Комната правды

* * *

В итоге меня не выгоняют. Мать, у которой на мгновение, казалось, кровь прилила к голове, больше не просит меня уйти. Похоже, слова Ю заставили ее передумать.

Настроение паршивое, но топтаться на месте времени нет.

– Что ж… Простите, не хочу наступать на больную мозоль, но могу ли я взглянуть на результаты пробного экзамена?

Мать с сыном переглядываются.

– Хотелось бы увидеть какие-то материалы, чтобы понять динамику успеваемости.

– Где же они могут быть?.. – Мать смотрит в потолок, подперев подбородок рукой. – Пойду поищу. Ю, иди за мной.

Они вместе выходят из гостиной. Сразу же слышится хлопанье дверей. Похоже, они обыскивают дом вдоль и поперек, и от этого мне немного не по себе. Табель с оценками – один из главных документов экзаменуемого. Как можно не знать, где он лежит? Неужели, чтобы его найти, надо перевернуть весь дом? И что тогда зарыто в гигантской куче бумаг на столе?

Я перевожу взгляд на стопку бумаг. В самом низу корешком ко мне лежит книга, похожая на учебник для подготовительных курсов. Присмотревшись, я понимаю, что это Nichinoken[4]. Видимо, туда Ю и ходит. Хотя прямо они об этом не сказали, это определенно так. Над учебником торчит лист бумаги, похожий на табель успеваемости. «Так вот же он!» Я подцепляю его и легонько тяну. Только бы не порвать! Я тяну медленно и осторожно. Наконец появляются слова «Открытый пробный экзамен для учеников 5-го класса начальной школы, август». Получается, это прошлогодний? Я тут же убираю пальцы.

В этот момент мать и сын возвращаются в комнату.

– Простите, не помню, куда положила, не могу найти… У меня такой бардак!

– Вот как?

И все-таки странно. Если подумать, она ведь связалась с нами из-за плохих результатов пробного экзамена в сентябре. А теперь не может найти сентябрьский табель? Он должен быть чуть ли не первым, что мне захотели бы показать: «Вы только посмотрите на это!»

Мы продолжаем бессмысленное общение. В какие дни недели Ю посещает дополнительные курсы, как занимается дома в те дни, когда курсов нет, что делает в выходные и праздники… Ни на один вопрос я не получаю четкого ответа. Ю по-прежнему молчит, а его мать все повторяет что-то вроде «попытаюсь припомнить», «этим у нас занимается муж», «почему мама должна за тебя отвечать?», «ответь самостоятельно». Все, что я понял, – это что мать легко выходит из себя и что Ю ее боится, только эти две вещи. Мы явно не на той стадии, чтобы объяснять им преимущества частного репетитора. До этого пока далеко.

– Простите, могу я воспользоваться уборной?

Мне не выдержать этой двойной блокады. Нужно сменить обстановку. С этой мыслью я привстаю с места.

– Стойте! Нельзя!

Мать вскакивает с таким громким криком, что стопка бумаг на столе разлетается в разные стороны.

– Нельзя, подождите, прошу вас!

Опешив, я в растерянности сажусь.

– В чем дело?

В просьбе воспользоваться туалетом нет ничего бестактного. Тогда откуда такой протест? К тому же мать еще и выглядит странно. Глаза налились кровью, тяжело дышит…

Придя в себя, она садится на место, виновато глядя в пол.

– Простите… Я так резко закричала…

– Да нет, ничего…

– Я забыла, что туалет забился и сломался. Подумала, если не предупрежу вас, вы воспользуетесь им, выйдет нехорошо, вот и…

– В самом деле?

– Если вам очень-очень нужно, рядом есть парк.

– Не настолько, всё в порядке.

Позывы к мочеиспусканию я выдержу. Чего мне точно не вынести, так это странного дискомфорта, которым полнится этот дом.

Вернув на стол разлетевшиеся по полу документы, я решаю приступить к пробному занятию. Его цель – не только оценить способности ребенка, о которых невозможно судить по одному лишь табелю успеваемости, но и чтобы семья получила представление о том, как проходят занятия. Если ребенок подумает: «Ух ты, не ожидал, что это так интересно!» – это сильно приблизит нас к подписанию контракта. Любой родитель поддержит своего ребенка, когда тот мотивирован на учебу.

– Ну что ж, приступим. Где ты обычно занимаешься, Ю-кун?

