Книга лучей

Никита Кит

Книга лучей

Предисловие

Рано или поздно, человек задумывается о мире, смысле жизни и своём предназначении: «Кто я? Чего я хочу? Правильно ли я живу? Для чего это всё?» В этот миг, человеческое стремление познать уподобляется лучу.

Луч – это прямая линия, имеющая начало, но не имеющая конца. Задаваясь вечными вопросами, человек устремляется в бесконечное. Он может продолжить линию размышления куда угодно и как угодно. Может прорываться через любые области познания или пытаться сформировать отрезок в одной из них. Может проживать любой опыт или отказываться его проживать. Бесконечно формировать знания, докапываться до сути, искать инструкции и подсказки, всегда возвращаясь к одному и тому же – точке, откуда эти вопросы были заданы.

Какой смысл жизни, к примеру, у солнечного луча? Есть ли у него инструкции, что и как делать? Как светить правильно, а как неправильно? Быть может, куда и как лететь в чётко заданном направлении?

На самом деле, у солнечного луча всего одна задача – быть.

Для того, чтобы солнечный луч родился – ему нужно преодолеть последовательные процессы ядерного синтеза в ядре Солнца. Пройти некий цикл эволюции, в котором атомы водорода должны превратиться в атомы гелия, выделяя огромное количество энергии, включая свет и тепло. После рождения лучу надо просто быть лучом. То есть обладать необходимыми параметрами на единицу времени. Быть тем, кто он есть.

Мне очень нравится приходить к заключению, что на самом деле с миром всё в порядке и всё находится на своём месте. Происходит так, как должно происходить. Если попытаться сравнить становление солнечного луча и человека – совершенно не похожих между собой явлений – то можно подметить одни и те же закономерности: время, вектор, давление, параметры и другие точки характеризации процессов неотъемлемы и нераздельны от их сути. Естественны.

Все наши желания и стремления, какими бы они ни были, являются настолько естественными частями бытия, что коэффициент неотвратимости появления проблем при их неосуществлении составляет, на мой взгляд, 100 %. То есть, отказываясь, к примеру, от своей мечты под влиянием собственной неуверенности, мы автоматически привносим в свою жизнь страдания и вечную неудовлетворённость.

Быть человеком, лучом или другим объектом характеризации означает проходить путь. И этот путь обязан преодолевать условия своей характеризации, подобно тому, как углерод под давлением становится алмазом, или же, как человек, сталкиваясь с чередой жизненных испытаний, претерпевает необратимые изменения.

Давайте немного пофантазируем и представим нас разумной термоядерной реакцией в ядре Солнца, которой предстоит одарить планету Земля своим светом и теплом. Какой путь для этого нужно пройти?

А) Сильное эволюционное давление. Внутри Солнца оно делится на целые зоны, представляющие из себя уровни-системы со своими «квестами» и задачами.

Б) Достижение нужных параметров. Если условия не выполнены, энергия не сможет двигаться на новый «уровень» и её «отправляют» на второй круг. Как в какой-нибудь игре. Или в учебном заведении, если экзамены не сданы.

В) Временной ценз. Становление луча требует времени. И зачастую, очень большого.

После рождения луч направляется к Земле и через восемь минут и двадцать секунд достигает своей цели. Для этого ему ничего не нужно, кроме как быть.

Самым забавным в принципах характеризации мне кажется игровой элемент, который, по личному опыту, не позволяет относиться к жизни как нечто очень серьёзному. Скорее, как к площадке с инструментами, на которой у нас есть одно преобладающие желание – стремление что-нибудь сотворить. То есть также наделить нечто параметрами и характеризацией. Перед нами целая вселенная, как условная песочница, при которой песок может стать чем угодно, приобрести любую форму, не переставая при этом быть песком. В том числе и мы.

Что необходимо сделать человеку, чтобы достичь его цели, мечты, предназначения, задачи или осуществить любое другое стремление, которое он желает осуществить? Всего-навсего достичь нужных параметров. Вот и весь секрет.

Чтобы человек осуществил всё, что необходимо, ему всего лишь нужно быть в естественном для него состоянии и идти в желаемом для него направлении комфортным для него темпом. Всё.

