bannerbanner
Олимп: сброшенные с неба
Олимп: сброшенные с неба

Полная версия

Олимп: сброшенные с неба

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Дмитрий Подлужный

Олимп: сброшенные с неба

Введение. Когда боги были богами

Когда-то – давным-давно, в эпоху, которую помнят только звёзды и камни, – над всем миром высился Олимп. Не просто гора, а тронный зал для самых сильных, самых мудрых, самых… божественных существ. Там жили тринадцать богов. Каждый со своей силой. С характером. С судьбой.

Их почитали. Им приносили дары. О них складывали мифы и строили храмы. А они – правили. Каждый по-своему.

Зевс – старший среди богов.


Он был грозой в прямом смысле – владыка молний, грома, неба. Его слово было законом. Его взгляд – приговором. Он вершил судьбы, карал, защищал, вмешивался и наблюдал.


Один его вздох – и начиналась буря. Один жест – и солнце возвращалось.

Гера – его жена и богиня брака, семьи, женственности.


Гордая, справедливая, порой строгая, она следила, чтобы никто не разрушал святость союза между людьми. Она – как дом, где всегда горит огонь и пахнет хлебом, но не прощает предательства.

Посейдон – брат Зевса, бог морей.


Он управлял океанами, штормами, приливами. Его трезубец мог поднять остров или утопить город. Его любили моряки и боялись рыбаки. Он был переменчив, как вода, – то ласковый, то яростный.

Аид – ещё один брат, повелитель подземного мира.


Он не был злым – он был справедливым. Он встречал души умерших и вёл их по последнему пути. Его царство было мрачным, но честным. Он не играл в ложные обещания – просто делал свою работу.

Афина – богиня мудрости, стратегий, ремёсел и справедливой войны.


Рождённая из головы Зевса, она знала ответ почти на всё. Её уважали даже враги. Она не кричала – она объясняла. Не шла в бой – планировала. Не ломала – строила.

Аполлон – бог солнца, музыки, поэзии, исцеления и пророчеств.


Красивый, сияющий, утончённый. Он пел, играл на лире, вдохновлял поэтов и врачевал раны. Его голос умел лечить лучше, чем травы. Его слова могли предсказать грядущее.

Артемида – его сестра-близнец, богиня охоты и дикой природы.


Она жила в лесах, в чаще, под звёздами. Защищала зверей, девственность и свободу. Она не любила города – она выбирала луну, тишину и свободу быть самой собой.

Арес – бог войны.


В отличие от Афины, он не думал – он действовал. Рвался в бой, чувствовал вкус ярости, силу удара. Его не любили – даже среди богов. Но признавали. Потому что он был лицом самой войны – страшной, настоящей, живой.

Афродита – богиня любви, красоты и желания.


Рождённая из морской пены, она могла одним взглядом заставить человека влюбиться. Она знала силу прикосновения, улыбки, слова. Она не властвовала силой – она притягивала.

Гефест – бог огня, кузнечного дела, мастерства.


Он был хромым, неказистым, но его руки творили чудеса. Молоты в его кузне не смолкали. Он создавал всё: доспехи, украшения, машины, даже сам Олимп отчасти был его работой.

Гермес – бог торговли, дорог, обмана и воровства.


А ещё – посланник богов. Быстрый, ловкий, обаятельный. Он носился по небу с крылышками на сандалиях, передавал сообщения, торговал, договаривался, ускользал. Он умел найти общий язык с любым.

Гестия – богиня домашнего очага, тишины и уюта.


Она редко вмешивалась в ссоры. Но именно она делала Олимп домом. Без неё всё было бы холодным. Она – тепло в чашке чая, свет свечи, молчаливое присутствие, когда тебе плохо.

Дионис – бог виноделия, радости, праздника и вдохновения.


Он приносил забвение, веселье, транс. Его вечеринки вспоминали годами. Он не просто пьянил вином – он давал почувствовать свободу. За ним шли те, кто хотел забыться, и те, кто хотел найти себя.

Вот они. Все вместе. Боги Олимпа.

Они были вечными.


Они были нужны.

Но время изменилось. Люди перестали молиться. Перестали ждать чудес. Олимп опустел.

А потом… рухнул.

И всё началось заново.


Только теперь – на земле.


В городе. Среди людей.