– В своей комнате…

Ю указывает на второй этаж, но мать прерывает его:

– Нет, господин Катагири. Занимайтесь, пожалуйста, здесь. Я тоже хочу посмотреть, как проходят занятия.

– Понимаю, но тогда не получится реальной атмосферы занятий.

– Занимайтесь, пожалуйста, здесь, – повторяет она с безапелляционным нажимом в голосе.

Но и я просто так не сдамся.

– Ю-кун, тебе будет сложно заниматься под наблюдением мамы, не так ли?

Ю несколько раз кивает, но мать гнет свою линию:

– Родители решают, подписывать контракт или нет. Сегодня вы будете заниматься в моем присутствии.

Непреклонная позиция. Железная воля. Очень сложно вести занятие в присутствии матери, но против такого упрямства не попрешь. Если она снова попросит меня уйти, на этот раз мне и правда останется только попрощаться.

– Хорошо. Что ж, сегодня позанимаемся здесь.

При этих словах плечи Ю поникают. Похоже, он ожидал, что сможет хоть ненадолго избавиться от присутствия матери. Берет в руку механический карандаш.

Я снова сажусь на стул и дружески ему улыбаюсь.

– Кстати, Ю-кун, ты любишь гулять?

Перед началом занятий желательно «растопить лед». Поговорить о чем-то кроме учебы, чтобы ученик немного расслабился.

– По дороге сюда я видел парк.

– Угу…

– Что любишь делать на улице?

– Играть в футбол, бейсбол. С ребятами из школы.

– Ого! А в какую секцию планируешь записаться в средней школе?

Болтая ни о чем, я достаю из портфеля распечатки с заданиями. Три задачи по математике, от простой к более сложным.

– Ну ладно. Итак, для начала попробуй решить первую задачу. Подсказок не будет!

Классическая задачка. Есть два вида монет: 100 и 50 иен. Известна общая сумма и общее количество монет. Сколько монет каждого номинала есть? Если шестиклассник в октябре не может решить такую задачу, это красный флаг. Плавно движется механический карандаш, мать искоса наблюдает, я молча сижу перед ними. Комната наполнена странным напряжением.

Наконец карандаш останавливается. Я смотрю в бланк. Вычисления обрываются на середине.

– Похоже, ответ пока не готов.

Если допустить, что все монеты имеют номинал 100 иен, то общая сумма будет на 250 иен больше. Делим ее на разницу между 100 и 50 иенами – и получаем результат.

– Ну, в чем у тебя затруднение?

Механический карандаш в руке Ю неподвижен, словно его заморозили.

– Что тут непонятного? – раздражается мать. – Это же проще простого! Смотри, двести пятьдесят…

– Остановись, мама.

Голос звучит неожиданно громко. Мать, пытавшаяся вырвать механический карандаш из пальцев Ю, изумленно таращит глаза.

– Ты мне мешаешь…

– Ю-кун впервые занимается с репетитором. Да еще и под пристальным наблюдением мамы. Думаю, он просто перенервничал. В обычных условиях он бы справился, а сейчас такая же задача может не получаться. Пожалуйста, не давите на него и не ругайте.

Щеки матери дрожат – видимо, от гнева, – но она ничего не говорит.

Я снова заглядываю в записи Ю. Несмотря на замешательство, он уже дал ответ.

– Хм… Почему столько? Почему ты так думаешь?..

На листке крупно написано: «110 иен». В задаче требуется вычислить количество монет, а поскольку в условиях фигурируют только два типа монет, 100 и 50 иен, в разряде десятков никак не может взяться единица.

Я не понимаю, что происходит, и мне ничего не остается, как объяснить все с самого начала.

– …Вот так. Что получится, если разделить двести пятьдесят на пятьдесят, то есть на разницу между ста и пятьюдесятью иенами?

– Пять монет по пятьдесят иен?

– Верно! Видишь, у тебя все получается…

Какое там «получается»! Как можно не справиться с задачей такого уровня, если метишь в «большую тройку»? Не представляю, как они вообще пришли к этой мысли.

– Давай перейдем ко второй задаче…

С сомнением перехожу к следующему заданию. Чуть более сложная задача на определение времени, необходимого для выполнения работы в разных условиях. Если б Таро выполнял эту работу в одиночку, она заняла бы 36 дней, а если б Дзиро и Ханако выполняли ее вместе, им потребовалось бы 12 дней. Затем предлагается еще несколько условий и вопрос: сколько дней потребуется Ханако, чтобы самостоятельно выполнить эту работу? Есть несколько вариантов решения этой задачи, но классический способ состоит в том, чтобы принять всю работу за единицу. Тогда Таро сможет выполнить одну тридцать шестую часть работы за один день.

