Чужие руки

Владислав Медведев

Чужие руки

1

Вечер. Маленькая кухня, облитая желтой потолочной лампой. Тощий мужчина сорока лет в поношенной майке, обросший легкой щетиной, бурно беседовал с женой, стоящей у плиты:

– Не позволю! Мой сын не будет гнить в нищете, живя в окружении подонков, моральных калек и наркоманов. На Земле ребенку делать нечего.

Жена, уставшая, сгорбленная, готовила ужин, подкидывая в кастрюлю крупу. Махнув тоненькой ручкой, она успокаивала мужа:

– Тише, Лёня! Хочешь, чтобы дети услышали? Спокойнее будь.

Леонид сбавил пыл:

– Прости, Вика, просто устал сегодня сильно. Выматывает каждый день стоять километровые очереди. Миша уже боится врачей и анализов. Ну ничего, немного осталось потерпеть. Миша обязательно пройдет конкурс. Он станет колонизатором, и тогда все наладится.

С некоторым усилием в голосе Виктория отвечала:

– Всё будет хорошо. Недавно выложили новые фото с Тола. Там чистенько, уютненько, дети улыбаются и упитанные. Ему там понравится.

– Да, всё у Миши будет хорошо. Я позабочусь об этом. Когда будем ложиться, помолимся.

Виктория молча кивнула. Она перебирала пальцами бусинки браслета в попытке отогнать тягостные мысли. Сомнения и страхи витали в глубинах души. Надежды на то, что, хотя бы сыну удастся подарить надежду на нормальную жизнь, таяли с каждым днём. Билеты для перелета на другую планету стоят просто космических средств. Собрать даже на один билет нет никакой возможности. Единственный шанс – пройти конкурс. Сердце Виктории сжималось от мысли, вдруг усилия не дадут плодов, и Мише будет отказано в полете. Тогда он останется здесь, и его легкие окончательно изъест воздушная грязь, его разум опорочат другие люди, его уделом будет работа, не разгибая спины, а молодость и амбиции заберет с собой в могилу умирающая планета. Этого невозможно допустить! Как бы ей не хотелось держать единственного сына подле себя, нужно думать о его будущем, о его карьере. И если путь к счастью сына лежит в миллионах километрах от родного дома, то она должна быть сильной и не давать эмоциям выйти наружу.

Леонид протер уставшие глаза и сказал:

– Завтра всё должно решится. Результаты анализов будут готовы, и врачи всё скажут. Надо привести себя в порядок. Побриться да выгладить брюки.

– Я уже погладила. В шкафу висит.

Разгоряченный пар игриво поддергивает крышку кастрюльки. Разговор, не найдя пищи для продолжения, стих. Отец семейства откинулся на спинку стула и нажал на пульт. Тонкий черный экран телевизора подмигнул и включился. Плавный бессвязный шум голосов, рекламы и прочего звукового мусора заполнил тишину кухни. Дети играли за дверью в детской. Вечер тих и приятен. Скоро будет готов ужин.

Обзор удручающих новостей экономики плавно перешёл в рекламное объявление. Единственная реклама, в которую вслушивались. Бодрый диктор вещал из динамика:

"Люди оглянитесь! Ваша любимая и родная земля мертва. Она погребена под тонами мусора, грязи, бедности и разврата. Здесь нет будущего, нет ресурсов, нет чистого воздуха, нет плодородной земли, нет любви и нет надежды. Бесчисленные попытки спасти планету оказались безуспешными. С каждым годом еда всё хуже, цены всё дороже, а преступность выше. Но выход есть! Мировое правительство совместно с Министерством колониальных дел продолжает вести бесплатный конкурсный отбор. Дети от шести до двенадцати лет могут получить право на космический полёт до планеты Тол-700d. Планета колонизирована по последнему слову техники. десятки зеленых парков, воздух воссоздан по всем стандартам качества и идеально подойдет для молодого растущего организма. Дайте ребенку достойную жизнь и работу. Ваше чадо будет соседом для политиков, министров и мировых звезд. Вид из иллюминатора будет выходить прямо на здание Мирового правительства. Вы не смогли сохранить для будущих потомков дом на Земле, но можете подарить им дом на небе. Участвуйте в конкурсе! ".

