Двойной заслон

Кто знает, может, сказалась юношеская категоричность, а может, общая атмосфера засилья коммерции в нанотехнике, которая царила повсеместно всего с десяток лет назад – но Мышка перегорела и доучивалась больше на упрямстве, чем на энтузиазме. И хотя она, без обиняков, хороший нанотехник – плохих специалистов в Службе не держат, это обязательное условие, – все же поиск и вычисление шпионов ей нравятся больше.

Тем не менее нанотехника, если сравнивать ее со Службой, всегда выступает на первый план, просто потому что занимает больше времени – Служба на ее фоне выглядит как хобби. Мышка с этим привычно мирится, ведь ее задача, как и у любого шпиона – не выделяться. А это значит, что нужно не только подстроиться под коллектив, но и добросовестно работать. Без великих прорывов, но и без провалов и лени.

Роль идеального исполнителя ей неплохо подходит, надо это признать.

Вот только работа в «Заслоне» подставляет ей подножку с первого дня.

Дело, как ни странно, не в коллективе, хотя к проблемам она была готова – как и всегда. Коллектив в ее отделе подобрался спокойный, ровно-дружелюбный, по большей части интровертный – сидят за своими стендами мужчины и женщины разных возрастов и национальностей, занимаются каждый своими задачами и изредка поднимают головы только для того, чтобы поговорить о работе. Ни совместных походов в кафетерий, ни бесконечного бубнежа и смеха над ухом – ничего, что так раздражало Мышку на предыдущем задании в «Кванте», где коллеги, наоборот, стремились общаться больше, чем работать. Мышке приходилось соответствовать, и это выматывало сильнее, чем сама работа и вычисление шпиона вместе взятые.

Конечно, если бы она рассчитывала на поиск информации именно здесь, для нее интровертность отдела наноробототехники стала бы проблемой. Но она не Ёкай, и ей не нужно заводить дружеские отношения, чтобы выполнить задание.

По крайней мере, пока.

Со стороны коллектива проблем нет – зато неожиданные проблемы подкрались со стороны работы. Потому что впервые за достаточно долгую практику у Мышки что-то не получается.

Конечно, работа в «Заслоне» у нее специфичная: они создают тех самых нанороботов для боеголовки С-8ВЦ, и для этого используются как редкие материалы, так и необычные рабочие стенды. По большому счету «стендами» это назвать можно просто по древней, как сама профессия техника, привычке, на деле это куб с зацикленным временем-пространством, где любой предмет находится в состоянии стазиса – иначе работать с наносхемами, которые должны влиять на пространство при активации, невозможно. В таком же стазисе хранятся и материалы для нанороботов, а соседний отдел трудится над тем, чтобы сохранять их в состоянии стазиса уже в самой боеголовке непосредственно до детонации. Раньше Мышка с таким не сталкивалась, это, конечно, сложно, но…

Но не повод для того, чтобы у нее на протяжении двух дней не получалось собрать даже одну-единственную наносхему.

В современном мире все сначала отрабатывается виртуально – ИИ позволяет это сделать с достоверностью, близкой к 95%. Практическая отработка занимает все меньше места и времени, хотя от нее и не отказываются, поскольку ИИ, несмотря ни на что, не всеведущ, и реальные условия всегда преподносят сюрпризы. В таком тонком и опасном деле, как военные технологии, без сбора практических образцов никто даже задумываться об экспериментальном, а тем более серийном производстве не будет.

У Мышки есть схема, отработанная ИИ – идеальная, выверенная, четкая. Есть полный набор инструментов, компонентов и материалов. Одна пластина для наносхемы чего стоит, им по уровню допуска даже название ее знать не положено, не то что состав, только характеристики. Собери, проверь, предложи коррективы в связи с реальной работой – что может быть проще?

Проблема в том, что схема не работает – никак. Понятно, что схема сырая, понятно, что это даже не первое, а нулевое поколение роботов, на котором пока только примериваются к принципам, но оно ведь хоть как-то должно работать? У ИИ работало, почему не работает у нее?

– Не расстраивайтесь, – утешает замначальника отдела Переяславский, проходя мимо ее стенда в момент очередной неудачи. Мышка поднимает на него задумчивый взгляд. – Передохните, и обязательно получится.