Естественное состояние – это равновесное физическое, психологическое и ментальное состояние, где субъективно человек не ощущает себя слишком хорошо или слишком плохо. Естественное состояние присуще всем, но удерживать его на долгой дистанции могут только люди, которые умеют слышать и слушать себя. Они не боятся своих внутренних чувств, желаний и «демонов». Всегда открыты новому, не цепляются за старое и знают, насколько важно совершать ошибки.

Собственно, быть собой, проходить свой собственный путь и означает быть счастливым. Идти дальше, искать глубинные смыслы мироздания, даже не дойдя до своего естественного уровня счастья – всё равно что гадить в источнике, из которого сами же и пьём.

Прелесть знания, на мой взгляд, заключается не в том, чтобы знать. А в том, чтобы ощущать и использовать его с возгласом: «Работает! Оно работает!». По личному убеждению, если знание не даёт человеку желаемое состояние – значит, оно бесполезно для него. Наверное, именно поэтому я стремлюсь написать эту книгу. Чтобы передать не столько знание, сколько его живое ощущение.

Всё окружающее пространство взаимозависимо и подвержено усложнению, заданной сложнейшей системой переменных. В том числе, и человек.

Чтобы открыть в себе свою истинную природу, параллельно усложняясь и нарабатывая навыки – ему нужно преодолеть сопротивление. Пройти становление от «А» до «Я», выполняя свои задачи, осуществляя свои мечты, проживая свою жизнь. Именно этому и посвящён данный сборник рассказов.

В сборник вошли семь историй, которые наделены своими собственными мирами и приурочены к каждому этапу становления сознания человека. Все они представляют собой обособленные лучи, на первый взгляд, никак не связанные друг с другом. Каждый человек, находящийся на своём пути, сможет найти в них одни и те же закономерности, выражающиеся в эволюционном сопротивлении, представленном в виде конфликтов, терзаний и противоречий.

При написании рассказов, автор вдохновлялся системой и устройством чакр человека. То есть знаний о психоэнергетических центрах, пришедших в мир из индийских традиций. Чакры прекрасно описывают эволюцию человеческого сознания, а также пронизывают мир как взаимосвязью, так и взаимозависимостью всего от всех.

Остальные элементы миров наделены устройствами, картинками и системами с помощью сотворчества всех взаимосвязей, наблюдаемых на протяжении двадцати семи лет. Приятного чтения!

Песчаный командир

Мы шли, потому что не могли иначе. Мы шли, потому что нас звали. Группа пересекала пустыню, направляясь из ниоткуда в никуда. Шагая, мы не забивали головы такой ерундой, как мысли. Вместо них, мы блаженно наблюдали за ландшафтом, периодически подшучивая над какими-то глупостями вроде жука-носорога или танцующими песчинками.

Сколько нас тогда было? Может, четверо? Или шестеро? Помню лишь, как мы были беззаботны. Ветер ласково трепал наши бурнусы, спасая от высокого и знойного солнца. Ступни услащал мягкий, золотисто-озорной песок. Комфортная небытность вне усталости и жажды.

Наше внимание привлёк отблеск света, то и дело норовящий пробраться в глаза. Тот отражался от какого-то движущегося объекта, расположившегося вдалеке. Немного постояв, пощурившись и проверяя общее любопытство на прочность, мы направились в сторону загадки.

Чем ближе мы подходили, тем более примечательную картину мы наблюдали. Сперва это была подвижная, красно-коричневая точка, периодически поблёскивающая серебром. Затем из точки вырисовывался силуэт. Тот вращался вокруг повременно исчезающего металлического отростка.

Тогда я впервые почувствовал «что-то». Столь непривычное, но едва узнаваемое чувство, сковывающее всё, до чего могло дотянуться. Оно замедляло мой шаг, впрыскивая дозы сомнения, лишало крепости рук, вселяя толику неуверенности, и мешало сосредоточиться, раздувая тревогу ума. Это продолжалось всего один маленький миг, и, кажется, группа ничего такого не приметила. Крейг, как и прежде, вёл нас за собой, прижимая изрезанной ладонью родной скимитар. И если он не остановился, значит, точно ничего не случилось.

Некий человек, одетый в римскую тунику, размахивал острым гладиусом туда-обратно, пытаясь повторить разнообразные движения. Лезвие гладиуса, как и серебряный шлем центуриона, отражали солнечный свет, ослепляя нас через неравномерные временные промежутки.