На табло высветилось количество оставшихся мест. Огромное число 79 внушало страх, ведь всего месяц назад мест было 421. Все, кого знали Леонид и Виктория, подавали заявки, но никто не прошёл. Слишком высокие требования предъявлялись к участникам.

Увидев напряжение в лице мужа, Виктория ободряюще сказала:

– Не переживай, Лёня. Наш мальчик точно пройдёт. Мы для этого сделали всё, что могли.

Лёгкая запинка в голосе Виктории:

– Ну, а если нет, то и здесь прожить можно. Работы хватает, а он у нас умненький, не пропадёт.

Лёня нахмурился ещё больше:

– Боюсь, можем этот год не дотянуть. С востока снова идут кислотные дожди. После кислотных пойдут черные дожди, а после них уже пойдут паводки. И от этой глубиной отравы земля опять станет липкой тянущейся кашей. После паводков землю можно в шарик катать и, как резиновый мячик, пинать. Семена некуда будет приткнуть. Неурожай, опять цены взлетят.

Виктория легонько положила руки на стол:

– Не в первой. Надо будет подработку ещё одну возьмем, да вытянем. А если Миша здесь останется и подрастет, то будет помогать.

Леонид жестко прервал её:

– Молчи! Не хочу даже думать об этом.

Вечер закончился на тяжелом слове.

На утро выглаженный, побритый Леонид, держа одной рукой сына, вышагивал в сторону церкви. Район, в котором они жили, считался приличным. Во многих домах окна оставались целыми, стены и заборы разрисованы лениво и без особой вычурности, а подростки предпочитали пить, долбить дурь и спариваться в более маргинальных местах. Утром и днём можно ходить без опаски.

Местная церковь арендовала небольшое помещение в трёхэтажном здании по соседству с публичным домом, закрытым на реставрацию. Окна церкви затемнены и прикрыты антивандальными решётками. Не желая привлекать лишнее внимание, настоятель церкви опасался вывешивать иконы и вывески, по которым скрытую от посторонних церковь можно причислить к месту утраченной высокой культуры. Леонид крепче прижал мальчонку и быстро прошмыгнул к порогу. На стук дверь открыл седобородый и частично лысеющий настоятель. Лицо испещрили морщины, теряющиеся на фоне добрых глаз. Старческий прищур. Тело наполнено живостью, несмотря на заметные черты недоедания. Настоятель горячо поприветствовал вошедших и пригласил в небольшую залу для несения службы. Редкие блики света подчеркивали ценные углы и полотна затемнённого помещения. Сделано это было не столько с целью придания интимной обстановки и уединения, сколько (к стыду настоятеля), с целью экономии. От церковной роскоши давних времен не осталось и следа. Чаши и кубки отпечатаны из пластика и умело замаскированы под золото краской. Вместо рисованных полотен отпечатанные. Самодельное кадило содержало в себе аромат искусственного ладана, спрятанного в дозаторе. Настоятель с любовью и преданностью постарался воссоздать все, как было во время высокой морали. И, кажется, ни в одном городе не сыщется столь прекрасной работы.

Началась служба. Наличие вероисповедания у современного человека считается явлением редким и даже немного позорным. Поэтому прихожане образуют узкий круг хорошо знакомых приятелей. Обычно новых лиц не прибавляется. Однако сегодня, помимо старых знакомых в углу стояли новые лица. Трое подростков в модных лохмотьях во время службы хихикали и показывали рожицы друг другу. Настоятель продолжал читать, не замечая шалостей. Когда все закончилось, игумен лично прощался с каждым из прихожан. Улыбаясь, он подошёл к Леониду:

– Вы сегодня превосходно выглядите, Леонид Львович. И вы, юноша, как всегда опрятны и прилежны.

Леонид бросил оценивающий взгляд на подростков, фотографирующих иконы и искусственные свечи:

– Прилежности некоторым явно не хватает. Разгуливают здесь, как на улице.

