Мушкетер поневоле – 2

– Пиши молодому царю и его отцу, пусть приезжают сюда или в Выборг на переговоры, Никодим. Карельский удел по бумагам – мой, а там три крепостицы и три воеводы, которые дружить со мной не рвутся, дескать, настоятель Соловецкого монастыря не велит. Твой человек, Никодим. Встречаться со мной не желает, дескать, язычник, сатана! Но металл у меня весьма неплохо скупает для своего заводика оружейного.

– То мне ведомо, да Нифонт давно там сидит, прирос к этому месту.

– По сему и требуется, чтобы Пожарские свое веское слово сказали. Герцог де Роган согласился присмотреть за княжеством и Печенгою, а я собираюсь достроить в этом году еще три фрегата и посетить Карибское море, так как испанцы там не справляются, им приходится с тремя державами биться, да не напрямую, а с их разбойниками морскими. А здесь: укреплять побережье, да нормальный город строить. Людишки есть, они бывшие новгородцы, в крепь взятые датчанами и шведами в Смутные времена.

– Ты бы лучше Ганзе руки повыдергал, чем в такую даль переться. Что там забыл?

– Да есть один товар, который очень интересен мне, но третий год не могу его из Нового Света доставить.

Речь шла о каучуке, но я не стал даже название говорить Патриарху. Не его это дело! Пусть лучше о пище духовной думает и радеет. Однако, бывший настоятель Псковский в экономике был силен. И ранее в кулаке всё держал в Пскове. Тамошние ребята умудрялись держать связь с ганзейскими купцами и были крайне заинтересованы в том, чтобы использовать новую лазейку: беспошлинный проход Датскими проливами. Он сам заговорил со мной об этом вечером, греясь французским вином у нас в каюте.

– Никодим, мы с Ганзой не слишком дружим, конкуренты они нам. Датчанин почему мне не отказал: ему хлеб нужен, он его в Адер и в Исландию возит, а три герцогства теперь подо мной. Ну, два, третье пока кочевряжится, но не долго Риге осталось. Загляну и туда, для этого сюда и пришел. Ганза хлеб тоже производит и торгует им с данами. Металл их теперь мало кого интересует, да есть у них товар, которым я пока не озаботился.

– Что за товар?

– Бритвы, помазки да мази. В Европе все стали бриться, лучшие бритвы делают в Золингене. Есть у меня задумка: как их обойти, но тут не все так просто! Что предложить – у меня есть, но это дело еще обставить требуется, в моду ввести.

– Чем ты мне нравишься, Андрей, так это тем, что выгоды своей не упускаешь! Завсегда находишь то, чем народ удивить да лишнюю денежку у него вытрясти. Крупкий хозяин своего дела и своей выгоды, никогда об этом не забываешь. Давно ли Кремль брали? Ты тогда попросил бросовые земли: Печенгский край, взялся за дело в глуши и в снегах. И гляди: уже Свейское море отбил, кораблики у тебя сами бегают, папу с Лифляндии согнал, сам заправляешь. Ганзу теперь плясать под твою дудку заставляешь. Промахнулись мы тогда в Кремле, не были готовы к тому, что ты так быстро в силу войдешь. Ну и странный ты был: вроде и наш, но чужой, со своими придумками и «своим уставом». А ломать старое, привычное, не хотелось. Сейчас я понимаю, что за тобой надо было идти. Слаба Россия, каждый норовит у неё кусок отнять. А тебя уже тронуть не моги! Послал я гонцов за Петром и Димитрием. Через двадцать-тридцать дней, думаю, подъедут. Пётр еще молод, многое не знает и не умеет, и в Думе не так уж и спокойно: старые роды признавать его не торопятся, местничают. Помоги ему, князь Андрей. Не то опять смута будет.

