Гостья

Это было нетрудно. Вообще не трудно.

Время от времени Алекс принимала одно из обезболивающих Саймона, чтобы скрасить свободные часы, хотя и не ставила об этом в известность Саймона. Она вела себя паинькой. Если пила из стакана, то сразу же ополаскивала его и ставила в посудомоечную машину, и вытирала на столе влажный круг, оставленный донышком. Не бросала мокрые полотенца на кровать, не оставляла зубную пасту открытой. Следила за количеством таблеток, которые тырила, чтобы Саймон ничего не заметил. Взяла за правило ворковать над псом Саймона, Чивасом, которого Саймон целовал в мокрый нос.

Когда Саймон присылал сообщение, что почти закончил с делами, Алекс плескала на лицо водой и чистила зубы. Она переодевалась в дорогую футболку, которую купил ей Саймон, и садилась ждать, словно каждый вечер был вечером их первого свидания.

Приходилось ли Саймону когда-нибудь ждать Алекс, предвкушал ли Саймон когда-нибудь ее появление?

Нет. Но кого это волнует?

Это были маленькие уступки, не имевшие никакого значения – с учетом того, что Алекс получала взамен.

Разумеется, она не рассказала Саймону о Доме. Она многого не рассказывала Саймону. Она рано усвоила, что необходимо сохранять некоторую дистанцию. Немного привирать. Это было легко, а потом стало еще легче. И не лучше ли давать людям то, чего они хотят? Разговор, протекающий как гладкая сделка, приятный обмен репликами, не прерываемый реальностью. Почти все предпочитали историю. Алекс научилась преподносить ее, привлекать людей созданным образом – вполне правдивым, разве что слегка приукрашенным и подретушированным. Научилась намекать на собственные желания так, как если бы они были общими. Где-то в глубине их мозга срабатывали синапсы, подталкивая их в заданном ею направлении. Люди с облегчением и благодарностью льнули к чему-то понятному и податливому.

Да и побыть кем-то другим было приятно. Поверить, хотя бы на мгновение, что твоя история была другой. Алекс представляла, какой человек понравился бы Саймону, и давала ему понять, что она именно такая. Все сомнительное прошлое было отброшено, и вскоре ей самой стало казаться, будто и не было никакого сомнительного прошлого.

Саймон верил, что Алекс окончила колледж в прошлом году и только что переехала в город. Он верил, что мать Алекс – учительница рисования, а отец тренирует школьную футбольную команду. Он верил, что Алекс выросла в центре страны. Однажды он спросил, почему она не поддерживает отношения со своей семьей, – она ответила, что родители сердиты на нее из-за того, что перестала ходить в церковь. «Бедная маленькая грешница», – сказал Саймон, хотя его, казалось, искренне тронула мысль, что Алекс совсем одна на свете. Что вовсе не было неправдой. Саймон считал Алекс реальной личностью или достаточно реальной для себя. Алекс говорила, что подумывает поступить в магистратуру, и это, казалось, успокаивало Саймона, поскольку подразумевало самую обычную жизнь с обычными целями. И по сути, лишенную амбиций.

На дороге, ведущей с пляжа, все еще валялся мусор, оставшийся после летнего шторма, но самые крупные ветки уже были убраны. Тусклый солнечный свет, сахарно сверкающий на крытых кедровой дранкой домах, стер все воспоминания.

Все проселки выглядели одинаково. Деревья смыкались над головой, оставляя прогалины в местах редких подъездных дорожек. Вдоль дорог тянулась однообразная сочная летняя зелень, такая густая, что за ней ничего не было видно. Дома прятались за изгородями и воротами, не давая никаких ориентиров.

Мысли Алекс витали где-то далеко, поэтому она не особо присматривалась к улице, на которую свернула. Внезапное движение среди деревьев заставило ее встряхнуться. Возможно, олень. Их было здесь так много, и они вечно перебегали дорогу.

Ее внимание привлек звук автомобильного гудка. Навстречу ехала другая машина. Водитель снова посигналил, уже более агрессивно. Алекс сообразила, что это улица с односторонним движением. Слишком поздно. Она попыталась сдать назад на чью-то подъездную дорожку, чтобы развернуться. Вероятно, она не рассчитала расстояние, раздавшийся грохот напугал ее, и почти сразу она поняла, что громыхнула ее машина. Точнее, машина Саймона. Задний бампер обо что-то ударился.

