Одуванчик

Павел Богданов

Одуванчик

В безмолвном океане пустоты, где не различить начала и конца, простиралась бескрайняя равнина, лишённая жизни и перемен. Пески, перемежаемые острыми, словно лезвия, скальными грядами, тянулись до самых горизонтов, где тусклое небо, как выцветшее полотно, нависало над землёй пустым, безразличным холстом. Здесь царила вечная неподвижность, подобная застывшему сну: могли пройти десятки лет, но пейзаж не изменился бы. Ни одна песчинка не дрогнула бы в этом мёртвом, замершем мире.

Среди этой безмолвной бесконечности медленно, но неумолимо двигалась грузовая платформа. Она скользила по пустоши, напоминая гибрид механического зверя и исполинского паровоза. В её облике сливались холодная точность машины и странная, почти животная грация, невозможная для столь громоздкого конструкта.

Её массивное, сегментированное тело тянулось на сотни метров, покрытое прочными панелями, скрывающими сложную сеть механизмов. Огромные стальные колёсные пары ритмично отрабатывали движение, организованные в чёткие группы. Они уверенно преодолевали разломы и каменные уступы, балансируя на пределе возможностей. Платформа не знала усталости и сомнений, ведомая строгим, неуклонным алгоритмом.

Она двигалась без свидетелей. Некому было наблюдать за её путём, некому задавать вопросы. За ней тянулся след глубоких борозд, словно шрамы на теле планеты, но даже они вскоре исчезали, поглощённые бесконечной пустотой. Машина продолжала свой путь, следуя заложенной программе, – единственному закону, что имел здесь значение.

Необычайно сложный и точный механизм был готов к любым невзгодам. Ничто не могло нарушить движения платформы к её цели – ни ландшафтные препятствия, ни мельчайшие песчинки, что нет-нет да попадали в чувствительные узлы. Они перемалывались в пыль столь мелкую, что её не различить даже в свете сканеров. Эта машина была вершиной человеческого гения – воплощением инженерного совершенства, где каждая деталь была продумана до последней мелочи. Надёжность не считалась избыточной: в мире, где ошибка могла означать провал миссии, не существовало ничего важнее бесперебойной работы.

Под шорох двигателя и глубокий, монотонный гул машинного сердца, что расплывался в безмолвии пустоши, платформа оставляла за собой глубокие борозды – словно раны на теле не просто мёртвой, но никогда не жившей планеты. С каждым поворотом колёс, с каждой вырезанной в каменистой земле полосой грузовая платформа без имени, но с номером «043», а чуть пониже, сохранившаяся сильно лучше остальной платформы, была надпись, видимо, компании, разработавшей платформу АО «ЗАСЛОН», неумолимо следовала к заданной точке. Её вёл предначертанный алгоритм – древняя программа, созданная руками тех, кто никогда не увидит этот мир и не узнает, выполнила ли машина их замысел. Но программа, как неизменный закон, продолжала направлять механизм вперёд, сквозь безжалостный и неподвижный ландшафт.

Платформа "043" нарушала мёртвую тишину своим присутствием – не живым, но явным. Она не привносила в этот мир жизни, лишь подчёркивала его пустоту и застывшую неподвижность. Гость из далёкого, развитого мира, она двигалась по земле, которая казалась недоразвитой и незавершённой. И всё же платформа не ведала сомнений. У неё была лишь одна цель – достичь точки назначения.

Её путь завершился, когда координаты совпали с расчётами. В этот момент платформа замедлилась, будто вслушиваясь в пульс самой земли, в её холодное и древнее дыхание. Монотонный гул, долгое время звучавший эхом на многие километры вокруг, постепенно затих. Осталось лишь слабое, умирающее гудение, прежде чем и оно растворилось в тишине.

Цель была достигнута. Точка прибытия. Место, где должно начаться преображение.

Ожидание. Долгое, тягучее ожидание. Со стороны могло показаться, будто крошечный изъян проник в самое сердце механизма и одолел этого титанического зверя. Платформа застыла – громоздкие секции замерли в неподвижности, колёсные пары слегка погрузились в песок. С каждым мгновением оставшийся гул становился тише, пока не слился с вечной тишиной пустоши. Предсмертное молчание.

Но платформа не погибла. Она ждала. Ждала сигнала. И сигнал пришёл.

Как по команде невидимого регулировщика, замершая система ожила. Корпус, казалось, вздрогнул, словно пробуждённый ото сна гигант. Время, растянувшееся до бесконечности, вновь обрело ход. Началась трансформация – величественная и пугающая в своей неумолимости.

Массивные металлические панели, прежде спаянные в монолит, с точностью швейцарского механизма начали расходиться. Панцирь гигантского насекомого раскрывался, демонстрируя сложное сплетение проводов и патрубков. Люки скользнули в стороны, обнажая внутренние механизмы. Вспомогательные манипуляторы, похожие на многосегментированные лапки, синхронно пришли в движение, помогая платформе преобразиться.

Из глубин конструкции выдвигались подъёмные платформы и длинные рамы, предназначение которых оставалось загадкой. Высокие секции начали медленно крениться, словно готовясь к финальному акту. Каждая деталь этого механического ритуала действовала с безупречной слаженностью, напоминая симфонию, исполненную без участия дирижёра.