– Ну, насчет смуты, это не ко мне. Вокруг меня ни одного человека, каким-либо боком связанного с Кремлем. На все просьбы о помощи, в том числе, военной, я немедленно отзываюсь, как только эти просьбы достигают наших отдаленных мест. Живем на отшибе. После поражения в Варагнер-фьорде и на Куйто, Густав II притих, отлично понимает, что со мной он уже не справится. Кристиан IV тоже понял, что я могу проходить проливами беспрепятственно, сравнить мощь моих орудий со своими я ему предоставил. Обрати внимание, Никодим, что Ревель Роман берет без меня, но сопротивления ему не оказывают, после того, как Анри буквально снес Нарвский замок. Высадился под Выборгом, но прихватил с собой раненого коменданта Нарвы. Через двое суток получил ключи от крепости и роту гарнизона. То есть, Финский залив мы очистили за полтора месяца. С Пруссией «договорились»: регентшей там Анна Прусская, а Георг Вильгельм из-за ран на ногах практически не ходит. К тому же, у них сейчас уния с Бранденбургом, а на это место нацелилась его сестренка Мария Элеонора, которая хорошо знакома с нами. Мы сохранили жизнь её супругу, и она в курсе того, что Швеция устояла лишь потому, что мне она совершенно не нужна. Так что, Лифляндия, Курляндия и Эстляндия уже находятся в полной зависимости от нас. Остается старый враг: Польша. Но и у неё перестало получаться безнаказанно на нас нападать. Так что, некоторая польза от моего усиления имеется. К тому же, у меня товары: сталь, рыба, моржовый клык, пушнина, теперь и зерно. И флот, с которым сравниться никто не может. Всё это говорит о том, что «смутьянов» вы не там ищете: требуется укреплять власть на местах и начать перевооружать армию. А чтобы ее иметь – требуются деньги. Ни Дмитрий, ни Пётр этим не озаботились. С одной стороны, я их понимаю, противник не оставил надежды посадить своего человека в Москве, но что-то мне подсказывает, что не атрибуты делают царя, а его дела. От того, что он возьмет в руки державу и скипетр, а на голову нахлобучит шапку Мономаха, его власть только ослабнет. Их же не бросить, их оборонять надо. А где деньги для этого?

– Верно говоришь, Андрей, да с покон веку Патриарх хранил атрибуты, передавая их новому царю при коронации.

– Да-да, Филарет так и сделал, и отвез их Владиславу. А сам сынишку своего хотел пристроить на трон. Дескать, одна из его бабок была царицей Московской. Допустим, что тебя я хорошо знаю, а вот кто там чуть ниже – мне не ведомо! Знаю одно: Византию разрушила церковь. Вот так вот. Не турки, не арабы, а церковь, армянские династии, происходившие из православных священников. С начала девятого века власть находилась в руках трех династий, предки которых были священниками. Они закрыли атеней в Константинополе, превратив его в семинарию. Настроили церквей-монастырей, сократилась доходная часть в империи, и она не смогла содержать некогда весьма сильную армию. Плюс постоянно устраивали гонения на представителей других вероисповеданий. И сейчас поход на Смоленск оплатил Папа Римский, и Владислав сумел послать католическое войско к городу. А Пётр, вместо того, чтобы действовать как мы с тобой, сообща, тебя отправил туда, где всё уже решено. Требовалось поднять новое ополчение и выпроводить поляков в Рим, пускай бы там молились своим мощам, а не грабили наших крестьян. У меня, кстати, под ружьем все жители всех моих городов и поселений. Народная милиция. Со складами и запасами. Они свое никому не отдадут! А там и гвардейцы мои подоспеют. Тем более, что передвигаться они могут очень и очень быстро.

К борту как раз подходил катер на воздушной подушке, возвращавшийся из Выборга. Патриарх выглянул в иллюминатор и несколько раз перекрестил лоб.

– С чертом ты знаешься, Великий Князь.

– Не с чертом, а с наукой. Это ты у меня в Печенге не был! Там бы у тебя рука отвалилась креститься. Ананасы сегодня ел?

– Ну, было, вкусная шишка.

– В Девкиной заводи растим, целую плантацию держим, чтоб скорбутом и рахитом дети и взрослые не болели.