Встречный водитель даже не остановился, даже не притормозил.

Возможно, не будь она в таком смятении – откатное течение, Дом, пелена от обезболивающего, – этого бы не случилось. Алекс уже репетировала, что она скажет Саймону, стараясь точно рассчитать, насколько по-детски ей нужно себя вести, чтобы избежать его гнева.

Алекс оставила машину заведенной, а сама вылезла, чтобы осмотреть повреждения. Она врезалась задним бампером в каменную подпорную стенку, одна из вишнево-красных задних фар автомобиля Саймона треснула и лишилась большого куска. Алекс нашла его в грязи – от него остались только обломки красного пластика. Наверное, баксов пятьсот, чтобы заменить фару, могло быть и хуже. Хотя кто знает эти навороченные тачки с их хитрой начинкой и особыми деталями? Импортная краска. По крайней мере, бампер лишь едва заметно помялся. Она огляделась, словно откуда-то могла прийти помощь, словно кто-то мог появиться и взять ситуацию под контроль.

Саймон будет недоволен – его любимая машина. Это сыграет против нее.

В остальном машина выглядела невредимой, но, осматривая ее, она старалась не особенно приглядываться – для признания лучше, если Алекс останется не в курсе всей степени повреждений. Как бы то ни было, они и вправду казались незначительными.

Когда она вошла в дом Саймона, влажность мгновенно упала – кондиционер придавал послеполуденным часам легкую нереальность. День стерся.

Кабинет Саймона находился в отдельном здании на участке, Алекс видела через окно вращающийся потолочный вентилятор, а это означало, что Саймон внутри, работает. Хорошо. Она пока не хотела его видеть. Она была слишком напугана.

Не думай о машине, не думай о Доме, не называй это новое чувство ужаса.

«Немного поплаваю», – решила она.

Сетчатая дверь на задний двор была сделана таким образом, что ее невозможно было захлопнуть; она тихо закрылась за Алекс, словно в замедленной съемке.

За столиком у бассейна сидела помощница Саймона, Лори, положив перед собой два мобильных телефона. Она жила в часе езды, в каком-то городке подешевле, и просыпалась до зари, чтобы ехать к Саймону. На левом предплечье у Лори была татуировка-розочка, иногда ее подвозила сожительница, которая никогда не выходила из машины. Помимо прочих обязанностей, Лори присматривала за Чивасом, псом Саймона. Лори вечно пыталась приучить Чиваса носить крошечный походный рюкзачок, чтобы он мог таскать в нем бутылку воды, когда она его выгуливает. Когда они возвращались, Лори по-турецки садилась на пол и, сощурившись, по часу проверяла шерсть Чиваса на наличие клещей с неусыпным вниманием на грани эротического.

«Это худший сезон в истории, – неоднократно отмечала Лори. – Клещи тут повсюду. Олени ими кишат».

Сейчас Чивас без умолку лаял на мужчину в форме, который сидел на корточках в траве, заправляя газовый гриль перед вечеринкой по случаю Дня труда. Когда пес запрыгнул ему на спину, мастер посмотрел на Лори в поисках спасения. Лори ничего не сказала.

Алекс увидела несколько ямок на лужайке, где Чивас охотился за сусликами. Саймон будет раздражен, хотя и обожает этого пса – не обращает внимания ни на его водянистые голубые глаза, ни на бледные наросты, украшающие его морду.

Она накинула большое пляжное полотенце на один из металлических стульев и вытащила его сушиться на солнце. Она чувствовала, что двигается с нормальной скоростью, занимается обычными вещами.

– Как пляж? – спросила Лори, едва подняв глаза.

Алекс сознавала, что до нее были и другие – другие молодые женщины с дорожными сумками и аккуратными, таящими надежды телами, другие девушки, которые в десять утра заходили на кухню выпить кофе, приготовленный для них кем-то еще, вытягивая из задниц хлопковые трусики и оглядываясь в поисках Саймона. Худые девушки в коротеньких сорочках, евшие йогурт стоя. Но Алекс уже продержалась дольше них, перешла в другой, более постоянный мир. Они призраки, а она настоящая. Алекс живет здесь, в шкафу висит ее одежда. Во всяком случае, висит до конца лета. И она неуязвима для мнения Лори.

– Отлично. – Алекс заставила себя улыбнуться и посмотреть Лори в глаза. Трудно сказать, насколько сильно Лори ее невзлюбила. – Вода идеальная.