Ободряюще улыбнувшись, он уходит, а Мышка позволяет себе посмотреть ему вслед с недоумением. Не то чтобы она расстраивалась – просто непонимание, в чем причина проблем, выбивает ее из колеи. Рано или поздно она поймет. В конце концов, главная задача у нее совсем не эта.

Не решит проблему она – найдется другой нанотехник, благо профессия не дефицитная.

Отчего-то мысль об этом Мышку неприятно шкрябает изнутри.

Размяв пальцы, она поправляет контакт-перчатки и начинает сборку заново.

*

Ёкай отзывается на ее сообщение списком дат и времени выхода на связь – ни приветствия, ни прощания, только сухой набор цифр. Мышка усмехается, слушая шелест деревьев в парке около кафетерия. Хам – впрочем, как и ожидалось. Таких связных, как она, у Ёкая наверняка было не меньше десятка, и сколько их попалось спецслужбам различных стран, Мышка даже сказать не берется. Какой смысл вступать хоть в какой-то эмоциональный контакт с тем, кто уже через короткое время исчезнет?

Мышка улыбается, жмурясь на яркий, такой похожий на солнечный свет климатического купола. Ничего. Что-что, а провоцировать эмоции она умеет, ведь это самый верный способ заставить шпиона совершить ошибку. Нащупать уязвимую точку – только вопрос времени, а время у нее есть.

*

Но все-таки – почему схема не работает?

Мышка отстраняется от стенда и машинально разминает запястья медленным круговым движением. Она здесь работает уже неделю, а со схемой все не ладится, и это вызывает вполне обоснованное беспокойство. Начальник отдела посматривает в ее сторону хмуро: она тормозит весь процесс, еще бы он не хмурился. Но что она сделает, если схема, собранная по всем правилам и установкам технического задания, просто отказывается работать? А ведь это стазис, идеальная среда – что же будет за его пределами?

Мышка раздраженно хмурится и так же машинально, как до этого разминала запястья, растирает кончики пальцев прямо сквозь контакт-перчатки. Они привычно токают легкими разрядами, Мышка ловит себя на этом движении, но все-таки не останавливается. Один раз можно, тем более в коллективе интровертов. Хотя лучше, конечно, на людях себе подобного не позволять – слишком характерный жест.

Почему схема не работает? Чипы проверила – рабочие. Схему проверила сама, вслед за ИИ – должна бы работать, огрехов не выявлено, хотя она, конечно, сырая и не оптимизированная, как все первые схемы. Настройки стазиса проверила – стандартные, от которых лучше не отступать. Металл сносила в отдел качества на проверку – соответствует нормам. Фоторезист, ультрафиолет, экспонирование, эпитаксия – без нареканий. Чего еще нужно этой чертовой схеме?

Мышка прижимает кончик указательного пальца сильнее, задумчиво проводит по едва-едва заметным под кожей штырькам и приподнимает брови.

Единственное, что она не проверила – это пластина.

В «Заслоне» для наносхем используют не кремниевые пластины, это какое-то другое вещество, изготавливают их за пределами базы и доставляют в режиме секретности в спецконтейнерах. Пластины требуют при хранении особых климатических условий – похоже, что даже обычная комфортная для человека температура приводит к их необратимому разрушению. В отделе под них выделен специальный короб, а достают их исключительно через стазис. Ни состава, ни названия материала сотрудники не знают, называют их просто «пластинами» все вплоть до начальника отдела, а все, что о них известно – технические характеристики, необходимые для работы…

…А откуда эти технические характеристики поступили?

Мышка хмурится и, расцепив пальцы, уже тянется вызвать в окружении документацию по пластинам – но в этот момент весь ее визор затапливает красным.

Тревога.

«Сбой климатической системы. Завершите работу и действуйте согласно инструкции. Сбой климатической системы. Завершите работу и действуйте согласно инструкции…»

Мышка раз за разом раздраженно смахивает сообщения о тревоге с визора, пытаясь действительно завершить работу. Но сделать это сложно, если не невозможно – куб мигает, стазис сбоит, и когда он отключается совсем, пластина внутри него у Мышки на глазах распадается хлопьями и оседает на дно стенда под перестук упавших чипов.