Человек бил и колол, резал воздух, рубил то с плеча, то с боку. Уклонялся. Перекатывался. Менял стойки. Видимо, он вплотную нас не замечал. Проносились десятки комбинаций, сопровождаясь глубокими вдохами, выдохами и порою, барритусом[1] незнакомца. Гладиус продолжал свистеть, рассекая воздух.

Что-то кольнуло в правом колене. Я лениво перевёл на него взгляд, рассматривая неглубоко вошедшую стрелу. Так странно. Обычно стрелы предназначены для… чего? Колющее ощущение стремительно стихало, уступая место нарастающей вибрации. Для чего предназначены стрелы? Я пространно посмотрел на своего товарища в поисках ответа. Тот стоял с открытым ртом, пытаясь что-то сказать. Его глаза бегали из стороны в сторону с лихорадочной скоростью. Я хотел спросить, что его встревожило, но в горло словно залили кипяток. Затем я понял, что не могу ни пошевелиться, ни закричать. Мышцы спины сильно очерствели, и мир заблистал лиловыми красками. В следующий миг меня ослепило.

– Что это ты делаешь? – наконец не выдержал Крейг, делая шаг вперёд, одной рукой потирая глаза, а другой, что-то нащупывая за пазухой.

– Готовлюсь к битве! – воскликнул незнакомец и повернулся ко мне, воткнув гладиус в песок.

Помню, как меня поразила жизнь, кипящая в его глазах. Не высокое, но атлетически сложенное тело выражало такую волю, которую мало кто способен удержать. Волю к жизни. Продольный красный гребень на шлеме очень шёл к его бронзовому загару. А тот подходил к его счастливо-глуповатой улыбке. Однако выглядело представление до того нелепо, что наша компания с трудом сдерживала смешки. Пока Крейг пытался подобрать слова, одновременно ожидая продолжения, незнакомец повернулся к нам спиной, выхватил меч и сделал несколько осторожных финтов. Разве что немного сбавил темп, чтобы не поранить нас. А затем отошёл и вновь принялся сражаться с прежней силой.

– Что будем делать? – тихо спросил кто-то из нас. Ответа не последовало. Где-то очень далеко резвился песчаный кашалот, издавая гулкие звуки, долетавшие до нас из-за горизонта. Мы стояли, разглядывая друг-друга, ожидая решения, которое вот-вот прозвучит. Крейг зачем-то обнажил оружие, посмотрев на него так, будто видит его впервые.

Я заметил неподалёку кактус, который изливал из себя густую лиловую жидкость с белёсыми точками. Впитываясь в песок, она растворялась в нём, никак на него не воздействуя. С одной стороны, мне хотелось что-то спросить. Хоть что-нибудь. Желательно такое, с чего начнётся большая и захватывающая история. Я был готов нарушить негласный запрет и взять слово раньше Ведущего. С другой же стороны… я не мог произнести и слова?

– Ребята, давайте пойдём дальше! – уже громче сказал кто-то из наших. – Нам нужно идти. И быстро! Крейг!

Наш Ведущий покачивался из стороны в сторону и никак не реагировал, полностью завороженный видом жертвенно-алой крови на своём же клинке, продолжая вгонять его всё глубже и глубже и глубже…

– Крейг! – вскрикнул тот, заглядывая Ведущему через плечо, и тут же отпрыгнул от него, как от змеи. Я не запомнил его имени. Время стёрло из памяти черты его лица и особенности характера. Но я помню дрожание матовых губ, приоткрывшись в безмолвном крике. Меня ослепило.

Мы стояли и весело смотрели на чудаковатого человека в неполных доспехах, изредка хихикая. Небо было невероятно приветливым и тёплым. Запахи пустыни были потрясающи. Крейг повернулся к нам, сказав какую-то нелепую шутку. Мы засмеялись.

Человек колол воздух с таким усердием, будто тот объявил ему войну. Не знаю, сколько бы мы ещё так стояли, завороженные искусными пируэтами, но в один миг я набрался храбрости.

– О какой… о какой битве ты говоришь? – поравнявшись с Крейгом, сказал я, не узнавший свой голос.

– О Великой! – живо ответил тот, делая заднее сальто, в последний миг потеряв равновесие и не удержавшись на ногах, завалился на спину. Но тут же вскочил, как ни в чём не бывало. – О той, что придёт проверить нас, испытать и, возможно, уничтожить! – и продолжил отражать воображаемые удары.

