Бюттинг

Макс Ридд

Бюттинг

Бюттинг

Научно-фантастический рассказ

I. Новый мир

Глава 1

Родительское собрание уже перевалило за сорок минут, а Ирина Кирилловна, классный руководитель 7 «Б», всё ещё продолжала нахваливать успешных учеников. "Наши умницы", "наши отличники", "надежда школы и класса", "будущие медалисты" – у нее точно было заготовлено несколько сотен восторженных синонимов для детей, которые получают пятерки.

Аня сидела за третьей партой, сложив руки на парте, и чувствовала, как медленно, но неумолимо нарастает внутреннее напряжение. Сама поза – взрослая женщина, втиснутая за школьную парту – заставляла ее чувствовать себя снова ребенком. Беззащитным. Уязвимым. Оцениваемым.

В воздухе витали дорогие французские духи и едва уловимый аромат профессиональных средств по уходу – запахи частной школы "Петрополис", которые напоминали Ане о том, как далеко она от этого мира.

– Денис Иванов – наша звездочка, – учительница сияла, словно говорила о собственном ребёнке. – Олимпиада по математике, первое место в городе. А какие у него проекты по физике!

Мама Дениса Ольга принимала похвалы с видом королевы. Безупречный блонд явно стоил как месячная зарплата Ани, точеные скулы – результат работы лучших хирургов, фигура двадцатилетней при том, что ей за сорок. Весь облик кричал: "Зачем мучаться, если можно улучшить?" – её любимая мантра, которую она повторяла при каждом удобном случае.

Принцип близкий и самой Ане, но который она исповедует только на работу. В ее интерпретации принцип звучит: “Пользователь не должен страдать”. При этом на свою частную жизнь Аня его не распространяет. Она готова мучаться, проявлять упорство. Без труда, как говорится…

– А теперь о детях, – тон Ирины Кирилловны изменился – стал озабоченным и, как бы, снисходительным, – которым требуется больше внимания со стороны родителей…

Желудок Ани сжался. Она знала, что сейчас прозвучит.

– Вот, например, Тима Каменев. Прекрасный ребенок…

«Но? Давай сюда своё “но”», – хотела закричать Аня.

– Но, – продолжила Ирина Кирилловна, глядя прямо в глаза “нерадивой мамаше”, – у него серьёзные проблемы с математикой и физикой. Невнимательность, рассеянность, низкая мотивация.

По классу прошёл едва слышный шёпот. Родители других детей переглядывались – кто-то с сочувствием, кто-то с плохо скрываемым удовлетворением. Не мой ребёнок проблемный.

– Анна Викторовна, – лицо учительницы продемонстрировало внезапное озарение, – вы ведь работаете в IT? – эти две английские буквы она произнесла с пренебрежением. – Может быть, слишком увлечены карьерой?

Айти. Словно диагноз. Если ещё десять лет назад, когда она начинала свой карьерный путь, быть айтишником или выйти замуж за айтишника было самым заветным желанием, то сегодня, когда всех в отрасли заменили ИИ, айтишниками работают только самые ненормальные – “ИИдиоты”, как их называют женщины, вроде Ольги Ивановой.

Аня чувствовала себя белой вороной среди этих женщин, которые тратили время на салоны красоты, пока она создавала технологии будущего. И самое противное – хотелось оправдываться, объяснять разницу между написанием кода и разработкой нейроинтерфейсов.

– Я не в IT, – голос прозвучал тише, чем хотелось. – Я руковожу отделом нейротехнологий в АО "ЗАСЛОН".

Ирина Викторовна кивнула с тем же безразличием, с каким выслушала бы рассказ о работе в магазине. Для неё военные разработки и продажа белых футболок по акции имели одинаковую ценность.

– Понимаю. Но всё же, ребенку нужно больше внимания… Особенно сейчас, когда ИИ-системы всё больше заменяют живое общение. Дети теперь больше разговаривают с алгоритмами, чем с родителями.

Говорит, будто по учебнику.

– Возможно, вам следует сходить на собрание “Осмысленных Матерей”? – довершила учительница свою тираду.