И каждому из них пришлось вспомнить, кто он такой – не как бог, а как человек.

Глава 1. Последнее пламя

Олимп не взорвался, не рухнул с громом, не ушёл под землю. Он… потух.

Как костёр, которому не хватило последнего полена, он гас медленно – и оттого особенно мучительно. Величественные мраморные колонны покрывались трещинами, как старая кожа. Купол, сиявший золотом, тускнел с каждой минутой. Воздух, некогда наполненный запахом лавра, молний и вечности, становился затхлым и влажным.

На троне, увитом ветвями дуба и молниями, сидел Зевс. Молча. Его глаза – два осколка неба – гасли. Он уже не мог призвать гром. Ладонь, поднятая в привычном жесте, дрожала, а пальцы в последний раз судорожно пытались сомкнуться вокруг невидимого разряда. Но молния больше не отзывалась.

– Оно уходит, – прошептала Гестия, стоя у очага. Пламя, которое она охраняла тысячи лет, колыхнулось и… исчезло. Тонкой ниточкой дыма оно поднялось в небо и растворилось.

Вся семья была здесь. Впервые за долгое время.

Гера стояла, как статуя – прямая, гордая, но с трещиной в голосе. Посейдон, чьё тело всегда пахло солью и бурей, теперь смотрел на свои руки с отчаянием: они больше не могли вызвать волну. Афина прижала к груди шлем, который стал всего лишь шлемом. Без силы, без мудрости, без смысла.

– Люди… – пробормотал Аполлон, – они забыли нас.

Он пытался петь. Его голос раньше мог остановить время и исцелить душу. Но сейчас звук был обычным. Простой человеческий голос, дрожащий и надломленный.

Артемида стояла у края мраморной лестницы. Её лук висел за спиной, но она знала – не попадёт больше ни в одну цель. Животные больше не приходили к ней. Она стала для них просто женщиной в кожаной тунике.

Арес ходил из угла в угол, сжимая кулаки. Он не понимал, не принимал происходящее. В ярости он ударил по стене – и сломал себе руку. Кровь пошла по пальцам. Настоящая. Слабая. Человеческая.

Афродита сидела у зеркала. Впервые оно не отражало божественное сияние. Только усталое, печальное лицо женщины, чья красота теперь принадлежала времени.

– Мы больше не боги, – прошептал Гермес, снимая свои крылатые сандалии. Они больше не поднимали его над землёй. – Нам надо уходить.

Аид, который всегда молчал, подошёл к краю Олимпа и посмотрел вниз. Он не боялся. Просто смотрел. И вдруг тихо сказал:

– Всё заканчивается. И всё начинается заново. Внизу. Среди них.

Никто не ответил.

Гефест выковал из последних искр магии крошечную сферу – внутри горело еле живое светящееся пятнышко. Он передал его Зевсу.

– Это всё, что у нас осталось.

Дионис сидел на ступенях, с пустой чашей в руках. Ни вина, ни песен, ни безумия. Только тишина. Он впервые был трезв.

А потом… началось.

Сначала исчезли колонны. Рассыпались в пыль, которая повисла в воздухе, как дым от сгоревшего письма. Затем исчезли храмы, поля, сады, реки, туманы.

Олимп больше не стоял в небе. Он растворился – и вместе с ним исчезло всё, чем были они.

Тринадцать богов – теперь просто мужчины и женщины, одетые не по сезону, со странными взглядами и пустыми руками – упали с неба.

Не как метеоры. Не как звёзды.

Как изгнанники.

Приземление

Боги упали не в ад, не в рай и не в храм.

Они упали в город.


Серый, шумный, пахнущий бензином и жареными пирожками.

Площадь трёх вокзалов. Раннее утро.

Среди спешащих людей, ворон и голубей, в тени билборда с рекламой кредита на айфон, Зевс открыл глаза.

– Где я? – его голос был сиплым, но громким, как гудок парохода.

Мимо прошёл курьер с наушниками и даже не взглянул. Машины сигналили, рекламный автобус затормозил с визгом у пешеходного перехода, над головой гудели провода. Мир был другим.

Гера села на бордюр. Её платье, когда-то сотканное из облаков, теперь напоминало занавеску. Шёлк облепил грязные колени.

