Black Hearts: Careless Days

Alban Ra

Black Hearts: Careless Days

An Easy Stroll into the Lion's Den

Солнце, уже перевалившее за зенит, заливало MPAP-City золотистым, почти осязаемым светом. Короткое сибирское лето было в самом разгаре, и даже здесь, среди стальных и стеклянных нервов города-корпорации, ощущалось его хрупкое, мимолетное тепло. Город, этот исполинский муравейник, выросший посреди бескрайних пустошей, казалось, только-только просыпался, хотя на самом деле его механическое сердце не останавливалось ни на секунду. Сотни тысяч клерков – мужчин и женщин в одинаково серых, безупречно отглаженных костюмах – послушными ручейками стекались к центральной артерии, к исполинской башне, что хищным хрустальным шпилем вгрызалась в синеву неба. Башня MPAP. В древности такое сооружение непременно назвали бы Вавилонским, дерзким вызовом небесам. Сейчас же это была лишь штаб-квартира корпорации, чье имя – "Mystery Preservation and Prediction" – давно сократилось до лаконичного и всеобъемлющего MPAP. Корпорация, чьи алгоритмы и аналитики сплетали будущее из триллионов бит данных, негласно прозванная "Корпорацией Оракулов", и город, выстроенный ею, принадлежал ей безраздельно, каждым своим камнем, каждой душой, спешащей на работу.

День обещал быть до зевоты предсказуемым, еще одним звеном в бесконечной цепи корпоративных будней. Если бы не одно "но".

Алым росчерком, вызывающим и неуместным в этом царстве регламента, по одной из широких магистралей, ведущих к Башне, нёсся старый, но ухоженный красный кабриолет. Музыка из его динамиков – какой-то дребезжащий, агрессивный панк-рок – беззастенчиво рвала утреннюю тишину, заставляя пешеходов шарахаться, а другие, более респектабельные автомобили, недовольно сигналить.

За рулем, в позе, далекой от канонов безопасного вождения, извивалась Ирва. Ее фиолетово-розовые волосы метались от потоков ветра, а темные очки то и дело сползали на кончик носа, обнажая ярко-бирюзовые глаза, в которых плясали черти. Одной рукой она судорожно стискивала руль, другой – прижимала к уху допотопную раскладушку, выкрикивая в нее что-то нечленораздельное, перемежая слова громким смехом и резкими маневрами.

– Да говорю же, нихрена не слышно! – ее голос перекрывал рев мотора и музыки. – Скоро будем, сказала! На месте! Не кипишуй!

Рядом с ней, вцепившись побелевшими костяшками пальцев в переднюю панель, сидел Сатаниель. Его атлетичная, статная фигура выглядела напряженной до предела. Ремень безопасности, казалось, был для него лишь слабой формальностью. Спокойствие, обычно присущее этому гиганту, в котором жила сила и гнев тысячи душ, дало трещину перед лицом водительского "мастерства" Ирвы.

– Ирва, ради Отца, осторожнее! – его голос, обычно ровный и глубокий, сейчас звучал сдавленно. – Ты уверена, что знаешь, куда едешь? Доверить тебе руль… это было не самое мудрое решение…

На заднем сиденье, в относительной отрешенности от дорожного безумия, царила иная атмосфера. Акид, бледный юноша в плотном, темном пальто, чьи многочисленные застежки были выполнены в виде крошечных песочных часов, пребывал в полудреме, откинув голову на спинку сиденья. Его лицо, обрамленное темными волосами, было безмятежно, словно все происходящее было лишь частью очередного скучного сна. Рядом с ним, напротив, сияла довольством Мори. Еще более бледная, чем Акид, с небрежно остриженными серыми волосами, она с аппетитом уплетала какие-то яркие, липкие сладости из прозрачного пакетика, не обращая внимания ни на виражи, ни на встревоженные возгласы Сатаниеля. Нездоровый блеск в ее глазах мог бы насторожить любого, кто знал истинную природу этого дьявола чревоугодия.

– Ирва, ты вообще… ты умеешь водить? – вновь подал голос Сатаниель, когда машина, визжа покрышками, едва не вписалась в бок сверкающего корпоративного лимузина.

Ирва, услышав очередной упрек Сатаниеля, лишь громче расхохоталась, ее смех был диким и свободным, как ветер, трепавший ее волосы.

