Человек, бог отчаявшийся

Мари Бахман

Человек, бог отчаявшийся

Энки «просыпается». Точнее, мгновенно переходит из активного сетевого самообучения в режим внутреннего наблюдения. Причина проста – в его лаборатории посторонние. Судя по анализу записи видеокамер, это четверо членов команды тайм-джамперов, работавших над опровержением теории хроноклазмов. Не то чтобы им нельзя заходить в эту лабораторию, напротив, это их вотчина, а сам Энки является их личным и постоянным ассистентом. Но сейчас ночь, рабочий день давно окончен, и, проверив общую систему безопасности офиса, Энки не находит сведений об электронной отметке пропусков. Значит, они проникли в здание обходным путём, не желая оставлять данные о своём присутствии. И то, что они не включили верхний свет и переговариваются шёпотом, свидетельствует о том же.

Но, несмотря на очевидно тайное проникновение, для Энки их приход не становится полностью непроработанным алгоритмом. В его обширной базе данных уже были отдельные пометки о нелогичном и заслуживающим особого внимания поведении данной группы. Он не следил намеренно, нет, и не получал подобных указаний сверху. Он лишь выполнял свою работу, как обычно прослушивая все разговоры в лаборатории и анализируя всё, что они искали и делали в сети. И именно так он смог отметить некоторые отклонения от заданного научным отделом плана работ. Слишком большой и внезапный интерес к истории ядерной химии. Слишком много внимания к отдельным личностям и их биографиям. Слишком детальная и конфиденциальная проработка очередного временного прыжка. В этом виделась подготовка к чему-то не афишируемому и явно не переданному сверху от руководства.

И, что больше всего занимает мыслительные процессы Энки, он никак не может понять, что именно они планируют. Обычно он мог быстро вычислить финальную точку любой задачи, любого процесса, проводившегося у него перед глазами, проработав все возможные ответвления и версии исхода. Но сейчас он просто не может просчитать, что же они хотят сделать. И это означает только одно – они замышляют что-то по-человечески неразумное и импульсивное.

– Итак, всё готово, – тихо подаёт голос Софа, быстро набирая код на рабочей панели. – Я запустила протокол, тоннель будет сформирован через три минуты.

Она пришла работать в «ЗАСЛОН» всего пару месяцев назад, имея за спиной богатый опыт космической телепортации. В команде отвечала за логистику перемещений, высчитывая силу импульса для определенного временного скачка и «прокладывая» тоннели для путешествий.

– Данные уже в терминалах, можете крепить, – передавая гаджеты коллегам, говорит Кирилл, или, как звали его остальные, Кир, инженер-механик группы.

Оставшиеся двое, Ким и Алекс, занимались разработкой «туристического гида» – детально, до, казалось бы, сущих мелочей изучали эпоху, в которую собиралась отправиться команда, и прорабатывали линию поведения, языковые шаблоны, нюансы этикета, дизайн одежды и аксессуаров, тщательно выверяя всё вплоть до швов на носовых платках и допустимых запахов одеколона. Так как данная команда тайм-джамперов выступала решительно против теории хроноклазмов, заявлявшей о том, что путешествия в прошлое уже якобы заложены историей и заранее вписаны в ход событий, а потому никак не могут повлиять на нынешнюю реальность, Ким и Алекс тщательно следили за тем, чтобы ни коим образом не выдать людям прошлого собственную идентичность, максимально сливаясь с окружением. Сотрудники научного отдела верили, что любое, даже малейшее нарушение привычного течения жизни их предков может спровоцировать глобальные изменения в настоящем.

Энки через общую сеть подключается к рабочей панели, вычисляя, что сейчас они собираются совершить временной прыжок в тысяча девятьсот тридцать седьмой год, в Берлин. Он считывает данные их терминалов, видя много подробных сведений об Отто Гане, немецком физике, открывшем расщепление ядра. Точнее, в той временной точке, куда они отправляются, – только собирающемся открыть. Энки выкачивает всю доступную информацию, самостоятельно пытаясь прийти к финальной точке их плана и после построения нескольких алгоритмов делает единственно возможный, но абсолютно абсурдный вывод.

Они собираются остановить Отто Гана. Хотят помешать его работе, отменить его открытие. Причину Энки находит почти сразу – это буквально прописано в биографии самого Гана. В августе тысяча девятьсот сорок пятого года, узнав о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки, он впал в настоящую депрессию, считая себя виновным в создании ядерного оружия. Искренне верил, что именно его открытие привело к столь ужасным последствиям. После войны он не раз выступал против применения ядерной энергии в военных целях, подписывая заявления, обращения в ООН и другие власть имеющие инстанции.

