Маркус

– По-моему, ты много фантазируешь.

– Точно тебе говорю, ей нравится.

С каждым выдыхаемым словом Марк всё решительнее сокращал расстояние между их лицами и, наконец, столкнул губами. Эля замерла, как изваяние, пойманная в ловушку наваждения. Осторожно разомкнула губы и пропустила между ними сначала его верхнюю, а затем и нижнюю. Отстранилась, смакуя окрыляющий момент, после чего обвила руками шею Марка и проделала всё то же самое, но уже с языком, мягко пробуя, чувствуя, наслаждаясь.

Давыдов вёл себя как истинный джентльмен. Не наглел, не распускал руки, но всё же заставил её начать задыхаться, когда бережно приобнял лицо и настойчиво переплел из языки.

Эля прервалась на глоток воздуха и ощутила, как внутри всё дрожит, будто плохо застывшее желе. Марк прильнул губами к её виску.

– Какая там у тебя оценка была по шкале легкомыслия? – задумчиво молвил он. – Тройка, вроде, да?

Она согласилась и переместила руки с его плеч на талию. Под мягкой тканью пуловера легко угадывались пружинистые мускулы. Эля попыталась воскресить в памяти то, как он выглядел вчера, повиснув вниз головой на перекладине, и поняла, что это плохая затея. Шкала тут же поползла вверх к критической отметке.

Они потратили ещё час на пустые разговоры и добрались до парка аттракционов под покровом сумерек. Марк предложил начать экскурсию с колеса обозрения. Эля отказалась и повела его к развлечению под названием "Бустер". Он представлял собой стрелу пятидесяти метров в высоту с рядом сидений на каждом из концов. Эта гигантская махина вращалась со скоростью свыше ста километров в час. Эля издали наблюдала за работой огромной конструкции и слышала панические крики тех, кто взлетал и падал вниз. Спонтанная затея попахивала самоубийством – именно то, что нужно.

– Погоди-погоди! – Марк сбавил шаг и свободной рукой начал обыскивать свои карманы. – Разве нам не следует вначале составить завещание?

– Отдашь словесные указания, – отмахнулась от него Эля и с удвоенной силой потащила вперёд. – Шевелись, Нарцисс! Не то опоздаем к запуску.

– Ты меня удивляешь, Лапушка. Кстати, как зовут тебя дети?

– Элеонора Валерьевна. Двигайся же, телега без колёс!

– Элеонора Валерьевна, – мечтательно пропел Марк, – а в тебе тоже дремлет маньячка.

– Я этим хотя бы не хвастаюсь!

Марк купил два билета в небеса у загорелого парня в фирменной кепке, который во всеуслышание расписывал преимущества "Бустера".

Обещался дикий первобытный восторг, ведь в переводе с английского "бустер" означает "усилитель". Так что посетителям парка предлагалось усилить ощущения сегодняшнего вечера, полюбоваться красотами вечерней реки Ангары с высоты пятидесяти метров и вкусить уникальные эмоции.

Кто-то в толпе дал более лаконичную и правдивую оценку этому развлечению: блевотрон. Эля судорожно рассмеялась.

– Ну что, Пуговка, не передумала?

Эля окинула взглядом высоченную пику и смело шагнула вперёд.

Оператор тут же махнул им рукой и подозвал к сиденью на правом краю шпильки. Пока они шли, включилась вечерняя подсветка, и всё тело стрелы загорелось ядовитым неоновым светом. Марк помог Эле сесть, загорелый парнишка закрепил у неё на бедрах ремень безопасности и опустил на плечи металлический поручень с мягкой поролоновой накладкой. Она отчаянно зажмурилась и истово принялась молиться всем известным богам.

– Во время работы аттракциона с места не встаём, отстёгиваться не пытаемся, окей? Телефоны лучше убрать поглубже в карман, – проинструктировал оператор и пошёл к пульту управления. Нажал что-то, огни засветились ярче, и громадина ожила.

Эля простилась с жизнью. Она явно не переживет этих покатушек.

Их сиденье поднялось на самый пик высоты и внезапно застыло. Эля обмерла, вцепилась холодеющими пальцами в перекладину на груди и тут же заорала: от малейшего движения сиденье под ними вдруг зажило собственной жизнью и начало потихоньку раскачиваться. Злющий порыв ветра вгрызся в волосы.

– Эй, ты чего? – Марк всмотрелся в её напряжённое лицо, отчаянно зажмуренные глаза и бледные пальцы, впившиеся в поручни на плечах. – Ты высоты боишься?