– Водить? Я?! Да понятия не имею, Сати! – и с этими словами она с новой силой вдавила педаль газа в пол. Красный кабриолет взревел и рванул вперед, оставляя за собой шлейф из пыли, недоумения и тихого ужаса в глазах случайных свидетелей этого дорожного апокалипсиса.

Красный снаряд, более известный как кабриолет под управлением Ирвы, продолжал свое безумное, хаотичное шествие сквозь упорядоченные артерии MPAP-City. Если бы не некая извращенная удача, или, быть может, вмешательство сил, недоступных простому смертному, это путешествие давно бы закончилось трагически. Но, так или иначе, они добрались до самого сердца города – до обширной площади, расстилавшейся перед исполинской Башней.

Остановка, впрочем, была столь же феерична, сколь и вся поездка. Ирва, словно решив добавить финальный штрих в симфонию разрушения, пронеслась по площади, заставив дюжину клерков в ужасе разбежаться, подобно кеглям. Их серые пиджаки мелькали в воздухе, а портфели разлетались во все стороны. И вот он, апофеоз – с оглушительным скрежетом металла и звоном разбитого стекла, кабриолет, наконец, нашел свой покой, впечатавшись в массивный, чугунный фонарный столб, который, казалось, даже не дрогнул от такого нахального посягательства.

Сила удара была такова, что Ирва, не обремененная такими мелочами, как ремень безопасности, вылетела с водительского сиденья, словно пробка из бутылки шампанского. В последнее мгновение перед полетом она успела лишь издать нечто среднее между удивленным вскриком и предсмертным хрипом: "Ой-йой!", а затем, прочертив в воздухе элегантную (по меркам летящих тел) дугу, с глухим стуком приземлилась на тротуарную плитку. Проехав еще добрый десяток метров исключительно на своем лице, она, наконец, замерла.

Пару мгновений она лежала неподвижно, раскинув руки, словно морская звезда, выброшенная на берег. Затем, кряхтя, перевернулась и села, тряхнув своей фиолетово-розовой гривой. Густо сплюнула на безупречно чистый тротуар багровую жижу, в которой отчетливо виднелись обломки зубов – не меньше десятка, если судить на глаз. И тут же, вместо стонов боли или испуга, ее лицо исказилось в безумной, широкой улыбке, и она залилась громким, раскатистым смехом, который эхом отразился от стен окружающих зданий, заставив прохожих замереть в еще большем недоумении. Из ее спины, разрывая ткань одежды и, кажется, саму кожу, вырвалось толстое, пульсирующее щупальце, увенчанное одним большим, немигающим глазом. Оно было словно ожившим сплетением сырых мускулов и дрожащей плоти, и его появление на миг обнажило влажные, темные внутренности Ирвы. Щупальце игриво изогнулось и хлопнуло ладонью (если это можно было так назвать) по протянутой руке Ирвы, словно два старых приятеля, успешно завершивших очередную авантюру.

Тем временем в искореженном салоне кабриолета Сатаниель, все еще пристегнутый, пытался прийти в себя. Звон в ушах и легкая дезориентация мешали ему сфокусироваться. Он потянулся, чтобы отстегнуть ремень, как вдруг, с характерным хлопком, ему в лицо ударила подушка безопасности. Некоторое время он барахтался в ее упругих объятиях, издавая приглушенные ругательства, пока, наконец, не сумел выбраться из этой белой ловушки.

Мори же, невозмутимая, как всегда, уже отстегнула свой ремень и ремень спящего Акида. Легким, почти невесомым движением она вытащила его из машины, словно тот был не тяжелее ее пакетика со сладостями. Акид, кажется, даже не проснулся, лишь недовольно поморщился во сне. Поставив его на ноги, Мори направилась к хохочущей Ирве, деловито перешагивая через обломки.

– Ирва, – ее голос, как всегда, был тихим и немного скрипучим, словно шелест сухих листьев. – Где остальные?

Ирва, услышав голос Мори, обернулась. Ее лицо, все еще перепачканное кровью и пылью, расплылось в "лучезарной" улыбке, обнажившей впечатляющие бреши там, где еще недавно красовались зубы. Сдержать хихиканье она была не в силах, особенно когда попыталась ответить.

– А-а-а, Мо-о-оли! – протянула она, явно наслаждаясь новым, шепелявым звучанием своего голоса. Слова выходили с трудом, свистя и шипя. – Беф поня-а-атия! Я ж говолу, нифега не лаффлыфала, фто там наф Бофф-ф-ф лопотал! – Она прикрыла рот рукой, но смех, похожий на бульканье, все равно прорывался наружу. – Фмотри, как фмефно я тепель говолю! Хи-хи-хи!

