Слишком хорошо, чтобы быть правдой

Неичето

Слишком хорошо, чтобы быть правдой

Посвящается тебе, любовь моя

And I'll love you 'til the grass around my gravestone is deceased

Fountains D. C. – I Love You

Я прожил слишком много лет на свете, чтобы не усвоить всех правил. Я знал, к примеру, что нельзя встретить девушку, влюбиться в неё без памяти и обрести с ней счастье. Ведь в жизни так просто не бывает.

Я был тридцатидвухлетним писателем-неудачником, точнее тем, кто без конца корчил из себя писателя и не мог смириться и принять очевидное: никто не будет читать мною написанное, никому это не нужно, никому это неинтересно, и это не изменится никогда.

Но у меня были деньги, было своё жильё, я не умирал ни от голода, ни от холода, так что мог и дальше тешить себя иллюзиями и время от времени бесцельно слоняться по городу.

Я продолжал это делать (то есть бесцельно слоняться по городу), потому что никак не мог понять, нравится мне это или нет. Когда я выходил наружу, когда выбирался из своего убежища, я не мог отделаться от ощущения, будто мир вокруг ненастоящий, а сам я в нём совершенно чужой.

«Не противоречит ли одно другому? – размышлял я с мрачным видом (а я предполагал, что вид у меня именно такой), пока шёл по проспекту Ленина (по той его стороне, где располагались чётные номера домов). – Можно ли чувствовать себя своим (то есть не чужим) в ненастоящем мире?».

Я увидел её случайно. Всё складывалось так, что я не должен был её увидеть. У меня было плохое настроение с самого утра из-за того, что я проиграл шахматную партию, совершив грубый зевок (я злился на себя за то, что допустил столь нелепую ошибку, злился так сильно, словно от этого зависела вся моя жизнь, хотя, я осознавал предельно ясно, что это было не так); я был (как всегда) погружён в свои размышления, я был упоён ходом своих мыслей и тем, что они уводят меня всё дальше от мира, в котором я пребывал, частью которого являлся, но в котором при этом был бесконечно чужим. Я уже толком и не чувствовал даже, как ступают мои ноги по плитке, которой был выложен проспект имени вождя революции; и ничто, казалось, не могло заставить меня вернуться обратно.

Но потом вдруг – вспышка. Сердце моё встрепенулось. Оно будто пробудилось от долгого сна и кричало мне: «Гляди! Здесь – именно здесь – происходит кое-что важное. Тебе нельзя это пропустить! Раскрой глаза!».

И я раскрыл глаза, я выбрался из потаённых глубин своей души, и я глядел.

Я увидел её сразу, взгляд выхватил её из толпы, идущей мне навстречу, которая тут же перестала существовать. Абсолютно всё перестало существовать. Я мог видеть только её. Она была необычайно прекрасна, непозволительно хороша, бесконечно очаровательна. Большие зелёные глаза, нежно-розовые полные губы, бледная кожа. Она была, как мечта.

«Я где-то прежде видел её», – пронеслось у меня в голове. И я ещё долго не мог избавиться от этого ощущения.

Она шла в сторону вокзала, а я, соответственно, в сторону площади. Наши взгляды встретились, наши судьбы тут же беспощадно переплелись. Всё было решено в тот самый момент. Затем подул холодный ветер, развевая её длинные каштановые волосы. И отчего-то именно (и только) тогда мне показалось, что она настоящая, а не плод моих фантазий (ведь всё будто бы указывало как раз на это). Я любовался ею ещё несколько мгновений, а затем она растворилась в толпе.

Я стоял посреди улицы и не мог заставить себя сдвинуться с места. Я глядел по сторонам и мир казался мне теперь совсем иным. Хоть и не произошло в нём вроде никаких видимых изменений. Небо оставалось по-прежнему голубым и не рухнуло всем нам на головы, трава и листья деревьев – по-прежнему зелёными, плитка под ногами – серой. И люди были прежними.

«Но только не я», – тут же подумалось мне. Тогда-то и пришло осознание, в чём тут дело. Да только вот сдвинуться с места я всё ещё не мог, поскольку мне никак не удавалось вспомнить, зачем я вообще шёл в сторону площади (наверное, как всегда, просто бесцельно бродил по городу; но зачем направлялся именно к площади?). Поэтому пришлось возвращаться домой.

Однако и дома нельзя было отделаться от мыслей о девушке, которую я мимолётно случайно встретил на улице, и дома всё казалось теперь совсем другим. Что такое «дом» отныне? Эти стены, возведённые кем-то (неведомо кем) давным-давно? Эти двери и окна, ведущие не туда, где мне хочется оказаться, в которых видно совсем не то, что мне хочется видеть?

Взгляд её дивных зелёных глаз мерещился всюду. Я не мог больше думать ни о чём другом, не мог сосредоточиться на работе. Ни одно слово не казалось мне правильным, подходящим, ни одно из них не было на своём месте, ни одно в полной мере не отражало того, что я на самом деле чувствовал, о чём на самом деле думал, что на самом деле пытался сказать. Мои руки нависали над клавиатурой, я не мог заставить себя пошевелиться. Я словно окаменел. И только неистовое биение сердца напоминало мне о том, что я ещё жив.