– Еще как, – с трудом выговорила она, не поворачиваясь.

– Спокойно, Эля, спокойно. Дыши и открой глаза. Вид просто потрясающий.

– Я поверю тебе на слово. Спасибо.

– Если тебе так страшно, зачем мы здесь?

– С недавних пор я не поддаюсь страхам.

– Расскажешь подробнее, когда спустимся?

– Если спустимся, – мрачно предрекла Эля и судорожно всхлипнула, когда кресло под ней опасно зашаталось. Видимо, Марк пошевелился или попытался приободрить её касанием. – Нет, пожалуйста, Марк, пожалуйста, не шевелись, – чуть не плача от испуга, взмолилась она и посмотрела на кавалера.

В его взгляде читалась твёрдая уверенность и негласное обещание самого благополучного исхода, что немного притупило панику.

Они по-прежнему мертвым грузом болтались в воздухе на чудовищной высоте. Очевидно, внизу происходила посадка пассажиров с другого конца стрелы. Эля не могла заставить себя посмотреть вниз.

– Оглядись по сторонам. Вид просто сказочный, – с улыбкой посоветовал Марк.

И она подчинилась, покуда не улетучилась последняя крупица решимости. Объяла глазами тёмно-синий простор городского пейзажа со всеми всполохами цветных огней, что бликами отражались от речной глади. Красиво. Завораживающе. Волнительно. Но чувство страха, которое вышло на передний план ещё в самом начале, не позволяло насладиться изяществом вида. Если бы сиденье под ними не раскачивалось от малейшего шороха или дуновения ветерка, возможно…

Тут аттракцион продолжил своё кружение, и земля стала приближаться с пугающей скоростью. Эля опять зажмурилась, но поняла, что от этого ещё хуже. Мозг воспринял быструю потерю высоты за падение, тело налилось лёгкостью, пульс подскочил до трёхсот ударов в минуту. Наверное.

Внутренности попросились наружу. А потом свалились обратно, потому как начался обратный процесс набора высоты. Стрела раскручивалась с ещё большей скоростью.

Ёкнуло где-то под ложечкой. Эля пообещала себе, что если всё завершится благополучно, она никогда больше не будет принимать необдуманных решений.

Сиденье теперь раскачивалось беспрестанно. Шпилька круто спикировала вниз, и на мгновение Эле показалось, что она повисла в воздухе вверх тормашками. Уши заложило. Кровь вскипела от прилива адреналина. Какофония звуков слилась в едином стиле. Грохотала музыка, на разные голоса гомонили пассажиры "Бустера". Даже Марк в какой-то момент прокричал что-то похожее на "Ву-ху-у", выражая дикий восторг. А Эля одновременно радовалась и плакала. Она уже не понимала, где верх, где низ, разноцветные огни иллюминации слиплись в пёстрое пятно. Чудовищный страх вступил в противоборство с отчаянным весельем. Она чувствовала себя пьяной и в то же время невероятно живой. Очень бодрящий коктейль ощущений.

Аттракцион начал замедляться. Из палитры красок перед глазами стали выделяться контуры отдельных предметов. Набор высоты и элементы падения воспринимались слабее. Наконец, они остановились у земли. К ним подбежал оператор. Первым расстегнул Марка, после чего занялся Элей.

Получив возможность двигаться и, главное, опору под ногами, она с трудом отняла спину от кресла и сделала первый неуверенный шажок. Да, это поистине благословение: гравитация, сила трения, все эти земные законы, о которых раньше она никогда не задумывалась и которые начинала ценить с каждой секундой всё больше.

Внутри неё творилось что-то разрушительное. Страх сменился бешеным приливом энергии. Она взялась за предложенную Марком руку, вместе они сошли по ступенькам с возвышения, а потом она, поддавшись порыву, бросилась ему на шею и поцеловала в губы.

Он с готовностью подхватил девушку на руки, закинул её ноги по обеим сторонам от поясницы, запрокинул голову и целовал в ответ с тем же неистовством.

Глава 4

У двери в квартиру Эле никак не удавалось сказать решительное "До встречи". Раз или два она открывала рот, чтобы попрощаться, но дело заканчивалось поцелуем, за которым следовал другой и ещё один, и ещё.

– Кстати, насчёт твоих гаданий, – припомнил Марк, отстраняясь на жалкие сантиметры, и открыто посмотрел в глаза. – Я вовсе не ветреный. Последние два года выдались, хм, сложными. Было не до отношений.