– Готово.

Ю откладывает механический карандаш. Я всматриваюсь в ответ и снова не верю своим глазам.

На листке крупно написано: «110 дней». В его расчетах нет никаких промежуточных вычислений. Просто цифры, внезапно возникшие на бумаге.

– Это еще что? Что за халтура! – Мать все-таки взрывается и бьет рукой по столу. – Делай как следует!

Но Ю это не смущает, он продолжает пристально смотреть на меня. Как и прежде, словно призывая к чему-то…

Не обращая внимания на истерические крики матери, я ломаю голову. Что это значит? Что он хочет мне сказать? Не понимаю. Не представляю. Просто цифры без всякого контекста. Однако мне кажется, что думать об этом – пустая трата времени.

– Как бы тебе объяснить?..

Отчаявшись, я собираюсь объяснить задачу, но случайно бросаю взгляд на стопку бумаг. Я собрал их после того, как они разлетелась, когда речь зашла об уборной. Порядок документов изменился, и теперь сверху оказался «Открытый пробный экзамен для учеников 5-го класса начальной школы, август». Вот и результаты. Пусть и годовой давности – все равно это информативно. Стандартизированный балл по родному языку (его любимый предмет) – 63. Неплохо. По математике – 49. Напиши он везде ответ «110», оценка была бы хуже.

И тут мой взгляд замирает на одной из строчек. Я не сразу понимаю смысл написанного. Меня охватывает смятение, сердце бьется быстрее.

Что это значит?..

В следующее мгновение по спине пробегает холодок, меня осеняет.

Как по мановению, все «странности», словно стоп-кадры, выстраиваются в ясную последовательность. Нестыковки в беседе, множество непонятных, неожиданных реакций, гнев матери на молчание сына, умоляющий взгляд Ю, туалет, в который нельзя пойти, разбитая ваза, резиновые перчатки, которые никогда не снимаются, и, наконец, упорный ответ Ю «110»…

Боже, неужели…

Я намеренно задеваю локтем чашку и опрокидываю ее на стол.

– Ох, извините!

Мать суетится. На столе разливается чайное море.

Искоса поглядывая на нее, я незаметно осматриваю подошвы своих тапочек.

Это же…

На лбу выступает пот, руки начинают трястись. На белой подошве заметны бледные пятна крови. Я достаю под столом смартфон и захожу в чат. Мать уходит в кухню за полотенцем. Сейчас или никогда! С помощью флик-клавиатуры[5] быстро набираю текст и посылаю Миядзоно отчаянный сигнал бедствия: «Помогите! Мать ненастоящая! Вызовите полицию к Яно!»

* * *

– Всё благодаря вам, господин Катагири! Большое вам спасибо!

Для встречи было выбрано кафе в Синдзюку. Я сажусь, мужчина напротив благодарит меня и кланяется. Яно Синъити, 42 года. Сотрудник крупной компании по производству бытовой техники, муж Яно Мари – домохозяйки, убитой в Син-Юригаоке. Сегодня он расскажет мне все подробности этого преступления.

– Я тут ни при чем…

– Конечно, рано или поздно дело раскрыли бы. Но то, что Кацураду поймали так быстро, несомненно, ваша заслуга, господин Катагири.

Яно Синъити имеет в виду Кацураду Кейко, которая убила Яно Мари – и которую я все это время принимал за мать Ю.

Все расставил на свои места «Открытый пробный экзамен для учеников 5-го класса начальной школы, август». Я прочитал на нем имя «Яно Харука» и все понял. Женщина передо мной – ненастоящая мать мальчика. Это другой человек, она притворилась его матерью. Ведь мать не позволит называть своего ребенка неправильным именем.

«Тебя зовут Ю?» Благодаря своей сообразительности он кивнул в ответ. Если б она поправила меня: «Его имя читается Харука», – я, возможно, так ничего бы и не заметил.

Оглядываясь назад, я могу объяснить все его странные поступки. Он упорно молчал в ответ на мои вопросы – вероятно, чтобы заставить Кацураду сболтнуть лишнее. А число «110», которое он постоянно писал, было просьбой позвонить в полицию.