– Лихо! В Москве скорбут гуляет, под ручку с чумой.

– Вот и нацель царя, что надо университет да академию создавать, новые фабрики и заводы, а не палаты разукрашивать, да баб своих в шелка одевать.

– Твои – тоже не в обносках ходят.

– А у меня все работает, и люди с голоду не пухнут. Корабли и катера самобеглые строят. В домишки из землянок все перебрались. Теперь земли Финского уезда поднимаем. И здесь через месяц начнем большую стройку. Кирпич – нашли, леса здесь хватает, подъедут мои норманны, подберем места под плотины. Жизнь закипит и здесь. И будет приносить мне доходы, чтобы я мог армию и флот содержать, и защищать всех моих людей. Пётр армию содержать не может. Он же избавил некоторых от податей. Сам знаешь кого. Они жиреют, а государство того и гляди развалится.

Никодим в гневе стукнул посохом по палубе, и вышел из каюты. Два дня дулся, затем, все-таки, признал, что правда в моих словах есть. Тут возникла оказия в Печенгу, он собрался, прихватив десяток своих людей, и отбыл туда. Его путешествие несколько затянулось, так как пришлось на время уборки урожая и у него была возможность убедиться в том, что люди у меня свободны. Кроме собственных приусадебных участков, они работают и на больших полях, где вовсю применяется различная сельхозтехника, местного производства. Что большое её количество уже уходит в другие страны, а из российских губерний её активно закупают в Архангельской области, куда монастыри еще не успели дотянуться, в Карельский край и в отвоеванный Финский удел. Побывал на всех заводах, кроме оружейных, и обратил внимание на то, что «управляющих» у меня совсем немного, и они являются главами семейств, причем, большая часть из них избираются на сходах. Убедился в том, что храм один, но используется всеми конфессиями, кроме норманнов, монастырей практически нет, в Коле продолжали жить около 30 монахов, а развалины Печенгского считаются братской могилой и памятником скорби по первопоселенцам. С кочевых племен берется натуральный налог, в основном олениной и рыбой, а пушнину скупают на аукционе, как от отдельных охотников, так и от племен, в счет натурального налога. Аукцион находится не в городе, а в довольно большом ангаре на берегу Таны, ещё один – в районе ГЭС на реке Паз. Финский удел не имеет границ с Норвегией в Лапландии. Продвижение финских племен на Север остановлено, саамы кочуют в этих местах, добывают и сдают пушнину только нам. Двойного налогообложения нет. Проверил патриарх и пограны, из-за этого и задержался.

Вернулся к тому времени, когда первые переговоры с Петром и Дмитрием Пожарскими уже начались в усадьбе губернатора Гельсингфорса графа фон Энгестрёма, неподалеку от Южной Гавани. Усадьба была слегка огорожена, но не укреплена. Энгестрем построил её не так давно и не успел перевезти сюда семейство из Або, где служил до этого. Шведов мы насильно не удерживали и всячески поощряли их возвращение на западный берег Ботники. Немногочисленные в этих местах шведские дворяне выехали полностью, а простой люд оставался, там их никто не ждал, и король не призывал их покинуть эти места. Такой договоренности между нами не было. Строительство мы начали с причалов в районе рыбного рынка в Южной гавани. Севернее рынка, до нас, кто-то начинал строительство каменного замка с небольшим парком перед ним. Там мы с Марго и решили строиться, но не из камня, который оставили в качестве фундамента, а выровняли каменную кладку и начали строить нечто, напоминавшее дом в Гаскони: трехэтажный, с большим парадным залом. Усадьба Энгестрема нас не привлекла: типовая шведская постройка. Тут Катрин и Маргарита столько нарисовали, что в пору архитектора выписывать из Флоренции. Впрочем, архитекторы появились через полгода, внесли кое-какие изменения. А у Пожарских просто беда! Финансы поют романсы! Все уперлось именно в них. В районе Москвы серебряных рудников нет, они есть на Урале, но нет геологов, только теологи. Требуется оружие, так как поляков удалось немного отодвинуть от Смоленска, но и только. Запад, кроме невероятно дешевых продуктов и пеньки ничего не закупает. Вся торговля идет исключительно зимой. Живой скот там брать отказываются, требуют карантина, а Польша перекрыла почти все торговые пути. Даже мед прекратили брать. В общем, я их сагитировал, несмотря на сложности, начать реформы. Обещал поддержать их в борьбе с патриархом. И, как бы невзначай спросил: а он нам нужен? Ответа я не добивался, просто предложил подумать над этим вопросом. Они, естественно, поинтересовались тем, где находится Нофелет Никодим.

