для вас новости по изменению арендной платы!

То, что Анжела сухо окликнула Алёну по фамилии, не было признаком какой-либо особой неприязни, надменная администраторша в подобном стиле обращалась ко всем сотрудникам и арендаторам.

– Я так предполагаю, новость не о снижении? –  Алёна грустно вздохнула.

На территории этого медицинского центра она снимала кабинет, ведя частную практику. И повышение арендной платы могло сподвигнуть Алёну на поиск более приемлемого варианта по аренде, если бы не некоторые обстоятельства, из-за которых о переезде Алёна думала с неохотой…

Анжела презрительно фыркнула на унылую попытку Алёны пошутить, и вручила ей распечатанный лист с уведомлением для арендаторов, снимающих несколько кабинетов на первом этаже медцентра, после чего грациозно поцокала своими высоченными каблуками в сторону директорского кабинета.

****************

Рабочий день прошел без каких-либо странностей, чему Алёна, естественно, была рада. Она провела несколько консультаций (две пары в предразводе, парень с депрессией, и женщина с проблемой отношений с зятем) – и по завершении приёма осталась на пару часов в кабинете, посидеть с ноутбуком – заполнить  электронную базу работы с клиентами, и довести до ума сырую программу нового психологического онлайн – тренинга.

Раздался короткий уверенный стук в дверь, и в следующее мгновение на пороге появился Д.

– Вы очень заняты, Алёна Николаевна?

– Проходите, Дмитрий Сергеевич, я тут просто заполняю текучку в рабочих документах.

Впрочем, Д. уже и так уже вошёл, и удобно расположился в клиентском кресле. Дмитрий Сергеевич Туров, владелец небольшого медицинского центра, на территории которого Алёна снимала кабинет.

Алёна посмотрела на его расслабленную вальяжную позу, и ощутила лёгкое раздражение. У Д. была текучая пластика большого сильного «кошачьего». Ему было чуть меньше сорока, он был достаточно хорош собой, свободен и вполне обеспечен – что, естественно, вызывало очень высокий интерес у женской части коллектива его клиники. Начинающие слегка седеть тёмные волосы, карие глаза – его лицо, несмотря на не совсем правильные черты, было вполне привлекательным, а раздражало Алёну его выражение – ленивой ироничности и лёгкого превосходства – «верхний слой», через который едва чувствовалось что-то ещё, похожее на некоторое ожесточение, или цинизм.

Так вышло, что Алёна знала обрывки сплетен его подчинённых о том, что когда-то, в начале профессиональной карьеры Туров поражал коллег каким-то невероятным талантом в практической хирургии, причём сразу в нескольких направлениях – кардио и – нейрохирургии. Он активно развивал и совершенствовал практику, к нему начали съезжаться пациенты из других городов, и коллеги для перенятия опыта. Он даже смог спасти нескольких больных, от которых отказывались столичные светила, и родственники пациентов уже готовы были молиться на молодого талантливого хирурга, как вдруг он резко прекратил оперировать.

Дальше было как-то не совсем ясно: кто-то говорил, что это было следствием неудачной операции и смерти пациента (хотя, все знают, что у любого хирурга есть «своё кладбище» – это часть профессии). А кто-то утверждал, что у Дмитрия Сергеевича вообще на пустом месте произошёл странный нервный срыв, и он пропал на год, а потом вернулся в сферу медицины, выкупив и возглавив эту же клинику. Больше он скальпель в руки не взял.

 Она встретилась со взглядом его тёмных глаз, и на мгновение напряглась… – но, слава богу, ничего не произошло, никуда она не «провалилась».

– У вас сейчас было очень странное выражение лица, – Д. успел заметить её замешательство, – вы устали? Сегодня были трудные клиенты?

– Ой, Дмитрий Сергеевич, я же знаю ваше отношение к психологии и немедицинским психологам. Вы же считаете представителей моей сферы бесполезными болтунами, если я правильно помню нашу милую беседу на прошлом корпоративе?