Для Ани стало очевидным, что весь разговор сразу к этому шёл – заставить её одуматься, причаститься к принятым “женским ценностям”.

Не только Аня чувствовала себя белой вороной, но и все эти женщины, включая Ирину Кирилловну, воспринимали её как угрозу. “Успешная женщина, которая строит свою карьеру” – в 2035 году это звучит как оксюморон и архаизм одновременно. Именно из-за таких вот женщин, у которых только один ребёнок, скоро не станет нашей страны. Хотелось оправдываться: я просто не могу иметь больше, я бы хотела, но не полуается…

– Знаете, – вмешалась Ольга Иванова, поворачиваясь всем корпусом, чтобы продемонстрировать профиль, – у Дениса тоже были сложности в прошлом году. Особенно с этими ужасными ИИ-репетиторами. Они совершенно не понимают детскую психологию. Я тоже не доверяла "Осмысленным матерям", но там мне посоветовали "НейроФорс"… на всю жизнь благодарна! Мы уже три курса пропили, вышли на уровень "Бриллиант Плюс". Вот отсюда такие высокие результаты!

Название заставило Аню напрячься. "НейроФорс" – нейростимулятор, который производила дочерняя компания двух главных российских корпораций. На рынке всего год, но реклама у инфлюенсеров уже “проела мозг”.

Выходите на новый уровень. Станьте лучшей версией себя. Я принимала его всего три дня, но ощущения, что я как тот парень из "Областей тьмы” – всё понимаю.

– Результаты потрясающие, – продолжала Ольга. – За три месяца Денис вышел в лидеры класса. Сейчас участвует в областной олимпиаде. И никаких глупых ИИ-программ – препарат улучшает самого ребёнка.

– Это же химбиоза, – попыталась возразить Аня. – Воздействие на развивающийся мозг…

Слово химбиоза, происходящее от “химия” и “симбиоз”, лишь недавно вошло в обиход, но в научной среде уже били тревогу. Обычные потребители пока не понимали, чем они платят за интеграцию придуманных ИИ химических соединений в свой организм.

– Ничего подобного! – Ольга рассмеялась. – Это же не наркотики и не какой-то там искусственный интеллект в голове. Биодобавки на основе нейромедиаторов. Абсолютно безвредно. У нас половина знакомых детей принимает.

Половина. Аня посмотрела по сторонам – на лица других родителей. Некоторые кивали в знак согласия. Сколько детей в классе Тимофея уже "улучшены"? Треть? Половина?

– Мы в "ЗАСЛОН" не рекомендуем подобные препараты детям, – сказала она жёстче.

– Ну, вы же на военку работает, не так ли? – отмахнулась Ольга. – У вас там всё по-старому. Боитесь шпионов и всего нового. У вас там даже ИИ не используют до сих пор, наверное, да? А частная медицина давно ушла вперёд.

– Кстати, об ИИ, – вмешалась другая мать. – Говорят, китайцы уже создали системы, которые могут контролировать мысли через интернет. Лучше уж натуральные улучшения, чем риск взлома мозга.

И откуда только такие нелепые слухи до них долетают?

Собрание продолжилось, но Аня больше не слушала. В голове крутились цифры и прогнозы. Если половина детей в классе принимает стимуляторы, то через год их будет две трети. Через два – почти все. А Тимофей останется в меньшинстве "обычных", которые просто не смогут конкурировать.

– Анна Викторовна, если Тимофей не улучшит своих показателей, вам придется искать для него новую школу, – перешла на прямую угрозу Ирина Кирилловна, вероятно, заметив, что Аня ее больше не слушает. – Мой помощник уже выслал вам ссылку, чтобы вы записались в ОМ.

“ОСЛЫСМЕННЫЕ матери”, – мысленно передразнила название Аня.

– А мой помощник отправил вам ссылку на магазин “НейроФорса”, – вставила Ольга, – да, это официальный сайт, но у них там сейчас скидки для новых клиентов по рекомендации. И я у них золотой клиент, так что…

Разумеется, Аня попыталась сохранить лицо, поблагодарив всех, но, конечно же, переходить по ссылкам не собиралась. Её собственный ИИ-помощник сразу же удалил их.