– А что случилось два года назад?

– Можно сказать, я заново родился. Учился жить уж точно с чистого листа, – он горько усмехнулся и прочертил большим пальцем ломанную кривую от её скулы к центру нижней губы.

– Это был несчастный случай? Авария?

– Не совсем, – уклончиво ответил он. – Оставим этот разговор на следующий раз. Ты была когда-нибудь в музейном комплексе "Тальцы", что недалеко от Александровской трассы?

– Дети с экскурсией ездили туда, но я в тот месяц лежала в инфекционке с ветрянкой. Переносить детские болячки во взрослом возрасте, как оказалось, гораздо сложнее, – Эля начала ощущать, сколь быстро затекают мышцы шеи, если постоянно смотришь на кого-то снизу-вверх, и плавно опустила подбородок вниз.

– Хотел бы я посмотреть на тебя в зелёнке, – заулыбался Марк. – Свожу тебя в музей завтра, а сейчас убегай, пока я ещё в состоянии отпустить тебя по доброй воле. Ты сразу спать или поболтаем минут пять?

– Спать сразу, как поболтаем, – Эля подавила чудовищный зевок, в порыве благодарности прижалась ухом к твёрдой мужской груди, вдохнула бодрящий запах соленой морской воды, догорающего костра с примесью какой-то терпкости и поцеловала Марка. Получилось очень нежно и трепетно, и она задалась вопросом, а не сдерживается ли он нарочно, чтобы не форсировать события по её просьбе?

***

Эля по-настоящему любила свою работу. Даже по утрам понедельника, усталая после короткого сна и взбудораженная новыми отношениями, она с восторгом бежала к своему классу, предвкушая очередной день открытий.

Вальдорфская школа сильно отличалась от обычного образовательного учреждения. Их даже сравнивать было как-то неловко. Вот попробуйте сопоставить отрывок из любимого литературного произведения с колонкой криминальной хроники в местной газетёнке и поймёте разницу. Здешние занятия походили на путешествие в сказку.

Сегодня последним уроком в расписании значилась эвритмия – предмет, который сложно описать словами, но всегда можно разгадать, если наблюдаешь его воочию.

Урок проходил в просторном светлом зале, где солнечные лучи рисовали на полу золотистые узоры. Звучала нежная музыка. В центре стояли второклассники, одетые в легкие светлые одежды пастельных тонов – небесно-голубые, нежно-розовые, цвета весенней зелени.

Эля медленно вышла к детям из-за занавеса. Её длинная юбка, словно облако, плавно колыхалась при каждом движении. Она подняла руки вверх, и тонкие пальцы, украшенные серебряными колечками, начали рисовать в воздухе невидимые узоры, похожие на танец бабочек. Ребята, затаив дыхание, следили за каждым движением, их глаза светились любопытством и предвкушением чуда.

– Сегодня мы будем учиться показывать буквы, – мягко произнесла учительница, и её голос наполнил весь зал.

Первым делом дети научились изображать букву "А". Элеонора Валерьевна показала, как нужно поднять руки вверх и развести их в стороны – получилось подобие дерева с раскидистыми ветвями, готовое расцвести волшебными цветами.

– А теперь представьте, что ваши руки – это крылья птицы, – предложила учительница, и дети, взмахнув руками, действительно почувствовали себя маленькими аистами, возвращающимися с юга. Они кружились по залу, их светлые одежды развевались, создавая вокруг них сияющие ореолы.

Постепенно движения становились всё более плавными и уверенными. Ребята научились изображать не только буквы, но и целые слова. Они представляли, как буква "О" превращается в солнышко, согревающее землю тёплыми лучами, а «М» – в заснеженные горы, чьи вершины касаются облаков.

В конце урока дети встали в круг, взявшись за руки. Эля присоединилась к общему хороводу. Их пальцы переплелись, создавая живую цепочку, которая то сжималась, то расширялась под музыку. Они читали стихотворение "Майский вальс", сопровождая его движениями, и каждое слово оживало в пространстве, превращаясь в волшебный танец звуков и жестов.

Майский ветер в саду играет,

И сирень нам душисто поёт,

А весна, как в сказке чарует,

И теплом своим нежно зовёт.

На лугах цветы распустились,

Бабочки летают вновь,

И ручьи свои песни слушать

Приглашают нас повновь.

В небе птицы весело поют,

Солнце светит ярко с утра,

И весна, как добрый друг,

Дарит радость всем сполна.