– Скажи нам, воин… – подал голос Крейг. – А за кого ты сражаешься? Где твоя армия? Твои люди? Или… за́мок?

– За́мок?.. – гладиус вернулся в ножны. Незнакомец повернулся к нам и пристально оглядел нас с ног до головы. Покусал губы. Постучал костяшками пальцев по шлему. Насупился. И наконец, изрёк:

– Ну, если хотите, можете биться со мной. Плечом к плечу. Вместе у нас гораздо больше шансов выстоять в Великой битве! – усмехнулся незнакомец. – Меня зовут Песчаный Командир. Под моим командованием мы станем самой сильной армией в мире! – он поднял сжатый кулак вверх, задев гребень пальцем, тем самым немного перекосив шлем набок.

Мы смеялись в полный голос, не в силах больше сдерживаться. Кактус перестал изливать свою жидкость. Или она мне привиделась? Мы столько времени провели в этой пустыне, что у нас не было причин отказываться от столь необычного и неожиданного предложения. Разве нет? Я попытался вспомнить, сколько дней мы находимся в дороге, но эта мысль тут же развеялась.

Как и всегда ранее, решение было принято единогласно. Покорённые без боя, мы отправились за ним, ощущая невероятное единение и восторженный трепет. Командир активно интересовался нашим происхождением: откуда мы? И куда направляемся? Но мы и сами не знали ответов, поскольку как-то не задумывались об этом. Разве это было важно? Он то и дело разбавлял своё повествование то добрым словом, то доброй шуткой. Но всячески обходил отвечать на наши немногочисленные вопросы. «Когда придёт время, вы сами всё узнаете» – заговорщически твердил он.

Кактусы попадались всё реже. Проходя мимо каждого из них, моё колено почему-то начинало тихонько вибрировать. Затем они и вовсе пропали из виду. Вскоре стали видны огромные, бирюзовые кристаллы, опоясывающий весь видимый горизонт. А подле них расположился «Песчаный замок», который становился всё ближе и шире по мере приближения. Вообще на замок он был похож мало. Издали это была обычная, ничем не примечательная песчаная стена. Но Командиру настолько понравилось слово «за́мок», что он тут же присвоил прилагательное «песчаный» и несколько минут прыгал от радости, твердя о том, что приведёт нас туда.

Уж слишком скорым было приближение. Я не помню, чтобы группа когда-либо так быстро передвигалась. И вообще, разве может человек развивать такие скорости? Во мне снова проснулось то самое чувство. Каждый шаг становился немного тяжелее предыдущего. Моё сопение звучало всё чаще и громче, сердце стучало всё быстрее, а тело… Подождите… Что значит «снова»? Я уже испытывал это чувство сегодня? – Я вопросительно посмотрел на Крейга. Крейг перехватил мой взгляд и дал понять, чтобы я был настороже, потянувшись к своему поясу. Но тут же отдёрнул руку, когда Командир оглянулся.

Один из нас зябко закутался в бурнус, будто ему было холодно. Другой же постоянно тёр глаза. Туда попал песок? Несмотря на загадочные явления, которые так же резко прекращались, как и начинались, мы продолжали идти. Дорога обладала какой-то чарующей непредсказуемостью. Командир был всё таким же свежим и радостным. За́мок приближался.

Когда мы подошли к песчаному входу, на стенах которых возвышались две грозные статуи с человеческий рост, я почувствовал резкую, сильную сухость во рту. Настолько непривычную, что я не знал, как реагировать. Инстинктивно обхватил руками шею, я начал лихорадочно осматриваться, бесконечно удивляясь нахлынувшему чувству.

– Мы, наверное, не пойдём дальше. Нам всем очень… странно. Неуютно. Это становится невыносимо… Горло… – морщась, запершил Крейг, сглатывая последние слова.

– Вот. Выпейте это – подбежал Командир, неуклюже протягивая ему массивную флягу, с отделанным крестом из бирюзового стекла. В нёй что-то затянуто переливалось и булькало. – Пейте. Каждому нужно сделать по глотку. Простите, я совсем забыл предупредить… Великая битва… Она… В общем… Уже идёт.