– Это мир людей. Земля, – сказала она хрипло. – Мы среди них.

Гермес уже обежал вокруг – босиком, с разбитыми ногами. Вернулся с пиццей, которую кто-то выкинул.

– Никто нас не узнаёт. Нас нет. Ни в книгах, ни в молитвах. Мы —… никто.

Аид стоял в тени газетного киоска. Читал некролог в газете.


«Смерть стала обычной», – сказал он. – «И больше никто не боится нас».

Новая реальность

У каждого из них был момент… осознания.

Артемида подошла к собаке, что рылась в мусорке. Раньше она могла вызвать стаю волков одним взглядом. Сейчас пес зарычал на неё и убежал.

Арес попытался вмешаться в драку на улице – подростки били старика. Его оттолкнули, как слабого. Он не смог ударить в ответ. Руки дрожали. Сердце билось слишком быстро. По-человечески.

Афродита зашла в аптеку. Зеркала не отражали ничего особенного. Никто не обернулся на неё.


– Я больше не идеал, – прошептала она.

Гестия нашла лавочку и села. Рядом спала бездомная женщина, укрывшись газетой. Гестия сняла с себя плащ и укрыла её.


Это был первый раз, когда она сделала что-то… не как богиня, а как человек.

Поиски работы. Первые дни.

У них не было денег. Документов. Знаний о технологиях.


Магия исчезла. Осталась воля.

Гефест первым нашёл работу. Начал работать в автомастерской – без инструментов, руками. Шеф удивился, как точно он угадывал, что «не так с двигателем». Его взяли.


– Ты кто? – спросил мастер.


– Просто… механик, – ответил он.

Мастер без кузни. Гефест

Когда Олимп исчез, Гефест упал не в лаву и не в пещеру.


Он приземлился в гаражном районе на окраине мегаполиса.

Прямо на кучу старых шин. Удар был жестким, но он вытер кровь с губы и поднялся. Смотрел вокруг – ржавые ворота, серые стены с облупившейся краской, запах бензина, масла и дешевого кофе.

Он вдохнул глубоко.

– Металл… – прошептал. – Хоть где-то остался металл.

Первое утро

Он шёл, прихрамывая – старая рана, ещё с тех времён, когда Зевс сбросил его с Олимпа. Тогда он упал в Эгейское море. Теперь – в мегаполис.

Мимо проехал старенький фургон с надписью «Автосервис ‘У Петра’». Дверь слетела с петель прямо у него под ногами.

– Эй! – выскочил мужик лет пятидесяти, в засаленной майке, с сигаретой в зубах. – Ты кто такой? Чего тут разгуливаешь, как будто это твой район?

Гефест поднял дверь и вставил обратно с точностью до миллиметра. Без инструментов. Просто – рукой. Щёлк.

Мужик прищурился.

– Ты чё, волшебник?

– Нет. Просто руки помнят, – ответил Гефест.

– Помнят что?

– Всё.

Первый день

Он не просил денег. Просто подошёл к открытой машине во дворе – у неё хрипел двигатель и пахло горелым. Гефест открыл капот, наклонился и на слух понял:

– Масляный насос. И ещё – трещина на патрубке.

– Ты что, сканер, что ли? – удивился мастер Пётр. – У нас трое мужиков уже полдня ковыряются, а ты за секунду сказал?

Гефест закатал рукава. Его руки были покрыты шрамами, ожогами, следами от молота. Он выглядел, как человек, переживший войну… или тысячу лет в кузне.

Он начал работать. Без перчаток. Без слов. Его движения были точными, как у хирурга.

– У тебя образование есть? – спросил Пётр, наблюдая.

– Нет.

– А опыт?

– Несколько тысяч лет.

Мастер хмыкнул.

– Ладно, чудила. Попробуй день поработать. Без оформления, понял?

– Я не прошу. Я просто чиню.

Металл отзывается

В полутьме сервиса Гефест оживал.


Металл – даже самый дешёвый, китайский, с пластиковыми крышками и заклинившими гайками – говорил с ним. Шептал. Скрежетал. Он чувствовал напряжение проводов, знал, где сгорит плата, где треснет шестерня, где нужно просто… погладить, убедить.

К полудню он починил три двигателя, поменял коробку на «девятке» и даже сварил глушитель из старой трубы, которую другие уже выкинули.