Эля улыбалась, наблюдая за тем, как дети чувствуют музыку и речь всем телом, как их движения становятся всё более уверенными и грациозными.

Когда прозвенел звонок, ребята не спешили расходиться. Они ещё раз повторили свои любимые движения, их смех и радостные возгласы наполнили зал. Они обещали друг другу, что на следующем уроке научатся показывать ещё больше букв и превратят весь алфавит в волшебный танец. Ведь эвритмия – это не просто урок, это волшебный способ увидеть музыку и услышать движение, где каждый жест наполнен особым смыслом и красотой.

Убаюканная и окрылённая, Эля буквально плыла по воздуху, прокручивая в памяти лёгкий танец, и предвкушала новую встречу с Марком.

На первом этаже у дверей в столовую она столкнулась с директором школы – Никитой Сергеевичем Жолобовым, которого за глаза иногда величали Хрущевым. Прозвище родилось из-за имени и отчества, однако старожилы вроде Нелли Максимовны любили припомнить псевдо-документальную историю о том, как на одном из августовских педсоветов Никита Сергеевич вдруг стащил с ноги туфель и колошматил им по трибуне, требуя коллег проявить сознательность в некоем вопросе.

Шесть лет назад Эля свято поверила в эту историю, но с течением времени подобное поведение перестало укладываться в её представлениях о директоре Жолобове.

Это был сорокалетний мужчина с военной выправкой и проницательным взглядом. Его крепкая фигура, облачённая в безупречно сидящий деловой костюм, излучала уверенность и силу.

Тёмные, аккуратно уложенные волосы, волевое лицо с резкими чертами и твёрдым подбородком выдавали в нём человека, привыкшего брать ответственность за свои решения. Голубые глаза, казалось, видели собеседника насквозь, а лёгкая улыбка придавала его облику располагающую доброжелательность.

– Элеонора Валерьевна, вы-то мне и нужны, – окликнул её Никита Сергеевич. – Пройдёмте в мой кабинет, есть небольшой разговор.

Кабинет директора школы представлял собой гармоничное пространство с деревянной мебелью ручной работы и тёплыми оттенками, где главенствовали природные материалы и творческий уют. Здесь можно было увидеть книги по педагогике, коллекции минералов, детские поделки и рисунки на стенах, а также небольшой зелёный уголок – всё это в сочетании с мягким естественным освещением и круглым столом для совещаний с вышитыми накидками на стульях рождало атмосферу открытости и вдохновения, полностью соответствующую вальдорфской философии образования.

– Вы знаете, что Инна Витальевна, наш экономист, в скором времени уходит на пенсию.

Эля кивнула, соглашаясь с утвердительными интонациями начальника. О решении коллеги посвятить себя воспитанию внуков она знала.

– Нам потребуется человек на замену. Брать кого-то в штат перед летними каникулами, когда объём работы сократится вдвое, мне представляется лишенным смысла. Я подыщу кандидата ближе к сентябрю, а пока хотел бы предложить её обязанности вам. Разумеется, за дополнительное вознаграждение и только до конца августа. Вы ведь закончили Нархоз, если мне не изменяет память.

Говорил он чётко, с той особой интонацией, которая заставляет прислушиваться к каждому сказанному слову. В его присутствии невольно хотелось подтянуться, стать собраннее и энергичнее – настолько мощной была его харизма руководителя.

– Все верно, Никита Сергеевич, – осторожно молвила Эля. – У меня и впрямь есть диплом БГУ, но я ни дня не работала в сфере экономики и поди растеряла все знания.

– Попробуйте, что вы теряете? Руководить бухгалтерией я вас не прошу, эту обязанность я возьму на себя. От вас требуется завершить договорные обязательства с поставщиками и провести все сделки через систему госзакупок, то есть именно то, чему вас учили в университете. В качестве бонуса за увеличение объема работы предлагаю неделю к ежегодному отпуску. Отдохнёте 57 дней, вместо 50. И половинный оклад педагога к зарплате ежемесячно. Согласны?

– А если не буду справляться, могу я подойти к вам и прямо об этом сказать?

– Разумеется. Но вы справитесь. Помните, как когда-то давно мы уже вели с вами схожий разговор? Тогда вы боялись, что наши требования и образовательные стандарты будут для вас непосильной ношей, а что теперь? Вы – один из лучших моих педагогов. Родители в очередь выстраиваются к вам в класс.

Больше работы, меньше свободного времени – ещё неделю назад она согласилась бы без раздумий, а теперь не знала, как вместить в свой плотный график свидания с Марком, чтобы на сон оставалось не менее восьми часов.

