Волшебная семья Хамамото и их инопланетная невестка

Мир немного померцал, пока Шурш не отсоединился. Оставаться он не захотел, утек спать, а я осталась и осторожно потыкала пальцем парня в щеку. Хотя подожди, я же знаю его имя.

– Ник, Ни-и-ик, – потрясла его за плечи, а у него голова грустно покачалась вперд-назад. Эй, эй, не умирай! Мы же Тейтаро отогнали, такое не каждому под силу!

Я потрясла его сильнее – без результата, прижалась ухом к груди, чтобы почувствовать пульс, и надо же было ему вот прям вот в этот конкретный момент проснуться, резко сесть, глотая ртом воздух, да так, что я и скатилась ему на колени. Щеки обдало жаром от румянца, какая нехорошая поза, еще подумает, что я извращенка и уснула на нем, пока он был в отключке. Так что я поскорее выпрямилась и огляделась в поисках нашего единственного средства общения. Поисковика нигде не было. И маячок, который Цынь заставил меня надеть, не реагировал.

Во… вода, точно. Все мое оборудование промокло, а что-то вообще утонуло. Великие звезды, и почему я такая неудачница! Э? Меня обнимают? Что это еще за уси-пусичность? Он за кого меня принимает? Оттолкнула Ника, а он ударился головой и спиной о камень и снова прилег на песочек. Я потрогала его голову, но ни трещин, ни крови не обнаружила, и решила тоже прилечь (чтобы выглядело будто мы просто загораем, а не отсыпаемся после сражения с мифическим для этой планеты существом).

Была у меня задняя мысль: подключиться к инфополю и скачать язык. Но сколько это времени займет? Не нападет ли дядька Тей-Тей снова? Вопрос, на которые у меня не было ответов, едва вспыхнули в голове, но я уже уходила к Озерам снов.

Если подумать, то как же много терминов мне придется Нику объяснять, и его историю очень хотелось бы послушать. Может, в ответ на рассказ, что такое лей-линии, он скажет, откуда у него крылья.

***

Я бы соврала, если бы сказала, что просыпаться в полицейском участке для меня внезапное и неожиданное, ни разу в жизни до этого дня не происходящее событие. Была там, делала… всякое. Хэй, мне шестнадцать, если по-земному считать, а росла-то я совсем не на маленькой планетке третьего уровня. Но камера мне понравилась, тепло и сухо, и окошко есть, и свет горит, вот только кто-то зачем-то меня обул. Я побыстрее скинула носки к параше. Пусть бетон холодный, но лучше чувствовать хоть что-то, чем ослепнуть (в другом смысле, на самом деле у меня есть глаза и я вижу через них).

Интересно, где Ник?

Я прищурилась и прижалась лицом к решетке, силясь рассмотреть постеры на противоположной стороне. Ха, удачно! Языковой пакет скачался и я не только смогла прочитать, но и произнести написанное, и, по ощущениям, произношение лишь немного отличалось от местных. Скажу, что из метрополии, если будут спрашивать.

Я прошлась по камере, десять шагов в ширину, двенадцать в длину, есть койка, туалет, окно и дверь из металлических балок. Лучше, чем на Оумуамуа, там сразу в камень закатывают – и так до суда. А за что меня, кстати, привели на этот раз? Быть не может, что Тей-Тей здесь считается исчезающим животным и его нельзя было грызть, даже люди не настолько сумасшедшие.

– Она не разговаривает, иностранка, – послышался голос Ника. Я увидела тени на полу, а через пару секунд и моего, то есть… в общем Ника и полицейского. На любой планете, ты копа узнаешь с первого взгляда (особенно в участке и в форме), уж не знаю почему звезды, погоны и сумрачное выражение лица стало всекосмическим для полицейских, но поверьте мне от Денеб до Эарендель все они одинаковые.

Молча смотрела, пока они приближались. А полицай-то неплох, сложен приятно, глазки черные, ресницы пушистые, так и тянуло потрогать. Татуировки на руке на хватало для завершения образа “вчера был в мафии, сегодня страже закона”, но кто знает, что у него там под фирменной синей рубашкой. А Ник все равно покрасивее – он и выше, и красная прядь есть, и крылья, пусть и спрятанные – таинственный парень. И он меня спас, не побоялся против Тейтаро выступить.

– Good evening young lady, – произнес мужчина на другом языке, чем Ников. Они издеваются? Сколько же языков на этой планете? – May I know what bring you to this town?

