Хроники грозы леса

– Какой… интересный экземпляр. Может, его убедить не нападать?

– Не трать чары, Лилит, – отмахнулся Зигфрид. – Они уже не слышат. Только инстинкты. И гниль.

Заражённый был уже в паре шагов. Его когтистые, скрюченные пальцы потянулись к Кузьме.

– Ну, нет, нахуй! – Кузьма взмахнул топором. Лезвие со свистом рассекло воздух и с мерзким хрустом вошло в голову твари. Заражённый издал последний булькающий звук и рухнул, обрушив на землю столб вонючей, зелёной пыли.

Но Кузьма едва успел выдохнуть, как из-за деревьев вывалилось ещё двое. И потом ещё трое. И казалось, что весь лес вокруг ожил, издавая хрипящие звуки. Они были повсюду. Десяток, не меньше.

– Вот жеж, блядь! – Кузьма выругался. – Это что, собрание умалишённых, что ли?

– Увы, – Зигфрид развёл руками. – Теперь они знают о нас. Влияние Бафомета усиливается. Их притягивает наша… кхм… непринадлежность.

– На хуя мне такая непринадлежность?! – Кузьма сплюнул. – Пошли, блядь, сюда, ублюдки! Гроза Леса покажет вам, что такое настоящая гниль!

Он рванулся вперёд, топор сверкнул в тусклом свете. Первый заражённый рухнул с разрубленной головой. Второй получил ногой в пах и отлетел в кусты, издав жуткий, ломаный хрип. Кузьма рубил, крутился, словно бешеный дикий вепрь, разбрасывая вокруг ошмётки плоти и вонючую зелёную пыль. Он матерился, смеялся, и в его глазах горел азарт. Это было не просто убийство, это был танец, в котором он был единственным дирижером.

Лилит, присев на корточки рядом с Зигфридом, наблюдала за схваткой с любопытством. Когда один из заражённых слишком приблизился к ней, она лишь грациозно увернулась, и демон, потеряв равновесие, рухнул, сломав себе шею.

– Какая… страсть, – промурлыкала она, восхищённо глядя на Кузьму. – Он почти… божественен в своей ярости.

Зигфрид хрипло засмеялся.

– Да, дитя. У него есть потенциал. А теперь, Иеремия, твоя очередь.

Иеремия, дрожа, поднял глаза. Он был бледен как смерть, а на его рясе появилось мокрое пятно, явно не от дождя.

– Что… что я должен делать, о, Господи?

– Молись, идиот! – прошипел Зигфрид. – Молись так, чтобы твой Бог оглох от твоего вопля! Или… Или, если ты осмелишься, попробуй отвлечь их. Твоя… кхм… непристойность, возможно, на короткое время смутит даже этих тварей.

Один из заражённых, с перекошенной челюстью, вдруг резко повернулся к Иеремии, словно учуяв его страх. Монах завизжал. Он схватил с земли палку и, зажмурившись, начал размахивать ею, выкрикивая молитвы, которые постепенно переходили в нецензурные ругательства.

– Во имя всех святых, уёбки! – завопил он, пытаясь отбиться. – Я… я не достоин! Отойдите! Я грешен! Я… я тайно пью вино из причастия! Я… я смотрю на монахинь! О, Господи! Оно всё равно хочет меня!

Абсурдность ситуации была настолько велика, что Кузьма, разрубив очередного заражённого пополам, чуть не поперхнулся смехом. Заражённые, казалось, на мгновение замерли, недоумевая от такого напора словесной блевотины. Некоторые даже начали дергаться, как будто их что-то корёжило.

Этот момент замешательства дал Кузьме необходимое преимущество. Он прыгнул, и его топор заплясал в смертельном танце. Кровь (или то, что от неё осталось) брызгала во все стороны, гнилая плоть разлеталась, а вонь стояла такая, что можно было ею обморожиться. Лилит, смеясь, танцевала вокруг, иногда протягивая руку, и от её прикосновения заражённые замирали, словно в трансе, позволяя Кузьме добить их. Зигфрид же, стоя в стороне, время от времени бросал в тварей маленькие, мерцающие шарики, которые взрывались, разбрасывая вокруг себя чёрную сажу.

Бой был коротким, но интенсивным. Когда последний заражённый рухнул, Кузьма тяжело дышал, его лицо было перепачкано грязью и чем-то зелёным. Топор весил, казалось, тонну.

– Вот, блядь, – прохрипел он, оглядывая гору вонючих ошмётков. – И это что, только начало?

Зигфрид, довольный, поправил свою робу.

– Это лишь разминка, дитя. Теперь они знают, кто мы. И они придут. А пока, кажется, нам нужно продолжить наш путь. И, возможно, Иеремия, ты перестанешь пахнуть так, будто неделю не мылся?