– Ну…  – Туров усмехнулся, – я хирург, пусть и бывший. И предпочитаю опираться на хотя бы отчасти гарантированные по эффективности методы работы. Вот мои коллеги по врачебному цеху, психиатры, вызывают у меня куда большее доверие, уж извините. Впрочем, я знаю, что эффективность любой работы в пространстве человеческой психики  во многом зависит не от методов, а от личности специалиста, –  последнюю фразу он произнёс со снисходительной улыбкой, видимо, предлагая Алёне считать это комплиментом на её счёт.

(«Угу… Видимо, делает обход арендаторов для выяснения, все ли останутся после повышения платы») – Алёне захотелось чем–нибудь задеть этого самодовольного товарища.

– Понимаете ли, Дмитрий Сергеевич… Далеко не всегда человеку, когда у него болит внутри, требуется что-то отрезать, или же грубо отключить чувствительность сильными психотропами. Часто необходима более тонкая работа, человеческий подход в поиске решения проблем. Но этого коновалам не понять.

– Что же, возможно вы и правы, – Д. смотрел на неё своими карими глазами, которые, казалось, таили ироничные отблески, и под этим, как виделось Алёне, снисходительным взглядом, у неё опять поднималось знакомое чувство – смесь растерянности и желания поставить на место этого неудавшегося хирурга, переквалифицировавшегося в бизнесмены.

– Возможно, вы и правы, – повторил он. – Возможно, мне тоже было бы полезно обратиться за тонким подходом с «человеческим лицом». – Произнося это, Туров глядел на неё задумчиво, и, вроде бы, вполне серьёзно.

– Вы хотите ко мне на консультацию? – Алёна удивилась.

– Я подумаю, – Д. произнёс это с таким видом, словно Алёна сама развернула инициативу по зазыванию его на приём.

(«Ну и чего ты так эмоционально ведёшься на его подначки?» – «Мудрый Профессионал», живущий в её голове, неодобрительно насупился. «Если он, и правда, соберётся к тебе на приём – ты не сможешь держать нейтральную позицию, он же тебя раздражает!») – и Алёна несколько грубовато ответила:

– Знаете, я, вообще то, тоже не уверена, может ли вам оказаться полезной моя помощь. Я согласна с психоаналитиками в их строгом ограничении –нормальная работа психолога возможна лишь при абсолютном отсутствии каких бы то ни было контактов между клиентом и специалистом помимо рабочих сессий. Это позволяет «не засорять» восприятие клиентом фигуры специалиста.

–Да? Как у вас, у психологов, всё заморочено.  Но я, вообще-то, зашёл по другому поводу. Про повышение аренды Анжела сообщала?

– Да, – Алёна вздохнула. Хотела добавить « Что ж, буду как-то выкручиваться», но не успела, как услышала нечто удивительное:

– Знаете, я решил рассматривать возможности каждого арендатора индивидуально, и, собственно, зашёл сообщить, что лично вам повышения аренды не будет. Так что следующий платёж делайте как обычно.

Он поднялся с кресла и лёгкой походкой направился к выходу. Открыв дверь, он обернулся, и молча кивнул вместо «до свидания».

Дверь закрылась. Алёна некоторое время озадаченно продолжала на неё смотреть.

«Нет, я не хочу быть его психологом. Просто не-хо-чу…»

Глава 5. Голос из прошлого.

Эта посетительница была сегодня последней.

Алёна старалась собирать своё «восприятие клиента» по мельчайшим чёрточкам, особенностям его поведения с самого начала встречи. Зачастую то, как человек заходил и делал несколько шагов перед тем, как присесть, давало более правдивую информацию, чем весь последующий диалог.

Она не сразу услышала звук за дверью – похожий на слабенькое царапание. Ещё раз прислушавшись, и убедившись, что – правда, кто-то скребётся, она распахнула дверь кабинета и увидела на пороге худенькую женщину лет 35.

– Ну, что же вы так слабо и несмело стучите, – Алёна приветливо улыбнулась и пригласила посетительницу, показав рукой в сторону кресел.