Я не поняла ни слова.

– She’s not an american, – полицейский наклонился к Нику и что-то ему сказал.

– Может, француженка?

– Êtes-vous plus à l'aise pour parler cette langue, mademoiselle?

Подожди-подожди, это уже третий язык? Нет, я знала, что планета третьего уровня, но чтобы настолько, что не было бы универсального для всех стран языка? И как называется, тот, что я скачала тогда?

– Простите, – я улыбнулась, старательно держа зубы скрытыми под губами, чтобы не выглядеть опасной, – я понимаю вас на этом языке.

Полицейский немного расслабился и закатил глаза:

– Из Киото.

– Уверен? – переспросил Ник, создав забавную комбинацию из бровей, в которой одна бровь шла вверх, а вторая вниз. – Она раньше не говорила.

– Стеснялась, – сказала я, немного раздражаясь, что обо мне говорят в третьем лице в моем же присуствии. – А почему я в тюрьме? Я ничего не нарушала.

– Прилив начинался, а это ближайшее здание, – легко объяснил полицейский. – Я – офицер Мамору, могу ли чем-нибудь тебе помочь? Ник говорил, ты потерялась?

– Да… – я вздохнула и посмотрела на пол, – меня ограбили в поезде, ни документов, ни денег, только телефон остался, да и тот утонул в океане.

– Ты можешь позвонить родителям из телефона в моем офисе, – улыбнулся офицер Мамору.

– Не могу, – покачала я головой, все так же рассматривая неровности линолеума, – сирота.

– Ох, мне очень жаль.

– Вы не знали, – я пожала плечами и посмотрела теперь на него.

И мы все замолчали в неловкости перед моей историей прикрытия. Птичка пролетела мимо, каркая.

Глава 3

– Воспитанников осталось мало, у нас вообще в городе немного человек, – болтала женщина с косой три раза оплетающей ее голову. Мы сидели на лавочке перед белым одноэтажным домом с синей дверью, меня сюда офицер Мамору привел, я так и не успела словом с Ником перемолвиться.

– Угум, мало, – кивала я.

– Хидзаши Йокуширо, Нагано Момо и Като Като, всего трое, – улыбнулась она, – и я, Такахиро Арису, а теперь и ты с нами. Будем жить как маленькая семья. Ты только учись хорошо, не позорь господина Мамору, он за тебя поручился.

Я пообещала хорошо учиться и опекунша довела до комнаты, показала, где взять сменную одежду, где ванная, где сарай с инструментами, по какой дороге лучше всего до полей идти. Этот приют существовал на доходы от продажи клубники, странно, что меня так легко приняли. Странный тихий маленький городок.

Комната меня не особо заинтересовала, да и что тут могло бы быть, внезапный портал к мертвой звезде? Испуганная этой мыслью я проверила шкаф и под кроватью, а то мало ли что. Но пусто. Сходила и постояла немного под душем, не уверенная, что эта вода сможет вымыть мои волосы, но оказалось, люди уже изобрели шампунь (а до общего языка не додумались, чудные), мыло и даже странную полупрозрачную штуку, которая пенится и пахнет как искусственный лес. Мыло на вкус оказалось невкусным.

Слава штанам! Наконец-то я смогла одеться так, чтобы ничто не колыхалось вокруг тела, и все было гладеньким и обтягивающим… хотя джинсовая ткань все-таки немного жестковата на мой вкус, и пояс в живот впивается, но уж лучше так, чем мокрая юбка.

Мыслей было много, переживаний еще больше, сожалений – горстка и любопытства пять грамм. Но я не стала рыскать по дому, не стала искать других воспитанников, даже не убежала, теряя пятки, на встречу вопросам, ответам и еще большему количеству вопросов (кодовое имя: Ник), а просто легла на кровать. Мягко, пахнет свежестью и клубникой, наверное, к концу поисков я вся пропахну этой ягодой.

И как мне теперь искать принцессу, если у меня ничего не осталось? Я даже не знаю, как она выглядит, ее генетический материал (волос) был использован поисковиком для определения местоположения, и то этого хватило только для того, чтобы определить вид, и теперь утерян. Что мне делать?