– Полгода назад супруги Кацурада переехали в соседний дом. И у жены начались проблемы с соседкой, – запинаясь, объясняет Синъити. – В тот день они поссорились из-за мусора. Тогда-то все и случилось.

Кацурада вынесла пищевой мусор. Жена Синъити, Мари, принялась ее бранить, поскольку выбрасывать этот вид мусора в это время дня запрещено. К тому же в последнее время мусор не сортируется как следует, и виновата в этом Кацурада. «Покажи-ка мне свой пакет! Небось там пластиковые бутылки!» Они стали толкать друг друга. Пакет порвался, содержимое вывалилось наружу. Вот откуда взялся мусор на дорожке перед домом.

– Судя по всему, Кацурада подбежала к моей жене, когда та собиралась войти в дом: «Прекрати, сил нет терпеть!» Проигнорировав ее, жена открыла дверь. Тогда Кацурада ворвалась за ней. Не знаю точно, что произошло дальше. Наверное, жена сказала Кацураде что-то обидное, насмехалась, что у той нет детей. А потом… – Синъити прикусывает губу. – В приступе ярости Кацурада ударила жену по голове вазой, стоявшей в гостиной, а затем воткнула осколок вазы ей в грудь.

К несчастью, в этот момент Харука вернулся домой и попал прямо в эпицентр чудовищной трагедии. К тому моменту его мать была уже мертва. При виде мальчика Кацурада закричала. Именно ее вопль я тогда услышал. Хотя кричать было впору Харуке. Невозможно представить, что творилось у него в душе, когда он увидел свою мать в таком состоянии.

– И тут пришли вы, господин Катагири. Сначала Кацурада хотела сделать вид, что в доме никого нет. Но когда увидела на мониторе, что вы собираетесь кому-то позвонить, занервничала. А что, если у вас назначена встреча? Если никто не выйдет, это будет подозрительно… Боясь разоблачения, Кацурада решила притвориться Мари.

«Прошу прощения, господин Катагири! Вы у нас впервые?» За этим вопросом скрывался мотив. Если я здесь впервые, меня легко обмануть. Убедившись в этом, Кацурада решила привести в порядок место убийства за те двадцать минут, что я ждал. Спрятала тело в туалете, убрала осколки, отмыла пол от крови. Велела Харуке убрать все семейные фотографии из гостиной, надела фартук, чтобы скрыть окровавленную одежду. Резиновые перчатки понадобились, потому что она не успела смыть кровь с рук и чтобы не оставлять отпечатки пальцев. Чудовищная история, от которой мороз идет по коже, но самое ужасное то, что Харука вынужден был ей помогать.

«Попробуешь сбежать или дернуться – станешь следующим», – под страхом этой угрозы Харука вместе с Кацурадой прятал тело и собственными руками избавлялся от семейных фотографий. Наконец она велела ему вымыться, чтобы смыть кровь. Вот почему он выглядел так, словно только что вышел из душа. Наверное, он мог бы сбежать. Однако, окажись я на месте Харуки, думаю, тоже подчинился бы. Всему виной всепоглощающий страх и отчаяние.

«Не уходите, господин Катагири! Расскажите подробнее о “Домашнем репетиторе”…» Должно быть, ему потребовалось большое мужество, чтобы удержать меня в тот момент.

Дальше события развивались следующим образом. Кацурада никак не отреагировала, когда я сказал, что окончил школу «Адзабу». Соврала, что сообщила по телефону название подготовительных курсов, и попыталась выгнать меня под этим предлогом. Пошла на поиски табеля и не смогла его найти. Отчаянно пыталась помешать мне зайти в уборную. Не позволила остаться наедине с Харукой во время пробного занятия. Все это легко объяснить, зная, что Кацурада притворилась матерью, опасаясь разоблачения.

* * *

Закончив свой рассказ, Синъити смотрит в окно.

Я беру чашку с кофе и откидываюсь на спинку стула.

Вот и вся истина. Произошла трагедия, и теперь я знаю, чем она закончилась.

Так думаю я в этот момент.

– В этом деле есть еще кое-что, о чем вы не знаете, господин Катагири…

Я было расслабился, но теперь опять настораживаюсь.

– Что вы имеете в виду?

– Я пригласил вас сюда сегодня, так как подумал, что должен вам об этом рассказать.

Сердце бьется сильнее, я потею.