Глава 2

Дома царила привычная вечерняя суета. Михаил разогревал ужин, бормоча что-то о сложном пациенте. Тимофей сидел в гостиной с игровой консолью – стрелялка, яркие вспышки, бесконечная череда убийств виртуальных противников.

– Как собрание? – спросил муж, не оборачиваясь от плиты.

– Отлично, – соврала Аня. – Тиму нужно подтянуть математику.

Тимофей даже не поднял глаз от экрана. Тринадцать лет, переходный возраст, когда весь мир кажется скучным по сравнению с виртуальными развлечениями.

– Тим, – позвала она. – Сколько времени ты сегодня потратил на домашнее задание?

– Минут двадцать, – ответил он, не отвлекаясь от игры.

– А на игры?

– Не знаю. Пару часов.

Два часа на бессмысленное убийство пикселей. Двадцать минут на будущее.

– Выключай консоль. Садись за уроки.

– Мам, я же всё сделал…

– Сделал? Сам? Наверняка же все задания написал Игорь? – Аня чувствовала, как накопившееся за день напряжение прорывается наружу. – Ты хотя бы фактчек сделал? Разобрался, что именно он там за тебя написали? Честно, если ты опять оставишь в тетрадке галюцирню, которую этот иишка выдаёт, я у тебя всю технику заберу… – Она просто уже не могла остановиться. Текст в ней как будто генерировался сам собой и воспроизводился. Она была просто ретранслятором. – Тебе бы только в игры играть. Совсем не думаешь о своём будущем!

Никогда Аня не думала, что превратится в такую мать, которая будет попрекать ребёнка, которому только-только стукнуло тринадцать, что он не думает о своём будущем.

Михаил обернулся с сковородкой в руках:

– Аня, что происходит?

– Происходит то, что наш сын деградирует! Другие дети изучают квантовую физику, а он убивает монстров!

– Ему тринадцать лет, – мягко сказал Михаил. – В его возрасте нормально играть.

– Не в нашем мире! – Аня развернулась к мужу. – Ты не понимаешь, что происходит. Половина детей в классе принимает нейростимуляторы. У них искусственное преимущество!

– И что ты предлагаешь? Тоже начать пичкать Тиму химбиозой?

– Да все скоро будут пичкать этим детей. Пока мы, как испуганные мыши, сидим и боимся нового. Понимаешь, я изучала, что пишут об этом препарате. Он отвечает за точечную стимуляцию участков мозга…

– Точечную, Ань? – Михаил поставил сковородку и подошёл ближе. – Да в мире не научились делать ракеты, которые бы всегда летели в нужную точку, а ты про мозг говоришь. Мы до сих пор не знаем, как функционирует мозг.

– И что? Главное это работает. Человечество не понимало, как рентген работает и ничего – пользовались! – Аня понимала, что сдаёт позиции и уже просто сыпала случайными фактами из головы.

– “И что?” – спрашиваешь? – удивился Михаил. – Этот самый Рентген умер от излучения!

Аня почувствовала, как дрожат руки. Она явно проигрывала спор, не способная донести всех своих переживаний до мужа.

– Миш, ты не видишь картину целиком. Мы живём в эпоху дополненных людей. Те, кто не адаптируется, останутся за бортом, – проговорила она уставшим голосом сдавшегося человека.

– Мечтаешь, чтобы твой сын был похож на Лёву с Соней? – тихо спросил Михаил.

И это был удар ниже пояса. Аня замолчала.

Дети её близкой подруги, которая теперь сидела в тюрьме, были болезненной темой в их семье. Аня входила в состав опекунского совета, поэтому время от времени они были и её детьми тоже. Михаил же относился к ним с настороженностью, как будто те были не вполне людьми.

– Ты знаешь, что генная модификация по-прежнему запрещена, – наконец ответила Аня. – И нашему сыну это не грозит.

– А если бы её разрешили? – продолжал настаивать Михаил. – Не ты ли говорила, что Соня с Лёвой – живое доказательство того, что это неизбежно?

– Да, я так говорила, – согласилась она. – Но не потому, что мне хочется, чтобы так было. Я просто констатирую факт.

