Минотавр

Иса Тень

Минотавр

Уже четырнадцатый день корабль дрейфовал посреди открытого океана. Михаилу оставалось меньше тринадцати часов до исчезновения. Он не мог назвать это концом путешествия или освобождением. Исчезновение. Вот так просто, неброско и скудно. Без почестей похоронных, без причитаний, и выдавленных слёз, которые бы непременно лили родственники-крокодилы. Он знал этот зоопарк – никогда им не нужен был он, Мишка, рыжий звонкоглазый, ещё совсем юный, любящий смеяться и путать левый носок с правым. Им требовался Михаил, полярник, исследователь, геодезист с научной степенью. Что можно было получить от Мишки? Мигрень от его раскатистого смеха? Михаил был в разы полезнее – высокая зарплата, гарант благополучия, эталон ответственности и отрастающие, видные лишь раз в месяц, потускневшие рыжие корни.

Нет, он не обижался. Даже не было тоскливо от этого. Скорее, напротив, немая свобода поселилась в душе. Предвкушение освобождения от закостенелых оков, скрепивших запястья и зажавших горло.

Они все пропали один за другим – вся команда. Остался только он. И он был полностью готов к своей пропаже.

Поначалу никто не верил в происходящее.

Началось всё в тот день, когда настала полярная ночь. Небо покрылось веснушками звёзд, располнело и лопнуло, рассыпаясь на миллиарды пульсирующих точек, распуская по кругу свою изумрудно-пурпурную кровь. Закружились созвездия, затрепетала луна, зажёгся огонь внутри – то тяжко вздымалось сердце. Миша помнил: как космос растёкся по груди неба, так и щемящее чувство невозвратного взорвалось в стылом сознании.

В тот вечер они все собрались за столом. Команда из тогда уже тринадцати человек. В совпадения Михаил никогда не верил – приметы лишь удачно сбывшийся однажды прецедент. Но Миша где-то в глубине души тревожился.

Блюдца зловеще золотились в мутном отблеске иллюминаторов. Чай давно остыл. Разложенная по тарелкам, непонятно из-за чего приготовленная овсяная каша, серо пестрела на хмурых моряков и полярников. Есть не хотелось. Было холодно.

В этом путешествии всё было слишком странным: и скудная пища, которой было мало в таком морозном и жутком чёрном нигде, и малый состав, отправленный с большой земли, с которой не было вестей уже как несколько месяцев, и особая нелюдимость капитана, вечно нервно курящего трубку и выглядевшего слишком шаблонно.

Но страннее всего было не то, что налипло снаружи, а то, что скоблило изнутри.

К еде никто не притрагивался. Даже потрогать посуду не возникало никакого желания: животный страх пронзил каждого из присутствовавших на этой отчего-то скорбной трапезе. Но никто в том не признавался – мужчины. Гордые, смелые, самонадеянные. Они хотели показаться друг другу сильными и мужественными. Только вот каждый невольно думал о том, что первым из-за стола не встанет. Обед – обедом, а приметы не по расписанию…

– Задерживается…

Все вздрогнули.

Молчание пронзило стрелой натянутый тент напряжённой тишины. Полотно лопнуло. На непокрытые головы хлынул ливень паники.

За стеклом плескался океан: то ли ласкался, то ли ломился в бронированное стекло. Бился лбом, шипел и улюлюкал, просясь во внутрь. Но никто не хотел его впускать. Наверное, оттого океан и мстил… А может, лишь хотел предупредить?..

Никто не проронил ни слова.

– Задерживается, – прорезало повторно тишину.

С громким криком сорвался с места юноша – матрос, у которого это был первый серьёзный маршрут. Совсем зелёный парень. Дома его ждала невеста, собака и незаконченная песня, которую он так и не успел записать с другом перед отъездом. Он любил играть на барабанах и мечтал собрать стадион. Его кумиром был Фредди Меркьюри, а на стене в комнате детства остался висеть большой плакат с рекламой концерта Квин, сорванный когда-то ещё много лет назад отцом в Британии. На корабль он попал впопыхах: не успел попрощаться с любимой, бросил гитару на полу, не выгладил одежду. За поездку обещали большую сумму. Предложение оказалось неожиданным. Он слишком торопился. Слишком спешил.

Матрос взлетел со своего стула и сорвался на палубу. На улице было неясно, шёл ли то снег, падали на лицо звёзды, или кто-то наверху стряхивал окурок своей сигареты прямо в пепельницу океана. Юноша подставил своё лицо под этот седой хоровод.

– Задерживается, задерживается, задерживается, – верещало вокруг. А перед глазами стояло одно: полный аэропорт, сотни сумок, людей без лиц и мигающее табло с сообщением о непогоде.

Океан утыкался лбом в стальной нос судна, сокрушался и манил. Матрос наблюдал. В ушах стало невыносимо громко. Океан звал.

Ему чуть больше двадцати. И он был единственным, кто пропал на их глазах.

Миша обедал. Он накрыл стол на троих. За прошедшие дни все исчезали по одному при разных обстоятельствах, коим предшествовал странный поток событий.

Капитан исчез в своём стиле: он любил молчать при жизни, и пропал он молча.

Самое любопытное состояло в том, что одновременно с капитаном пропал ещё 51 человек. Никто не знал, как быть дальше. Все просто остались в предвкушении чего-то неизбежно далёко-близкого. Того, что витало в воздухе и пылилось на шкафах и корешках книг не один год; то, что все так упорно не замечали в своих домах и на улицах, когда почему-то оглядывались назад; то, что ждало, но никогда не было ожидаемо. Неизвестное, молчаливое. Но совсем неясно, пугающее ли. Этот корабль уже давно не знал ничего, ничего не чувствовал. Они все плыли куда-то. Но никто уже не знал, куда.