Та как-то робко вошла, и умудрилась сесть в удобном большом кресле очень скромно и напряжённо  – словно на краешке стула.

Алёна не стала предлагать расположиться поудобнее, решила пока понаблюдать за тем, как будет вести себя клиентка.

Елена (так звали посетительницу) сбивчиво рассказывала причину обращения: всё не ладится в её жизни, всё не так, и довольно давно. Отношения с мужчинами разваливаются, мечты о материнстве никак не получается исполнить, с работой тоже сплошные проблемы.

 Следом женщина описала свои предположения относительно  причин  неудач – занявшись исследованием истории своего рода, Елена обнаружила «энергетический блок» – так она сама сформулировала причину. В общем, докопалась она до информации, что прапрабабушка по женской линии была, как бы это выразиться, «падшей женщиной», то есть работала в доме терпимости, и имела «желтый билет» ( до революции такие дома были вполне легальны). При этом мадам регулярно рожала детей, так как здоровьем дамочку бог не обидел, а до эры контрацептивов было ещё далеко. Выжившие дети отправлялись в приюты, где история их терялась. Но последнего ребёнка мать оставила при себе, неожиданно покинула публичный дом и, что называется, «остепенилась». Вот последняя оставленная девочка и была прабабушкой Елены.

– Ну, вы же понимаете, – говорила она Алёне с таким видом, словно это аксиома, – после того, что натворила эта женщина со своей жизнью и жизнью своих детей, странно было бы ожидать, что потомки её будут счастливы!

– Так, погодите, пока я ещё ничего не понимаю, особенно в тех родовых связях, которые вы, видимо, подразумеваете…

Алёна  ненавязчиво рассматривала внешность клиентки. Было заметно, что на неё оказало сильное влияние модное в последнее время направление «ведической женственности». На Елене была длинная широкая юбка в «народном стиле», начинающие уже немного седеть волосы были не прокрашены и стянуты в тонкую косу. Косметики на лице не наблюдалось, а кожа была тонкой и сухой. «Поди, ещё и «сыроедением» увлекается» – подумала Алёна.

– Так вот, понятно же, что жизнь той девочки, моей прабабушки, рождённой в таких обстоятельствах, была очень сложной с детства, из-за отвержения и презрения окружающих. И ей пришлось быть вдвойне порядочной и безупречной, чтобы хоть немного отсоединиться от позора матери. И все женщины нашей семьи впоследствии были образцом порядочности… – произнося эти слова, Елена ещё ровнее вытянула свою худенькую спину и словно обрела дополнительную опору, даже во взгляде блеснула победная уверенность.

«Таааак… ну, теперь становится понятнее.  Единственный способ выбраться из унижений у той далёкой девочки был в неукоснительном соблюдении «чистоты», причём в разы более строгом, чем у других. Этот способ – сохранение благопристойности и восстановление репутации любой ценой – стал передаваться дочерям, как «инстинкт выживания». И тут уже речи не было о том, чтобы прислушаться к собственным потребностям, этим девочкам четырёх поколений важно было «восстанавливать невинность», жертвуя своими живыми желаниями. И давно устаревший способ выживания превратился в вериги. Которые, кажется, до сих пор воспринимаются Еленой как единственная опора в этом мире».

– И я уже не знаю, что можно сделать, чтобы сгладить это своеобразное «проклятье». Уж сколько практик на «отмаливание предков» я сделала… сколько разных обетов исполняла, обращаясь за отпущением грехов нашей непутёвой прародительницы… – но почему же я замечаю, что жизнь моя становится всё более унылой, и ничего, что я просила у судьбы, не происходит???  – Елена почти умоляюще посмотрела на Алёну, словно та была её последней надеждой.

Их глаза встретились, и в тот же миг Алёна с ужасом поняла, что «попала» – её стало затягивать в тёмную воронку…

*****

После кратковременного отключения сознания зрение прояснилось – и, так же, как и в прошлый раз, Алёна обнаружила существенные изменения в происходящем. На этот раз, пространство будто заволокло голубовато-молочной дымкой, или туманом, все предметы будто потеряли краски, поблекли.