Мы передавали фляжку по третьему кругу, особо не слушая, о чём идёт речь. Каждый из нас делал большие глотки густой и сладкой на вкус воды. Нам стало лучше. Гораздо лучше. Сделав последний глоток, мои дурные предчувствия рассеялись, и всё стало как прежде. Даже грозные мраморные статуи казались не такими уж и грозными.

– Мы пришли! Здесь проходит основная подготовка, – гордо отрапортовал Командир. – Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома!

За невзрачным, узким проходом нас встречает небольшой город. Песчаный замок в основе своей представлял из себя несколько сотен одинаковых одноэтажных глиняных прямоугольников, подле которых обнаруживалась различная утварь. Прямоугольные дома были небольшими и довольно потрёпанными, за исключением двух очень длинных зданий, на которых лиловым цветом светились причудливые символы. Они расположились симметрично друг-другу буквами «С», занимая по масштабу добрую четверть города. У города есть и другие здания, которые вскоре предстояло открыть. Всё это окружает двухэтажная, желтовато-коричневая стена, с вооружённым караулом наверху. Изнутри стена кажется гораздо прочнее.

Повсюду кипели работы. Затачивались песчаные мечи, обжигались песчаные щиты, готовилась песчаная еда. Виднелись какие-то суетливые приготовления и ритуалы, содержащие главный компонент – песок. Проходя среди торговых рядов, я видел, как люди запускали руки в свои мешочки, доставая скромные жёлтые щепотки, обменивая их на какие-либо предметы.

В центре города, между двумя длинными зданиями, расположилось большое открытое место, похожее на амбулакрум[2]. В самом его центре стоит неглубокий колодец, наполненный лиловой водой.

Пока мы обходили город, к Командиру несколько раз подбегали люди при мечах и шлемах, выражая восхищение и что-то шепча на ухо, периодически бросая на нас голодные взгляды. У одного из них – самого счастливого, был при себе оранжевый лук. Лучник обладал рыжей, пышной бородой и самым похабным смехом, который я когда-либо слышал. Тот восторженно шептал что-то Командиру, иногда разражаясь во весь голос. – Полно тебе, Васкес – смеялся Командир, стараясь сохранять самообладание. Вскоре лучник ушёл, напоследок подмигнув нам, и мы продолжили путь.

Шлем Командира отличался от шлемов тех, кто к нему подходил – они были преторианскими. Мы уже видели такие несколько раз в наших скитаниях. Не помню, когда. И теперь интуитивно склоняли головы, следуя за Командиром очень и очень тихо.

Кто-то обращался с ним очень холодно, даже жестоко. Один «преторианец» даже плюнул ему под ноги, одарив самым пренебрежительным и ненавистным взглядом. Но это не смыло и улыбки с лица Командира. Он никак не отреагировал и пожелал обидчику доброго дня.

Мы быстро закончили с обходом. Город оказался богат на детали происходящих в нём событий. Я успел запомнить, как мастера строят замысловатые башни, которые сдувают песчаные ветры, едва им удаётся достичь определённой высоты. Обратил внимание на женщин в золотых масках, что высекают на камнях острые зелёные символы и зарывают их в песок. Я слышал испуганный голос, который кричал о каком-то гигантском скорпионе и несколько десятков вооружённых людей побежали на восток. Вскоре, с той стороны послышались звуки флейты.

Нас определили по прямоугольникам. Все они состояли из сырцового кирпича. Внутри было несколько обособленных комнат, обычно по три. Над одной из дверей виднелось моё имя. «Бонс» – прочитал я. А затем повторил. Буквы были чёрными. Объёмными. На дне буквы «Б», в её пузатом бурдюке, виднелись лиловые крупицы жидкости.

Внутри убранство выглядело скромно. Одна песчаная кровать и такая же тумбочка с большой трещиной на боку. По песчаному полу бегали трое разноцветных жуков, играя в свои игры. На стене расположилось небольшое узкое отверстие, которое плохо пропускало свет и охлаждало дом. Наверное, так они сюда и попали – я рассматривал жуков, поведение которых мне казалось не естественным. Кровать была до неприличия мягка и приветлива. Перед тем. как забыться, меня посетила мысль о том, что всё теперь будет иначе.

Так началась наша подготовка. На следующий день, Командир построил нас на амбулакруме, оглашая правила.