– Знакомится с Печенгским краем и Лапландским уездом, моими вотчинами. Обещал заглянуть и на Соловки из Кеми, но, как получится. Летом там тяжеленько добираться, зимой удобнее.

Подбросил я и совершенно крамольную мысль: пустить козла в огород. Меня крайне интересовал Онего-Беломорский тектонический разлом. Обещал сильно не кошмарить Соловецкий монастырь, но найти и серебро, и золото. И отдавать в казну 20%. Здесь я впервые обратился к Петру через слово «государь».

– Требуется разрешить искать благородные металлы и рудные места всем, забирать часть добычи и разрешить вкладывать остальное в производство или торговлю. Нам же требуется не казенная палата, а банк. Но не частный, а государственный. И начать выпуск облигаций, банкнот, кредитных аккредитивов. В качестве примера надо взять работы суперинтенданта герцога Сюлли. Кстати, моего друга, и можно попробовать пригласить его сюда. Я могу написать ему письмо. Он – человек увлеченный, привык работать со свободными людьми, умеет и может поддержать деловую инициативу. Он сумеет навести порядок со сбором налогов и предпринимательской деятельностью.

Получив положительный ответ на последнее предложение, Пётр, не задумываясь, черканул в старом вердикте свою подпись под названием Карельская пятина по восточный берег Онежского озера. Что это мне дает? Соль! И десяток довольно крупных месторождений. Плюс возможность построить Беломоро-Балтийский канал. Вот теперь можно начинать выпускать папиросы «Беломор»! Только в Феодосию патент передавать не стоит!

Я согласился с тем, что России требуется передышка в войне с Польшей, а так как у нас под рукой в данный момент большое количество шведских мелкосидящих галер, то, совершить увлекательное путешествие по Висле совершенно не помешает ни мне, ни освободившимся войскам Романа Пожарского. В плане финансов этот поход будет бесполезным, в Польше их нет, но напугать шляхту этим рейдом можно. Густав Адольф свои войска дал и для того, чтобы разбить войска покойного Станислава. Я отдал распоряжения, и три полка гвардии, полк морской пехоты и семь полков шведской армии соединились с 50 000-м корпусом Романа и двинулись вверх по Висле, заглядывая во все её притоки. Вскоре этот поход обозвали «русско-шведским потопом». В результате произошел первый раздел Польши. Мне, правда, пришлось взять на себя финансирование данного приключения. Увы, за удовольствие требуется платить! Но Заонежский полуостров быстро восстановит эти расходы.

Вернувшийся с Кольского полуострова Никодим, видимо, ожидал что мы с Пожарскими переругаемся, но увидел, что мы мирно и дружески общаемся, обсуждаем экспедиции на Урал, ликвидацию Яицкого городка, восстановление монополии на добычу белорыбицы, строительство заводов по воспроизводству белуги, осетров и семги. А атрибуты Патриарху так и не передали, они уже у Петра, он же их довезет до Москвы. Нас с Марго пригласили на процедуру коронации, так что, поприсутствуем, только кушать в Кремле не будем. Как Великий Князь Финляндский могу и посольство открыть, и должность посла утвердить. Смеху ради… В Гельсингфорсе Никодим услышал и о том, что грядут большие изменения. Царь и его отец настаивают на моей поездке в Москву и уже произвели меня в вотчинного боярина и воеводу Кольско-Карелькой волости, и окрест. В общем, Никодим, скорее всего, круто пожалел, что отправился в путешествие, а меня оставил одного с Петром и Дмитрием. Теперь я имею полное право принимать участие в заседаниях боярской думы, а вот снять меня или моих детей с должности не получится, только арест с конфискацией. А сделать это все более и более затруднительно! Дмитрий несколько раз поднимал вопрос о занятии мной более высокой должности, чем воевода губернии, но я достаточно аргументированно доказал ему, что в данный момент это – пустушка! Она, эта должность, станет главной, со временем, пока боярская дума контролирует правительство, становиться «премьером» и бессмысленно, и опасно. Азиа’с! Не поймут’с! Плюс, если для охраны посольства я могу направить в Москву до роты, то боярам запрещено под страхом смерти иметь более 12-ти человек личной охраны. Указ Ивана IV никто не отменял! Об этом я тоже поговорил с Пожарскими.