Помня собственные предыдущие трансформации во внешности, Алёна в первую очередь испуганно осмотрела себя: очертания тела были, вроде бы, её, но одета она оказалась в какой-то светло – серебристый балахон. Кожа рук стала неестественно бледной, практически белой. Её длинные распущенные волосы, спадающие на грудь, тоже оказались белыми и словно светящимися. Из реальности сюда «протиснулась» опять лишь стрекоза – она висела на шнурке поверх изменившегося одеяния.

Та-а-ак, понятно… ( это, конечно, было само по себе безумно, начинать свои мысли в этой ситуации с «так, понятно…» – но что ж делать, надо как-то адаптироваться). Вот, значит, как клиентка хочет меня видеть – воплощением чистоты и «правильности». А может, и носительницей какой-то истины. Эх, как же часто обнаруживаются подобные ожидания у тех, кто приходит за помощью, и каждый раз как-то надо снимать с себя эти «белые одежды». Но, возможность увидеть воплощение ожиданий воочию – это, конечно, потрясающе.

Елена же в этом параллельном слое реальности превратилась в сухонькую прозрачную женщину, лет на 20 старше той, какой она вошла в кабинет. Она стала похожа на привидение, каким его показывают в мистических фильмах – действительно стала полупрозрачной и бесцветной.

И, между прочим, присутствующих в кабинете прибавилось. Рядом с креслом, на котором притулилась Елена, появилась ещё одна женская фигура. Причём, удивительно – эта новая гостья была поярче и даже, как бы, материальнее той, которая сюда пришла в действительности. Это была молодая красивая женщина лет тридцати, в наряде, какой носили барышни позапрошлого века. Она присела боком на подлокотник кресла слева от Елены.

Помимо этого Алёна заметила справа от клиентки три каких-то прозрачных светло-фиолетовых сгустка, похожих на яйца, размером сантиметров десять – они словно парили в воздухе, немного перемещаясь туда-сюда.

Похоже, всю эту картину целиком наблюдала только она, её посетительница по-прежнему не замечала тех, кто находился у неё по бокам.

Та, что сидела на подлокотнике, поняв, что Алёна смотрит на неё, вдруг заговорила, голос её зазвучал тихо, но весьма энергично:

– Да что ж это такое! Сколько ещё эта дурочка таскать-то меня будет? И по бабкам, и по церквям, и по гадалкам… и дёргает, и дёргает! – убедившись, что Алёна её действительно слышит, она с воодушевлением продолжила, – Не была я несчастна! Жизнь ту мою земную прожила я в полной женской доле – и любила, и страдала, и детям жизнь давала, ни одного младенца я сама не загубила… И жила я, как сама хотела, не обижали меня мужчины, радовали… А последняя девочка, доченька моя, родилась от настоящей любви, от очень хорошего человека. Поэтому и жизнь моя поменялась тогда, и всё что могла, передала я своей дочери. И по ручейку родной крови течёт сейчас сила женская к потомкам – и жажда любви, и страсть, и свобода, и власть над мужчинами, только помани. А эта – ну ты глянь, чего творит… правила какие то себе нашла… отмаливать меня взялась, глупая! Нечего отмаливать – любовь моя счастливая всё смыла, да и я сейчас там, где нет греха. Там светло, и каждый приносит с земного воплощения крупицу опыта, вот и всё. Давно бы этот образ мой телесный рассеялся, да вот дальняя внученька покоя не даёт. Правила она какие-то себе нашла, и не живёт, а служит. А правила – то, не про жизнь, про смерть. Вон, глянь – трое рядом с нею, знаешь, кто это? Это детки её, которых она в мир не пустила. Не так они приходили, не во время! По правилам её, видишь ли, жениться надо обязательно, да всё чтоб по закону.  А кто ж на ней женится – силу мою она не берёт, похотью эту искру считает, – красавица печально вздохнула, – Может, передашь ей? Может, ещё всё-таки возьмёт?