Иеремия, все ещё дрожа, поднялся.

– Я… я выжил! О, Господи! Я выжил! И я… я даже дрался! Ну, почти…

Кузьма посмотрел на него, потом на Лилит, которая всё ещё улыбалась, и на Зигфрида, который уже ковылял вперёд. Его "команда" была самой странной, самой нелепой и самой, мать его, бесполезной, которую он когда-либо видел. Но они выжили. Пока. И это было главное.

Глава 6. Секреты и Споры у Костра

Вечер наступил быстро, принеся с собой холод и усилившийся запах разложения, который теперь, казалось, пропитал сам воздух. Кузьма, раздраженный и уставший, всё равно чувствовал странное удовлетворение от недавней бойни. Он знал, что делает свою работу, и, хотя цели были мутными, метод оставался прежним – рубить и брать.

У костра, который Кузьма развел в яме, чтобы дым не поднимался столбом, тлели сухие ветки. Зигфрид сидел напротив, его лицо, освещенное пляшущими языками пламени, выглядело еще более иссохшим и древним. Лилит грациозно устроилась рядом с Кузьфридом, её глаза мерцали в темноте, словно два светлячка, а Иеремия, свернувшись калачиком, пытался уснуть подальше от всех, дрожа при каждом шорохе.

– И долго мы будем тащиться по этой, блядь, жопе мира? – проворчал Кузьма, засовывая в рот кусок сушеного мяса. – Сколько ещё этих… ваших ублюдков мы встретим?

Зигфрид поднял голову, его взгляд был задумчивым.

– Влияние Бафомета распространяется волнами, дитя. Чем ближе к его источнику, тем плотнее и отвратительнее будут его проявления. Мы сейчас находимся в так называемой «Зоне Притяжения». Это то место, где его порча только начинает просачиваться в этот мир.

– Порча, – Кузьма сплюнул. – Звучит как, блядь, заразная болезнь. А чем ты, старый хер, занимался до того, как его в свой огород пустил?

Зигфрид усмехнулся, и его беззубый рот выглядел в свете костра жутковато.

– Я занимался… изучением. Искажением привычного. А Бафомет… он не был моим творением. Он – древний паразит, дремлющий в глубинах междумирья. Его не пускают, он просачивается. Но его пробуждение нарушает хрупкое равновесие. Его разложение слишком… хаотично. Он портит мои эксперименты. Мои… извращения. Это недопустимо.

– А я тебе нравлюсь? – промурлыкала Лилит, игриво касаясь плеча Кузьмы. – Мои… извращения?

Кузьма дёрнулся, но не отстранился.

– Твои извращения, баба, – прохрипел он, – это твои проблемы. Главное, чтоб они нам не мешали. А вот если будут мешать, то тогда, блядь, поговорим по-другому.

Лилит хихикнула, её смех был похож на шелест осенних листьев.

– О, ты такой… прямолинейный. Это так возбуждает.

Из темноты послышалось сонное бормотание Иеремии.

– О, Господи… Я грешен… Я… я представил себе Лилит… без её одежд… О, Отче… Прости…

Кузьма закатил глаза.

– Заткнись, монах! Или я тебе рот зашью!

Зигфрид продолжил, не обращая внимания на перебранку.

– Чтобы добраться до Забытого Склепа, нам придётся пройти через так называемые «Гиблые Топи». Это место, где влияние Бафомета уже ощущается в полной мере. Там мы встретимся с более… кхм… развитыми формами его порчи. Тех, кто уже давно поддался его влиянию.

– А что там? – спросил Кузьма. – Ещё больше этих… гнилых уродов?

– И не только, – Зигфрид загадочно улыбнулся. – Там, где разложение глубоко, реальность сама начинает искажаться. Могут быть иллюзии. Могут быть… кхм… ловушки. А ещё там есть те, кто уже не просто жертвы, а последователи. Те, кто принял порчу Бафомета, как благословение. Они наиболее опасны.

Кузьма почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не то чтобы он боялся, но эта перспектива не нравилась. Гнилые твари – это одно, а те, кто добровольно в этом участвует – совсем другое.

– И как мы узнаем этих, блядь, последователей? – спросил Кузьма. – Они что, с табличками ходят: «Я – мудак Бафомета»?

– Ты поймёшь, дитя, – Зигфрид махнул рукой. – Их глаза… их безумие… их… кхм… нечеловеческая радость. Они не просто безумны. Они наслаждаются безумием. И они будут пытаться присоединить тебя к своей… кхм… пастве.

Лилит, подперев подбородок рукой, с интересом посмотрела на Кузьму.