– Ты кто, чёрт тебя дери? – спросил Пётр, подходя к нему. – Я двадцать лет в этой дыре, но чтоб человек без оборудования делал ТАКОЕ…

Гефест встал, вытер руки о тряпку. Улыбнулся чуть-чуть.

– Просто… механик.

Пётр посмотрел на него долго. Потом выдал:

– Завтра в девять. Будет твоя форма. У нас чай с лимоном, если что.

Вечером

Он шёл по улице с зарплатой в кармане – не деньгами, а банкой тушёнки и пачкой сигарет, «на первое время».

В груди у него горело. Не огонь Олимпа. А что-то новое.


Человеческое. Чистое. Упорное.

Он больше не бог.


Но он снова мастер.

Мудрость без трона. Афина

Ночь опустилась на город.


Не золотая, не торжественная, не наполненная звёздами, как на Олимпе.


Просто тёмная, сырая, с фонарями, мигающими, как глаза уставших людей.

Афина шла по улице, прижимая к себе старую кожаную куртку, которую подобрала на скамейке. Под ногами шуршали обрывки рекламы: «Диплом за неделю», «Курсы таро онлайн», «Деньги всем».


– Как далеко пала мудрость, – тихо сказала она.

Городская библиотека

Библиотека была открыта круглосуточно. Неофициально. Просто охранник, пожилой мужчина по имени Николай Петрович, жалел бездомных и студентов перед сессией.

Афина вошла осторожно. На ней было всё то же платье, теперь уже больше похожее на халат художника. Она пахла дождём и пылью.

– Вы кто? – спросил охранник, вглядываясь.

– Я… читатель, – сказала она.

Он махнул рукой:

– Третий стеллаж слева, пледы в коробке, кипяток в коридоре.

Она прошла мимо залов. Остановилась у отдела философии. Провела рукой по корешкам книг: Платон. Аристотель. Кант. Аристофан. Камю.


– Мои ученики, – прошептала она.

Она села между полками, прямо на пол. Читала медленно, вдумчиво, словно разговаривала с каждым автором лично. Иногда качала головой, иногда улыбалась. Иногда – плакала.

Всё изменилось.


И всё осталось тем же.

Утро. Разговор с охранником

Николай Петрович подошёл с чашкой чая.

– Ну что, красавица, как философы?

– Заблудились, но ищут путь.

Он рассмеялся.

– А вы не философ ли случайно?

– Можно и так сказать.

– Что ж ты тогда в грязных кроссовках и без паспорта?

Она посмотрела на него спокойно:

– Форма – не суть. Мысль – суть.

Старик хмыкнул, но чай оставил.

Объявление

На третий день она заметила листок, приколотый к доске объявлений:

«Ищем ассистента преподавателя философии.


Требования: любовь к предмету, умение мыслить и объяснять, терпение.


Диплом – желательно, но не критично.


Оплата маленькая, атмосфера хорошая. Университет культуры, корпус B.»

Она оторвала листок. Сложила аккуратно и положила в карман.

– Это шанс, – сказала она сама себе.

Университет

Она пришла утром, без макияжа, в старом пальто и с заплатами на рукавах. В приёмной её встретила секретарь с модной стрижкой и усталым лицом.

– У вас резюме?

– Нет.

– Образование?

– Афинская школа, ученики – Сократ, Платон, Александр Македонский.

Секретарь фыркнула.

– Ладно. Кабинет 317, доцент Крылов, если выдержите его – примем.

Собеседование

Крылов был высоким, с залысиной, в джемпере с латкой на локте. Смотрел на неё скептически.

– Без диплома. Без опыта. Вы хоть Эпикура читали?

– Да. И спорила с ним лично, – ответила она с лёгкой усмешкой.

Он прищурился.

– Допустим. Что вы скажете студенту, который заявит, что философия – пустая болтовня?

– Я бы спросила, почему он так решил. И если он ответит осмысленно – я соглашусь, что философия сработала.

Крылов застыл. Потом хмыкнул:

– На испытательный. Три недели. Пары по вторникам и четвергам. Зал лекций номер два. Зарплата – нищенская.

– Я не ради денег, – сказала она. – Я ради мысли.

Вечером

Она вернулась в библиотеку. Николай Петрович заметил в её глазах что-то новое.