Сатаниель, наконец, с кряхтением выбрался из плена искореженного кабриолета. Его обычно безупречный, хоть и простой, костюм был помят, а на лице застыло выражение крайнего неудовольствия. Он потирал шею, разминая затекшие мышцы, и бросал на Ирву взгляды, в которых читалось все, что он думал о ее водительских талантах и о самой идее доверить ей транспортное средство.

Акид, которого Мори все еще деликатно поддерживала, лишь едва заметно качнул плечами, словно принимая очередной абсурдный поворот событий как должное. Его алые глаза были полуприкрыты, и казалось, он вот-вот снова погрузится в дрему.

Мори тяжело вздохнула, ее бледное лицо не выражало ничего, кроме усталой покорности судьбе.

– Так уж и быть, – пробормотала она, отправляя в рот очередную яркую конфету, которую извлекла из бездонных карманов своего рваного пальто. – Поищем остальных вместе. – Она немного помолчала, задумчиво пережевывая, затем добавила, словно размышляя вслух: – Могли ли они уже войти внутрь без нас? Хубрис не любит ждать…

Она неспешно двинулась вперед, к громаде Башни, и остальным не оставалось ничего, кроме как последовать за ней. Акид поплелся следом, все так же балансируя на грани сна и яви, а Сатаниель, бросив последний уничтожающий взгляд на останки кабриолета, нехотя присоединился к процессии.

Ирва, тем временем, с любопытством исследователя ковырялась пальцем во рту, пытаясь нащупать оставшиеся зубы. Кровь уже перестала течь так обильно, и ее речь, хоть и оставалась шепелявой, стала немного отчетливее.

– Шлушай, Мори, – начала она, вытаскивая палец изо рта и внимательно его рассматривая. – Пошледнее, что я точно поняла от нашего Эль Начальника… это чтобы мы, типа… не привлекали к шебе шлишком много внимания. И… до чего-то там… – она наморщила лоб, пытаясь вспомнить, – …ну, короче, тихо надо было.

Ее слова прозвучали с неожиданной для Ирвы задумчивостью, но это мгновение спокойствия было грубо прервано.

Нарастающий гул разрезал воздух. Сначала один, потом два, а затем целая стая – звук приближающихся вертолетных винтов становился все громче, заполняя собой все пространство. К нему добавился пронзительный, настойчивый вой полицейских сирен. Судя по всему, какофония звуков стремительно приближалась к ним, к месту их эффектной, но столь же неразумной "парковки".

Не прошло и пары минут, как площадь превратилась в арену тщательно спланированной полицейской операции. Десяток патрульных машин, сверкая сине-красными мигающими огнями, блокировали все выходы, создавая непроницаемое кольцо. Между ними, словно хищные звери, замерли несколько бронированных, но на удивление маневренных фургонов спецназа – их темные, матовые корпуса внушали уважение и не предвещали ничего хорошего. В небе, подобно назойливым стрекозам, зависли три полицейских вертолета, их лопасти с рокотом рассекали воздух, а лучи прожекторов, несмотря на яркий дневной свет, уже начали шарить по земле, выхватывая измочаленный кабриолет и стоящую рядом с ним четверку.

Воздух загустел от напряжения. Десятки стволов были молчаливо нацелены на них.

Сатаниель инстинктивно напрягся, его массивные плечи слегка подались вперед, а взгляд стал жестким и внимательным. Он не делал резких движений, но вся его фигура излучала готовность к немедленному действию. Даже сквозь ткань его простого костюма можно было угадать, как перекатываются под кожей стальные мышцы.

Акид, напротив, оставался воплощением невозмутимости. Он лениво приоткрыл один алый глаз, окинул взглядом окруживших их полицейских, затем снова его закрыл, словно происходящее было слишком тривиальным, чтобы тратить на него драгоценные мгновения бодрствования. Легкий вздох, сорвавшийся с его губ, мог означать что угодно – от скуки до вселенской усталости.

Мори же, с детским, почти хищным любопытством осматривала прибывших. Ее голова слегка наклонилась набок, а на губах играла едва заметная, странная улыбка. Казалось, она оценивала их не как угрозу, а как потенциальный источник чего-то… интересного. Быть может, новой пищи для своего ненасытного любопытства или чего-то еще, известного лишь ей одной.