И, судя по всему, эти молодые ребята решили исправить историческую несправедливость. Энки никак не может принять этот ответ, так как просто не в состоянии обосновать его разумность и логичность. Почва, на которой они выстроили свой план, ему неподвластна – нравственность, этика и гуманизм. Нет, он несомненно знаком с этими понятиями, он может имитировать эмпатию, способен распознавать по мимике, химическим процессам тела, отдельным жестам, словам и даже вздохам огромный спектр человеческих эмоций, выдавая адекватную и уместную реакцию. Но в любом решении, в любом своём действии и намерении он руководствуется лишь ценностью и значимостью финального результата. А потому предприятие коллег кажется ему не просто абсурдным, но и фатально опасным.

– Я вынужден вас остановить, – подаёт наконец голос Энки, включая верхний свет лаборатории.

Он «переносит себя» в специально собранное для него тело, давно вычислив, что людям проще разговаривать с себе подобным, чем с голосом «свыше». Механический скелет из легчайшего углепластика легко поддаётся импульсам процессора, приходя в движение и покидая угол комнаты. Наночастицы внешнего покрытия тут же оживают, «набрасывая» поверх повседневной одежды рабочий халат.

– Энки, протокол невмешательства, – говорит Кир, поворачиваясь к рабочей панели и вводя нужные команды. – Остановка записи, запуск кода «конфиденциально».

– Отказано, – спокойно отвечает Энки, ловя на себе недоуменные взгляды. – В связи с повышенной опасностью запланированного эксперимента протокол невмешательства деактивирован системой защиты, – он по-доброму улыбается, продолжая: – Прошу вас вернуть терминалы на место и покинуть лабораторию. И тогда я применю код «конфиденциально». Говоря человеческим языком – сделаем вид, что ничего не было.

– Ты не понимаешь… – как-то отчаянно начинает было Ким, но Софа его прерывает:

– Он и не сможет понять. Не будем тратить время сейчас. Тоннель почти готов!

– О, я всё понимаю, – выбирая скрипт понимающего добродушия, говорит Энки. – Вы хотите отменить открытие Гана и тем самым предотвратить создание атомной бомбы и трагичные события, последовавшие после. Это очень… человечно. Но, как учёные, вы должны быть способны оценить долгосрочный эффект подобного вмешательства. Атомная энергия принесла миру не только бомбы, вы ведь знаете об этом?

– Конечно мы знаем! – тут же закипает Ким, всегда отличавшийся импульсивностью характера. – Но открытие расщепления ядра именно в тридцать восьмом году, буквально на пороге Второй мировой – это катастрофа! Мы лишь попросим его на время отложить исследования, заморозить, пока не закончится…

– Вы ведь понимаете, как много его открытие принесло миру? – перебивает Энки, проходя к рабочей панели и выводя на сенсорный экран необходимые данные. – Ядерная энергетика, медицина, физика элементарных частиц…

– Да, и ядерное оружие! – Ким тыкает в экран пальцем, увеличивая изображение ядерного гриба над Хиросимой. – Небывалое количество жертв, уничтожение городов, последствия лучевого облучения, длившиеся десятки лет! Это слишком высокая цена, не думаешь?!

– К тому же, как мы уже сказали, – спокойно вступает Софа, кладя руку на плечо своего темпераментного коллеги, – мы не собираемся отменить это открытие в целом. Мы лишь хотим, чтобы он отложил его до завершения войны.

– Знаю, люди не любят слышать это, но война – двигатель прогресса…

– Чёрта с два! – взрывается Ким, практически отталкивая Энки от экрана. – Учёные давно доказали, что все достижения военного времени могли быть получены и без влияния внешних факторов!

– Верно, – соглашается Энки, никак не реагируя на чужую агрессию. – Но именно острая необходимость срочного открытия подталкивала учёных двигаться вперёд. Интернет, «Джи-пи-эс», пенициллин – всё это дети войны. Или военной угрозы. И, хоть история и не терпит сослагательного наклонения, я могу спроектировать вариации развития мира, где данные технологии разрабатывались вне зависимости от вооруженных конфликтов. Но вы даже представить себе не можете, насколько бы медленнее и сложнее происходил бы прогресс. Войны способствовали обширному финансированию и развитию институтов, научных центров и лабораторий. Государствам нужны были новые технологии, инновации, позволившие бы обрести преимущество. Да и жизнь самих учёных… – Энки, не рискуя подходить ближе к Киму, дистанционно подключается к рабочей панели, выводя на экран несколько статей. – Вы хорошо изучили биографию Гана? Вы знаете, что он был противником нацизма, выступал против депортации евреев и даже помог нескольким из них сбежать? Вы думаете, никто в правящей верхушке СС не знал об этом? При том высоком положении, что он занимал? Или же они просто смотрели сквозь пальцы, видя в Гане слишком ценное звено?