Я выгнулась и посмотрела на небо, слишком цветное на мой вкус – ну, кому бы понравилось все время смотреть на сгенерированный голубой цвет вот этого оттенка. Прошла пару минут и медленно от одного края окна к другому прокатилось облако и я нахмурилась, вспоминая, что небо на этой планете не проецируют, оно настоящее. Странно это. Неужели оно такое и должно быть. Ой. А теперь потемнее стало. Это нормально? Деревья странные, фрактальность их ветвей прям режет глаза.

Я же не затворница, да? Я могу выйти и снова посмотреть на океан, полежать в волнах, или вообще вернуться на тот заброшенный чердак к Шуршу, хотя теперь, так как власть знает, что я здесь, это будет немного сложновато.

Мои мысли снова вернулись к Нику. Разве может человек внезапно отрастить крылья, а потом потерять их, да и одежда требует снимания, потом одевания, это не моментальный процесс. Вспомнилось, что у него был браслет на лодыжке, и я видела его, пока была в синхронизации с шуршанчиком. Значит, картинка осталась четче. Шурш открыл один глаз – и доступ к последним воспоминаниям. Да, у меня было это цаарапющее чувство под макушкой, что я уже где-то видела такой рисунок.

В комнату стоял стол с настольной лампой, с стулом перед ним, так что я поискала бумагу и нашла в тумбочке под столом. Зарисовала браслет и поднесла его к окну, чтобы свет лучше падал. Вот что такое браслет – зацикленная полоска материи, иногда украшенная дополнительными элементами – к чему это я, все знают, что такое браслеты. Так вот у Ника он был в форме ленты Мебиуса и можно было прочитать надпись.

Ꙫµ৻⫍⫙ ⫍∅⨆Σ⫯⫽⨙⫙µ ◤ԅ∅৻

Откуда на Земле эта безделушка с угрожающей фразой на стандартном языке № 3? Или кто-то из миссионеров прилетал, или это дело рук принцессы. Я почти на сто процентов уверенна, что Ник не является принцессой, не считая того, что он парень, он слишком молод. Принцессе должно быть около тридцати-сорока земных оборотов вокруг солнца, она спасла наш мир давным-давно, я тогда еще не родилась. Может он знает о ней.

Или, что случалось чаще, избранная вернулась домой, превратила свое путешествие в популярную книгу и теперь раздает крупицы нашей культуры как забавный мерч.

Если я найду жезл сноходца, я буду так зла!

Остаток дня я провела рассматривая меняющееся небо, все еще сложно поверить, что это не голлограмма. Но Земля странная, впрочем любая планета иномирцу покажется непривычной. Наконец, оно перестало быть этого восхитительного и напрягающего синего цвета и потемнело, звезды высыпали, как соленые крупинки на шелковую скатерть, луна маленькой белой каплей поднялась. В такие моменты особенно сильно понимаешь, как же далеко ты от дома, и пульсар с ней, с луной, но другое количество звезд, другой тип свечения, по-другому повернутые созведия. Я уверенна, они неправильно, по-человечески их назвали. Чем они нарекли мое созведие? Для меня-то это Трость Аморилии.

Пора перестать ныть (или еще пять минуточек). Но я не успела войти в новую спираль тревожных мыслей, как Шурш толкнул в мозжечок и я рухнула в очередь перед стойкой регистрации на сны. Не мог что ли, сразу в защищенную зоны вытянуть?

Серебристые стены зоны вылета немного искривили, вытянули мое отражение, а может я всегда была такой дылдой, я редко в зеркала смотрелась. Классическая одежда сноходца: белое платье-штаны без рукавов, рукава отдельно, на крепкой резинке, они спускались от локтя до средней фаланги, можно было просунуть большой палец, но я обычно оставляла их болтаться; и белые зонтик, прикрепленный к поясу. Завязала волосы косынкой и огляделась. Знакомых не было, только с десяток орков с Андромеды (похоже на школьную поездку). И где носит Шурша?

Он упал мне на плечи, да так, что я чуть не пропахала носом плиточный пол.

– Давно не виделись, зараза, – я вывернулась из его медвежьих объятий и обняла по-сидовски (тоже сильно и крепко, только мои руки сверху легли). Шурш урчал и терся большущей головой о мое плечо. Его шерсть цвета горячего шоколада с корицей был немного жестковата на кончиках, зато подшерсток мягкий, как облако.

Я бупнула его и улыбнулась – во-первых, холодный мокрый нос это хороший знак здоровго шуршанчика, а во-вторых он каждый раз такой прикольный урчащий звук издавал, и… нет-нет-нет, только не облизывай…

– Шурш! Фу. Вот, фу и все, что за телячьи нежности?