А что значило жить? Я больше не знал. Зачем я живу на свете? Об этом я думал, когда, накинув лёгкую куртку, шёл опять к тому месту, где произошла наша мимолётная встреча, где случайно пересеклись наши взгляды и сплелись наши судьбы.

Я стоял и ждал, высматривал среди прохожих её лицо. Я чувствовал себя глупо, но не мог иначе: мне нужно было увидеть эту девушку ещё хотя бы раз. Чтобы сказать ей все самые важные слова. Я жалел, что не сделал этого сразу. Нужно было. Наверняка. Да только что бы она на это ответила? Вдруг просто рассмеялась бы мне в лицо? Вдруг бы сморщилась от отвращения, фыркнула и сказала нечто вроде: «Отвали от меня, придурок!». Я слишком хорошо усвоил все правила.

«Это по-прежнему ещё может случиться», – услышал я мысль в своей голове, будто её нашептал мне сам ветер.

«Я знаю, – отвечал я ветру. – Да только я уже ничего не могу с собой поделать. Пусть это случится, пусть мне будет плохо. Зато я больше не стану мучиться мыслями о том, что случилось бы, решись я с ней заговорить, что у меня был шанс, что всё могло бы быть иначе.

«Буду мучиться чем-нибудь другим, не так ли?», – прошептал вновь ветер.

«Точно-точно», – ответил я ему.

Я простоял там до самого вечера, но она так и не появилась.

«Ну, конечно же, нет! Конечно!» – говорил я себе, возвращаясь домой.

«Но попробовать стоило», – прошептал ветер.

«Попробовать стоило», – согласился я.

И на следующий день вновь пошёл туда, и так же простоял там до вечера, до наступления темноты, всматриваясь в лица прохожих, надеясь среди них увидеть её.

Но я понимал, конечно, горькую истину, я ясно её осознавал: в этом городе проживает около ста тысяч человек и шанс встретить среди них одного единственного, конкретного, того самого (особенно, если ищешь его), не так уж и велик.

«К тому же, она ведь шла в сторону вокзала, – вспомнил вдруг я. – Вполне ведь возможно, что эта девушка была в городе лишь проездом. Или гостила здесь у кого-нибудь. А потом уехала. Навсегда. И больше никогда не вернётся».

И всё же я продолжал её ждать.

«А вдруг появится?» – думал я. Все факты говорили об обратном, надежды не оставалось, но я продолжал ждать. Это стало смыслом моей жизни.

«До чего же пустая, видимо, жизнь!..», – прошептал ветер, хотя, его тут быть не должно, да и не может быть вроде. Странно.

Не мешай мне, ветер, рассказывать мою историю.

Однако, ты, пожалуй, прав. Жизнь, видимо, действительно пустая. Но я ведь как раз и пытался её заполнить. Слишком ничтожный способ, скажешь ты? А что поделать! Мои чувства подсказывали мне: это именно то, чего я всегда ждал, искал, хотел. Как я мог знать это? Никак! Я же говорю, мне подсказывали чувства! Глупость? Может быть, я не отрицаю, только вот мы ходим кругами уже. В чём суть?

Я возвращался туда каждый день в течение недели. Я продолжал её ждать, продолжал высматривать в толпе прохожих. Каких только лиц я не видел! Безобразных и прекрасных, мрачных и лучезарных, озлобленных и счастливых, глубоко печальных и озадаченных, усталых, пустых, ничего не выражающих, с большими носами и маленькими, с густыми бровями и не очень, с глазами, полными тоски и одиночества. Я видел, кажется, все возможные лица. Но только не то самое, которое так желал увидеть! Бледное, прелестное, милое личико зеленоглазой девушки.

На восьмой день раздался телефонный звонок. Звонил Фанис – мой старый друг, мой единственный друг; ещё со времён начальной школы. Он будто бы всегда был в моей жизни. Мы даже не могли уже вспомнить, с чего началась наша дружба. Но это было и неважно. Главное, что мы по-прежнему оставались близки спустя столько лет.

Правда, с тех пор как я повстречал ту девушку, я стал сам не свой. Я забыл о нашей с ним давно запланированной встрече. Что-что, а теперь нельзя было просто взять и спонтанно встретиться в любой день, когда только захочется. Нужно было непременно запланировать всё заранее. Фанис, в отличие от меня, был теперь человеком серьёзным, важным! Жена, ребёнок (сын пяти лет по имени Ильгиз), ипотека, свой бизнес (небольшая сеть барбершопов по городу). В общем, полный набор. Свободного времени у него ни на что не оставалось. Раз в полгода-год (да и то не всегда) ему удавалось выкроить примерно два-три часа на разговор со мной за чашкой чая, на большее рассчитывать не приходилось.

Звонок его застал меня на пути к тому месту, где я встретил ту девушку. И лишь в тот самый момент, когда Фанис позвонил, я вспомнил о том, что мы планировали эту встречу давным-давно.