– Велий князь Андрей, ты же помнишь, что я был готов дать тебе роту и принять твое верховенство. Я и сейчас готов это сделать, да вижу, что остальным ты поперек горла. Надобности устраивать свару пока нет. Тихо-мирно все порешаем, я ведь ушел из воевод в разбойный приказ, но после проигрыша битвы у переправ, они сами приползли и молили взять под длань разбежавшееся войско. Призвали и Романа. И сына посадили на трон. Жадные они, считают, что мы сами все потратим и от трона откажемся. Ничего подобного! Тем, кто присягал Владиславу, я не верю! И сын мой тоже им не верит.

Глава 3. По дороге и в Москве

Так как переговоры завершились, и прошли вполне успешно, если не считать не слишком необходимого похода на Польшу, то выделив 400 000 талеров на снабжение и поставку боеприпасов, мы двинулись в Москву. Увы, на гребных судах, из той флотилии, что доставила сюда Патриарха. В отличие от Пожарских, которые добирались верхом и в походных условиях, Никодим не поскупился и большую часть пути мы проделаем не пешком, имея нормальные спальные места, приличное питание, тем более, что «наши» армейские пайки заменили провиант Патриарха на части ладей. Шкипера на ладьях сплошь «пскопские», у Никодима служат давно. Ну и теперь поход стал гораздо более удобен: Нарва – полностью наша. Но, тем не менее, «путь далёк у нас с тобою!». Только до Пскова – более 400 километров, затем немного по Черехе, до Межника, там пересаживается на лошадей, и двое суток добираемся до Шелони. Затем – Новгород, и длиннейший путь по Мсте до самого Вышнего Волочка. Там, через небольшой канал, в Тверцу, которая выведет нас в Волгу. Из Волги в Ламу, а там «рукой подать до Москвы». Со всеми отворотами и поворотами около 1800 километров. А так – рядом, недалеко от Хельсинки. Но это – ровно половина пути до Печенги, и погода здесь лучше. Особо не торопясь, гребцы – не «двигатели», а люди, им поесть и отдохнуть надо, хоть их и было две смены, за восемнадцать дней добрались до Вышнего Волочка, на Тверце пошли чуточку быстрее, так как здесь ладью тянули лошади. Но двое суток отдыхали в местном монастыре, в котором Никодим выдал идею, что именно монастыри соединяют всю страну в единый кулак.

– Святой отец, это они с тебя и твоих гостей мзду не берут. Остальные, в том числе, и государь должны с ними расплатиться и за ночевку, и за проход. Сам же видел, что государь Питириму кошелек передал. Я не против того, чтобы с путников собирали деньги, но монастыри освобождены от налогов, государству от этого никакой прибыли. Вот и стоят золотые купола по всей стране, а на что деревушки рядом похожи – ты и сам насмотрелся. Ты же у меня был? Где дороги лучше?

– Да у тебя, у тебя, но у тебя лесов меньше.

– Так ведь все равно дрова в печку уходят, у меня, правда, для этих целей уголь есть, а лес уходит в иные места. Вот решим вопрос с финансами на Руси, первое, что сделаем, так это дороги. Причем – железные дороги.