Прежде чем окунуться в бассейн, она разминалась достаточно долго, чтобы ощутить на себе взгляд Лори. Чувствует ли Лори, что что-то не так?

Алекс нырнула в воду.

Бассейн был узкий, но длинный, идеально подходящий для заплывов, которыми Саймон ежедневно занимался с маниакальной сосредоточенностью. Он сказал Алекс, что так много тренируется, потому что, когда учился в бизнес-школе в Европе, растолстел от гамбургеров – это единственное, что он умел заказывать. С тех пор он зациклился на том, чтобы никогда больше не толстеть, потому вставал в шесть утра, чтобы позаниматься на тренажере, и преодолевал на нем расстояние, эквивалентное восьмидесяти лестничным пролетам, а затем лихорадочно плавал в бассейне взад-вперед до восхода солнца.

Даже при всех этих ранних утренних заплывах он был плохим пловцом и слишком привык к своей манере грести, чтобы переучиваться.

– Может, попробуешь вот так? – предложила Алекс в первый день своего пребывания здесь, показывая Саймону стиль, который уменьшил бы нагрузку на его проблемную спину. – Это снимает напряжение.

Саймон на несколько заплывов скорректировал технику, умерив свои бешеные усилия, но вскоре вернулся к прежнему стилю.

– Ты опять за свое, – сказала Алекс, подплывая к Саймону. – Давай я тебе покажу.

– Не надо, – отрывисто бросил Саймон и стряхнул ее руку.

Алекс заставила себя усмехнуться. Она села на ступеньки бассейна. Саймон продолжал плавать, вспенивая за собой воду. Сколько же лишней энергии он тратил. Саймон что-то сказал ей, но она сделала вид, что не услышала. Алекс сложила ладони ковшиком и ловила плавающие по поверхности воды листья и облетевшие цветки. Потом собрала мокрую кучку на бетоне у края бассейна и рассеянно выровняла ее. Итак, дополнительная информация, прими к сведению: не поправлять Саймона. Алекс вытащила из бассейна пчелу за пленчатое крыло и добавила ее к куче другой мертвечины.

Кто все это уберет? Кто-нибудь. Не она.

После нескольких быстрых кругов Алекс легла на воду. Сердце стучало в ушах. Она вдохнула на четыре счета, задержала дыхание на четыре счета, выдохнула на четыре счета. Прямо над головой было безоблачное небо, туго натянутая голубизна. По другую сторону шоссе находился аэропорт – в поле ее зрения описал дугу маленький самолет, снижая скорость для приземления.

Алекс однажды летала на вертолете, когда они с Саймоном добирались сюда. Шум был оглушительным, как в фильмах о войне, и это было странно: душераздирающий рокот сочетался со сказочным ощущением взлета. Была ночь, последний час перед закрытием аэропорта. Вертолет, казалось, летел необычайно низко, настолько низко, что она видела среди темной ряби деревьев освещенные бассейны, усеивающие ландшафт, островки синевы и зелени, парящие в темноте. Она все готовилась к крушению, как будто такая вопиющая необузданность заслуживала немедленного наказания.

Какой-то приглушенный звук, дурное предчувствие; Алекс открыла глаза и увидела затененную фигуру, стоящую у бассейна. Это была подбоченившаяся Лори.

– Что-что? – спросила Алекс.

– Я спросила, тебе что-нибудь нужно, пока я не уехала?

Спальня Саймона находилась в задней части дома, в конце длинного коридора. Внутри тихо, занавески задернуты, защищая от дневного света и жары. Кровать плотно заправлена. Всюду поразительная чистота, граничащая с извращением. Алекс хотелось броситься на эти идеальные простыни без единой складки, но она этого не сделала. Идеальные простыни, холодные комнаты – по отдельности все это были глупости, но вместе они убедительный суррогат жизни. Суррогат, в котором страданиям, казалось, не было места, а идея боли или несчастья начинала расплываться и утрачивать правдоподобие. И разве можно спорить с этим желанием защищенности? Ни одна проблема не была неразрешимой. Может ли она вообразить, что кривая будет вывозить все дальше вверх? Удача будет все прибывать и прибывать, мир вдруг откроется во всех направлениях, как коробочка с секретом, когда стенки падают и становится видно, что ограничений больше нет.

Даже ситуация с Домом могла показаться решаемой. Как будто она могла ее уладить.

Как? Она точно не знала.