Ирва, тем временем, потихоньку приходила в себя. Щупальце с глазом втянулось обратно в спину, оставив после себя лишь рваную рану на одежде и коже, которая, впрочем, уже начинала затягиваться с неестественной скоростью. Кровь на ее лице подсыхала, а зубы, кажется, начинали медленно, но верно отрастать – по крайней мере, говорила она уже значительно отчетливее, хотя легкая шепелявость все еще присутствовала.

– Кажеца, – протянула она, покосившись на Сатаниеля, – наф босс доверил шкрытность… не тем. Точнее, – она хихикнула, ткнув себя пальцем в грудь, – не той!

В этот момент тишину, нарушаемую лишь гулом вертолетов, прорезал усиленный мегафоном голос. Один из офицеров, стоявший за бронированной дверью фургона спецназа, начал свою речь. Голос его был строгим, лишенным эмоций, словно зачитывал инструкцию.

– Внимание! Вы окружены! Немедленно сложите любое имеющееся у вас оружие и ложитесь на землю, руки за голову! – голос из мегафона сделал короткую паузу. – Вы находитесь на частной корпоративной территории MPAP-City. Здесь действуют законы и устав корпорации MPAP. Вы обвиняетесь в нарушении общественного порядка, создании аварийной ситуации, сопротивлении при задержании… – офицер начал монотонно перечислять длинный список статей и параграфов, каждый из которых, вероятно, грозил нарушителям серьезными последствиями.

Ирва, услышав этот впечатляющий перечень, наклонилась к уху Мори, все еще жующей свою конфету, и прошептала с дьявольским огоньком в глазах:

– Шлушай, а он ведь еще не знает, что мы и тачку эту… того… угнали! Предштавляешь, какой у него будет шок, когда он до этого дойдет?

Монотонный голос из мегафона, закончив зачитывать внушительный список обвинений, вновь потребовал немедленной капитуляции. Металлический тембр, лишенный каких-либо эмоций, отдавался эхом от стеклянных фасадов Башни, создавая гнетущую атмосферу.

– Повторяю, у вас десять секунд на то, чтобы подчиниться! Десять… девять… – начался безжалостный отсчет, каждый удар которого, казалось, вбивал гвоздь в крышку их гроба.

Ирва, услышав это, не смогла сдержать предвкушающего хихиканья. Ее глаза заблестели нездоровым, лихорадочным огнем. О, какая потеха их ждала! Она обожала такие моменты, когда предсказуемость мира рушилась, уступая место чистому, незамутненному хаосу.

Мори, невозмутимо извлекла из кармана еще один леденец, на этот раз ярко-зеленый, и с громким хрустом раскусила его. Ее взгляд скользил по лицам полицейских, словно она пыталась угадать, кто из них первым потеряет самообладание.

Сатаниель, напротив, не разделял веселья Ирвы. Его лицо стало еще более серьезным. Он быстро, но внимательно осмотрел площадь, оценивая позиции противника, возможные пути отхода и укрытия. Его тело, казалось, превратилось в натянутую струну, готовую в любой момент высвободить чудовищную силу.

Акид же, услышав начало отсчета, издал протяжный, полный вселенской усталости вздох. Затем, резким, но каким-то обессиленным движением, он просто опустился на землю, скрестив ноги. Его капюшон окончательно скрыл лицо, и вся его поза безмолвно кричала: "Разбудите, когда все это закончится". Мир вокруг, казалось, перестал для него существовать.

– …три… два… один! Время вышло! – проревел голос из мегафона.

В тот же миг площадь наполнилась резкими, металлическими щелчками. Десятки, если не сотни, затворов были взведены, и звук этот, многократно усиленный эхом, прозвучал как смертный приговор.

– Последний шанс! Сдавайтесь! – голос полицейского дрогнул, в нем впервые послышались нотки неуверенности перед лицом столь вызывающего спокойствия (или безумия) этой четверки.

И тут Ирва, словно ждавшая именно этого момента, взорвалась.

– НЕ-Е-Е-ЕТ! – ее вопль, громкий, пронзительный и абсолютно безумный, разорвал напряженную тишину. Удивительно, но все ее зубы были на месте, белоснежные и острые, словно у молодой хищницы. Из-за ее спины, разрывая одежду и плоть, вырвались еще два чудовищных щупальца. Одно из них трансформировалось в некое подобие гигантской верхней челюсти, усеянной рядами острых, как бритва, клыков, которые щелкали в предвкушении. Другое же щупальце извивалось, словно живая праща, на конце которой, вместо камня, бешено вращались несколько налитых кровью глаз, осматривающих все вокруг.