– Ты это о чем?

– На карьере у меня был?

– Да.

– Видел, чем руду на завод возят?

– Видел.

– А еще есть вагончики, которые смены в карьер доставляют. А от карьера до завода две линии путей проложены. На заводе их становится уже шестнадцать. Или уже больше. Вот так и здесь: проложим из Печенги до Невы, и от Невы до Москвы, а там, глядишь, до Астрахани и Азова, и из Москвы до Киева, и до Стамбула.

– Константинополя! – поправил меня Патриарх. Точно, зря я эту больную тему при нем поднял. Но Патриарх загорелся, даже предложил налогом дополнительно обложить всех.

– Начинать надо с малого: завод еще один построить, ближе к Москве. В Туле, например.

Это предложение заинтересовало молодого Петра, Патриарх с собой хорошего художника взял, который привез много рисунков, сделанных в Никеле и Печенге. Но того не пустили в Девкину заводь, дабы информация не ушла неприятелю. Через седмицу мы прибыли в Москву. Да не одни, с нами был батальон моих гвардейцев-норманнов и довольно большой обоз, в котором находились и скорострельные орудия. Я это подготовил на всякий пожарный случай, да и не хотелось мне оставлять нового царя без охраны. А местом базирования будет казарма, ушедшего в поход с Романом Пожарским, княжьего стрелецкого полка, у Чертольских ворот. Сам патриарх летом проживал не в Кремле, а в патриаршей Бережковской слободе. Там в наше время находится Киевский вокзал.

Первые сутки в Москве прошли нормально: по приезду царь привлек меня к передаче раритетов в руки патриарха, и Никодим назначил время коронации. Восторженные крики огласили «стены древнего Кремля». Мне даже простили то обстоятельство, что я был не в охабени или легкой шубе такой-же конструкции, и не в шапке из медведя или соболей, а в мундире королевского мушкетера и плаще голубого цвета, скрывавшего кое-какие предметы на поясе. Боярской думе я не доверял, памятуя осень 1612 года, когда меня обвинили в попытке узурпировать власть и влезть на трон. Тем не менее, шпагу я не снимал, дворцовый этикет этому не препятствовал, просто остальные бояре носили ножи за поясом под охабенью. Что-то вроде кавказских кинжалов. Затем был пир горой, но меня посадил рядом с собой старший из Пожарских, а стольники у него были исключительно свои. Марго я с собой не взял, она отдыхала после дороги в доме командира стрелецкого полка. Пир закончился, последствий не было. День начался с литургий, народных гуляний, царь несколько раз прошелся по стенам Кремля, демонстрируя себя народу, бросал мелочь из тазика вниз. Толпа ликовала, больше всех – нищие, которых было очень много. Кстати, у нас их не было. Пытались появиться, но быстренько решили вернуться обратно в Архангельск. Место только одно, и народу с гулькин нос. Да и не понимают прихожане, что им говорят по-русски. А драные носы и уши, да рубленные пальцы однозначно показывали криминальное прошлое их владельцев. У норманнов такие персонажи долго не жили.

Днем состоялся крестный ход в собор Московского Кремля, я в церковь не входил, «таинство» не слушал и не смотрел. Внутри присутствовала Марго. Её, после царицы Александры, молоденькой девицы лет 15-16, допустили к Петру Первому, и она поцеловала ему руку, и подол его парадного платья. На выходе из собора царь подал сигнал подойти и мне. Я, по французскому этикету, откланялся, припал на колено и мне позволили поцеловать мизинец. Все строго по этикету!!! Никаких излишеств. Дальше был пир горой, закончившийся неожиданным приглашением царя и его отца членам боярской думы оставить гостей пира, а самим перейти в тронный зал. Когда двери распахнулись, то стал виден сидящий на троне царь во всех атрибутах, с державой и скипетром в руках. Но возле скамей, на которых обычно сидели бояре, стояли мои гвардейцы. Правда, во фрунт и отдавая честь правой рукой. А я-то думал, что последние три дня перед отъездом Петр выпытывал из Анри! В Версале именно так и поступают: вначале все собираются перед троном, затем рассаживаются или занимают место у стены, там не всем разрешено сидеть рядом с королем.