Он урчал и лез обниматься, словно нас разделяла пара световых лет и мы только-только встретились. Или словно он испугался. Да, столько всего случилось, что я позабыла, что мы с Ником и Шуршем отразили атаку Тейтаро.

Мой несчастный шуршанчик дрожал, так что я свистнула, предлагая ему сменить форму и он в виде пушистогой шарика спрятался у меня за пазухой. И я пыталась его погладить до успокоения, пока проходила регистрацию для просмотра сна, пока ждала открытия врат, пока прогружалась обстановка.

С того момента как мы стали путешествовать вместе (а без шуршанчика ты дальше своей системы не вылетишь), я совсем разленилась, но сегодня поднапряглась и создала маленький мир снов. И он оказался вдохновленным земным пляжем и клубничной фермой при приюте – в основном песок и океан, только вместо камней большущие сочные ягоды. Некоторые клубнички остались зелеными, можно было присесть.

Солнышко пригревало, волны тихо шуршалии и Шурш стал приходить в себя, он зевнул, раскрыв ужасно зубастую пасть, и стек пушистой змейкой на землю. Вернулся к своей обычной форме и положил лапу мне на колено, передавая напрямую мысли. Странно. В мире снов, а я особенно приплатила за конфиденциальность, он мог говорить вслух, зачем использовать телепатию.

– Этот парнишка носит Звезду.

Ха. Теперь понятно, почему телепатия понадобилась. Это слово – триггер, даже просто написание выкидывало из сноцепции и обещало несколько неприятных дней под допросом и карантином. Шестнадцать лет никто не говорил о Звездах, с момента исчезновении принцессы ни слово, ни те, кто олицетворял его, не были нужны. Сейчас у нас, конечно, эта небольшая проблемка с трещиной и Пустотой, которая пытается немножко разрушить существующий порядок, но все равно никто не хочет о них вспоминать.

Звезды… это сложно. Я многого не знаю, но Шурш открыл статью из энциклопедии. Пришлось читать.

Итак, сто лет назад появились первые данные об аномалиях в ядре Лейтен Би, пятьдесят лет назад получилось составить несколько гипотез о происхождении этих аномалий, тридцать пять лет назад – лабораторию Перлак оттправили в карантин из-за прорыва дофотоновых гоблинов, двадцать лет назад Тейтаро проснулся и потопил половину мегаконтинента, и, наконец, восемнадцать лет назад появилась разумная, которая научила нас уничтожать мелкие порождения Пустоты, а потом и уничтожила самого дядьку Тей-Тея.

Как оказалось не до конца, но об этом потом.

Ее сила как раз и исходила из странного источника, которому Перлак дали название “Звезда”. С настоящей звездой его объединяло то, что давление было невероятно огромным, что и приводило к необычным реакциям. Только в отличие от водорода, Звезды сжигали в себе лей-линии. Они тянулись к Звездам, накручивались на них, как пряжа на веретено и горели. Полезная ли это штука? Да, если нужно выкинуть в Пустоту монстра-другого. И нет, если хочешь, чтобы на твоей планете не было проблем с проходом в мир снов и телекинетическими способностями у простых людей, которые просто присоединялись к лей-линиям, как телефоны к интернету.

Шестнадцать лет Перлак убирала последствия, и, когда начало казаться, что последняя глобальная проблема – это странные увлечения детей, телескоп на орбите обнаружил трещину между нашей вселенной и Пустотой. Ученые хорошенько исследовали принцессу, но секрет Звезды быстро стал тайной за семью замками. И если честно, мало кто хотел становиться новой Звездой, использовать лей-линии в открытую и так достаточно травматично, а уж стать “веретеном” для них почти смертельно.

– Ты уверен? – спросила я Шурша, он кивнул, смотря грустными глазами (тремя из пяти, остальные два косили на закат над океаном, не могу даже ругаться, вид красивый).

Итак, Ник – Звезда. Что это значит? Во-первых, все меньше странным кажется то, что он сразу напал на Тейтаро и смог успешно ему противостоять. Во-вторых, возможно, у всех землян есть Звезда или предрасположенность к развитию. В-третьих, мне нужно с ним поговорить, есть шанс, что он знает принцессу (если эта “звездность” редкое явление на этой планете).