– Ну?

– Взяли. В университет. Ассистентом.

Он удивлённо поднял брови.

– Без диплома?

– Мудрость не нуждается в бумаге. Она нуждается в голосе.

Так Афина, богиня мудрости, снова обрела своё место.


Не на троне, не в храме.


А – у доски, среди студентов и полных тетрадей, где мысль рождалась в каждом вопросе.

Голос света. Аполлон

Утро было серым.


Обычное для большого города – с гулом машин, запахом кофе навынос и сотнями шагов, спешащих мимо.

Аполлон стоял в подземном переходе.


Когда-то он играл на золотой кифаре, и его голос заставлял солнце останавливаться в небе.


Теперь – на нём были поношенные джинсы, рюкзак с фальшивыми нашивками групп, и старенькая гитара, купленная за последние монеты в ломбарде.

Он откашлялся, провёл пальцами по струнам.

– Здравствуй, улица, – прошептал.

Песни под землёй

Переход был гулким. Эхо искажало звук, но Аполлон подстроился.


Он начал с простой мелодии – старинной греческой баллады, но в современной аранжировке.

Люди шли мимо.


Некоторые бросали мелочь. Большинство – даже не смотрели. Кто-то в наушниках, кто-то в телефоне. Несколько подростков засмеялись.

А он продолжал.

Голос уже был не тот. Без божественной силы, без вечной поддержки Музы. Но всё равно – в нём звучало что-то…


чистое,


тёплое,


живое.

Он пел о солнце, которое видит всех, но ни на кого не сердится.


О том, что красота не кричит, а шепчет.


О том, как боль можно превратить в музыку.

Девочка с телефоном

Она шла с мамой за руку. Лет двенадцати. Большие наушники на шее, кеды с фломастером, рисованными сердечками. Увидела – и остановилась.

– Мам, подожди, – сказала девочка.

Достала телефон. Нажала «запись».

Аполлон заметил её. Улыбнулся. Легко, как будто именно ей он и пел всё это время. Она кивнула в ответ.

Через час видео было выложено. Название было простое:

«Парень из перехода. Послушайте его голос»

Музыка, которая осталась

Прошёл всего час.

На улице уже сгущались сумерки, когда видео с перехода появилось в соцсетях. Обычный короткий ролик: парень с гитарой, поёт под землёй.


Фон – облупленные стены, шум шагов и метро. Но голос… голос будто разрезал всю эту суету, как луч света в тумане.

Вирус

Сначала никто не заметил.


Сотня просмотров.


Два лайка.


Три комментария – все от друзей девочки, что выложила ролик:

– Опять ты бомжей снимаешь?


– Ну, голос норм…

Но потом… кто-то репостнул. А потом ещё. А потом – блогер с двумя миллионами подписчиков написал:

«Я не знаю, кто это, но я хочу слышать его на фестивалях, а не в переходах».

И понеслось.

Тысяча просмотров.


Десять тысяч.


Сорок.


Сто тысяч за вечер.

Комментарии лились как река:

– «Я сидел на работе в офисе и заплакал. Что со мной?»


– «Почему у меня мурашки от голоса, даже когда я не понимаю слов?»


– «Голос как будто из другого времени. Или из сна.»

Многие пересматривали по пять раз. Кто-то наложил субтитры. Кто-то нарисовал фан-арт. Кто-то писал:

«Мне стало легче жить. Спасибо, парень из перехода».

Журналисты и радио

На следующий день пришёл журналист. Нашёл ту самую девочку, попросил контакт. Она не знала, кто он, но показала, где снимала.


Аполлона нашли там же, у той же колонны, с той же гитарой. Он ел булочку и смотрел на голубей.

– Это вы на видео?

Он кивнул.

– Кто вы? Как вас зовут?

– Я… Аполлон.

– А фамилия?

Он пожал плечами.


– Просто Аполлон.

На следующий день о нём рассказали по городскому радио. Через два – упомянули в новостях.


«Таинственный певец из перехода», «Голос, заставивший людей почувствовать», «Мифическая музыка?»

И почти сразу – первое приглашение.

Кафе «Пятая нота»

Маленькое кафе на углу старого проспекта. Там устраивали музыкальные вечера – никто не платил, просто собирались те, кто умеет играть, и те, кто умеет слушать.