Она как раз сидела за компьютером рядом с приземистой пожилой дамой в твидовом костюме, когда позвонил Давыдов.

– Привет, Зефирка. Как твоё настроение?

Эля вышла в коридор и присела на кожаный диванчик для посетителей. Стала наматывать на палец прядь волос.

– Привет, Мурлыка. С настроением всё лучше, чем со временем. Боюсь, музей на сегодня отменяется. Меня осчастливили новыми обязанностями на работе.

– Не проблема, скинь мне телефон директора, я прикинусь двоечником, которому позарез нужен репетитор, и ангажирую тебя в своё личное пользование.

Эля чуть не расплакалась от умиления. Никогда прежде её не пытались ангажировать. В его манеру речи можно было влюбиться с первых фраз.

– Марк?

– М-м, Изюминка?

– Откуда ты такой взялся?

– Из твоей самой красочной фантазии, – самодовольно пояснил Давыдов и более серьёзно спросил. – Так что насчёт следующего свидания? Когда мне тебя забрать у рабовладельца?

– Давай через пару часиков, я постараюсь быть предельно собранной ученицей.

– Если что, я тоже превосходный учитель в большинстве областей. Имей в виду, Ириска.

– Твой стиль преподавания не подходит моим дарованиям, Пудинг.

– Твои дарования, Кренделёк, просто созданы для моих методов. Пришли мне свою фотку с классом, хочу посмотреть на самую красивую учительницу.

– Хорошо. До встречи.

– До скорого, как говаривала Анна Каренина. Кстати, на днях видел афишу этого спектакля, может, сходим? Ты как к театру относишься?

– Я его обожаю, – мысленно она добавила в этот список Марка. – И отключаюсь.

– Как невежливо. За это с тебя два штрафных поцелуя.

– В щёчку!

– Нет уж, куда скажу.

– Договорились, только не забывайся.

– Рядом с тобой? Да сам Папа Римский не сдержался бы.

– Марк! – Эля добавила голосу суровых ноток.

– Три поцелуя, куда скажу. Пока, Командирша.

Она нажала на красную кнопку, прижала телефон к груди и вернулась в кабинет, где тут же была поймана с поличным. От чутких женских глаз не укрылась её сумасшедшая улыбка и осоловелый взгляд.

– У тебя парень появился? – молоденькая бухгалтерша аж привстала со стула от любопытства.

– Красавчик?

– Не зануда, надеюсь?

– Главное, чтобы не нищеброд и с серьезными намерениями. А то в последнее время одни кабели кругом без гроша в кармане, – зло заключила Ольга Васильевна, кадровик.

– Да пока не о чем рассказывать, – отмахнулась Эля и подсела к Инне Витальевне, продолжив перенимать опыт у старшего поколения.

К концу рабочего дня голова у Мартыновой кипела от переизбытка сведений. Марк прислал сообщение где-то с час назад и напомнил о фото. Она быстро отыскала снимок с недавнего праздника Пасхи, где вместе с детьми расписывали яйца в изостудии, и отправила. Ответом был смайлик с сердечками вместо глаз. Эля снова не сдержала дебильной улыбки и пропустила часть объяснения, где описывался алгоритм формирования совокупного годового объема закупок в их учреждении. Пришлось переспрашивать и дополнять конспект, который уже занимал половину тетради в 12 листов.

В 16:45 дверь кабинета распахнулась и на пороге возник Марк с огромным букетом бело-розовых гербер в одной руке и большим пакетом шуршащих коробочек – в другой.

– Всем оставаться на своих местах, работает освободительный отряд "Долой крепостное право". Я тут прознал, что вы насильно удерживаете в плену небезразличную мне девушку, и готов выступить в роли парламентёра. С кем вести переговоры?

Эля покатилась со смеху. Прочие дамы зависли в немом изумлении. Марк сиял, как чёртова новогодняя ёлка. Белая рубашка с закатанными до локтей рукавами и расстёгнутым на три пуговицы воротом, а также классические черные брюки давали плюс сто очков к его внешности. Озорная мальчишеская улыбка и лучики морщинок вокруг глаз служили тем самым контрольным выстрелом, от которого вдребезги разлетаются девичьи сердца.

– Видимо, вам со мной придётся дискутировать, – благосклонно отозвалась Инна Витальевна.

– Я пришёл подкупать, или выкупать, как вам больше нравится. Это вам, – он выставил на стол пакет с пластиковыми контейнерами, в которых угадывался огромный набор роллов из известной сети. – А это тебе.