– Наташа рисковала жизнью своих детей. Она не знала наверняка, что генная модификация не будет иметь последствий. Готова ли ты так же рискнуть жизнью своего сына, вкалывая ему непонятную химбиозу?

Конечно же, Аня была не готова. Она не доверяла корпорациям, которые производили “НейроФорс”. Но всё же…

– Я готова дать ему шанс, – тихо сказала Аня.

Тимофей в огромных наушниках на голове даже не заметил этой перепалки между родителями. Он продолжал наблюдать за тем, как его ИИ-помощник Игорь управляет человечком на экране консоли. Как тот крошит врагов и “качает экспу” для Тимы. Завтра он будет гордиться тем, как натренировал своего помощника.

Глава 3

Лаборатория АО "ЗАСЛОН" размещалась в стеклянном здании на окраине Петербурга. Здесь разрабатывались технологии будущего – нейроинтерфейсы для военных, восстановительные системы для жертв черепно-мозговых травм, экспериментальные методы лечения разного вида психологических болезней.

Аня приехала на работу раньше обычного. Ей нужно было проверить последние результаты испытаний "СинапсПро" – системы, над которой они работали уже три года.

Сергей Васильев, руководитель службы разработки и её заместитель, сидел за компьютером, изучая данные последних тестов.

– Как наши добровольцы? – спросила Аня, наливая кофе.

– Потрясающие результаты, – ответил он, не отрываясь от экрана. – Военнослужащий номер семь показал улучшение реакции на 65%, концентрации внимания на 80%. После травмы головы он еле ходил, а теперь превосходит нормальные показатели.

Аня подошла к монитору. Графики показывали динамику восстановления – красивые восходящие кривые, демонстрирующие возврат утраченных функций и их улучшение.

– А побочные эффекты?

– Минимальные. Головные боли в первые дни, небольшие нарушения сна. Один жаловался на "эмоциональную отстранённость", но психологи считают это нормальной реакцией на улучшение когнитивных функций.

Эмоциональная отстранённость. Аня знала этот эффект по отчётам других лабораторий. Когда мозг начинает работать более эффективно, эмоции отходят на второй план. Логика побеждает чувства.

– А защита от внешнего воздействия? – спросила Аня. – Военные требуют гарантий, что систему нельзя взломать.

– Полная изоляция, – заверил Сергей. – "СинапсПро" работает автономно. Никаких внешних подключений, никакого интернета. В отличие от китайских разработок.

– Что с китайскими?

– По разведданным, их нейроимпланты подключены к центральным серверам. ИИ может удалённо управлять носителями. – Сергей понизил голос. – Представляешь? Армия солдат, которых контролирует искусственный интеллект в Пекине.

Аня почувствовала холодок. Она слышала подобные слухи, но считала их паранойей.

– Это подтверждено?

– Частично. Во всяком случае, наше командование требует, чтобы "СинапсПро" был полностью защищён от любого ИИ-вмешательства. Поэтому мы используем биологические протоколы вместо цифровых.

– Слушай, – Аня решила сменить тему, потому что от этого китайского киберпанка у неё на затылке вздымались волосы, отчего хотелось бросить свою затею прямо сейчас, – ко мне тут приходили из пиар-отдела, у них очередная конференция для привлечения свежих мозгов.

Аня придумала эту байку, пока ехала на работу. На самом деле, это не совсем байка, пиар служба АО "ЗАСЛОН" действительно собирала достижения по наработкам, чтобы делать пресрелизы, "сливы" в прессу и вот для таких вот конференций. В современном мире, если ты не в медиа, то тебя не существует, а значит тебе не выделяют денег, у тебя нет притока свежих кадров, и твоя компания обречена на вымирание.

– Им нужно больше информации о наших наработках, – продолжала она. – Хочу свериться с тобой.

– Да-да, валяй, – сказал Сергей, уже переключающийся на привычную работу. Все эти корпоративные дела его мало интересовали. Его невнимательность была Ане на руку.

– Сколько времени занимает имплантация? Меньше часа же, да?

– Ещё быстрее. Мы научились делать всё очень оперативно. Анастезия, надрез, дырка в черепе и установка – всё вместе это занимает чуть больше сорока минут. Текущий рекорд – сорок две минуты.