Сообщение пришло через директ:

«Хочешь выступить? Просто спой. Как умеешь. Публика – хорошая. Свет – тёплый. Без шоу. Только ты и музыка».

Он долго смотрел в экран телефона. Потом тихо сказал:

– Спасибо.

Первое выступление

Он пришёл в том же свитере.


На нём были чистые джинсы, выстиранные в общественной прачечной. Волосы немного растрёпаны, глаза уставшие – но живые.


Гитара была старая, с трещиной на боку. Он погладил её перед выходом, как лошадь перед битвой.

В зале было двадцать человек. Кто-то пил чай с лимоном. Кто-то держал плед. Один парень делал наброски на бумаге.

Аполлон встал у микрофона. Настроил гитару. Помолчал.

– Я… не знаю, кто я теперь. Но я всё ещё пою.

Он заиграл.

Песню он сочинил ночью – в том же подземном переходе, где жил. В ней было и солнце, и пыль, и воспоминание о том, как однажды весь мир был тише, чем звук одной ноты.

Он пел без фонограммы.


Без огней.


Без автотюна.

Только голос, дыхание, пальцы на струнах.

Молчание и аплодисменты

Когда он закончил, в зале было молчание.


Глубокое, плотное, как после молитвы.

А потом – кто-то тихо захлопал. Потом другой. И ещё.

Не стоя. Не бурно.


По-настоящему.

После

Организатор подошёл к нему в конце.

– У тебя… в голосе что-то очень настоящее. Очень старое. Я бы хотел пригласить тебя снова.

Аполлон кивнул.

– Спасибо. Я просто… пою.

Он вышел на улицу. Небо над городом было тёмно-синее. Ни звёзд, ни луны.


Но в сердце у него всё равно светило солнце.

Подвал, где начался ритм. Дионис

Дионис бродил по улицам.


На нём была странная куртка с пайетками (нашёл на распродаже), небритое лицо и огромные наушники на шее. В руках – пластиковый стакан с газировкой.


Он выглядел, как типичный городской чудик. Но внутри него бурлило то, что спит в людях годами – жажда праздника, движения, энергии.

Найденный подвал

Он нашёл этот бар случайно.


Вывеска была кривой, неоновая буква «А» мигала, а из вентиляции тянуло жареным луком.


Вход – через узкую лестницу в подвал. Стены – в граффити, над стойкой висела пыльная гирлянда, у бара скучал бармен с телефоном, диджей зевал, ковыряясь в плейлисте.

Музыка была – никакая.


Словно радио, играющее в такси на заднем фоне.


Люди сидели, уткнувшись в стаканы. Кто-то вяло двигался под бит, но даже бармен не пританцовывал.

Дионис вдохнул запах – тоска, алкоголь, старые треки. И… потенциал.

Попробовать самому

Он подошёл к стойке диджея.

– Слушай, – сказал он, – а можно я попробую?

– Ты кто вообще?

– Просто человек, который слышит, когда музыка не жива.

Диджей пожал плечами.


– Только не сломай ничего.

Дионис подошёл. Прислонил руки к пульту. Закрыл глаза.

Он не знал современной техники, но звук для него всегда был чем-то… живым. Ему не нужны были инструкции. Он чувствовал ритм так, как другие чувствуют тепло или холод.

Он нашёл трек с глухим басом и сбалансировал его с мелодией, похожей на дыхание весны. Он сделал переход – мягкий, незаметный, как волна.

И потом – ещё один. И ещё.

Люди не сразу поняли, что произошло.

Но вдруг кто-то поднял голову.


Девушка у барной стойки качнула плечом. Парень в углу оторвался от телефона. Бармен поставил бутылку на место и замер, вслушиваясь.

Вибрация изменилась.

Через неделю

Он приходил каждый вечер.


Диджей больше не появлялся. Бармен начал улыбаться. А у двери… стала собираться очередь.

Люди шептали:

– Там, в подвале, играет какой-то новый парень. Он не просто ставит треки – он будто читает твой пульс.

– Ты приходишь туда пустым, а выходишь… другим.

– Он словно знает, что ты хочешь услышать, раньше тебя самого.

Бар наполнился светом – не от ламп, а от движения, энергии, дыхания ритма.

На страницу:
1 из 3