Первым заговорил не Пётр, у которого голос был высокий, почти детский, еще не сломался, ему всего 16 лет, бороду он ещё не бреет, только усы темнеют под носом, а Дмитрий Михайлович.

– В первую голову Вам, господа бояре, предлагаю выслушать отчет боярина и воеводы Карело-Кольской волости, коего шесть лет назад в этом зале обязали мы, от лица боярской думы, навести порядок в северных владениях России, на границе с двумя датскими колониями: Адер и Свеалэнд. Которые нарушили Ореховский договор, о границах, воспользовавшись смутой в России, и продвинулись на 250 верст в восточном направлении, начав переносить старые пограны на новые места. В результате Московское царство лишилось свободного выхода в Балтийское и Студёное моря. Князь Белозерский, доложите государю и боярской думе о тех делах, которые удалось решить за это время.

Я вышел вперед, поклонился, опять-таки, по французскому этикету, царю, и, уже менее церемонно, боярам, стоящим перед троном.

– Господа бояре, мой удел и произошедшие в нем изменения проверил сам Патриарх Никодим, который с середины июля по конец августа находился в моих уделах и на границах трех государств, образовавшихся за последние три века, с момента подписания Ореховского договора. Тем не менее, договор силу не утратил, так как продолжает существовать личная уния между датским королем Кристианом IV, и королем Норвегии является он. Свеалэнд, провинция Дании, отделилась от нее, там теперь правит династия Васа. Королевству Датскому формально принадлежали три герцогства на южных берегах Финского залива, а образовавшееся Шведское королевство, без войны, покорило Финский удел, объявив его Великим Княжеством Финляндским. Не удовлетворившись этим, король Швеции Густав II Адольф в 1611-м году направил в район Печенского монастыря и Кольского острога отряд финнов, под руководством майора Бека. Этим отрядом был сожжен Печенгский монастырь и 167 монахов в нем, в большинстве живыми, в деревянном соборе и других помещениях подворья. Кольский острог осаду выдержал, но понес потери и лишился запасов продовольствия. В мае 1613 года мы высадились в Девкиной Заводи на реке Печенга и приступили к укреплению этого места. Оказали помощь продовольствием воеводе Толстому в Коле, и монахам Кольского монастыря, куда перебрались уцелевшие из Печенгского монастыря. Там оставалось двадцать шесть человек. Игумен погиб в Печенге. Монастырь я попросил не восстанавливать, а оставаться в Кольском уезде. В Печенге восстанавливать было нечего. Монастырь не успел завести поля, живность финны угнали. Монахами и гугенотами из Ла-Рошели за пределами пожарища был возведен новый храм, пользоваться которым разрешено всем конфессиям. Норманны в Христа не веруют, почитают своих богов, они храмом не пользуются. Посещают его только несколько семей из Франции, да иногда приезжают помянуть погибших монахи из Колы. Христианская община у нас небольшая, религиозная агитация у нас не проводится. Это дело семейное, и в мою компетенцию не входит. Такой порядок был установлен по договоренности с Никодимом, еще до его избрания Патриархом. Работы на границе мы начали в 1613-м году с «помощью» тех, кто перетаскивал пограны. Военной силы местные норвеги, так теперь называются их христианские племена, не представляли. Просто 52 стрельца воеводы Толстых не могли удержать край от аннексии со стороны норгов и свеев. Саамы, коренные жители тех мест, частично являются прихожанами нашей церкви, но – кочевники. Воевода Толстых, посланный туда Казенной палатой, занимался не охраной границ, а сбором ясыка с саамских семейств. Через несколько месяцев он получил указания из Архангельска мне не мешать, а военная необходимость сделали нас союзниками. В данный момент его отряд составляет 117 человек, они выполняют функции милиции на всей территории Кольского уезда, используя упряжки собак и оленей. Дополнительно в его распоряжение мной направлен отряд