Повисает напряженное молчание. Проходит некоторое время, прежде чем Синъити говорит:

– На самом деле в тот момент в доме не было никого из членов моей семьи.

Я не верю своим ушам. О чем это он?

– Что? О чем вы говорите?

– Наш Харука умер полгода назад.

– А?

– Когда он возвращался из школы, его на перекрестке сбил грузовик, который проехал на красный свет. Мальчик погиб мгновенно.

В памяти тут же возникает образ запыленного велосипедного седла, потерявшего своего хозяина. Значит, причина не в том, что мальчик слишком занят подготовкой к экзаменам…

– Ничего себе!..

– Тогда у жены и начались странности.

«Наш ребенок не умер. Он и сейчас живет с нами», – Мари продолжала в это верить. Каждое утро она готовила ланч-бокс для Харуки, стирала одежду и нижнее белье, которые никто не носил, ставила к ужину три тарелки. Она даже ходила в школу на открытые уроки.

Примерно в тот же период начались и проблемы с соседями. Не сосчитать, сколько раз она ссорилась с Кацурадой. Кричала, что у нее пылесос слишком громко шумит, мешает сыну готовиться к экзаменам, требовала немедленно выключить его. Супруги Кацурада въехали в соседний дом как раз в тот период, когда Мари начала терять рассудок. Можно лишь сказать, что им не повезло.

В общем, жена продолжала вести себя так, будто Харука жив. Думаю, и в ваше агентство она обратилась по той же причине.

«Облажался на пробном государственном экзамене в сентябре, и родители решили подсобить парню», – так мне сказал Миядзоно.

– Мы и похороны-то толком не устраивали, поэтому неудивительно, что соседи об этом не знали. Тем более что супруги Кацурада переехали сюда лишь полгода назад. Они ни разу не видели Харуку. Вот почему, когда он внезапно появился на пороге, она предположила, что это он и есть…

Синъити что-то достает. Это семейная фотография. Белокожий мальчик в очках застенчиво стоит между родителями. Довольно длинные черные шелковистые волосы закрывают уши. Как ни посмотри, это совсем не тот «Харука», с которым встретился я.

– Тогда кто этот мальчик?

Прошло слишком мало времени, чтобы я мог все осмыслить, но этот вопрос напросился сам собой.

– Просто мальчик из нашего района. Так сказала полиция. Он шестиклассник, а значит, ровесник Харуки.

Я припоминаю несколько эпизодов.

Во-первых, когда я просил его сыграть на фортепиано, он решительно отказался. Я списал это на трудности переходного возраста, но выходит, дело не в этом. Он не умеет играть – вот почему так яростно отказался. Он знал, какие хаос и безумие, какие зверства могут его ожидать, если откроется «подмена», на которой держалось хрупкое «спокойствие»…

Затем, решив немного «растопить лед» перед пробным занятием, я спросил его, любит ли он гулять в соседнем парке. Он ответил, что играет там в футбол и бейсбол с ребятами из школы. Я тогда не обратил на это внимания, но Харука учился в токийской частной школе, а не в местной государственной. Конечно, по соседству наверняка живут друзья его детства; может быть, с ними он гулял в парке. Однако маловероятно, что ребята из этих двух школ живут настолько близко, что могут вместе играть в футбол или бейсбол. Это единственная ошибка, которую допустил мальчик.

Наконец, когда я спросил об отце, который работает за границей: «Ваш муж, который сейчас работает за границей, знает, по какому вопросу вы к нам обратились?» – лицо мальчика напряглось, он сжался. Тогда я не понял причину, но теперь все встало на свои места. Вероятно, он стал надеяться, что если разговор продлится достаточно долго, «отец» обязательно вернется. И тут он узнал, что глава семьи не придет. Вот почему после этого он набрался смелости, чтобы меня удержать: «Не уходите, господин Катагири! Расскажите подробнее о “Домашнем репетиторе”…»

Я сижу перед Синъити, слушая его мрачный рассказ, и не могу подобрать слов.

– К моему удивлению, он оказался опытным воришкой.

На ум приходит еще одно воспоминание. Плакат на городской доске объявлений об увеличении количества случаев краж со взломом и слегка приоткрытая задняя дверь. И заголовок еженедельника в вагоне поезда: «Преступником оказался шестиклассник!»

– Он пробрался через черный ход и случайно оказался на месте преступления. Более того, убийца по ошибке приняла его за сына хозяев дома. Одно неверное слово – и он стал бы следующим. В той ситуации он решил подчиниться и выждать удобный момент. Говорят, он мгновенно принял это решение.