– Ты думаешь, он сможет устоять перед настоящим искушением? Когда ему предложат всё, о чём он мечтает? Без необходимости грабить?

Кузьма фыркнул.

– Я, баба, знаю цену каждому куску. И знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А я в эти ловушки не лезу.

– Конечно, – промурлыкала Лилит, и в её голосе Кузьма уловил легкую насмешку. – Мы ещё посмотрим, воин.

В этот момент Иеремия снова заворочался и издал громкий храп.

– О, Господи… – пробормотал он во сне. – Я вижу… я вижу, как я ем… целую свинью… и она… она поёт мне песни…

Кузьма покачал головой. Это будет долгое и, возможно, смертельно опасное путешествие. Но золото, сука, ждало. И это было главное.

Глава 7. Мерзкое Место: Деревня Порока

Утро принесло недолгое облегчение. Дождь стих, но туман, густой и липкий, словно паутина, окутал лес. Запах гнили стал настолько привычным, что Кузьма почти перестал его замечать, лишь время от времени сплевывал, когда особенно резкий порыв ветра приносил особо отвратительную волну.

– Ближе к полудню мы должны выйти к деревне, – прохрипел Зигфрид, указывая своим костяным посохом куда-то в туманную даль. – Это не та деревня, что на нашей карте, но… кхм… она будет служить ориентиром. Последний оплот человеческой, так сказать, цивилизации перед Гиблыми Топями.

– Последний оплот? – Кузьма ухмыльнулся. – Что, все уже, блядь, померли?

– Хуже, дитя, – Зигфрид издал свой сухой, шуршащий смешок. – Некоторые померли. Другие… нашли себя. В новом качестве.

Иеремия, который плелся сзади, нервно крестясь, вдруг замер.

– О, Господи… я чувствую это… Это зло… Оно пропитало всё!

Лилит, которая шла рядом с Кузьмой, внезапно прильнула к нему.

– Я чувствую… такую энергию. Такую… свободу. И такие… возможности.

Кузьма почувствовал, как что-то сжалось у него внутри. Он видел многое, но то, что говорил Зигфрид, звучало… непривычно. Его "честный" разбойничий мир был простым: украл, выпил, в тюрьму. А тут какие-то свободы и возможности, да еще и со зловещим подтекстом.

Туман начал рассеиваться, и перед ними открылся вид на деревню. Не то чтобы она была разрушена, наоборот. Деревня казалась… живой. Но эта жизнь была какой-то неправильной. Дома стояли криво, двери были распахнуты, а изнутри доносились странные, булькающие звуки, перемежающиеся с хриплым смехом и воплями. Из окон и дверей вырывались клубы тошнотворного, сладковатого дыма.

– Что за нах? – Кузьма прищурился. – Они там что, все бухают, что ли? Или у них там, блядь, оргия?

– О, дитя, – Зигфрид довольно потирал руки. – И то, и другое. И гораздо больше. Это место, куда Бафомет уже проник глубоко. Здесь люди приняли его «дары». Свободу от условностей. От морали. От всего, что делает их… скучными.

Они вошли в деревню. Увиденное заставило даже Кузьму, повидавшего всякое дерьмо, охренеть. На центральной площади, прямо под грязным, облезлым крестом, танцевали люди. Или то, что от них осталось. Их тела были покрыты какими-то странными язвами, гнойниками, а глаза горели безумным, диким огнем. Они танцевали, держась друг за друга, целуясь и ласкаясь, не обращая внимания на свои гниющие раны или на то, что их партнеры могли быть… совсем нелюдьми. Кто-то стонал от боли, кто-то от удовольствия, и эти звуки сливались в один, отвратительный хор. От них несло запахом пота, гнили, несвежего семени и чем-то неуловимо металлическим, как от проржавевшей крови.

Одна женщина, полуголая, с грудью, покрытой язвами, вдруг повернулась к Кузьме и, безумно засмеявшись, протянула к нему руки.

– Присоединяйся, милый! – прохрипела она, и её голос был похож на шёпот смерти. – Здесь нет греха! Только наслаждение! Только свобода!

Кузьма отшатнулся. Он, конечно, озабоченный, но это было за гранью. Это было не просто пошлость, это было извращение самой жизни.

Иеремия упал на колени, его глаза закатились.

– О, Господи! Содом! Гоморра! Я… я вижу… все мои грехи! Они воплотились! Я… я недостоин! Я хочу… я хочу сбежать с монастырской экономкой!

Лилит, напротив, казалась совершенно счастливой. Её глаза сияли, и она с восхищением смотрела на танцующих.

– Какая… мощь! Какая энергия! Здесь нет запретов! Только… чистое желание! Разве это не прекрасно?