– Какая точность, – восхитилось Аня, – приятно работать с таким профессионалом.

Сергей просто отмолчался – он никогда не умеел реагировать на комприменты. Но Аня-то знает, ты они ему приятны.

– Сколько времени требуется для полной интеграции нейроинтерфейса для текущего прототипа? Шесть недель?

– Около месяца, – Сергею нравится чувствовать лёгкое умственное превосходство над Аней. Так пусть чувствует, хоть та и прекрасно знает о реальных сроках интеграции. – Выборка у нас небольшая, но текущие добровольцы в возрасте от двадцати одного до сорока четырёх лет показывают примерно одинаковую динамику. Первые результаты уже через два-три дня, затем экспоненциальный рост, который к концу первого месяца выходят на плато с небольшим коэффициентом роста.

– Ага, Дэн, ты всё фиксируешь? – сверилась она со своим ИИ, встроенным в дужку очков.

– Фиксация полная, – подтвердил помощник.

– Хорошо, Сергей, а если бы мы решили выйти в коммерческую плоскость? Допустим, предлагать процедуру установки нейроинтерфейса для школьников.

– Для школьников? – Сергей поднял глаза от монитора. – Ты серьёзно?

– Ты же слышал наверняка про "НейроФорс"? Корцпорация "ЯВь" пиарит этот препарат как сумасшедшие. У моего сына половина класса его уже принимает.

– Но там же чёрт-те что намешано! Да, сейчас они гении, но что там будет через пару лет?

– Я тоже так думаю, – согласилась Аня, – поэтому я и полагаю, что всем этим жертвам химбиозы скоро придётся вставлять наши нейроинтерфейсы.

– Боже, в каком мире мы живём? – голос Сергея стал слабым, как будто он больше не хотел говорить.

– В прекрасном новом мире, как говорится, – Аня позволила себе немного пессимизма, чтобы подержать Сергея. Затем продолжила: – И всё же, что ты думаешь по поводу внедрения "СинапсПро" детишкам?

– Да всё это реально. Там результаты будут ещё более выдающимися, думаю. У детей же только создаются нейронные связи, так что экспоненциальный рост всех показателей будет длиться месяцы, – в голове главы её группы инженеров это звучало явно гораздо значительнее, чем могло показаться неискушенному слушателю, и Аня понимала почему.

"Месяцы экспоненциального роста когнитивных способностей" с языка учёных переводится как "по итогу мы получим сверхчеловека на минималках, а то и полноценного Übermensch Ницше".

– Мы не ставили эксперименты, так что пока сложно оценить, – подтвердил мысль Сергей. Для него, человека в высшей степени разумного, добившегося высот в своих знаниях, понимание, что с помощью его технологий можно будет получать людей в разы умнее его самого, явно внушало отчаяние. Он окажется на обочине магистрали знаний.

– А ты бы хотел поставить такой эксперимент? – Аня закинула удочку. Удастся ли поймать "золотую рыбку", которая поможет ей исполнить задуманное.

– Нет, конечно же, нет. Экспериментировать с детьми? Я же не какой-то фашист!

На самом деле в нём говорит страх. Аня это понимала.

– Разумеется, нет. Как по-твоему, сколько вермени нам ещё потребуется, чтобы процедура стала коммерческой?

– Надеюсь, не на моём веку, – пробубнил учёный.

– Погоди, я всё поинмаю, но по моим прикидкам это года три. Почему ты думаешь иначе?

– Три? – Сергей поднял глаза. В них читалась насмешка. – Этические комитеты очень щепетильны в вопросах модификации мозга. Плюс эти истерики насчёт искусственного интеллекта – людям кажется, что любая умная система попытается их поработить. Не-ет, никакими тремя годами тут точно не пахнет. Ты разве не знаешь, что у нас уже целый выводок технологий, которые мы внедряем вместе с военным министерством, но обычные люди о них и не слышали?!

Аня знала. Она Сергея в свою команду привлекла из одного такого проекта.