– Выходит, когда я спросил его: «Тебя зовут Ю?», он…

– Неизвестно, знает ли он имя моего сына. Но как минимум сделал лучшее, что мог в этой ситуации.

«Не стоит недооценивать их, считая детьми».

«Шестиклассники взрослее, чем мы думаем».

Миядзоно считает, что в хладнокровной оценке ситуации они не уступают взрослым.

– Как правило, такие обстоятельства не вызывают подозрений. Разве вы станете сомневаться, что тот, кто находится перед вами, действительно живет в этом доме?..

* * *

Позже в тот же день мой смартфон вибрирует, сообщая, что пришло новое письмо. Я касаюсь экрана. Письмо от Миядзоно: «Синохара Юки, 12 лет, предпочтительная дата собеседования…»

Не дочитав до конца, я отвечаю: «Сначала напишите, как читается имя. А потом поговорим».

Разовая встреча

В общем, я пытаюсь «взять блюдо навынос».

Разумеется, я имею в виду не бургер-сет из фастфуда и не ланч-бокс из закусочной, где недавно появилось меню навынос.

Конечно же, я о девушке.

Все-таки мужчины – глупцы. Если уж мы заходим так далеко, то все средства становятся хороши. Счет в ресторане крафтового пива, сумма в баре, плата за такси – сколько бы денег, времени и усилий ни требовалось для достижения цели, все это необходимая часть процесса, неизбежная жертва. Все ради того, чтобы договориться.

– Ах, я слишком много выпила!

Не знаю, в курсе ли Мана об этой мужской черте, но как только мы выходим из такси, она берет меня под руку. Конец сентября, холодает. На часах полвторого ночи.

Спящий жилой квартал напоминает другой мир. Короткий просвет покоя и надежды на завтрашний день (или тоски) льется с ночного неба и медленно, словно морской снег[6], заполняет квартал. На абиссальном морском дне только я и девушка, больше никого.

Чем же я занимаюсь в свои годы…

Тридцать два года, холост. Так думает она, хотя на самом деле мне сорок два, и у меня есть жена и ребенок. «Проклятие!» – мысленно ругаюсь я, и в памяти всплывает лицо дочери. «Любимая моя Миюки, прости своего папу! Конечно, я знаю, что поступаю плохо, правда-правда. Но если дошел до этой точки, назад уже не повернуть. Придется съесть весь комплексный обед. Любимая моя Миюки, прости своего папу…»

Сколько бы я ни повторял это мысленно, моя просьба о прощении никогда не будет ею услышана. Чтобы сгладить вину, я спрашиваю Ману, не купить ли ей воды.

– Не надо, мы почти пришли.

– А, да?

И тут до меня доходит. Она только притворяется пьяной, а сама совершенно трезва. С чего я это взял? Когда мы вышли из такси, на ее лице мелькнуло выражение, от которого у меня мороз пробежал по коже, – таким оно было холодным.

– Слушай, а сколько раз ты это делал?

Повиснув на моей руке, Мана смотрит на меня таким томным взглядом, что недавняя «маска театра Но» на ее лице тут же кажется моей выдумкой. Под словом «это» она, вероятно, имеет в виду «проводишь ночь с женщиной, которую только сегодня встретил на сайте знакомств». Отвечу, что впервые, – нагло совру, а скажу, что больше сотни раз, – будет ребячеством, поэтому отвечаю честно:

– Кажется, это седьмой раз.

– Ты что, считаешь?

Играя с огнем, она наклоняется ближе и прижимается ко мне своей пышной грудью. В этом столько хитрости, что мне кажется, будто она презрительно насмехается надо мной: «Мужчинам ведь это нравится!» Я чувствую усталость. Интересно, что сказали бы ее родители, если б увидели своего ребенка в таком неприглядном виде? Мысль о том, что моя любимая Миюки тоже путается с каким-нибудь мужиком, настолько отвратительна, что меня начинает тошнить.

Свернув с главной дороги в переулок и пройдя еще секунд тридцать, Мана останавливается. «Пришли, нам сюда», – указывает она на небольшое аккуратное здание. Современный дизайнерский кондоминиум. Пять этажей, значит, не больше тридцати квартир. Элегантный застекленный подъезд. Судя по всему, дом достаточно новый. Элитное жилье одинокой офисной леди чуть за двадцать.