Из утробы настоятеля вырвался легкий стон отчаяния:

– К сожалению, они прознали о нас. Я не мог грубо отказать тем, кто пришёл прямо к порогу.

– Хотите, я выпровожу их?

– Не стоит проявлять грубость. Умерьте пыл, Леонид Львович. К тому же они как раз идут к нам.

Трое подростков подошли к настоятелю. Все носили модные цветастые очки с маленькой красной лампочкой. Всё происходящие они снимали на камеру. Один из них насмешливо обратился к настоятелю:

– Скажи-ка мне, дядя, вот что. Ты же думаешь, что Бог типо живёт на небе, так?

Настоятель молча кивнул. Лицо старика скрючилось от неудовольствия. Он точно знал, что будет дальше, и лысеющая голова порядком утомилась такими диалогами. Подросток пустил легкий злорадный смешок и продолжил:

– А ты в курсе, что ракеты на небо летают туда-сюда? И не видели там никого! Понимаешь, старый? Или ты, тип, не веришь в ракеты?

Гости улыбнулись. Леонид сжал кулаки, закусывая губу. Игумен, сохраняя дружелюбный тон, ответил:

– Бог покинул свой дом на небе. Теперь его пристанище только в наших сердцах, молодые люди.

Заводилу раззадорил такой ответ. Старик казался ему несмышлёным глупцом. Чувствуя острое желание загнать в угол упертого деда, он выпалил:

– Дурачье ты! Твоего Бога ВЫДУМАЛИ! Понимаешь? Чтобы людей обманывать и в страхе держать. Чтобы рабов делать из свободных людей, понимаешь?

Эти слова пробили душу Леонида. Мешочек в сердце лопнул, изливая поток ненависти, подступающий к горлу. Отодвинув Мишу в сторону, Леонид подходит к незваным гостям ближе. Руки сжаты до хруста, зубы стучат, а сердце готово на непростительную ошибку. Однако настоятель, не обращая внимание на детскую грубость и сохраняя хладнокровие, возразил:

– Простите, ребятки, я вынужден не согласиться. Я, к примеру, чувствую себя свободным.

Подростки собирались внести ещё один словесный выпад, однако Леонид уже не мог терпеть:

– Молодые люди! Если вы пришли сюда, чтобы получить конфликт, то лучше покиньте помещение.

– Слышь, не с тобой разговор идет. Стой в сторонке.

Леонид, потеряв контроль над эмоциями, схватил паршивца за грудки и сильно тряхнул. Дивный пестрый наряд взвизгнул латексом, подпрыгнул пуговицами, заскрипел сапогами. Руки Леонида вздулись, готовые рвать и метать. Натянутая канатом вена проступила на шее. Он всех выкинет отсюда, покарает за святотатство. В благой ярости Леонид поднимает над полом тело подростка.

Лёгкий хлопок. Комнату наполнило жужжание моторчика вперемешку с электрическим треском. Тело Леонида, охваченное конвульсиями, свалилось на пол. Дрожащие руки крепко сжимали красивую розовую ткань, вырванную с костюма. Сложившись гусеницей, он дрожал, стучал зубами, пытаясь сдержать стоны на глазах испуганного сына. Миша бросился к папе, пытаясь понять, в чём дело.

Испуганный подросток в порванном костюме отшатнулся от тела, крепко сжимая электрический "пузер" одноразовый пистолет для самозащиты. Выпущенный заряд повалил противника, и теперь поверженному только и остается, что бороться со рвотными позывами.

Стоило телу Леонида коснуться пола, как настоятель немедленно выхватил из-под складок тёмного одеяния боевой двуствольный пистолет, прислоняя его ко лбу стрелявшего. Пыл подростков резко утих, а взятый на прицел завопил жалобным голоском:

– Не надо, Он же первый начал! Я вообще ничего не делал, только защищался.

