Студенческие воспоминания и жизнь в Степановке

Василий Иванов

Студенческие воспоминания и жизнь в Степановке

«Храбрость ненасилия во много раз превосходит храбрость насилия» — Махатма Ганди

(Противопоставление человеческой жестокости и высшей справедливости)

Дело было в далеких 80-х. Я работал в поликлинике Академгородка, что приютился в прекрасном Приозерске. Старинный, добротный, с неповторимым обликом, город этот словно затерялся в сердце сибирской тайги, окруженный стеной буйных лесов и коварных болот. Природа здесь являла себя во всем своем первозданном великолепии. Зимой, когда тайга облачалась в толстый снежный покров, а морозы сковывали землю в ледяные объятия, жизнь в городе не замирала, но приобретала особенный, зимний колорит: скрип полозьев саней, шорох лыж, теплые тулупы. И в этой суровой красоте, в этом царстве льда и снега, таилась своя неповторимая прелесть, свое очарование. Весной, когда солнце начинало пригревать землю, природа оживала. Начинали петь птицы, распускались первые цветы, и тайга наполнялась новыми звуками и красками. Особенно красиво было на берегах многочисленных озер, где отражалось чистое синее небо и росла густая зеленая трава. Летом город утопал в зелени. Жаркие дни сменялись прохладными вечерами, а ночи были наполнены ароматом трав и цветов. Люди гуляли по улицам, купались в озерах и собирали грибы и ягоды в лесах. Осенью, когда листва на деревьях окрашивалась в яркие цвета, город преображался. Золото, багрянец, охра – все смешивалось в неповторимой палитре красок. Это было время тишины и покоя, время подготовки к долгой и суровой зиме.

Работа в поликлинике была интересной и сложной. Приходилось сталкиваться с разными случаями, оказывать помощь людям, живущим в самых отдаленных уголках этого прекрасного края. Но я любил свою работу и город, но также думал о людях, которые живут в отдалённых районах и не имеют возможности получить медицинскую помощь.

Академгородок расположен в тайге, в стороне от города. И из окна моего кабинета раскрывался прекрасный вид на буйство зелени таёжного леса, водную гладь огромного озера и ярко-зеленые приозерные луга. Я смотрел в окно, наслаждаясь природой, вдыхая свежий, настоянный на хвое и травах воздух. Эта картина была моим утренним ритуалом, способом настроиться на рабочий лад, отвлечься от текущих клинических задач и просто почувствовать себя частью чего-то большего. Иногда, ранним утром, над озером клубился туман, окутывая окрестности таинственной дымкой. Тогда лес казался еще более загадочным и непроходимым, а озеро – бездонным колодцем, хранящим древние секреты. В такие моменты воображение рисовало картины из старинных легенд, где духи тайги охраняют свои владения от непрошеных гостей.

Но чаще всего солнце щедро заливало все вокруг своим теплым светом. И тогда, отражаясь в зеркальной глади озера, небо казалось бесконечным и безмятежным. В такие дни работа спорилась, мысли текли свободно, а новые идеи рождались словно сами собой, под вдохновляющим воздействием окружающей красоты. Эта гармония природы и науки, тишины и мысли, была главным сокровищем Академгородка, его уникальной атмосферой, притягивающей талантливых людей со всего мира. И я был благодарен судьбе за возможность быть частью этого удивительного места.

В этот день я сидел в своем кабинете. Врачебный прием уже окончился, и я оформлял медицинскую документацию. В дверь кабинета постучались. Я пригласил посетителя в кабинет. Вошел молодой человек, лет двадцати пяти, одетый довольно просто, но опрятно. Его лицо, обрамленное коротко стрижеными волосами, казалось сосредоточенным и спокойным. Однако внимательный взгляд замечал в уголках его глаз едва уловимые морщинки, свидетельствовавшие о пережитых неприятностях, спрятанных за маской сдержанности. Я его узнал, это был мой однокурсник Павел Черномырдин. Мы не виделись около года, и я очень обрадовался при виде его. Он подал руку, и я аккуратно ее пожал. У него была очень маленькая, аристократическая рука. Ранее мы учились с ним в одной группе, но на последних курсах он перешел в хирургическую группу, где продемонстрировал свой истинный талант. Его руки, с тонкими длинными пальцами, творили чудеса в операционной ране. Их ловкость, точность и интуитивное понимание анатомии вызывали восхищение даже у самых опытных хирургов. Его ценили, на него возлагали надежды, ему прочили блестящее будущее в операционной.

Ростом чуть ниже среднего, худощавый, но с хорошо выраженной мускулатурой рук, выглядывающих из-под рубашки с коротким рукавом, он казался анатомическим наглядным пособием. Его располагающая внешность, несмотря на отпечаток грусти, дышала радушием; утонченные черты лица дополнялись высоким, открытым сократовским лбом. Из-под аккуратных темных бровей смотрели глубоко посаженные глаза в круглых очках, оценивающе рассматривающие мой кабинет. В его глазах цвета грозового неба отражался целый мир – мир опыта и некоторой печали. В них можно было прочитать историю, написанную временем, историю, которую он не спешил рассказывать, но которая, несомненно, была полна интересных и захватывающих событий. Серая, выцветшая рубашка, застегнутая на все пуговицы, безупречно выглаженная, и брюки со стрелками говорили о маниакальной аккуратности, граничащей с одержимостью порядком.

Он вошел и стоял неподвижно, возле двери, наблюдая за происходящим с невозмутимым спокойствием. В его взгляде читалась усталость, но в то же время и некая решимость. Он был готов к тому, что должно произойти, к испытаниям, которые ему предстояло пройти. Он стоял, как неприступная крепость, готовый отразить любой удар судьбы. Он подошел поближе, и походка была легкой и стремительной. Несмотря на кажущуюся хрупкость фигуры двигался он с уверенностью человека, знающего свой путь и не боящегося преград.