Алекс успокоила себя, осматривая комнату и следя, как за занавесками качаются деревья. Она притворялась, что не замечает уведомлений о голосовых сообщениях. Она играла на телефоне в игру, в которой нужно было собрать бриллианты, прежде чем их успеет сожрать черная черепаха. Она продолжала играть, пока черепаха все же не проглотила все бриллианты.

«ВЫ ПРОИГРАЛИ», – замерцали слова на экране, и она бросила телефон на кровать.

Эта часть была умиротворяющей: сборы. Конкретные действия, знакомая последовательность шагов. За годы Алекс поднаторела в этой церемонии подготовки.

В тот вечер она не торопилась, погружаясь в транс. Ванная наполнилась паром, рулоны туалетной бумаги пошли волнами от влажности. Благодаря ее тщательным усилиям день казался все более далеким. Алекс смотрела в зеркало так долго, что ее лицо тоже стало абстрактным, просто светотенью.

Она нанесла пальцами горошинки тональника на лоб, под глаза и вдоль подбородка. Быстро поработала влажным спонжем, чтобы распределить крем и скрыть недостатки. Затем ей пришлось вернуть себя к жизни: румяна, перламутровый хайлайтер под надбровные дуги. Она затемнила брови короткими штрихами – короткие штрихи смотрятся более естественно. Поймала свой взгляд в зеркале, осторожно смыкая щипцы для завивки ресниц.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать раз.

Как и многие другие девушки, Алекс быстро поняла, что недостаточно эффектна для работы моделью. Некоторым везло, и они понимали это прежде, чем станет слишком поздно. Но она была достаточно высокой и худой, поэтому люди часто считали ее красивее, чем она была на самом деле. Удачный фокус.

Жидковатые каштановые волосы до плеч. Короткие пальцы с грязными ногтями – как у девушки в этом веке могут быть такие грязные ногти? Добавить в список:

Следи за чистотой ногтей.

Сохраняй дыхание свежим.

Не оставляй потеки зубной пасты в раковине.

Она побрила подмышки, проводя бритвой крест-накрест. Затем снова прошлась по коже, морщась от скребущего ощущения. Когда закончила, кожа стала гладкой и слегка покалывала в поцарапанных местах. Волосы были почти грязными – еще один день, и придется их помыть, но на сегодня сойдет, если зачесать назад. Саймону не нравилось, когда пряди падали ей на глаза, и она смазала их стайлингом, чтобы лежали гладко и не выбивались.

– А вот и она, – сказал Саймон, входя в спальню. Его вид подействовал на нее, как тонизирующее средство – вот она, жизнь Алекс. Как ни в чем не бывало.

Закончив работать, Саймон всегда казался немного потерянным. Он рассеянно похлопывал себя по карману рубашки в поисках телефона.

– Ух ты. – Саймон, как обычно, оглядел ее с ног до головы, его мимика была гротескной, как в фарсе, он напоминал мультяшного волка в костюме. – Отличное платье. У тебя отличный вкус.

Это платье купил ей Саймон.

Большую часть одежды, которая теперь была у Алекс, купил Саймон, названия брендов будто сошли со страниц словаря иностранных слов. Ее старые вещи, которые она оставила в квартире, почти сплошь были ширпотребом. Они не стоили даже того, что можно было выручить за них, сдав в магазин подержанного барахла – платья с пятнами от дезодорантов, замшевые туфли на каблуках, которым она много раз меняла набойки. Алекс подозревала, что, подбирая для нее вещи сдержанных оттенков, Саймон пытался заставить ее выглядеть старше двадцати двух лет. Скромные льняные блузки, брюки, юбки чуть ниже колена, но при этом вся одежда была облегающей, подчеркивала талию и грудь. Это был просто более окольный способ добиться той же цели, более приемлемый, потому что он был не столь очевиден.

Серьги в ушах Алекс тоже были подарком, Саймон преподнес их ей в коробочке, вложенной в матерчатый мешочек, который лежал еще в одном мешочке, и процесс открывания всех этих многочисленных слоев упаковки растянулся невероятно. На что Саймон, возможно, и рассчитывал. Алекс не сказала «спасибо», этому ее научили другие девушки. Не благодари их, просто улыбайся и принимай то, что тебе дарят, так, как будто это тебе уже принадлежит.

– Какие красивые, – сказала Алекс, держа серьги на вытянутой ладони. – Просто восторг.