Черт.

– Коллеги, без паники, – увещевает начальник отдела – невысокий, со всех сторон круглый мужичок Алексей Борисович Стоцкий, профессор НГТУ и какого-то военно-технического вуза, Мышка с ходу не может вспомнить, какого, мысли заняты другим. – Это небольшой сбой, скоро все наладится…

«Климатическая система недоступна. Рекомендуем не покидать здание, это может быть опасно. Климатическая система недоступна. Рекомендуем не покидать здание…»

Мышка оглядывается на окно: что-то не так. Купол стоит, виден невооруженным глазом, за ним по-прежнему метет песчаная буря, хоть и не такая мощная, как недавно, а внутри базы деревья едва качаются. Зато в кабинете становится ощутимо теплее, причем температура растет, будто стены кто-то греет снаружи.

Машенька: Провела анализ, сбой затронул только климатическую систему института. Вряд ли нарушили физически, думаю, сбой в ядре. Предполагаемый срок починки – от часа до трех часов в зависимости от кластера, в котором произошел сбой.

Откуда-то прилетает порыв прохладного ветра, Мышка оглядывается в другую сторону —Переяславский, замначальника отдела, последовательно открывает окна одной рукой, другой листая что-то в окружении. Визора на нем нет, значит, использует линзы, и Мышка в очередной раз чувствует укол зависти – она бы тоже хотела обходиться без визора, но нельзя.

– Сбой в КОР-чипе кластера института. Над починкой уже работают, – сообщает он, по-прежнему глядя куда-то в допреальность. Мышка хмурится. Переяславский выглядит собранным и напряженным, хотя обычно расслабленно-уверенный, смотрит вокруг со спокойной покровительственной ленцой. Не к добру. – Срок починки – от полутора часов.

Он наконец фокусирует взгляд, но смотрит не на окружающих – на короб с пластинами.

Черт, снова думает Мышка.

У короба свой климатический кластер, но он завязан на блок их отдела в кластере института – значит, его система тоже сбоит. На панели управления уже горят алым предупреждения об угрозе повышения температуры и влажности, об аварийном режиме работы. Мышка сдвигает брови и едва заметным движением увеличивает картинку – ее линзы вкупе с Машенькой такое умеют, в отличие от стандартных визоров.

На панели короба идет обратный отсчет аварийного режима: осталось 56 минут 16 секунд.

Не так мало для большинства сбоев. Но если починка КОР-чипа займет полтора часа, этого не хватит.

Мышка нервно сжимает пальцы. Ей, по большому счету, должно бы быть все равно, ведь у нее совсем другие задачи – уж точно не переживать за работу отдела. Но одна мысль о том, что сотни пластин в коробе точно так же, как и в ее кубе, осыплются хлопьями, вызывает неконтролируемое раздражение. Их доставляют раз в месяц, наверняка не просто так, здесь и логистика, и возможности производства – все играет роль. Если они сейчас потеряют партию, сколько придется ждать следующей? И сколько придется ждать разработки новой ракеты? Все сроки пойдут прахом – так же, как эти пластины.

И не скажется ли это на безопасности базы, а в конечном итоге – на безопасности всей страны? Если от глупого сбоя в климатической системе могут разрушиться ценные, секретные материалы, что может произойти там, где от этого зависят жизни?

Мышка жмурится, перебивая раздражение, потом осматривается вокруг. Коллеги разбрелись по кабинету, в основном переместившись поближе к окнам и свежему воздуху, тихо переговариваются между собой. Кто-то листает окружение, кто-то, судя по иконке над головой, включил музыку, кто-то неслышно шевелит губами – говорит с кем-то по интрафону. Плюсы интровертного коллектива: ни паники, ни торопливых бессмысленных обсуждений, переливания из пустого в порожнее.

Минус один – никто ничего даже не думает делать.

– Генераторы…

– Три на весь институт, заняты на других объектах.

– Запросить в соседних зданиях?

– Не поможет, сам знаешь, у нас специфическая система – на подключение и настройку уйдет не меньше часа.

– Перенести короб?

– Он вмонтирован в пол, повредим – не отмоемся.

– А если запросить военных?

– У меня нет на них прямого выхода, да и как они успеют?..