– Или ты можешь забрать его, – мурлыкнул Шурш.

***

Я открыла глаза и взгляд натолкнулся на трещины в потолке. В комнате что-то изменилось, проморгавшись, я повернула голову, посмотрела вниз и, наконец, поняла, что кто-то привязал меня простынями к кровати. И этот кто-то сидел рядом. И пялился.

И почему у нее грудь больше, чем у меня?

И почему у нее глаза светятся в темноте, и как-то странно светятся, словно крупинки на ее радужке постоянно перемещаются и фосфорецируют?..

– Доброе утро?

– Тш-ш-ш, – она наклонилась, сверкая этими глазищами, и подоткнула мне одеяло, еще сильнее прижимая к кровати. – Ты плохо спишь.

– С вашего позволения, я отлично сплю, – справедливо возмутилась я, – никогда не ошибалась, никогда не просыпала. И что вы здесь делаете и почему со мной?

– Тебе снятся плохие сны, – она положила ладонь на мой лоб и еще сильнее вдавила меня в матрас, – я их отгоняю.

– Ты мне шею ломаешь, – прохрипела я, дергаясь и пинаясь, пытаясь выбраться из ловушки.

Что вообще не так с этими землянами?

Глава 4

Стол был слишком длинный. Прямоугольный, из темно-коричневого дерева, залитый лаком настолько щедро, что рисунок самого дерева сложно разобрать, он стоял посредине комнаты, а казалось, что кроме него ничего больше здесь нет. Оглушающе огромный стол. А ведь в столовой были окна, забавные бра в виде ракушек, украшенное мишурой зеленое растение в углу, и, наконец, мы – жители приюта. Но все затмевал стол.

Я оробела, увидев эту махину, так что шла к нему на цыпочках. Остальные трое воспитанников оказались более устойчивыми, синеволосый пацанчик хулиганского вида нес с собой гитару, пугающая девушка с не менее пугающими объемами (нет, Шурш, я не завидую) бросила на меня косой взгляд и села рядом с опекуншой, а последний – шатен, от которого пахло мылом и сигаретами, сел напротив госпожи Такахиро.

Обычно, по положеню за столом можно оценить, собственно, положение, статус. То есть вы хотите сказать, что приют держится на шатене и госпоже, девушка – охранница, а пацанчик – просто обычный человек, даже скорее… гость? И куда мне сесть? Я не хочу, подчеркиваю, не хочу бросать вызов “её” авторитету, мне не понравилось просыпаться связанной, но и совсем уж неудачницей показаться тоже не хочу (пусть будет секретом).

Госпожа Такахиро заметила мои метания и помахала рукой, приглашая сесть рядом. Я постаралась понезаметнее сглотнуть комок в гороле и, навесив на лицо самую невозмутимую маску, прошагала к ней. Эта девушка оказалась напротив. Даже при свете дня ее глаза все еще переливались.

Надо бы проверить ее с помощью Шурша, слишком странно. Слишком по звездному.

– Солнце встало и мы благословлены новым днем и новыми заботами, – чуть хрипловатым после сна голосом, сообщила госпожа Такахиро, – а так же восточным ветром к нашему порогу принесло несчастную душу.

У меня нет души, дамочка. Грубо.

Но я промолчала, делая вид, что внимательно и благовоспитанно слушаю.

– Прошу попривествуйте ее, – госпожа хлопнула в ладоши, – и представьтесь.

– Като Като, – поднял ладонь пацанчик, у него рядом с мизинцем был зеленый пластырь.

– Хидзашо Йокуширо, к вашим услугам, – сказал шатен, не отложив и на секунду столовый нож, которым разрезал кусок запеченной рыбы. Он меня ненавидит, да?

– Нагано Момо, – улыбнулась девушка, устроившая мне жестокую побудку, – но зови меня Момо. Мы ведь станем подружками!

– Сабрина, – кивнула я, потом заметила, что от нервов разорвала на кусочки уже третью салфетку и насильно положила ладони на стол. – Фамилии нет, вот. Меня обокрали в поезде и…

– Этого достаточно, – перебила меня госпожа, подняв руку. – По утрам никаких негативных новостей. Все могут приступать к завтраку, через сорок минут обсудим расписание на день.

Тишина легла тяжелым грузом на столовую, только стук приборов, да редкие слишком громкие звуки жевания разбивали ее, но, мне кажется, что только подчеркивали. Как же я устала, а ведь день едва начался.