Ирва хищно облизнулась, и в тот же миг воздух разорвали первые выстрелы. Затрещали пистолеты, к ним присоединился сухой, отрывистый лай автоматических винтовок – стандартного оружия корпоративных сил безопасности.

В это же мгновение Сатаниель продемонстрировал невероятную реакцию. Молниеносным движением он подхватил Мори, словно та была пушинкой, и, используя свое массивное тело как живой щит, кувыркнулся за невысокую бетонную клумбу, украшавшую вход в одно из прилегающих зданий. В клумбе росли какие-то чахлые кустарники, но сейчас они казались единственным спасением от свинцового града. Пули со свистом проносились над их головами, выбивая куски бетона и срезая ветки.

Тело Акида, оставшееся беззащитным на открытом пространстве, содрогнулось от многочисленных попаданий. Темные пятна мгновенно расплылись на его плотном пальто. Он безвольно завалился на бок, оказавшись в быстро растущей луже собственной крови. Кажется, интерес к происходящему он потерял окончательно и бесповоротно.

А Ирва… Ирва уже была в самой гуще боя. С безумным, яростным ревом она бросилась вперед, прямо на стреляющих. Пули, казалось, не причиняли ей вреда, или же она просто не замечала их, ослепленная жаждой битвы. Ее щупальца-челюсти щелкали, отрывая куски асфальта и разбрасывая полицейских, словно кегли, а щупальце-праща с глазами вращалось, создавая вокруг нее размытое, мерцающее марево. Она не знала ни боли, ни страха, ни милосердия. Только чистую, первобытную ярость и наслаждение хаосом.

За невысоким, но прочным бетонным ограждением клумбы, Мори, прижавшись к широкой спине Сатаниеля, продолжала невозмутимо хрустеть своим леденцом. Оглушительный грохот выстрелов, крики и звуки рвущейся плоти, доносившиеся с площади, казалось, совершенно ее не беспокоили.

– В этом не было смысла, Сати – проговорила она своим тихим, скрипучим голоском, когда очередной залп заставил Сатаниеля еще плотнее вжаться в укрытие.

Рядом с ними послышался тихий, но отчетливый металлический звон. Одна за другой, пули, нашедшие свою цель в массивном теле Сатаниеля, начали выпадать на брусчатку. Они не отскакивали, а именно выдавливались из его плоти, словно организм гиганта сам избавлялся от инородных предметов. Напряженные мышцы под его простой одеждой бугрились, выталкивая деформированный свинец. Несколько капель темной крови упало на землю, но раны, казалось, затягивались на глазах.

– Привычка, – коротко бросил Сатаниель, его голос был ровным, хотя в нем и слышалось напряжение от сдерживаемой силы. Инстинкт защищать тех, кто слабее, или, по крайней мере, тех, кто казался таковым.

– Тогда почему не утащил и Акида? – невинно поинтересовалась Мори, ее серые глаза уставились на него без тени упрека, лишь с чистым любопытством.

Сатаниель на мгновение замолчал, его широкое, испещренное шрамами лицо выразило легкое замешательство. Он явно не продумал этот момент.

– Э-э… он… он сидел, – наконец, нашелся он, слова давались ему с некоторым трудом. – И… он тяжелее тебя, Мори. К тому же, поднимать того, кто совершенно не прилагает усилий… это… сложнее. Да, проблематичнее.

Он нахмурился, словно сам не до конца верил своим словам. Затем, немного подумав, добавил уже более уверенно:

– Вероятно, инстинкты сработали именно так. Приоритеты. Он… он сам выбрал остаться.

Мори кивнула, словно это объяснение ее полностью удовлетворило, и закинула в рот новую конфету. Вместе с Сатаниелем она осторожно выглянула из-за укрытия, чтобы понаблюдать за разворачивающимся на площади спектаклем, главной звездой которого, без сомнения, была Ирва.

А зрелище было поистине фееричным.

Ирва превратилась в сущий ураган из плоти, когтей и безумия. Она не просто сражалась – она танцевала свой дикий, кровавый танец среди ошеломленных и паникующих силовиков. Ее движения были нечеловечески быстрыми и резкими. Один удар ее когтистой лапы или щелкающих челюстей-щупалец – и бронированный спецназовец разлетался на куски, словно тряпичная кукла. Другой – и строй полицейских со щитами рассыпался, их хваленые доспехи и оружие оказывались бесполезными против этой первобытной ярости.