Мышка снова раздраженно растирает пальцы. Тихий разговор Стоцкого и Переяславского, любезно усиленный и расшифрованный Машенькой, только еще больше бьет по нервам. Они думают, что можно сделать, но пока они думают – уходит драгоценное время.

Минуты текут, отсчитываются алым на панели короба. Переяславский все-таки куда-то уходит, довольно надолго, но возвращается, судя по раздраженному виду, ни с чем. Стоцкий расстроенно вздыхает, Мышка ловит обрывок разговора – директор института отказался пожертвовать один генератор наноробототехникам для сбережения пластин, поскольку они поддерживают жизнедеятельность не менее важных объектов.

– Бардак, – коротко резюмирует Переяславский.

Три генератора на весь институт – это действительно бардак, мысленно соглашается Мышка. А еще армейцы. Впрочем, недаром говорят, что армейский порядок всегда идет рука об руку с армейским бардаком.

Переяславский поднимает взгляд и с какой-то непонятной злостью смотрит в угол кабинета – туда, где на высоте в полтора человеческих роста виднеются очертания люка коммуникаций.

Или не коммуникаций?

– Машенька, – одними губами зовет Мышка, отворачиваясь к окну, – найди схему климатического кластера института.

Машенька: Как скажешь, подожди минуту, ищу.

Машенька: Запросила у наших, она под секреткой, но нам можно. Смотри.

Перед глазами разворачивается светло-зеленая объемная модель климатической системы института, Мышка дергает пальцами, стараясь делать это незаметно – перемещает, увеличивает, рассматривает. А потом для верности выводит в окружение, в реальный размер, и снова оглядывается.

Так и есть. Люк скрывает совсем не коммуникации, а панель управления климатической системой их блока. Конечно, сейчас она не работает, поскольку не работает КОР-чип института – сигналы не проходят. Но если принудительно изолировать блок, в который входит их отдел, можно попробовать перезапустить систему внутри. Ведь сама система не повреждена, просто КОР-чип не посылает ей сигналы, и при желании на время эту функцию можно подменить местной панелью управления.

Мышка закусывает губу. Она знает, что может сделать. Но не имеет права.

Цифры на панели короба показывают двадцать минут.

Переяславский снова куда-то уходит и возвращается, кому-то звонит, с кем-то ругается – вслух, настолько раздражен, хотя современные коммуникаторы легко считывают простое беззвучное движение губ.

Мышка закрывает глаза, чтобы не видеть цифр.

– Машенька, – зовет она. – Быстрое объяснение, почему в моей анкете не указаны моды.

Когда-нибудь она убьет Звезду за то, как он составляет анкеты для ее легенд.

Машенька: Моды устаревшей системы, поколение 2А3 не обязательно к указанию.

А еще я сделала это по глупости и не люблю об этом вспоминать, дополняет Мышка. Годится.

Машенька: С чипами в панели управления они совместимы, если что.

Умница, Машенька. Не зря все-таки десять лет ее ИИ-помощник, ловит мысль на лету. Конечно, у Мышки моды совсем не 2А3, а значительно новее, но местным армейцам это знать ни к чему.

Рискнуть? Попробовать спасти пластины и незадачливых армейцев с их разработками и графиками заодно?

Мышка открывает глаза и смотрит на короб – но видит Переяславского, который стоит над ним, неотрывно глядя на цифры. Руки сложил на груди, ноги на ширине плеч – весь из себя устойчивый и монолитный. Только раздраженно-отчаянный взгляд не вписывается: с таким взглядом люди бегают кругами и вопрошают небеса, почему же случилось то, что случилось.

Странно, но именно то, что Переяславскиц с таким взглядом стоит на месте, наконец заставляет Мышку принять решение.

Потом ей от Звезды прилетит по первое число – но это будет потом.

Она подхватывает одной рукой со стола пневмоотвертку, другой хватается за спинку своего кресла и, подкатив его в стене, запрыгивает. Рост все равно маловат, но тут ничего не поделаешь – привстав на носки и опасно балансируя на качающемся стуле, она настраивает отвертку и вынимает болты из крышки люка несколькими короткими движениями, потом, после должной паузы, начинает снимать и заглушку панели управления.