После завтрака Като подошел к двухэтаэной тележке, стоявшей у входа и начал собирать посуду. У него совсем низкое положение в этой социальной группе, да? Проснулось любопытство, я ведь фактически в этнографической экспедиции, и поведение людей в среде их естественного обитания было немножко интересным. Хотя в общем-то очень похожим на то, как я росла. Все многоообразие вселенной было заключено в снежинках, социальные отношения углеродных форм все как под копирку. Может, Амолке предложить такую тему для исследования? Она любит находить подтверждения тому, что все разумные так или иначе из одного образца.

Мы прошли за госпожой, как утята за гусыней, в вестибюль. Здесь был большой ковер, так что комната не вызывала у меня особо положительные эмоции – представьте, после грязной улицы, в этих многосоставных сапогах, да по ковру… уж лучше босой ходить, о тряпочку пятки вытер – и почти чист. На большой белой доске Йокуширо начертил таблицу, сверху имена, слева дела – ух, как я не люблю такой способ разделения труда, все видно, легко становится стыдно, что не успеваешь за остальными или, наоборот, слишком быстро справляешься. Лучше через онлайн-таблицу или, по-стариковски, в журнале. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходишь.

Моими делами оказалась подрезка усов на клубнике, но на ферме все так или иначе работали, даже госпожа не отлынивала, а сверх того – приготовление ужина. Теоретически, я их не отравлю.

Странно. Как-то я слишком быстро прониклась этой идеей жизни в приюте, среди простых людей. Сегодня суббота, я на этой планете два лунных месяца, неужели, так сказать, диффузия произошла и этот мир понемногу проникает в меня? Вечером нужно обязательно помедетировать и причесать лей-линии. Не хочу я внезапно Звездой стать, я замуж хочу… когда-нибудь, а кто возьмет в жены неведому зверушку, которая еще и на полставки уничтожительница. Название профессии длиннее, чем я сама.

Момо упорхнула в прачечную, на ней лежали обязанности по приведению одежды в порядок. Като с госпожой уехали в центр города, за припасами. Получается, у нас с Йокуширо первая смена на грядках. Хорошая возможность опросить человека, вдруг он – еще одна Звезда.

К ферме мы шли молча. Не могу же вот так с бухты-барахты завести разговор с человеком, который наравне с госпожой управляет приютом, я ведь просто гостья или, если задержусь, подчиненная, или, если официально стану землянкой, воспитанница. Робея, поглядывала на невозмутимого парня. Он по виду кажется не старше Ника, а уже какой-то пост занимает. Интересно, Ник тоже? Он меня спас, так что фамильярность позволительна и даже ожидаема.

По небу снова ползли облака, за ними пряталось солнце, ветер легонько доносил запах океана и щедро – городской жизни. Тропинки были утоптанными, приятно пройтись, Йокуширо выдал мне стул, секатор и тележку для сорняков, от перчаток я отказалась, как представлю, как пот собирается под резиной, так тошнить начинает. Он ушел на один край грядки, я начала с другого.

Поговорить не получилось. Но ничего страшного, время еще есть.

Полоть грядки не сложно, усы клубники оказались просто длинными отростками. Знай, сиди себе, отрезай что попало. Солнышко греет, птички поют, ляпота, как говорится, душевная.

А меня раздирали странные мысли. Вот Йокуширо, он красивый или нет? Сидские мерки на него не положишь, но я и не знаю как людей по-людски оценивать. Ник посимпатичнее, он и разговаривал со мной, и помочь пытался, и спас, и вообще волосы красит – а значит, у нас с ним что-то общее есть, я ведь тоже крашенная. Йокуширо на Ника похож, как похожа дворняжка на овчарку – вроде собака есть собака, да и овчарок часто на улицы выкидывают, на какого песеля ни посмотри, сходство увидишь. Но что если для меня все люди на одно лицо?

Мне не нравятся зубы Йокуширо, они растут вразброс, а Нику я в рот не заглядывала, но что если такое для них нормально? И что тогда? Получается, что я нормально даже на внешность повестись не смогла, если мне какой-то элемент не понравился. А что если Йокуширо это взрослая версия Ника или, наоборот, младшая? И как мне тогда нашего сына растить, если у него такие зубы будут? Что-то меня занесло. Не известно же сочетаемы ли мы генетически, скорее всего нет.