Настоятель молчал. Леонид не выдержал конвульсий сжимающегося тела и выдавил содержимое желудка на пол. Миша, плача, ничем не мог помочь папе. Жалобный вопль продолжался:

– Я вообще сюда по делу пришел. Я хотел место взять для съемок! У меня и платить есть чем.

И парень достал из широких штанин пару жёлтых бумажек, стилизованных под старые американские банкноты.

– Вот, возьми бульбусы. Думаю, этого хватит, чтобы покрыть все неудобства.

Аромат бульуса разлетелся по залу, перебивая остальные запахи. Терпкие нотки выращенного в специальных теплицах жёлтого бульбуса пробирали до мурашек. Однако настоятель поморщился:

– Не интересует. Уходите.

Гости убежали, не прощаясь. Настоятель спрятал оружие, а пораженные увиденным прихожане бросились помогать Леониду и успокаивать Мишу.

Настоятель с грустью в голосе заключил:

– Чем ближе к технологиям, тем дальше от Бога.

Вскоре Леонид пришёл в чувства, умылся и, будучи сконфуженным и униженным, хотел поскорее уйти. На прощание настоятель сказал:

– Береги сына, Леонид. Славный мальчик, неиспорченный.

– Спасибо за добрые слова.

– Буду молиться за вас.

Леонид вместе с Мишей отправился на автобусную остановку. На скамейках расположилось пьяное спящее тело, пускающее слюни и ведущее беседы с самим собой. Встав поодаль, чтобы не вдыхать зловония жителя остановки, Леонид ощупал место попадания "пузера" Лиловое пятнышко на животе пульсировало. Миша с волнением спрашивал:

– Пап, сильно болит?

– Жжёт, но ничего, Мишенька. Боль – это хорошо. Боль учит.

Миша озадачено посмотрел в лицо отца:

– И чему же ты научился?

Леонид заправил рубашку, с легкой беззаботной улыбкой проговорил:

– Доверять старшим. Настоятель легко справился и без моей помощи.

Миша кивнул:

– Понял. Скажи, ты злишься на них? Они очень плохо поступили.

Леонид соврал:

– Не злюсь. И лучше не бери с меня пример. Нужно всегда быть добрым и не допускать, чтобы эмоции взяли вверх.

– Понятно.

Миша задумался. Из-за угла гусеницей вылез двусоставный, разрисованный ругательствами автобус, внешний вид которого нагло и безвкусно слизан с модели устаревшего электропоезда. В общественный транспорт в целях экономии заливают отходы нефтепродуктов, горящий мусор и пластик. Запах и дым, извергаемый таким монстром, въедается в одежду, коптит руки и лицо. Однако дешевле транспорта нет. Достав из кармана маленький зеленый бульбус, Леонид вставляет его в приемник, открывая дверь. По утру салон пуст, и запах едкой чистящей химии ещё глушит букет затхлости и мочи. Автобус, попыхивая уставшим мотором, медленно разгоняется, держа путь из тихого спального района в городской центр.

Бараки и кирпичные сосиски высотою в три этажа постепенно сменяются монструозными бетонными многоэтажками. Вскоре автобус погружается в лабиринты жилищных исполинов, стараясь проехать опасные районы на максимальной скорости, минуя остановки. Многоэтажки раньше считались приличным жильем. Но чем меньше власть обращала внимания на проблемы, чем меньше рамок и ограничений соблюдалось, тем больше понимали: жить под одной крышей с сотней маргиналов, уродов и бандитов небезопасно. Постепенно этажи пустели, крошились под гнетом разъедающих осадков и в конце концов стали бесплатным пристанищем для всех люмпенов города.

В окне автобуса стеной тянулись обесточенные облезлые строения центрального района. Звук мотора и дым привлекал внимание, и десятки немытых заросших лиц выглядывали из щелей и обломков. Дабы избежать нападения, Леонид спрятал Мишу под сиденье, а сам пригнулся и одним глазком поглядывал на обстановку за бортом. На пустой автобус нападать, скорее всего, не станут.