– Арина Владимировна, – зовет ее Стоцкий, – это бесполезно, у нас нет ключа доступа.

– Я понимаю, – отзывается она и, бросив крышку люка и заглушку панели под ноги, окидывает взглядом чип-сеты.

И выдыхает – одновременно облегченно и обреченно. Чтобы полностью зафиксировать доступ, потребуется пять точек вхождения. И она не знает сама, рада она или нет тому, что у нее моды стоят на всех пяти пальцах.

Но прежде чем лезть в чип-сеты, она снимает визор и, щурясь, откручивает панель-заглушку и с него, обнажая микросхемы. Они крошечные, сама панель визора тоненькая, не чета чип-сетам климатической системы, но ее модам хватит. По крайней мере, должно хватить.

Она надевает визор обратно, вжимает подушечку большого пальца одной руки в его микросхемы – а все пять другой втискивает в выходы чипов.

Это больно, конечно, каждый раз больно, и к этой боли невозможно привыкнуть: она прокатывается от кончиков пальцев по нервам до локтя, плеча и, кажется, до самого сердца, снова и снова, так, что рука быстро немеет. Мышка шипит сквозь зубы, но не позволяет себе зажмуриться – ей нужно видеть визор, чтобы понять, сработало ли. Линзы светить ей по-прежнему нельзя, хотя так было бы значительно проще.

Визор снова вспыхивает красным: внешнее проникновение в систему, несанкционированный доступ в систему, внимание, несанкционированный доступ… Она смахивает уведомления, смешно дергая свободными пальцами, и моргает, привыкая к новому окружению – здесь хранятся данные о климатической системе. Но рассматривать ее времени нет, хотя было бы, конечно, интересно; вместо этого Мышка начинает судорожно пролистывать в окружении доступные точки входа.

Кластер института. Доступ запрещен.

Кластер отдела. Доступ запрещен.

Кластер короба. Доступ запрещен.

Она пытается пойти в обход, через свою личную точку доступа, в собственный блок стазисного куба – доступ запрещен.

Да чтоб тебя, злится Мышка, дергает пальцами в поисках хоть какой-то относительно доступной точки. Не подключать же Машеньку для взлома системы, ее за такое палево из Службы выпнут!

– Катя, в медпункт, скажи, ожог модами, – вдруг слышит Мышка совсем рядом голос Переяславского – а потом сам замначальника собственной персоной вырастает плечом к плечу с ней, будто из-под земли. Мышка успевает только бросить на него взгляд, прежде чем он большой ладонью перехватывает ее пальцы, останавливая.

А потом – прижимает к подушечкам указательного и среднего пальцев свои.

Мышка так изумлена, что даже не дергается, хотя это тоже больно – когда моды перестраиваются, приспосабливаясь к другим модам. Переяславский на нее даже не смотрит: стоит модам настроиться, погружается в окружение, пролистывая доступы с небывалой скоростью. У Мышки перед глазами рябит, и даже поташнивать начинает – от всего сразу, от смазанной картинки окружения, от боли и, наверное, от нервов.

– Потерпите немного, – успокаивает рядом Переяславский. Голос у него по-прежнему напряженный, без следа спокойной ленцы, но ровный и даже неожиданно теплый. – У меня есть доступ к нашему кластеру, сейчас все закончится, Арина Владимировна. Буквально пару минут.

Слушая его голос, Мышка закрывает глаза и сосредотачивается на дыхании. Все равно то, что происходит в окружении, дублируется на ее линзы, Машенька запишет и перескажет потом, если понадобится. Ей самой сейчас главное – не грохнуться в обморок от перенапряжения. У тех, кто по глупости ставил себе моды, такое случается.

Доступ запрещен, мелькает алым. Доступ разрешен, перебивает его зеленым. Настройки кластера, изолирование, переход на команды панели управления кластером – все так, как и думала Мышка. Перезапустить систему.

«Выполняю перезапуск системы. Ожидайте…»

Очень хочется спросить Машеньку, сколько осталось времени – но из последних сил Мышка боится, что Переяславский рядом увидит движение ее губ.

«Климатическая система кластера “Отдел наноробототехники” перезапущена. Все узлы работают штатно. Параметры климата приведены в норму».