И самое странное, что эти серебряные капельки ей действительно понравились. Такие сережки она и сама могла бы выбрать для себя. Иногда ей казалось, что у них с Саймоном на самом деле что-то вроде любви.

– А коробку ты не оставишь? – спросил Саймон, и Алекс тут же спохватилась и, аккуратно сложив мешочек, заново намотала белую ленточку.

Саймон опустился на кровать, и Алекс присоединилась к нему, машинально положив руку ему на затылок. Она с силой помассировала его голову, а затем почесала кожу под его волосами. Слегка. Совсем слегка.

– Не останавливайся, – сказал Саймон.

Эти моменты были приятными – проводя ногтями по его голове, Алекс дарила ему нечто осязаемое. Саймон лежал с закрытыми глазами, положив голову ей на колени, как ребенок. Алекс разглядывала его сверху. Он был довольно красив. Он старался пить больше воды, а недавно завел привычку добавлять в свою металлическую бутылку с водой пакетики с грибным порошком. Алекс как-то попробовала глоток, вода показалась ей болотистой и дорогой на вкус.

– Ты хорошо пахнешь. – Глаза Саймона все еще были закрыты.

– Я приняла душ, – сказала она.

– Ты ездила на пляж?

– Да.

Алекс посильнее надавила пальцами на голову Саймона, не позволяя себе зацикливаться на том, что произошло после пляжа. Словно она не разбила машину и не натворила беды на сотни, а может, и тысячи долларов. Пусть запись начинается на пляжной парковке, дорога до дома проходит без происшествий, и ролик заканчивается тем, что Алекс паркует машину. Можно было бы рассказать Саймону об откатном течении. О моменте, когда она подумала, что не выплывет. Можно было бы рассказать ему о Доме. Но она этого не сделала.

– Волны были довольно высокие, – сказала Алекс. – Но было приятно.

– М-м-м. – С минуту Саймон молчал, позволяя Алекс массировать ему шею. – Может, тебе лучше надеть синее платье, – сказал он. – Сегодня вечером. На воде становится прохладно.

– Конечно, – непринужденно отозвалась Алекс.

Молчание.

«Нормально, – сказала она себе, – все нормально». Она боялась, что Саймон почувствует ее беспокойство. Но, разумеется, он не мог ничего почувствовать. Его глаза были закрыты. Алекс положила руку ему на промежность, одновременно наблюдая за ним. Рот Саймона машинально приоткрылся, веки потяжелели. Он открыл глаза, взглянул на Алекс, затем закрыл их. Он раздвинул ноги, потянул Алекс на пол за запястье. Как легко все это происходит.

Алекс опустилась на колени у кровати. Саймон лежал на спине. Сохраняя на лице выражение нежности, Алекс расстегнула его брюки. У него не сразу встал как следует; ее сознание затуманилось, а затем она вновь пришла в себя. Мысли скакали, цепляясь за всякие незначительности. Ветви деревьев, мелькающие за окном. Недавнее приобретение – картина над кроватью. Что случилось со старой? Ему так быстро все надоедало. Ей потом придется подправить макияж, хотя и нельзя показывать, что ей не все равно. Алекс почувствовала, как член Саймона набухает в ее руке. Она взглянула ему прямо в глаза – это вроде бы всем им нравилось. Ее платье, вероятно, испорчено, ну и ладно. Саймон хочет, чтобы она надела синее.

Движение на дорогах было затруднено даже в понедельник вечером, на главном шоссе пробки в обоих направлениях. Саймон вздохнул, перепробовав все радиостанции, затем пошел на второй круг. У Алекс дергалось колено, нервы сдавали. Она заставила себя прекратить.

«Все в порядке», – сказала себе Алекс.

Саймон не заметил, что бампер помят, а фара разбита. Или – это было бы лучше всего – заметил и просто промолчал. Возможно ли такое?

– Сегодня понедельник, откуда на побережье столько людей, – пробормотал Саймон. – Господи.

Движение с бесконечным торможением, выхлопные газы в воздухе. Саймон то и дело пытался заглянуть за передние машины, словно мог найти какой-то альтернативный маршрут, невидимый для всех остальных. Возможно, и мог – тут полно проселочных дорог, о которых не знают водители, перестраивающиеся из ряда в ряд, лишь бы выгадать хоть несколько минут.

– Что-то ты притихла, – сказал Саймон, не глядя на нее.

Алекс пожала плечами:

– Просто устала.