В глубинах городских развилок слышались хлопки. Наверное, перестрелка. Унылые пейзажи напомнили Леониду, как в детстве папа рассказывал истории про прапрадеда, гнувшего спину десятки лет и погрязшего в долгах, чтобы жить в таком месте. Будучи маленьким, Леонид не мог в это поверить. Это раньше тут могли жить, а сейчас только выживать. Все превратилось в муравейник. Люди греются от костра, дерутся за чистую воду. Ночью банды устраивают разборки, оставляя горы трупов и искалеченных тел. Брошенные в каменных джунглях дети раздевают стариков и немощных до гола, отбирая одежду. Безумие, необъятное человеческое безумие захлестнуло эти стены, в которых копошатся личинки, по ошибке называемые людьми.

Автобус надрывался, пробивая черту максимальной скорости. Даже бездушному куску железа было не по себе в таком месте. Резкий и глухой удар пришёлся по крыше автобуса. Леонид прижал Мишу к себе, прикрывая уши. За первым ударом последовал второй и третий.

Подростки находили забавным кидаться с этажей бетонными обломками на крышу. Мощные удары гнули железо, как пластилин. Датчики старого автобуса не следили за состоянием крыши, поэтому никак не реагировали на повреждения и продолжали ехать вперед. Машинный интеллект, направляющий колеса на камнепад, не видел угрозы, чем и пользовались дети.

С побитой головой автобус вылетел из опасного района, сбавив темп в спокойном, "вымершем" квартале. Дверь отворилась, и Леонид выскочил из автобуса, держа Мишу как можно ближе. До центра отбора оставалось метров триста, и они побежали. Глаза бегло и с опаской оглядывали вымершие этажи, просматривали окна. На перекрестке бушевала массовая драка, и, судя по окровавленным плакатам, она выросла из митинга, закономерно перейдя в месиво. Испуганные сапоги унесли героев поодаль от такого мероприятия, к стенам центра.

Под стенами важного здания посторонних не наблюдалось. Вооруженная охрана, камеры и датчики на стенах. Дозорные с любопытством разглядывали бойню в смотровые приборы. На пропускном пункте солдат зевнул в лицо Леониду, проверил входные списки, случайно плюнул на свой сапог и неохотно впустил гражданских на охраняемую территорию.

В лабиринте коридоров, дверей и поворотов они привычно находят нужный кабинет. Доктор и медсестра уже ждали визита. Доктор был полноват, имел наливные щечки и сладкую улыбку. Пленяющий тембр образованного человека приветствовал вошедших:

– Здравствуйте, Леонид Львович. И вы, Михаил Леонидович, проходите, пожалуйста. Судя по аромату жжённой резины, который шлейфом тянется за вами, вы опять пользовались общественным транспортом.

– Прошу простить за неудобства.

Доктор учтиво промолчал и не стал дальше развивать неудобную тему. Посетители зашли и присели на стульчик. Доктор проговорил:

– Михаил Леонидович, пройдите, пожалуйста, с этой тётей (он указал на медсестру) в 108 кабинет. А я пока поговорю с папой.

Миша кивнул и ушел, а Леонид заметно напрягся в ожидании. Доктор рассматривал анализы:

– Я получил результаты анализов. У вашего сына есть небольшие проблемы с легкими. Так же имеется дистрофия, нехватка витаминов. Ну и ухудшенное обоняние, само собой.

Доктор умолк, внимательно перечитывая. Перелистывая экран, он бубнил какую-то веселую мелодию. От перечисленных проблем у Леонида закружилась голова. Обмякнув на стуле, он спросил:

– Док. Так это значит?

Доктор отвлекся от напева и улыбнулся ещё пуще:

– Леонид Львович, у вашего сына превосходные результаты. Давно не видел таких физических и умственных показателей у ребенка.

Леонид подскочил:

– Как же так? Превосходные?

– Проблемы вашего дорогого сына поправимы. К тому же у каждого соискателя встречаются подобные заболевания и отклонения. Все-таки специфика земной жизни оставляет свой след на здоровье. Поэтому на такие мелочи мы уже не обращаем внимания. Но у Михаила нет умственных отклонений, психозов и патологий. Он психически здоровый человек! Удивительно.