– Да знаю-знаю, но пиарщики мечтают о такой информационной бомбе – название АО "ЗАСЛОН" давно уже не гремело в СМИ.

– Пусть идут в…

– Ладно, давай без таких заявлений. А то ты знаешь, какие пиарщики злопамятные.

О да, Сергей знал. Тот проект, откуда Аня его вытащила, мог стать кладбищем карьеры всех его участников. Да он и стал таковым для большинства. Одного только Сергея Аня и спасла – билась за него на всех внутренних обсуждениях.

И всё из-за одного короткого видео, которое слил обозлённый уволенный пиарщик.

– А покажи мне, как происходит процедура имплантации и на этом закончим.

– Тебе точно всё это нужно для пиарщиков?

«Конечно же, нет, Сергей. Но ты и сам знаешь, что чтобы я тебе ни ответила, ты всё равно будешь со мной до конца».

Аня не стала ничего говорить вслух. Просто пальцем указала на ИИ-хирурга, который стоял у них в кабинете.

Сергей понял всё без слов и пошёл показывать процесс на манекене. ИИ-помощник Ани вёл видеофиксацию.

Глава 4

Колония общего режима располагалась в двух часах езды от города. Аня ездила туда раз в месяц в рамках своих обязанностей члена опекунской комиссии. Всегда в сопровождении двух восьмилетних гениев Лёвы и Сони.

– Мы когда-нибудь будем видеть маму чаще? – спросила Соня, глядя в окно на унылый пейзаж, пока они ехали в машине.

– Сложно сказать. Пока что тридцатиминутные встречи раз в месяц – всё, чего смог добиться адвокат мамы, – проговорила Аня.

– Это неприятно. Почему они с нами так поступают? Что мы можем сделать, чтобы исправить ситуацию? – слова очень взрослые, но даже если бы Аня не знала, кто их произносит, она поняла бы, что ребёнок. У детей всегда всё крутится вокруг них – они причина всего.

С другой стороны – что если это именно дети правильно понимают, как устроен мир. И это взрослые – поломанные дети? Жить так, будто мир вращается вокруг тебя – не самый ли это правильный путь?

– Соня, эти ограничения – они не против вас… – она старался подобрать слова правильно. – Они против вашей мамы. Она не должна была делать… – Аня не понимала, как закончить эту фразу. Каждый раз, когда речь заходила о сути преступления Наташи, она упиралась в тупик. По сути, то, что она не должна была делать, сейчас сидит рядом с ней. Как можно сказать другому человеку, что его жизнь – это преступление?

– Не переживай, Аня, мы знаем, что она здесь из-за нас, – включился в беседу Лёва, который сидел на заднем сиденье и до этого листал книгу по астрофизике, будто бы в поисках картинок, но Аня-то знала, что он так читает – быстро перелистывая, после чего возвращаясь назад и снова перелистывая. – Мы просто заметили, что некоторые люди из правительства страны пытаются войти к нам в доверие. Вот мы с Соней и подумали, что могли бы что-то сделать, чтобы маму освободили.

– Ничего себе, – ответила Аня. – Похоже, кто-то из комиссии ведет себя не по правилам. Никто из правительства не должен с вами общаться в принципе.

– И всё же это происходит, – вернулась в диалог Соня. – Мы хотели попросить у тебя совета, Аня. Если не брать аспект, что правильно, что неправильно. Как на твой взгляд, что могло бы помочь нашей маме выйти из тюрьмы? И И помочь нам перестать плакать…

Сердце Ани болезненно сжалось. Истерики близнецов уже стали притчей в языцех среди опекунского совета. Она сама не раз наблюдала, как их обычно спокойные лица вдруг искажаются в гримасе боли, после чего оба, как по команде, начинают рывать и звать маму. Кто-то из врачей говорит, что всё дело в их лимбической системе. Если у близнецов есть цель, есть объект изучения и так далее, то им некогда эмоционировать, но стоит им отвлечься, как мозг подаёт сигналы о нехватке материнского тепла. Или что-то в этом духе. Рубильник просто переключается на "слёзы", после чего успокоить детей бывает сложно. Хотя в последний год это случается всё реже – похоже они наконец научились лучше управлять эмоциями.