Алекс постаралась замедлить ход мыслей – пусть они ползут в темпе пробки. Пытаться подчиниться действию более мощных сил, мысленным помехам, которые возникают в пробках, было даже утешительно. Алекс ничего не могла сделать, чтобы как-то повлиять на этот момент, не было ни аспектов, которые она могла бы учесть, ни ходов, которые можно было бы предпринять. Она разгладила платье на бедрах.

На коленях у нее лежала сумочка из мягкой кожи табачного цвета, еще один подарок Саймона. К ней прилагался матерчатый мешок для хранения и специальная салфетка для полировки фурнитуры. Другие девушки научили ее, что сумки – единственное, что действительно можно перепродать. Ни один из других мужчин никогда не дарил ей ничего хорошего, только синтетическое белье слишком ярких цветов, унылые атласные шортики, дешевые чулки, от которых воняло химикатами. Они как будто получали садистское удовольствие, не подпуская ее к дорогим вещам. Алекс очень бережно относилась к сумочке и следила, чтобы та не потерлась. Впервые увидев изъян, нечаянную царапину от ногтя, она по-настоящему огорчилась.

Телефон лежал в сумочке, и, поерзав, она могла бы незаметно для Саймона проверить экран. Но почему ей вообще хочется проверить? Написать мог только Дом с очередным требованием Взять. Блядскую. Трубку. И вообще Саймон не любит, чтобы Алекс торчала в телефоне, когда они вместе. Он никогда этого не говорил, но Алекс чувствовала, что он наблюдает за ней, мысленно делая неодобрительные пометки. «Примерное поведение», – напомнила себе Алекс. И не притронулась к телефону.

Вечеринка проходила в доме женщины по имени Хелен. По дороге Саймон рассказал Алекс, что первый муж Хелен утонул. Ныряя с аквалангом или что-то в этом роде, он забыл. Один из тех странных несчастных случаев, жертвами которых становятся богачи, – слишком много людей поддерживают их в слишком хорошей форме, чтобы они могли умереть естественной смертью. Жизнь перестала быть опасной – кислородные баллоны, гормональные анализы и шприцы с витаминами группы В защищают от былых убийц.

Движение на дороге практически замерло.

Саймон выключил радио. Музыка, похоже, не доставляла ему никакого удовольствия, и Алекс нравилось, что он не притворялся, будто это не так. Молодым мужчинам непременно требовалось придавать всему какое-то значение, превращать выбор чего угодно, любое предпочтение в демонстрацию своей индивидуальности. В обществе сверстников, с которыми она встречалась, ей всегда становилось не по себе. Вероятность разоблачения была слишком велика. Гораздо лучше иметь буфер в виде разницы в поколениях, мужчины в годах не могли вписать Алекс в какой-либо понятный им контекст, не могли даже ненароком составить хотя бы отдаленное представление о ее истинном «я».

Алекс положила руку на колено Саймона. За окном едва-едва ползли дома и витрины магазинов, затем какой-то пустырь. Наверное, участок под строительство для тех, кто не прочь жить прямо на шоссе, среди всего этого шума. Впрочем, привыкнуть можно к чему угодно.

– Ох ты черт, – сказал Саймон. – Ну вот в чем проблема.

Транспортный поток огибал место аварии. На обочине валялся искореженный белый кабриолет, на дороге за ним наискосок стоял массивный джип. На бровке были припаркованы две полицейские машины с включенными фарами, но без сирен.

Не видно было ни погибших, ни раненых, только полицейский в оранжевом жилете регулировал движение.

Саймон присвистнул и почти остановился, чтобы посмотреть.

– Это все тот поворот налево. Он самый поганый.

– Может быть, никто не пострадал. – Голос Алекс звучал раздраженно, и она тут же постаралась смягчить его.

– Вряд ли. – Саймон мрачно покачал головой, однако Алекс уловила нотку возбуждения. – После такого не выживают.

Хотя Алекс понимала, что они едут на машине Саймона и что днем она всего лишь попала в мелкое ДТП, у нее почему-то внезапно возникло ощущение, что это она находилась в той белой машине. Что она погибла здесь, на шоссе. Глупая мысль, но она никак не могла от нее избавиться. Может, она сходит с ума? В то же время она знала, что не способна сойти с ума, а это даже хуже. Она почти завидовала своим знакомым из города, которые начисто свихнулись, унеслись в какой-то другой мир. Какое, наверное, облегчение – отключиться от реальности.