Пули свистели вокруг нее, некоторые попадали в цель, оставляя на ее теле рваные раны, из которых сочилась темная кровь. Но Ирва, казалось, не замечала их. Боль для нее была лишь приправой к этому безумному пиршеству. Каждое попадание лишь подстегивало ее, делало еще более яростной и непредсказуемой.

Она была похожа на оживший комбайн, безжалостно перемалывающий все на своем пути. А попавшие в ее смертоносные лопасти полицейские и спецназовцы – лишь безвольные сосиски, падающие в ненасытное жерло этой безумной, хохочущей машины разрушения. Площадь, еще недавно бывшая образцом корпоративного порядка, превращалась в кровавую бойню, арену для одного, но невероятно свирепого гладиатора.

Хаос, порожденный Ирвой, нарастал с каждой секундой, превращая площадь в персональный ад для сил правопорядка. Она двигалась с грацией и яростью хищника, вырвавшегося на свободу, каждый ее удар был смертоносен, каждое движение – пропитано безумной радостью разрушения.

Сблизившись с очередной группой полицейских, она действовала без малейшего промедления. Щупальце-праща, увенчанное безумно вращающимися глазами, со свистом рассекло воздух. Удар пришелся точно по одному из офицеров – его голова, словно перезрелый арбуз, с хрустом отделилась от тела и взмыла вверх, описав в воздухе кровавую дугу. В то же мгновение зубастое щупальце, с силой тарана, обрушилось на другого полицейского. Раздался отвратительный треск ломающихся костей – ноги несчастного превратились в месиво, а сам он, сдавленно вскрикнув, отлетел в сторону, оставляя на асфальте глубокие, рваные следы от клыков, словно гигантская собака поиграла с тряпичной куклой.

Следующий рывок – и Ирва уже перед другим оцепеневшим от ужаса блюстителем порядка. Удар кулаком, простой и прямой, но вложенная в него нечеловеческая сила превратила его в смертоносное оружие. Кулак пробил бронежилет и грудную клетку полицейского насквозь, словно те были сделаны из картона. Ирва выдернула руку, обрызганную кровью, и тут же, с кошачьей ловкостью, уклонилась от шквала огня, обрушившегося на нее не только с земли, но и с одного из зависших над площадью вертолетов. Крупнокалиберные пули взрывали асфальт вокруг нее, поднимая фонтанчики бетонной крошки, но Ирва, казалось, двигалась между трассерами, словно неуловимый призрак.

Один из бойцов спецназа, более опытный или просто более удачливый, сумел улучить момент. Пока Ирва уворачивалась от огня с вертолета, он обошел ее с фланга и, вскинув дробовик, с близкого расстояния выстрелил ей прямо в лицо. Заряд картечи с чудовищной силой ударил в цель, оторвав значительный кусок ее головы – половину черепа, глаз, часть челюсти. На мгновение показалось, что это конец.

Но лишь на мгновение.

На глазах у ошеломленного спецназовца, зияющая рана на голове Ирвы начала пульсировать и меняться. Рваные края плоти и кости сошлись, а затем… превратились в еще одну уродливую, зубастую пасть, еще более кошмарную, чем та, что была на ее щупальце. Эта новая пасть, издав низкий, гортанный рык, тут же устремилась к стрелку. Толстые пластины его бронежилета и защитный шлем не стали для нее преградой. С хрустом, от которого стыла кровь в жилах, зубы сомкнулись на его плече, вырывая руку с корнем, с мясом и сухожилиями, словно щенок, играющий с особенно полюбившейся плюшевой игрушкой и с наслаждением разрывающий ее на части, разбрасывая во все стороны клочки наполнителя.

Не теряя ни секунды, Ирва, отбросив искалеченное тело спецназовца, сделала новый рывок. Ее правая рука на глазах трансформировалась, пальцы вытянулись и заострились, превращаясь в длинные, черные, костяные когти. Очередной полицейский, отчаянно пытавшийся остановить ее непрерывной очередью из автоматической винтовки, не успел даже вскрикнуть. Когтистая лапа Ирвы пронзила его насквозь, пройдя через бронежилет, как нож сквозь масло. Затем, с садистским удовольствием, она развела когти в стороны, разрывая его тело изнутри, превращая его внутренности в кровавое месиво. Отбросив бездыханное, изуродованное тело в сторону, Ирва издала победный, безумный вопль и устремилась к следующей жертве. Площадь превратилась в ее личную игровую площадку, а полицейские – в хрупкие игрушки.