Кластер короба тоже загорается зеленым, и Мышка выдыхает. Получилось. Армейцы ей по гроб жизни будут должны.

Хотя, если бы не Переяславский, возможно, у нее ничего бы не вышло – просто не хватило бы времени получить доступ.

– Все в порядке, Арина Владимировна, – слышит Мышка. А потом чувствует, непомерно и привычно остро после таких встрясок, как разъединяются их с Переяславским моды и как замначальника аккуратно сначала заставляет ее отпустить визор, а потом – разжать мертвой хваткой вцепившиеся в микросхемы панели пальцы. – Все в порядке.

Ни черта на самом деле не в порядке, понимает Мышка. Но пластины целы – а все остальное обратимо.

Ожог модами – штука серьезная. До прихода врача Мышка будто выпадает из реальности, время и ощущения от нее ускользают, все поглощают боль и попытки от этой боли не орать. Человеческая нервная система не любит, когда с ней обращаются так грубо, и выкручивает в отместку ноцицепцию на максимум: кажется, что болят не кончики пальцев и даже не рука-передатчик, а вся кожа, все тело, все существо и весь мир. Привычная расплата за нарушение техники безопасности.

От того, что она привычна, и от того, что где-то на задворках сознания Мышка понимает – нужно только перетерпеть, пока взбесившаяся нервная система придет в норму, совсем не легче.

Поэтому когда боль вдруг исчезает, Мышка даже не сразу это осознает. Картинка реальности собирается постепенно, ощущения приходят как сквозь вату: голоса вокруг, положение тела, прикосновения. Она, кажется, лежит или, точнее, полусидит, скрутившись в позу эмбриона, кто-то держит ее за плечи, а кто-то аж вдвоем – за многострадальную руку, удерживая ее разогнутой. Мышка моргает, фокусируясь.

Машенька: Мышка, видишь меня? Тебе ввели что-то на основе нимесулида, он купирует боль на пять-семь часов. Мышка?

Она слабо дергает пальцами в ответ, хотя все тело разбивает сонливость. Но сейчас главное – чтобы Машенька не подняла тревогу и не побежала с этой тревогой к Звезде и шефу. Проваливать задание по такой дурацкой причине, как спасение ценных для армейцев материалов, Мышке совсем не хочется.

– …Поможет часов на пять-семь, за это время боль пройдет сама. Но ей бы сейчас руки не тревожить, ожог слишком сильный. Вы сами как? Укол сделать?

– Я в норме. Надолго ее отстранять от работы?

– Хотя бы на день. Старые моды опасны, лучше перестраховаться.

Сами вы старые, мысленно возмущается Мышка и напрягает тело, с усилием садится прямо, крутит головой, пытаясь прийти в себя, и оглядывается. Оказывается, она сидит на полу, рядом, обнимая ее за плечи, сидит Переяславский, а вокруг собрался не только их отдел, но и парочка соседних. Мышка вздыхает и прикрывает глаза.

Главный принцип шпиона – быть незаметным. Главный принцип шпиона она только что разбила вдребезги.

Звезда ее убьет – и будет прав.

– Как вы, Арина Владимировна? – интересуется у нее над головой Переяславский. Мышка, не открывая глаз, качает ладонью в воздухе в универсальном жесте – более или менее, – машинально отмечая что-то жирное на кончиках пальцев. Должно быть, противовоспалительная мазь, универсальное средство при ожогах модами.

Ее подхватывают под локоть, помогая подняться с пола. Мышку качает, ноги замлели за то время, пока она сидела, но Переяславский со Стоцким заодно понимают это по-своему: немедленно выдают ей два отгула и в ультимативной форме отправляют домой. Мышка морщится, но соглашается: работать она сейчас действительно не сможет. Препарат, который ей вкололи, будто отключил всю нервную систему разом, не болит ничего и нигде, но и голова как в тумане – в таком состоянии о работе речи не идет.

Конечно, одну ее не отпускают, хотя до гостиницы, где живут сотрудники «Заслона», на флайкаре всего пять-семь минут лета, и уж с этим маршрутом автопилот без ее участия справится.

Почему-то Мышка совсем не удивляется, когда провожать ее вызывается Переяславский.