сил морской обороны на речных и морских катерах. Контролирует и места вылова рыбы, как на реках, так и на море. Совместными усилиями был разбит новый отряд майора Бека в декабре 1613-го года. Закончив строительство карьера и металлургического завода, мы приступили к возврату контроля над отделившейся частью Остботнии, так как летом 1615 года наши позиции были атакованы датско-шведско-норвежским флотом в составе 52 вымпелов. Из допросов пленных стало известно о планах Густава II отрезать нас от Соловецкого монастыря и Кеми, предложить мне мзду в 250 000 талеров, с тем, чтобы я со своими отрядами присоединился к «униатам» и помог им захватить город Архангельск, закрыв выход России и к Белому морю. Такого предложения я не услышал, так как флагманский корабль противника был нами потоплен у Большого Айнова острова. Письмо герцога Готтен-Торпского было доставлено мне в конце лета, а мы готовились зимой очистить Остботнию от противника. В январе 1617 года мы нанесли поражение армии короля Густава II, который решил взять Кемский острог и скрытно продвигался к нему по льду реки Куйто. Это гораздо южнее, чем Печенга, примерно в 600 верстах по прямой. На льду озера Нижняя Куйто его шеститысячная армия была разбита 32-мя моими гвардейцами на пяти бронированных аэросанях. Сам Густав был взят нами в плен и безоговорочно капитулировал. Остальной отряд гвардии захватил крепость Хапаранда и город Улеаборг (Овла), очистив обе Лапландии, Остботнию, вернув России все потерянные земли по Ореховскому договору. Провели переговоры с канцлером Риксдага господином Акселем Оксеншерна, которому пришлось признать, что Швеция капитулировала, и, под угрозой захвата нами Стокгольма, шведский парламент подписал передачу мне всех земель к востоку от Оландских островов. То есть, Великого Княжества Финляндского, вместе с их столицей, городом Кабо или Або. Но, крепость Выборг отказалась выполнять этот указ, и пригласила Владислава взять власть в свои руки, так как Нарва устояла. Мне пришлось заключить союз с Густавом и направить свои корабли к берегам Дании. Там отряд с боем прорвался в Балтийское море и соединился с галерным флотом, который я арендовал у Густава. Так как Датское королевство не смогло остановить наши корабли, а город Копенгаген и три резиденции короля в других местах были обстреляны с моря и датский флот понес большие потери, то король Дании отказался от всех датских претензий на три герцогства в Латгалии. Россия получила право, вместе со Швецией, на беспошлинный проход Датскими проливами. Имеет право уведомительным образом получать свободный проход всех военных кораблей под русским флагом в обе стороны. Мы получили прямой выход в Атлантический океан. Герцог де Роган был направлен мной по реке Висла поставить в известность Владислава и Сигизмунда о том, что их лишили прав на Курляндкое, Лифляндское и Эстляндское герцогства. Отряд герцога де Рогана обстрелял Мариенбург, из-за отказа Сигизмунда и Владислава от переговоров. В результате Мариенбург пал, герцогом был взят в плен раненый царь Московский Владислав, отрешенный от власти в Москве в 1612 году. Де Роган изъял реликвии и регалии, переданные Федором Захарьиным-Юрьевым, бывшим Патриархом Филаретом, избранному боярской думой царю Владиславу. Захарку я расстрелял во дворе Сторожевского монастыря в 12-м году, где находилась ставка польских войск. У царских палат в Кремле я, лично, расстрелял цареубийцу боярина Воротынского и заставил здесь лже-ополченца Трубецкова принять, присланный им мне, яд. Прошло шесть с небольшим лет, мы полностью овладели берегами Финского залива: Нарва, Ревель наши, с Ригой разберемся на днях, южная Финляндия провозгласила меня Великим Князем Финляндским. Это я Вам говорю, господа бояре. Вы меня здесь «лже-Дмитрием Четвертым» именовали. Государь, ставил ли я условия, что передам реликвии только после выполнения тобой каких-либо условий? Или нет?