Марк протянул Эле увесистый букет и подмигнул Инне Витальевне.

– До завтра нас не ищите, – бросил он на ходу, утаскивая Элю за руку. – Хорошего вечера, дамы.

***

Этот вечер затесался в редкую череду майских дней, когда солнце особенно щедро освещало улицы Иркутска. Марк снова баловал её непозволительной для простой учительницы роскошью – повёз ужинать в легендарный ресторан «Европа». Словно портал в прошлое, это величественное здание встречало гостей в самом сердце города, храня в своих стенах дух старинной европейской усадьбы.

Переступая порог, вы словно погружались в иной мир. Высокие потолки, украшенные искусной лепниной, хрустальные люстры, бросающие причудливые блики, антикварная мебель, хранящая вековые тайны – всё это опутывало паутиной благородной старины. Мягкий свет, льющийся сквозь витражные окна, и тихая музыка, словно вытканная из тончайших нитей, наполняли пространство особой магией.

Пока готовился их заказ, Эля решила вернуться ко вчерашнему разговору:

– Что случилось с тобой два года назад?

Марк сделал глоток воды из бокала.

– Несчастный случай. После него мне пришлось восстанавливаться с нуля: заново учиться говорить, ходить, есть.

– Что произошло?

– Авария. Выехал утром, как обычно – проверил мотоцикл, надел экипировку. Думал, обычный маршрут на работу, ничего особенного.

Ехал по знакомой дороге, скорость держал в пределах разумного. И вот на повороте увидел, как из-за угла вылетает легковушка. Даже понять ничего не успел – только услышал визг тормозов и почувствовал сильный удар.

Помню, как летел через капот, как ударился обо что-то твёрдое. А потом темнота. Очнулся уже в больнице, весь в бинтах, с переломом ноги, проломленным черепом и множественными ушибами. Врачи говорили, повезло – мог и не выжить. Экипировка и шлем спасли.

Эля в ужасе смотрела на Марка, силясь вообразить последствия.

– В больнице провалялся больше полугода. Реабилитация заняла несколько месяцев, затем пошли косметические операции. Голову мне раскроили знатно, тот ещё Франкенштейн получился. Вот и пришлось ложиться под нож дважды. Вначале на мне опробовали Z-пластику для улучшения эстетики рубца, а когда помогло слабо, провели кожную лоскутную операцию. Как мне объяснил врач, взяли кожу на затылке и пришили сюда, – он обвел пальцем область над правым ухом почти до самой макушки и закончил под мочкой. – Невеселая история для ужина, правда, Барбариска?

– Если честно, я даже не знаю, что сказать.

Пока Марк рассказывал, принесли еду, но Эля этого даже не заметила.

– Ничего говорить и не нужно, давай просто поедим и погуляем, пока погода располагает.

– А что стало с водителем легковушки? – спросила она, приступая к салату.

– Штраф выписали и прав лишили, насколько знаю, хотя специально я не интересовался. Сменим тему, если ты не против? А то я себя каким-то жалким чувствую.

– Вот уж кто меньше всего похож на жалкого, так это ты, – ответила Эля нарочито бодрым тоном и лучезарно улыбнулась. – Ты – единственный ребенок в семье?

– Да, родители погибли, когда я ещё под стол пешком ходил. Меня бабушка вырастила и воспитала. Пять лет назад не стало и её.

– А где ты учился? Иркутск – твой родной город?

– Ну-у, зачастила, любопытная Варвара. Вначале мне про свою семью расскажи.

– У меня трое братьев, старший сейчас в Москве. Ему 35, он довольно успешный адвокат. Двое младших ещё школьники, они погодки. Артём нынче заканчивает одиннадцатый класс, а Антон – десятый. Здоровенные оба такие, кровь с молоком. В отца своего пошли, они, папки то есть, у нас разные. Мама после смерти папы – он у меня оперативником был, капитан полиции, погиб ещё в 90-х при выполнении служебного долга, я тогда крохой была, почти совсем его не помню, – так вот, мама лет десять повдовствовала и замуж снова вышла за простого работягу. Ничего такой мужик, тихий, спокойный, рукастый, хорошая опора ей в старости будет. А нам со старшим на двоих от папки-героя квартира досталась. Влад, так зовут брата, когда в Москву переезжал, двушку на моё имя переписал. Кстати, – её вдруг осенило, – а как ты узнал, где я работаю?