– Вы вольны уйти отсюда в любой момент – он артистично махнул рукой в сторону ворот и добавил. – По вашему желанию.

Мы стояли, нервно покачиваясь. У каждого из нас были синяки под глазами. Как видно, все мы сейчас желали одного.

– Но, если уж решили остаться, – заговорщически выхватил гладиус Командир, делая большую театральную паузу. Я с надеждой посмотрел усталыми глазами в сторону ворот. Неужели мы можем уйти? Вот так, без последствий? Что-то подсказывало мне, что этого никогда не случится. Как никогда и не случалось. Я удивился последней мысли.

– «… Занимайтесь созиданием!» – рассмеялся Командир и откинул своё оружие в сторону. Тяжёлый, песчаный металл с замысловатой рукоятью, падал неприлично, как мне тогда показалось, медленно и грациозно, напоследок ослепив меня.

– Теперь садитесь. – скомандовал тот. – Проведём небольшую лекцию.

Мы уселись на жёсткий песок. Даже слишком жёсткий из всей поверхности, по которой мне довелось здесь пройти. Протирая усталые глаза, я испытывал нарастающее раздражение от того, что мне снова хочется пить. Кажется, это так называется. Ночью я проснулся от того, что моё горло начало неумолимо скрести. Всё те же симптомы, что и у входа. Несколько часов я прислушивался к этим ощущениям, которые всё усиливались и усиливались. Вскоре я начал сжимать песчаное одеяло до тех пор, пока у меня не заболели руки.

Не нашёл ничего лучше, чем пойти гулять по городу, который таковым наречь было трудно. Видел и получше. Только вот когда я их видел? И где? Долго бродил вокруг да около, пока не подошёл к колодцу с лиловой водой. Там уже теснился Крейг с остальными, жадно запуская обе руки внутрь.

– Попробуй, – блаженно сказал Крейг. – Это поможет.

Сев рядом, я протянул свои ладони в густой лиловый омут, и пил так долго, как только мог. Блаженная сладкая жидкость, растекаясь внутри, говорила о самом правильном решении, вознаграждая счастьем за каждый сделанный глоток. Наконец, я закончил и прислонился спиной к сырым, зеленоватым камням.

– Как думаешь, что это за место? – спросил я у Крейга, растянув улыбку.

– Не знаю – поглаживая колодец, ответил тот. – Но подозреваю, что мы сильно попали, друг. Очень сильно.

Я хотел что-то сказать, но лениво осёкся. Крейг был прав. И говорить тут было нечего. Вернувшись в комнату, я обнаружил, что количество жидкости в букве «Б» возросло.

«Мы сильно попали» – всё утро повторялось в моей голове. Я прослушал большую часть из того, о чём так страстно говорил Командир. Сознание немного прояснилось, и мне удалось сфокусироваться на последних словах монолога.

– …Само по себе, созидание – это деятельность вашего ума и вашего тела, соединённое в одно. Здесь вам предлагается полная свобода выбора по его проявлению – он ходил слева-направо. – В вашем распоряжении библиотеки, залы специализаций, тренировочные площадки и всё необходимое, чтобы учиться созидать. Запретов у нас только два. – Командир остановился.

– Первый – нельзя уничтожать. Можно перестраивать, переделывать, переписывать. Всё, что меняет объект, предмет или явление, не уничтожая его суть, – разрешено. Если вы хотите подвергнуть что-либо уничтожению – будьте готовы взамен отдать что-либо равнозначное.

Я впервые увидел, как Песчаный Командир нахмурился. Он чуть склонил голову и взял долгую паузу, играясь жвалами.

Второе правило звучит следующим образом – он поднял голову и осмотрел каждого пристально, серьёзно. – Никто. Я повторяю, никто не имеет права находиться на высоте двух этажей. Возможно, некоторым из вас понравится строить и возводить здания. Возможно, некоторые найдут свою страсть в сражениях. Возможно, вы проявите себя в других направлениях. Важно только одно – он поднял палец вверх. – Что бы вы ни делали, я запрещаю делать «что-то», что поместит вас или объект вашего творения выше высоты двух этажей. Выше этих стен. – Он махнул рукой куда-то в сторону. – Есть вопросы?

Вопросов было много. Очень много. И не только у меня. Я читал эти вопросы на усталых взглядах других. Но никто из нас не посмел их задать.